Серьезное изучение древневосточной истории началось лишь в первой половине XIX в. с успехами ближневосточной археологии и дешифровкой египетских иероглифов и месопотамской клинописи. К этому времени в европейской литературе уже сложилось представление об особом пути развития восточных обществ, опиравшееся на материалы средневекового и нового Китая, частью Индии. Именно он лег в основу концепций Ш. Монтескье и Г. Гегеля, представлявших Восток как особое застойное общество.
Сравнение постепенно вырисовывавшихся древнеегипетского, ассирийского, вавилонского обществ с европейской античностью Греции и Рима еще более укрепляло историков в этом мнении. В древней истории Европы отчетливо просматривался республиканский строй, демократия, активная личность античного гражданина, динамичность развития. Одновременно исследователи уделяли большое внимание рабству, широко распространенному в Древней Греции и в Риме. В немалой степени это внимание определялось аболиционистским движением в США, некоторые идеологи которого пытались видеть в судьбе Древнего Рима прямое предупреждение современному рабовладельческому обществу. Поэтому для литературы XIX в. общим местом были представления о том, что античность — это рабовладельческий строй, экономическую основу процветания древнегреческих государств и Рима составлял труд рабов, эксплуатация рабов принимала наиболее жестокие формы, рабы были отделены от свободных резкой экономической и социальной гранью.
Древневосточный же материал рисовал совсем иную картину общества: крупные дворцы и храмовые комплексы, мощная деспотическая власть правителей, резко противостоявших основной массе трудящегося населения. На Востоке не просматривалось и намека на демократию, обеспеченность прав личности, его культура была резко отлична от античной. Зато прослеживались явные параллели в культуре и общественном строе древнего и средневекового Востока. Естественно, что по крохам поступавший материал осмыслялся в русле уже сложившихся теоретических установок об отсутствии динамики и застойности Востока.
Внимание в это же время европейских ученых к общинному строю и вышедшие работы А. Гакстгаузена и Г. Маурера об общине дали возможность высказать предположения, объясняющие застойность восточного общества. Зависимая община, существовавшая в Китае, Индии и других странах Востока в средние века, была встречена здесь европейскими колонизаторами и в новое время. Ориентированная только на самовоспроизводство, она выглядела очень логичной социальной ячейкой противного динамике общества. Поэтому общинный строй с его ограниченным развитием ремесленного производства, патриархальностью быта, слабой дифференцированностью личности и другими характерными чертами стал рассматриваться в качестве основы восточного деспотизма, сознательно поддерживавшего этот строй в состоянии стагнации.
Таким образом, представление об особом общественном строе на Востоке стало достоянием науки. В таком виде оно вошло в вызревшие к этому времени концепции, осмыслявшие исторический путь человечества. Во второй половине XIX — начале XX вв. в социологии наиболее популярными были концепции К. Бюхера и Э. Мейера. К. Бюхер резко разделял промышленное капиталистическое общество и докапиталистические традиционные, ориентированные не на расширенное воспроизводство, а на самообеспечение. Поэтому он сближал рабовладельческие и феодальные общества Европы, как имевшие сходную экономическую основу. Эта идея нашла крайнее выражение у М. Вебера, отрицавшего рабовладельческий строй в античности. Для Вебера все докапиталистические общества были феодальными. Восточные же общества в рамках такого взгляда на историю рассматривались как особый азиатский строй, параллельный европейскому, но не ведущий к капитализму.
Иных взглядов придерживался крупный специалист по древней истории Эд. Мейер, резко противопоставлявший рабовладельческое и феодальное общества. Античное рабовладельческое общество с его динамизмом, активностью, богатством, развитием торговли он сближал с современным буржуазным обществом. На этой основе выросла его знаменитая «теория цикличности», напоминающая современному читателю ленинское представление о спиралевидном развитии истории. Согласно «теории цикличности» человечество в своем развитии прошло два цикла, состоящих каждый из трех ступеней: первобытность — феодализм —капитализм. Первый цикл относится к древности: первобытность породила древневосточные государства (восточный феодализм), а их сменили античные Греция и Рим (античный капитализм). Второй цикл проходит современная цивилизация: носителями первобытности в нем германцы, разрушившие Римскую империю, их строй породил европейский феодализм, из которого вырос современный капитализм.
