Столкнувшись с опасностью, я вижу в этом угрозу свободе, и моя свобода внезапно становится важной и ощутимой, такой же очевидной, как закат солнца.
Колин Уилсон. Оккультизм
Я Лазарь и восстал из гроба,
Вернулся, чтоб открылось все, в конце концов.
Томас Стернз Элиот. Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока
Когда Рудольф проснулся спустя два часа, Тайлы не было рядом. Ночь еще не кончилась, и звезды дрожали на сыром ветру. Руди ощутил влагу росы на губах и приятную усталость в паху. Еще минуту он смотрел в черную бездну над собой, в которой распускались цветы галактик, а потом окликнул свою принцессу...
Теперь он знал, что значит СКИТАТЬСЯ ДУХОМ. Вожделение открыло ему эту тайну, и во сне он плавал среди огней вечности. Слово «любовь» он не употреблял – оно звучало абстрактно и ни о чем не напоминало. Он вожделел самую прекрасную девушку на свете, и ему было плевать на то, что она – порождение некросферы, существо, взятое взаймы у смерти. Он даже не знал, сколько времени ей осталось...
Заниматься с нею любовью было мучительно. По его мнению, она не испытывала ничего. ВООБЩЕ ничего. Она была неизлечимо больной, одержимой, бездушной. Она использовала его; ее влекло к страшной тайне; возможно, она тянула его за собой к месту окончательного распада. И все же он любил ее и знал, что будет помогать ей и впредь. Это было предопределено, как их встреча на перекрестке двух миров.
* * *
...Рудольф встал, сделал несколько шагов в зыбкой тьме и увидел чей‑то силуэт на фоне звезд. Он нащупал зажигалку, завалявшуюся в кармане. Вспыхнуло тусклое пламя и осветило фигуру сидящего человека. Вначале Руди показалось, что это старик, который сгорбился над каким‑то предметом, лежавшим у него на коленях, – мгновенная иллюзия, тут же развеянная движением воздуха. Только язычок пламени как‑то странно вытянулся, и один‑единственный порыв ветра шевельнул волосы на его голове...
Она сидела на краю поляны, склонив голову, и вначале он не понял, чем она занимается. Когда до него дошло, ему стало немного не по себе, как будто он застал грудного ребенка за раскладыванием пасьянса. И это было не самое странное.
Она читала при свете звезд.
Она читала старую книгу в кожаном переплете.
Приблизившись, он сел рядом и содрогнулся. Ее немигающие глаза были похожи на две лужицы радиоактивного молока, сиявшие в темноте. Жуткое, нехорошее предчувствие охватило его. Черный ветер из бездны пронзал до кишок. Он понял, что может потерять ее раньше, чем придет конец его неудержимому влечению...
Хрупкие пальцы Тайлы переворачивали ветхие страницы раскрытой книги. Он чувствовал: ее видимое спокойствие и рассудок тоже были хрупкими, как стекло.
– Теперь я узнала, кто я, – вдруг сказала она.
Руди деланно рассмеялся.
– Это всего лишь старая книга. Она написана давно и не для тебя.
– Он вечный, – произнесла она, потупившись.
– Кто? – не понял Рудольф.
Тогда она прочла:
– "...Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком."[30]
Его поразило не только то, что она понимала чужой архаичный язык, но и то, что она наткнулась именно на это место. Очевидно, у нее были хорошие учителя. Тайла продолжала:
– ОН послал меня. Я должна принести ему Маску. Я помню его – у него один глаз. Значит, его зовут Иисус...
– Нет! – Руди почти кричал. Он еще не знал, чем плоха вся эта шутка, но чувствовал, что шутка смертельно плоха.
– Это очень большая ошибка, – пытался объяснить он ей, но осекся. Она смотрела на него глазами существа, решившего для себя все. Ему пришлось признать, что он не посмеет разочаровать ее. Заблуждение сведет их обоих в могилу, но этого он боялся меньше, чем возможности потерять Тайлу сейчас.
В нем не осталось ни малейшего почтения к богам, принадлежавшим утраченному прошлому. Он поклонялся только барону Самеди. Мысль о том, что Христос тоже был хозяином зомби, казалась ему просто глупой – эта мысль могла появиться у того, кто ни разу не ощущал влияние Самеди, не слышал зова могилы, не был существом с украденной тенью...
Он решил: пора воспользоваться тем, что он умел, и тем, что было спрятано под его кожей. Пора было преподать фригидной сучке урок, раз уж их соединила судьба. И заодно разогреть ее скованное льдом лоно. Руди знал, что Лоа смогут изменить ее до неузнаваемости, превратить в жаркую любовницу – самку из самого пекла...
И все же во всем этом было какое‑то извращение, кощунственный фокус, издевка судьбы. У Рудольфа пересохло в глотке. Он потянулся к меху для воды, но в его запястье впилась ногтями хрупкая на вид, но очень сильная рука.
– В чем дело? – спросил он раздраженно. – Мы идем вместе уже несколько суток. Я согласился помогать тебе и ни о чем не спрашивал. Но сейчас я хочу пить. Я ОЧЕНЬ хочу пить.
– У меня нет воды, – проговорила Тайла, почти не шевеля губами.
– Нет воды? А что же тогда здесь?
– Узнаешь... – она скривилась, и ее лицо сразу же сделалось если не страшным, то неприятным. Ему показалось, что он на мгновение снова увидел большую рану у нее на щеке... – Узнаешь когда‑нибудь. Тебе лучше не трогать этот... мешок.
Было что‑то в ее голосе, убедившее его в том, что мешок действительно лучше не трогать. До сих пор он не считал нужным обыскивать свою спутницу. Оказывается, ей удалось кое‑что припрятать от него. Она достала из складок одежды и протянула ему какой‑то предмет, целиком поместившийся в кулаке. Выглядело это так, будто она хотела его утешить, но у нее была совсем другая цель.
Ее пальцы разжались, и на ладони заблестел дюймовый лазерный диск. Руди не мог представить себе ничего более нелепого, чем подобный предмет в руках этой дикарки.
Он взял диск из ее рук – поцарапанный, почти безнадежно испорченный реликт другой эпохи. Один край диска был обломан, как будто кто‑то испытывал на прочность свои зубы. Тайла явно не понимала, ЧТО она несла. Возможно, этот самый диск был последним хранилищем информации подобного рода.
Руди извлек из нагрудного кармана музыкальную шкатулку, украденную из квартиры Тины. Внезапно он почувствовал неприятную слабость. Неизвестно, сохранился ли во время перехода заряд в аккумуляторах, и не превратилась ли шкатулка в бесполезную игрушку из металла и пластмассы... Он испытал немалое облегчение, когда увидел тускло засветившийся экран. Руди вставил диск в приемную щель и включил воспроизведение. Из миниатюрного динамика донеслось слабое шипение.
По экрану шкатулки поползли обрывки фраз – все, что уцелело от классификационной записи. Буквы были похожи на отряды насекомых, беспорядочно бегущих из отравленного гнезда. Скорость считывания колебалась. С большим трудом Рудольфу удалось прочесть следующее:
«...Фрагменты Золотого Диска Пророчеств и Поучений Элии, первого настоятеля технотронного монастыря „Жидкая Стена“... код доступа – неизвестен; род деятельности – неизвестен (предположительно – зомбирование и подготовка наемных убийц); численность – около двухсот технов; приблизительный район дислокации... удален в Сумеречную Зону бароном Вицлебеном в 2023 году от Рождества Психоотца нашего Христа... призраки монахов деактивированы... Продолжительность записи – 2 часа 38 минут...»