Таким образом, историческая наука конца XIX — начала XX вв. оставила в наследство рождавшейся в 20-30-х гг. советской марксистской науке два представления о Древнем Востоке. Согласно первому из них на Древнем Востоке сформировался отличный от европейского азиатский путь развития. В соответствии со вторым — на Древнем Востоке имел место феодализм, пусть и в несколько иных Формах, чем в Европе. В период становления советской науки очевидной была необходимость уточнить ход развития всемирной истории. Этому была посвящена целая полоса социологических дискуссий 1925-1935 гг. В их ходе особое внимание уделялось Востоку, где наблюдался подъем национально-освободительных движений. Его кульминацией стала революция в Китае 1925-27 гг. Первые работы советских историков были написаны в русле прежних представлений о феодализме на Востоке (Н.М. Никольский) и особом пути развития (Е.С. Варга). Важным аргументом в спорах историков и социологов были идеи классиков марксизма. Обратившиеся к работам К. Маркса, специалисты обнаружили целый комплекс высказываний об азиатском способе производства, написанных в русле представлений об особом пути развития восточных обществ. Идея специфики азиатского способа производства стала особенно популярной в связи с отходом гоминьдана от революции и переворотом Чан Кай-ши в 1927 г., поставившим вопрос о путях развития китайского общества.
До 1928 г. дискуссия о путях развития восточных обществ развивалась как сопоставление концепций феодализма и азиатского способа производства. В 1929 г. впервые была опубликована лекция В.И. Ленина «О государстве», стимулировавшая обсуждение марксистских принципов периодизации всемирной истории. Оформлялось содержание понятий «способ производства» и «общественно-экономическая формация». Ленин не упоминал азиатского способа производства. Означало ли это, что и для восточной древности был характерен рабовладельческий строй? Основой ленинской лекции была работа Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В ней также автор не касался азиатского общества. Как же классики понимали его место в истории?
Историки разделились. Часть осталась на прежних позициях. И вышедший в 1933 г. первый школьный учебник древней истории, написанный Н.М. Никольским, исходил из представления о феодализме на Востоке. Другие, особенно ориентировавшиеся на указания классиков, пришли к выводу, что высказывания Маркса об азиатском способе производства были лишь рабочей гипотезой его ранних работ, которую он затем оставил. Ф. Энгельс, в отличие от Маркса специально занимавшийся докапиталистическими обществами, ничего не писал об азиатском способе производства. Более того в предисловии 1887 г. к американскому изданию «Положения рабочего класса в Англии» он прямо указывал, что и в азиатской, и в классической древности преобладающей формой классового угнетения было рабство. Следовательно, на Древнем Востоке был рабовладельческий строй?
В русле этого представления был сделан в 1933 г. доклад В.В. Струве «Проблема зарождения, развития и разложения рабовладельческих обществ древнего Востока». На материале древнеегипетских и месопотамских источников он показал наличие уже в глубокой древности большого количества рабов и их жестокой эксплуатации. Бурное обсуждение работы В.В. Струве разделило историков. Первыми его выводы поддержали С.И. Ковалев, А.В. Мишулин, В.И. Авдиев. В скором времени они были приняты и на официальном уровне. Ряд причин способствовали этому. Во-первых, материал, представленный В.В. Струве, выглядел очень доказательно. Во-вторых, концепция рабовладения подкреплялась авторитетом В.И. Ленина. В-третьих, общественная атмосфера 30-х гг. требовала четкости и определенности: начиналось преподавание истории в школе, была необходима определенность в складывавшейся концепции пяти общественно-экономических формаций как ступеней общественного прогресса. В-четвертых, концепция рабовладения была более проста и понятна с точки зрения классовой борьбы, она исходила из основных антагонизмов рабы — рабовладельцы, крепостные — феодалы, пролетарии — капиталисты. Концепция казалась «простой как правда». Активные противники разными способами были вынуждены замолчать. А бросающееся в глаза различие между двумя вариантами древних обществ — восточным и античным — было объяснено прохождением рабовладельческой формацией двух этапов в своем развитии: Древний Восток — раннерабовладельческие общества, античность — развитые рабовладельческие общества. Тогда это казалось естественным для теории принесением частного, особенного в жертву общему.