Связные фразы чередовались с бессмысленным набором букв. Спустя некоторое время последовательность символов стала повторяться. Потом раздался голос – хриплый шепот, доносившийся сквозь столетия. Он был искалечен временем, изнасилован назойливым фоном и растерзан безжалостными периодами пустоты. Руди поднес шкатулку к самому уху, пытаясь расслышать то, о чем вещал старческий тенор.
Речь была расколота на фрагменты, продолжительность которых составила в совокупности не более пяти минут. Все остальное бесследно исчезло. Рудольф слушал и смотрел на Тайлу остановившимися глазами. Яд, отравивший его последующее существование, вливался из шкатулки в его ухо:
"...И это станет концом технотронной эры – закатом, растянувшимся на десятилетия...
...Универсальная психическая энергия контролируется незначительной, но могущественной частью человечества, что очень скоро приведет к переориентации цивилизации, расколу и почти неизбежной войне между представителями двух эволюционных ветвей...
...Уже сейчас взрослые «психоты» практически неуязвимы. Каким‑то образом адепты «нового порядка» научились трансформировать психоэнергию в любые формы, что вызывает парадоксальные физические эффекты вплоть до изменения гравитационного взаимодействия. В близком будущем это позволит им создать неизвестные ранее виды оружия, комплексную защиту и получать все необходимое для жизни, минуя стадию производства.
Материальные объекты, коммерция, деньги, средства коммуникаций утратят свою ценность и значимость. Вероятно, будут реализованы способность к мгновенному перемещению в пространстве, принципиально новые способы ведения войны, неограниченная экспансия во Вселенную...
...Уязвимым звеном пока остаются дети (особенно в бессознательный период), и наша активность должна быть направлена, в основном, против них. Я не вижу другого выхода, кроме физического уничтожения генофонда противника. В случае нашего поражения и эта крайность окажется бессмысленной...
...Следующим этапом станет контроль над материей любой степени плотности и, соответственно, почти бесконечная продолжительность жизни «психотов». Их численность неизбежно стабилизируется на биологически и социально обусловленном уровне. Я предвижу время, когда всю реальность будут контролировать не более сотни семей.
В лучшем случае мы окажемся вытесненными и вынужденными существовать в условиях так называемой «Сумеречной Зоны» (неизвестный ранее психотический термин). В худшем случае нам угрожает безумие и быстрое самоуничтожение ввиду необратимого искажения внутренней и внешней среды, что можно квалифицировать, как «психоделическое убийство» в соответствии со статьей 68 Уголовного Кодекса Технов в редакции 2015 года...
...Трудно даже вообразить себе этот проклятый мир через пару десятков лет при таких темпах селекции. Здесь уместно говорить только о самых общих признаках вроде зыбкости и недетерминированности. А что сказать о кошмарах, высвобождаемых из подсознания «психота» и проецируемых вовне? О непредсказуемых изменениях либидо? О демонах, порождаемых самым страшным инструментом творения – мозгом извращенного и неизлечимо больного существа?..
...Они утверждают, что технологическая цивилизация обречена на самоуничтожение. Возможно, они сами повинны в искажениях массового сознания, а их влияние является потенциальной причиной глобальной катастрофы. Поскольку количество самих «психотов» невелико, они заинтересованы в снижении численности рабов и поддержании ее на минимально необходимом уровне...
...Почти одновременная гибель нескольких миллиардов людей и неисчислимого количества других обитателей планеты приведет к окончательному формированию и небывалому расцвету некросферы, внутри которой станет возможным некое альтернативное биосфере существование, не поддающееся изучению и описанию в терминах нашей реальности. Это не исключает неизбежных и участившихся в последнее время контактов с существами из некромира и даже использование их сверхъестественных качеств в наших интересах. Но здесь нужна сугубая и крайняя осторожность!..