В 1939 г. была впервые опубликована (сначала на русском языке) работа К. Маркса «Формы, предшествующие капиталистическому производству» (Соч. 2-е изд. Т. 46. 4.1), где в развитии докапиталистических обществ выделялись не рабовладельческий и феодальный этапы, а азиатский, античный, германский (феодальный). Но к этому времени «марксистская» концепция уже сложилась, да и внешние обстоятельства не способствовали дискуссиям.
С середины 50-х гг. началось оживление не только в общественной жизни, но и в общественных науках. Исследователи не хотели брать на веру прежние установки и выводы. Встала проблема проверки исторической схемы пяти общественно-экономических формаций. Нового осмысления требовало и наследие К. Маркса. Одним из первых уже в 1956 г. выступил А.И. Тюменев, первый марксист-античник, полтора десятилетия вынужденный посвятить шумерскому языку. Проверив выводы В.В. Струве, он пришел к заключению, что на Древнем Востоке существовал рабовладельческий строй. Но это не был первый этап рабовладельческой формации. Восточные общества не развились до классического рабовладения. Это был совсем иной тип рабовладения, чем в Греции и Риме. По мнению А.И. Тюменева, следует говорить не о двух этапах, а о двух типах рабовладельческих обществ, различие между которыми объясняется влиянием разной географической среды. Сильное влияние на развитие теории истории оказал выход на историческую арену развивающихся стран Азии и Африки, приобретавших национальную независимость. В распоряжение обществоведов поступил колоссальный по объему материал, относящийся к их общественному устройству. Этот материал во многом не вписывался в отработанную схему пяти формаций. Закономерности общественного развития выглядели гораздо специфичнее, чем было принято считать. Поэтому многие исследователи были более радикальны, чем А.И. Тюменев. Уже первые исследования наследия К. Маркса (Э. Хобсбаум, Ф. Текеи) и конкретной истории (Э. Вельскопф, Р. Гюнтер, Л.С. Васильев, Ю.И. Семенов) привели ряд ученых к выводу о присущем Древнему Востоку особом способе производства, отличном от античного рабовладельческого. Разработкой его проблем занимались не только в нашей стране. В 1962 г. во Франции при Центре марксистских исследований была организована группа по проблемам азиатского способа производства, издававшая журнал «Пансэ», руководимый Ж. Шено.
В 1964 г. во время VII-го международного конгресса антропологических и этнографических наук в Москве французские марксисты Ж. Сюрэ-Каналь и М. Годелье выступили с тезисами об азиатском способе производства. В кратком ответе им академик В.В. Струве поддержал идею особого строя для наиболее древних обществ долины Нила и Месопотамии. Это и послужило началом долго зревшей в недрах науки дискуссии об азиатском способе производства (АСП), особенно активно развернувшейся на страницах исторических журналов и в научных учреждениях в 1965-67 гг. Обсуждение вышло далеко за рамки древневосточных проблем. Были поставлены общетеоретические вопросы: о количестве общественно-экономических формаций, о критериях отнесения общества к общественно-экономической формации, о влиянии географической среды на общественное развитие, проблема качественного отличия докапиталистических обществ от буржуазного и др. Делались попытки пересмотреть сложившуюся в 30-х гг. теорию общественного развития.