...Я не могу предостеречь вас, братья, потому что не знаю точно, от чего предостерегать. Пусть ваш страх покажет вам ЭТО и управляет вами. Откройте двери восприятия и впустите его в себя, как поступил я. И помните: для «психотов» вы – не более, чем тупые твари, тормозящие колесо прогресса. Только одно можно утверждать с уверенностью: подавляющему большинству людей на этой планете не останется места...
...На ваших костях создается империя зла. Если разум изменяет вам, используйте тех, у кого нет разума. Возьмите на вооружение черную магию, террор и самые зловещие культы. Не брезгуйте ничем, если это поможет делу. Используйте любые, я повторяю: любые средства для священной войны...
Будьте хищными, и у вас появится шанс уцелеть!.."
* * *
Он сидел абсолютно неподвижно, зато звезды заметно изменили свое положение, пока он слушал. Тайла – хрупкое, прекрасное изваяние из плоти – слушала тоже: тончайший слух позволял ей улавливать то, чего не различало его более грубое ухо... Он был уверен в том, что она не поняла и половины произнесенного Элией. Сам Рудольф впервые заподозрил, что был всего лишь жалкой марионеткой в чужих руках и – что самое страшное – даже не знал, куда тянутся управлявшие им нити... Хозяева исчезли, сгнили, обратились в прах, но он продолжал следовать предопределенному пути.
Одного из своих боссов он даже помнил по имени. Его звали Рейнхард Дресслер. Руди вдруг почувствовал ненависть к этому человеку, почти столь же сильную, как благоговение. Ненависть была бесплодной, потому что он еще не смел назвать Дресслера своим врагом...
Он проглотил жалкий комочек слюны, показавшийся ему скатанным пыльным шариком, и вернулся под дерево, в уютную постель между корнями, – размышлять о собственном безумии. Он считал себя биологической машиной, но даже это не было верным на сто процентов. Здесь имело место колдовство, и потому грань между «живым» и «мертвым» была неизмеримо, исчезающе тонкой.
Однако безумие лазаря было в сотню раз хуже. Три Ка, существовавшие до сих пор независимо друг от друга, соединились в его теле. Они пребывали в изоляции, но с некоторого момента началось их взаимопроникновение. Мозг Тайлы омывала не кровь, а жидкость некромантов. Это необратимо изменило его, но не привело к полному разрушению. Зомби, осознавший свою нечеловеческую природу, даже представить себе не мог, что чувствует та, телом которой пытались завладеть висельник и неизлечимо больной религиозный фанатик.
Неизвестно, знала ли настоятельница о подземном ходе, соединявшем женский монастырь с Моско, а если знала, то хранился ли у нее план подземелья. Вряд ли, потому что в этом случае Мать не рискнула бы поместить принцессу в келью, в которой имелся потайной люк.
...Тайла стала чувствовать себя гораздо спокойнее, как только добралась до первой развилки примерно в десяти лигах от монастыря. Теперь задача преследователей, если таковые обнаружатся, многократно усложнялась – подземный ход превратился в лабиринт.
Тот, кто вел принцессу, делал это безошибочно. Ей оставалось только переставлять ноги. Кроме того, он (а у него была мужская сущность, и Тайла слишком хорошо ощущала это) кормил ее, позволял спать, когда она чересчур уставала, и будил, когда догорала свеча и пора было зажигать новую.
Она все еще боялась оставаться в темноте и несла с собой целую сумку свечей, которые собирала в течение двух последних месяцев. Впрочем, и без них мало что изменилось бы, но она предпочитала ВИДЕТЬ. Это давало ей некоторую иллюзию самостоятельности. Но тот, кого она называла про себя «Посторонний», находился ближе, чем ей хотелось бы.
Именно он заставлял ее хитрить, умело скрывать следы ночной работы, вовремя избавляться от таких предательских мелочей, как каменная крошка на подоле или медный налет от инструмента, оставшийся на ладонях... Посторонний помог ей поднять и отодвинуть плиту весом с саму принцессу, когда наступил решающий момент. Она даже не смогла бы объяснить, что произошло с нею в ту минуту. Некая энергия сконцентрировалась в определенных частях ее тела. Посторонний управлял ее организмом гораздо лучше, чем она сама умела это делать. По правде говоря, умела она очень мало.
После того Тайла почувствовала звериный голод. И еще у нее раньше срока открылось кровотечение в срамном месте... Несмотря на это, сила, подчинившая себе принцессу, оставалась непреклонной.
* * *
Прошло четыре дня с тех пор, как она сбежала. Все это время ее подгоняло не только влияние Постороннего, но и собственный страх. Она хорошо представляла себе беспощадный гнев Матери, который будет замаскирован под священное негодование. Трудно было предугадать, как поведет себя Император, но, в конце концов, она шла в сторону Моско, хотя и не знала – зачем.
Принцесса приняла все необходимые меры к тому, чтобы ее побег был обнаружен как можно позже. Она покинула келью вечером, и таким образом в запасе у нее была целая ночь. Плиту, закрывавшую вход в подземелье, Тайла задвинула на место, балансируя на ступеньках узкой лестницы, ведущей вниз. Вероятно, это стоило ей еще нескольких лет жизни. Впрочем, она не обольщалась – свежие царапины на камне и глубокая щель вокруг плиты были достаточно заметны...
Она начала спускаться по лестнице, с трудом протискиваясь между грубо обтесанными стенами. Свеча, которую Тайла держала в руке, светила очень тускло, а воздух был чрезвычайно сухим.
В самом конце лестницы она наткнулась на завал. Ее отчаяние было мимолетным. Присмотревшись, она поняла, что завал образован не обрушившимся сводом, а представляет собой груду обломков красных кирпичей, которыми были выложены ступени лестницы.
Вынув несколько верхних камней, она почувствовала слабый ток воздуха. Свеча запылала ярче... Тайле понадобилось около часа, чтобы проделать отверстие, в которое она смогла пролезть.
По ту сторону преграды ход немного расширялся. Тишина была абсолютной и, казалось, сдавливала голову со всех сторон. Принцесса испытывала множество неприятных ощущений одновременно. Она чувствовала голод, боль внизу живота, омерзительную влагу на внутренней стороне бедер и ужас перед замкнутым пространством... Но Посторонний вытеснил ее боль и ужас на окраины сознания, а главным неизменно оставалось одно: побег, движение в сторону имперской столицы, предчувствие некоей встречи, ненужной принцессе, но совершенно необходимой ЕМУ...
* * *
К исходу той, первой ночи бегства Посторонний впервые позволил Тайле поесть.
Она так и не поняла, откуда взялся в подземелье мелкий зверь, похожий на тощую лысую кошку. Ей только показалось, что зверек не менее растерян, чем она сама, и ослеплен огоньком свечи... За несколько минут до его появления Тайла внезапно испытала жуткое, нестерпимое одиночество, но не успела осознать, что это чувство объяснялось кратковременным отсутствием Постороннего...
Дальше все было, как в тумане. Растерянность принцессы продолжалась недолго. Зверька она убила голыми руками, свернув ему шею, на что раньше была неспособна даже в мыслях. Тот почти не сопротивлялся. У него была аура жертвы.
Вкус сырого волокнистого мяса не показался Тайле ни приятным, ни отвратительным. Она просто набивала желудок, восполняя утраченные силы...
Спустя сутки принцесса уже жестоко страдала от жажды. Кровь зверьков, которых ПРИВОДИЛ Посторонний, была не в состоянии утолить ее. Зато она перестала испытывать боль. Ее душа высыхала вместе с кожей, внутренностями и мускулами. Чувствительность притупилась настолько, что вскоре Тайла уже не реагировала на острые осколки слоистой породы, ранившие ее ступни.