Если суммировать идеи, высказанные в ходе дискуссии на предмет азиатского способа производства (АСП) в древности, то получится следующая картина. АСП — это особый строй, который возникает при переходе от первобытности к развитому классовому обществу, то есть к обществу, где классовые противоречия определяются развитием частной собственности. При АСП еще нет частной собственности на основное средство производство — землю и нет классов частных собственников и угнетаемых ими людей, утративших средства производства. Вместо этого сохраняются как наследие первобытности общины, еще слабо затронутые имущественной дифференциацией. Над ними и надстраивается деспотическое государство, наличие которого отличает этот строй от первобытного. Такое деспотическое азиатское государство отличалось по функциям от рабовладельческого и феодального. Прежде всего, оно выступало организатором производства, тогда как на Западе этим занимались рабовладелец, феодальный сеньор, капиталист. Часть исследователей, вслед за К. Марксом, связывали экономическую деятельность азиатского государства с ирригацией и организацией работ по искусственному орошению. Но другие отмечали, что она была много шире: государство осуществляло и контроль за севооборотом, и руководство некоторыми отраслями промышленного производства, и товарообмен. По выражению Ж. Шено, государству принадлежало «высшее командование в экономике». При этом оно использовало не экономические рычаги, а внеэкономическое принуждение. За выполнение своих экономических функций государство присваивало прибавочный продукт и таким образом осуществляло эксплуатацию общин. Практически эксплуатация выражалась в налогах и коллективных трудовых повинностях.
В качестве господствующего класса в таких условиях выступало государство само по себе «как сущность», а не люди — знать или чиновники. Вельможи и бюрократия эксплуатировали общины лишь в силу того, что каждый из них получал во владение частичку публичной власти. Порабощенным классом являлись сами общины, члены которых составляли массу подданных. Такое определение основного классового противоречия совпадает с выделенными Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге» двумя линиями формирования «первоначальных отношений господства и подчинения». Первая линия — это хорошо известное деление на рабовладельцев и рабов. А вторая, характерная для обществ АСП, строилась на обособлении людей, осуществлявших еще в первобытности функции управления, от массы рядового населения. Вследствие развития этого классового противоречия оформлялась особая форма эксплуатации — «поголовное рабство» (термин К. Маркса). Подданные являлись почти даровой рабочей силой. Большие массы населения можно было поднимать не только на осуществление общественно-полезных работ, но и совершенно бесполезных — храмов, дворцов, пирамид и т.п. Некоторые исследователи называли это «нерасчлененной формой эксплуатации», имея в виду, что рабы и крестьяне по отношению к государству находились приблизительно в равном положении. Причем основную массу эксплуатируемых составляли подданные, а рабы были в явном меньшинстве. Поэтому рабы при АСП не играли значительной роли ни в производстве, ни в классовой борьбе. Следовательно, применительно к Древнему Востоку нельзя говорить о рабовладельческом строе.
Собственность на основное средство производства — землю при формировании АСП переходит от общин к государству. В конкретных обществах соотношение между общинами и государственным сектором экономики могло быть разным. Но существовала явная тенденция роста государственной собственности, которая достигла наивысшего размаха в Древнем царстве Египта и Царстве Ш династии Ура, где большая часть земли находилась в руках государства. Оно олицетворялось фигурой суверена — царя, фараона, который выступал крупнейшим собственником. Многие исследователи полагали даже, что восточный деспот был единственным собственником в государстве. Все остальные лишь владели по его воле или пользовались средствами производства, землей, водой, плодами, рабочей силой и т.п. Поэтому при расцвете АСП даже крупнейшие вельможи находились под социально-экономическим контролем государства. Товарообмен в таких условиях играл второстепенную роль, в сферу обмена поступал в основном прибавочный продукт, присваивавшийся аристократами и чиновниками. Экономические связи между страстями и общинами осуществлялись не купцами, а выполнявшими их функции государственными чиновниками. Города играли не экономическую, а административную роль.
В связи с тем, что экономические связи и рычаги были слабы, а общество организовывалось посредством внеэкономического принуждения, оно было нединамично и почти не развивалось. Поэтому там, где возникал АСП во время перехода от первобытности к классовому обществу, происходила остановка в развитии. Общество попадало в своего рода тупик, из которого не могло выйти само. Возможно, поэтому Ф. Энгельс, говоря в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» о цивилизации, имел в виду только Европу, тогда как Восток с его АСП застыл на стадии варварства. Некоторые исследователи считали, что только приход европейских колонизаторов разбудил общества с АСП. Поскольку только при капитализме производительные силы и производственные отношения становятся полностью независимыми от особенностей географической среды. Поэтому лишь при капитализме история становится всеобщей. Капитализм разрушает все предшествующие ему способы производства. Другие участники дискуссии полагали, что общества с АСП существовали только в условиях энеолита и бронзового века. Переход к железу в начале I тысячелетия до нашей эры, вызвавший настоящий переворот в производительных силах (второе крупное общественное разделение труда по Энгельсу) и появление настоящей торговли, стимулировал развитие и обществ с АСП по пути частной собственности и нового классообразования. Поэтому АСП существовал не только на Востоке, но и в обществах доколумбовой Америки, не знавших железа, и в открытых Г. Шлиманом и А. Эвансом европейских цивилизациях эпохи бронзы — на Крите, в Микенах.
Наибольшие разногласия вызвал вопрос о месте АСП в общеисторической периодизации, его связь с другими способами производства. Одни ученые видели в АСП основу для особой тупиковой формации. Л.С. Седов относил к ней кочевые общества. Л.С. Васильев и И.А. Стучевский отмечали, что разложение первобытного общества дает три модели классового общества: азиатскую, рабовладельческую и феодальную. По какому пути пойдет конкретное общество зависит от целого ряда факторов, прежде всего, от специфики природной среды. С этой точки зрения, АСП развивается паралельно с рабовладением и феодализмом. Другие считали АСП или переходной стадией от первобытной формации к античной рабовладельческой, или самостоятельной формацией, предшествовавшей античной или феодальной (Ж.Ж. Гобло, Г. Левин). Третьи рассматривали АСП как часть более обширного формационного организма (вторичной формации по Марксу). В этом случае азиатские общества можно определить либо как ее раннюю стадию бесклассовых, сословных государств (В.П. Илюшечкин), либо как общества раннего феодализма с крепостнической эксплуатацией, господствовавшей и в большей части античной истории и в средние века (Ю.М. Кобищанов, Г.А. Меликишвили). Были и иные подходы.
Но не все исследователи обратились к новым концепциям. Многие (И.М. Дьяконов, М.А. Коростовцев, Г.Ф. Ильин, В.М. Массон, Н.В. Пигулевская, Ю.В. Качановский, В.Н. Никифоров и др.) остались на прежних позициях рабовладельческого строя. Им пришлось много поработать, чтобы концепция рабовладельческой формации стала менее уязвимой для критики. Часть положений, высказанных в ходе дискуссии об АСП, были уточнены и вошли составной частью в марксистскую концепцию исторического развития, другие были оспорены. Представления о Древнем Востоке после дискуссии стали богаче, чем прежде.
Было обращено внимание на то, что не все общества Древнего Востока однотипны. Одни из них возникли в странах речной культуры — Египет, Месопотамия, и государство в них играло важную экономическую роль. Но и они различались: Египет на протяжении своей истории имел мощный государственный сектор экономики, а в Месопотамии он существовал лишь в отдельные эпохи III-го тысячелетия до нашей эры. Другие общества, созданные хеттами, ассирийцами, хурритами, иранцами, греками-ахейцами, возникали на плоскогорьях и в горных долинах. Не нуждаясь в ирригации, они не имели гипертрофированного государственного сектора экономики. Но их экономика бронзового века требовала определенного внешнего регулирования, которым занималось государство, стимулируя развитие ремесла и торгового обмена. С IX века до нашей эры с внедрением в экономику железа и распространением товарно-денежных отношений восточные общества становятся все более похожи на античные. Поэтому рабовладельческая формация прошла два этапа в своем развитии, но не древневосточный и античный (западный), а общие для Востока и Запада эпохи ранней (III - II тысячелетия до нашей эры) и поздней (I тысячелетие до нашей эры) древности. Исключением из этой схемы является Китай (и, быть может, Индия), специфика развития которого заставляет говорить об особой формации.
Далеко не во всех восточных обществах была обнаружена восточная деспотия. Наиболее ярко она была представлена в Египте, Царстве III династии Ура. Но у хеттов, например, царь не был деспотом, а более похож на военного вождя. Было отвергнуто и положение о едином собственнике всей земли - царе, олицетворявшем государство. И.М. Дьяконов обратил внимание на документы, свидетельствующие о покупке царем земли у подданных. На этой основе был сделан вывод о наличие общинного сектора. В Египте он был подчинен государственному, а в Месопотамии и других странах — независим от царского.