...Лига за лигой тянулся неизменный коридор. Грубо обработанные стены отсвечивали фиолетовыми вкраплениями какого‑то минерала. Развилки тоже не отличались разнообразием. Коридоры расходились всегда под одинаковыми углами, их ширина и высота оставались прежними. Отдушины вентиляционной системы были настолько хорошо замаскированы, что принцесса их не замечала. Она не могла даже предположить, на какой глубине находится.
К исходу четвертых суток пути Рейнхард Дресслер понял, что потеряет тело‑носитель, если не позволит Тайле напиться. Он отклонился от выбранного направления и повел ее к подземному источнику.
Жизнь некоторых существ – как река, текущая от истока рождения и впадающая в море смерти. Здесь она сливается с миллионами других рек, принесших сюда же свои воды. Но море безгранично; что в нем: слияние или бесконечность пустоты?..
Другие, рождаясь, попадают в реку с мертвой водой, и спустя некоторое время река выбрасывает на берег их трупы. Они не знают ни своего начала, ни своего конца. Все, что с ними случилось, – это слишком короткое плавание; все, что они помнят, – это скольжение в мутной воде, в которой не видно прошлого и тем более нельзя разглядеть будущего... А река равнодушно подхватывает мусор и несет его дальше.
Эта река никуда не впадает.
* * *
Выйдя из леса, Рудольф начал взбираться по пологому склону огромного холма, увенчанного пограничным каменным столбом – настоящим колоссом вроде тех башен, что так любили строить на рубеже двадцатого и двадцать первого веков. Закатное солнце сравнялось с верхушками деревьев, и в наступивших сумерках столб торчал, словно черный палец, указующий перст, отставленный от гигантского кулака. Руди двигался внутри глубокой тени, которую отбрасывал лес; с его точки зрения столб казался очерченным багровой каймой.
Открытое место, опасное место... И все же оно ему чем‑то нравилось. Он долго рассматривал холм из‑за деревьев и заметил торчавшие на склонах могильные камни, а кое‑где – остатки крестов. На востоке, за холмом, лежала другая страна. Впереди был путь, возможно, такой же бессмысленный, как тот, что они проделали до сих пор... Зомби принял решение.
В двадцати шагах позади него плелась Тайла. Они шли уже три недели, и последние десять дней он даже не пытался разговаривать с нею. Им удалось избежать преследования патрулей, нежелательных встреч, засад и стрельбы. Это было подозрительно и имело свою отрицательную сторону – Рудольфу так и не представился случай завладеть лошадьми. Слишком легко ему дали уйти, и слишком тяжело давался каждый новый километр.
Силы обоих истощились. Следуя примеру девушки, Руди начал жевать древесную кору и пить талую воду. Иногда по ночам он включал музыкальную шкатулку и подпитывал себя вибрациями барабанов. Недолго. Он отказался от этого удовольствия две недели назад. Приходилось беречь аккумулятор. Впереди могло оказаться кое‑что поважнее его дрожащих ног. Впервые он начал задумываться о будущем...
Девушка не реагировала на звуки барабанов. По правде говоря, с некоторых пор она мало на что реагировала. Но ее стремление оставалось неуклонным. Непонятная сила, влекущая лазаря к Змее, завораживала и зомби. Несколько раз он пытался спать с Тайлой – с таким же успехом он мог бы делать это с расколотым березовым стволом...
Его туфли расползлись по швам, а штанины брюк превратились в лохмотья. Когда туфли начали спадать, он выбросил их и теперь шел босиком. Его ступни казались выструганными из темного дерева.
Временами, в тихие бесснежные ночи полнолуния, он почитывал Книгу, вернее, то, что от нее осталось, и думал о могущественном хунгане по имени Иисус, а также о двенадцати зомби, один из которых, по мнению Рудольфа, вышел из повиновения и потому вызывал у него особенную симпатию...
* * *
...Тень от леса не отпускала его, поднимаясь по склону темным приливом. Чем ближе Руди подходил, тем все более внушительным казался пограничный столб. На его вершине обнаружилось какое‑то полуразрушенное изваяние. Страж границы. Демон Розы Ветров. Но Руди ничего не знал об этом. Жалкие обломки восьми крыльев демона делали изваяние похожим на колесо с торчащими во все стороны толстыми спицами...
Стоя на вершине холма, под угрожающе нависшим Стражем, Руди впервые за много месяцев почувствовал внутреннюю дрожь. Он оказался в особенное время в особенном месте. Словно двигался до сих пор по стрелке часов, и дорога неизбежно привела его к центру таинственного механизма. К оси, вокруг которой вращалось все. Возможно, поэтому здесь так долго длились минуты...
Он хорошо видел в темноте и как никогда раньше ощущал власть этой темноты. Когда он обернулся, солнца уже не было. Черное кольцо силы замкнулось вокруг холма. У зомби появилось предчувствие, что это место останется замкнутым до самого рассвета. Если, конечно, наступит рассвет...
Возле южного подножия журчал ручей. Несколько раз слабо блеснула вода. Руди улыбнулся своим мыслям. Еще одно совпадение, благодаря которому у него будет все необходимое для того, чтобы инициировать девушку.
Он вспомнил о ней. Она двигалась за ним с упорством автомата и безразличием олигофрена. Вскоре Тайла тоже взобралась на вершину холма и замерла рядом с Рудольфом, повернувшись лицом на восток. Ее пустые глаза были затянуты мутью, как запыленные стеклянные шарики. Зато ничто не могло заставить ее бросить мех.
Руди посмотрел на могилы, усеивавшие северный склон. Это было очень старое кладбище. Земляных насыпей не сохранилось, кое‑где вода подмыла и камни. Луна и звезды прятались в дымке, но какой‑то рассеянный пепельный свет разливался вокруг. Казалось, что свет сочится из пор земли, с трудом пробивается сквозь частое сито облаков...
Зомби не хотелось расставаться с Маской и Книгой ни на минуту, особенно, в ЭТОМ месте, но пришлось рискнуть. Он положил их под столбом и стал ждать.
И вскоре было ему еще одно знамение. Волк бежал по склону, опустив голову, но не прячась за могильными камнями, – вероятно, один из ликантропов, следовавших за ворами от самого Менгена. Что заставило его покинуть лес – безумие или страх? Может быть, он пересек незримую границу, и теперь ему была закрыта дорога обратно? Руди думал о другом. Прямой, как стрела, путь зверя пролегал через вершину холма.
Когда волк оказался поблизости, Рудольф увидел клочья пены, свисавшей из его пасти и обильной желтой бахромой болтавшейся на груди и передних лапах. Гноящиеся глазки почти ослепшего зверя не различали ничего. Даже двух фигур впереди, до которых оставалось совсем немного...
Руди поднял револьвер. Выстрел прозвучал глухо, поглощенный ватной тишиной. Пуля поразила волка точно между глаз, расколола череп и вошла в позвоночник. Он умер почти мгновенно, не пролив и капли крови. Кровь нужна была зомби.
Руди достал нож и сделал надрезы в шкуре. Древесная кора смертельно надоела ему... В течение десяти минут он сосал теплую кровь, а потом, когда почувствовал головокружение, оторвался от этого занятия, чтобы приготовить питье вуду.
* * *
Из кожи, содранной с волчьей лапы, получился мешочек, в который могло бы поместиться полстакана жидкости. Зомби нацедил в него крови и пожертвовал одним патроном, чтобы извлечь из него порох. Отрубил ножом донышко гильзы и высыпал порох в мешочек. Могильной земли вокруг было вдоволь – из нее состоял весь холм...
Тайла даже не следила за его приготовлениями. Тем лучше – он знал, что с нею хлопот не будет.