Одним из важнейших был вопрос об основных производителях на Древнем Востоке — рабы или общинники. В связи с этим оказалось необходимым определить само понятие «раб». Устоявшееся представление о рабе, как о бесправном существе, лишенном человеческих прав, и принуждаемом к труду при помощи силы — не очень вязалось с материалом источников. Рабы имели разное экономическое и бытовое положение. Особенно это заметно в исследовании М.А. Дандамаева, посвященном рабству в Вавилонии середины I тысячелетия до нашей эры. Были ли рабы в таком случае классом? Ведь в противном случае нет смысла говорить о рабовладельческой формации.
Было обращено внимание на определение В.И. Ленина, согласно которому в докапиталистических обществах не было чистых классов, а существовали классы-сословия (ПСС. Т. 6. С. 311). В таких обществах, следовательно, существовало двойное деление: по юридическому признаку — сословное, по экономическому — классовое. Если они совпадают, то перед нами класс-сословие. Но обычно это случается лишь на ранних ступенях развития. Имущественная дифференциация обычно вела к расхождению классового и сословного признаков. Например, рабы-должники: по экономическому положению — рабы, а по сословно-юридическому — свободные. Поэтому человек мог входить одновременно в сословие свободных, но в класс рабов. Есть класс рабов и сословие рабов. Только у части рабов оба признака совпадали. Это те, кто попал в рабство вследствие плена или продажи за границу и работали там на тяжелых работах в трудных условиях. Но были рабы, имевшие своих рабов. Получалось, что по сословию они — рабы, а по классовой принадлежности — рабовладельцы!
Ощущающаяся искусственность таких теоретических воззрений заставляла прямо ставить вопрос: а каков критерий принадлежности общества к рабовладельческой формации? Основная форма эксплуатации? Но как определить, кто преобладал на Древнем Востоке - рабы или общинники? Проще всего по количеству, но количественно преобладали общинники, а это означало признание АСП. Противники последнего обратили внимание, что в Англии или Франции сразу после буржуазной революции рабочие не составляли основную массу населения страны, однако общество уже рассматривается как буржуазное. То же можно сказать и о России начала XX века. Да и в Греции и Риме рабы не составляли большинства населения. Поэтому количественный критерий явно не может быть использован.
Е.М. Штаерман и С.Л. Утченко была высказана мысль, что существование даже небольшого числа рабов может изменить лицо общества, потому что отношения между свободными начинают окрашиваться отношениями между рабом и рабовладельцем. Дифференциация вследствие обеднения или обогащения свободных мелких производителей превращает одних в рабов, а других в рабовладельцев. Конечно, это расслоение никогда не приводит к разделению общества только на два класса — рабов и рабовладельцев. Но тенденция эволюции общественных отношений развивается в направлении именно рабовладения. Рабовладельческая форма эксплуатации определяет развитие и остальных форм эксплуатации в направлении сближения с рабовладением. Таким образом, критерием общественного развития должна считаться господствующая тенденция развития.
Существовала ли такая тенденция на Древнем Востоке? В III тысячелетии до нашей эры доминировало принуждение со стороны государства. Во II тысячелетии развивается долговая кабала и растет количество рабов-военнопленных. В I тысячелетии в основном использовались военнопленные и покупные рабы. Понятно, что в первые века существования классовых обществ расслоение и не могло зайти слишком далеко. Но по мере продвижения к рубежу нашей эры явно прослеживается тенденция к развитию рабовладельческих отношений. Особенностью первых государств был государственный сектор экономики, наличие которого тормозило расслоение общества, поэтому рабовладельческая тенденция развивалась медленно. Но в целом она прослеживается.
Так как сначала самих рабов было немного, то рабство приобретало значение не само по себе, а как своего рода катализатор имущественного неравенства, способствовавший расслоению. Появляются различные формы эксплуатации обедневших общинников, отработки, добровольное подчинение, отдача себя в работу за пищу и т.п. Такие эксплуатируемые и похожи на рабов, и отличались от них, так как не утратили всех прав свободных. Сближало их с рабами и то, что сами рабы при раннем, патриархальном рабстве часто имели имущество, семью, кое-какие права, а также то, что государство стремилось в равной степени эксплуатировать и тех, и других. То есть при разном юридическом статусе у них было похожее фактическое положение. По этой причине многие исследователи считают, что все формы эксплуатации в древних обществах следует считать рабовладельческими. Поскольку по сути дела они были неполным рабством. По мнению М.А. Коростовцева, раб начальной ступени рабовладения должен был отличаться от раба классической античности, ведь и наемный рабочий в разные периоды развития капитализма тоже имел свою специфику. Вначале он часто сохранял свой крестьянский надел и только с развитием капитализма превращался в пролетария. Как отметил Г.Ф. Ильин, специфика раба на начальной ступени рабовладения заключалась в том, что признаки его рабского состояния нередко как бы затушеваны, выступают не особенно четко и рельефно. Раб еще не созрел социально, но тем не менее он несомненный предшественник античного раба. Так был сделан вывод, что хотя в начале рабовладельческой эпохи рабов было мало и они не очень похожи на рабов развитого рабовладельческого строя, с развитием производства и общества рабов становится больше и их эксплуатация усиливается. Поэтому рабовладельческая эксплуатация выступала наиболее перспективной среди других форм, в то время как принуждение со стороны государства все более сходило на нет. Иными словами: древневосточные общества были рабовладельческими.
Однако, если рассматривать не общеисторическую тенденцию, а какое-либо общество Древнего Востока в отдельности, то мы найдем в нем большое количество различных переходных ступеней между свободным человеком и абсолютно бесправным рабом. Чтобы уловить специфику того или иного этапа развития древневосточного общества ряд ученых предлагают использовать более широкие термины, чем раб. Например, «рабы древневосточного типа», «подневольные работники рабского типа». Надо сказать, что в современном востоковедении рабовладельческая принадлежность древневосточных обществ не имеет особого значения. На смену термину «рабовладельческое общество» пришло выражение «древнее общество». Уже в 1970 г. выступая на 13-м международном конгрессе исторических наук с докладом «Социальная стратификация древних обществ» И.М. Дьяконов и С.Л. Утченко выделили четыре класса в древних обществах, используя нерабовладельческих критерий: класс крупных частных собственников средств производства, эксплуатирующих чужой труд; класс мелких собственников средств производства, не эксплуатировавших чужого труда в своем хозяйстве; класс лишенных средств производства, сами эксплуатировавшиеся в чужом хозяйстве; класс лишенных средств производства, но не эксплуатировавшихся. Это говорит о том, что реальную теоретическую значимость в ходе дискуссии об АСП приобрел критерий, ориентировавшийся не на формы эксплуатации, а на формы собственности. Но до второй половины 80-х годов, когда прямо ставился вопрос о формационной принадлежности древневосточных обществ, они определялись как рабовладельческие.
Хотя многие черты АСП были взяты на вооружение советской наукой, сама концепция была отвергнута. Официальный итог дискуссии был подведен книгой В.Н. Никифорова «Восток и всемирная история», утверждавшей позиции рабовладения. И такой итог закономерен, ведь принятие концепции АСП вело к пересмотру места в истории всех звеньев — формаций, в том числе и социализма. В западной, «антимарксистской» литературе уже к началу 60-х годов появились работы, например К. Виттфогеля, проводившие прямую параллель между азиатским строем и социализмом. В них проводилась мысль, что поскольку при азиатском способе производства, основанном на отсутствии или подавлении частной собственности, развивается деспотизм, то и при социализме, ликвидировавшем частную собственность, деспотизм неизбежен.
Проведенное в 1987-88 годах на страницах журнала «Народы Азии и Африки» обсуждение формационных черт феодализма на Востоке, легализовало идею АСП в современной науке. Однако к настоящему времени выясняется, что критерии и закономерности общественного развития много сложнее, чем виделось в дискуссиях 30-х и 60-х годов. Наметился отход от противостояния АСП и концепции рабовладельческой формации. Требуют уточнения такие понятия как «государство», «класс», «частная собственность». Самоочевидные представления о них оказываются неработающими при применении к все возрастающему материалу источников.