Из всех необходимых ингредиентов ему не хватало только рома. Кровь быстро загустевала, он решил разбавить ее водой и послал Тайлу к ручью. Простейшие приказы она выполняла безропотно. Девушка вернулась, неся воду в сложенных ладонях и не пролив ни капли.
Он взболтал смесь. Можно было только догадываться, каким окажется вкус у этого омерзительного пойла. Впрочем, сейчас оно не казалось ему таковым. Когда‑то и он пробовал ритуальный напиток, приготовленный Дресслером. Вряд ли Тайла вообще обратит внимание на то, что проглотит...
Когда Руди попытался вскрыть ногтем шрам у себя на груди, он обнаружил, что карман зарос основательно, и на сей раз диски пришлось выковыривать из тела кончиком ножа.
Он включил музыкальную шкатулку, нарушив многолетнее молчание холма спящих. С первыми же ударами барабанов он ощутил прилив энергии, стекавшейся со всех сторон к вершине. Стоны зомби пронзили однообразную ткань ритма, и Руди застонал вместе с ними. Его затрясло, будто в лихорадке. Лязгнули зубы, когда он сцепил их, чтобы не откусить себе язык. Лоа приближались, но не в пространстве – духи всплывали, как утопленники, в черном омуте его сознания... Это были другие Лоа, хотя он не мог бы сказать, в чем заключалось их отличие от прежних.
Над могилами зашевелилась земля. Колебания почвы вызывали низкочастотные вибрации. Руди увидел, как исказилось лицо Тайлы – будто лицо человека, принявшего горькое лекарство. Но лекарство ей еще предстояло принять... Темный прилив был таким сильным, что захлестнул зомби и превратил его в игрушку, танцующую на волнах. Небо засияло мертвенным светом, как на негативе, и многорукая тень демона упала на Рудольфа...
Ниже, на склоне, вспучивался взрыхленный перегной. Голоса из могил вторили истошным крикам боко, доносившимся из шкатулки. Руди не осознал момента, когда мешочек с питьем вуду оказался в руке девушки. Она припала к нему потемневшими губами и, судя по тому, как завибрировало ее горло, быстро выпила все.
После этого ему стало чуть полегче. Его одержимость передалась девушке. Инициация началась. Тайла затряслась так сильно, что он всерьез опасался за ее шейные позвонки... Его руки уже почти не дрожали, когда он склонился над трупом волка, двумя быстрыми движениями кастрировал его и начал колдовать над головой зверя...
Впервые после выхода из саркофага лазарь погрузился в некое подобие сна. Но этот сон был настоящим кошмаром. Холм оказался островом духов посреди океана волшебной, безумной природы. Некротический фонтан бил из‑под земли, пронизывая плоть ложным ощущением силы и неузнаваемо искажая реальность. Вальц, Ансельм, Тайла – все они затерялись в закоулках одурманенного рассудка и перемешивались в буйной пляске, словно игральные кости в трясущейся кружке. Сейчас лазарю были недоступны превращения – миллионы липких щупалец, протянувшихся из пустоты, сокращались и вытягивались, управляя новой марионеткой в страшном театрике вуду...
* * *
Когда Руди разогнулся и повернулся к девушке, она увидела, что его глаза окровавлены и целиком вылезли из орбит. Все объяснилось позже, когда он начал приближаться к ней, – каким‑то образом он прилепил к своим закрытым векам глазные яблоки волка. Самое жуткое заключалось в том, что зрачки в них двигались, следя за перемещениями Тайлы.
Руди протянул к ней руки. Она отшатнулась, но обнаружила, что не может бежать – ноги увязли в киселе кошмара. Он поднял голову к небу духов, болоту ужаса, зеркалу отчаяния, и завыл. Яростный рокот барабанов нарастал, как гул приближающегося землетрясения...
Зомби завертелся волчком. Он поймал выпавшие из глазниц волчьи глаза и бросил их в темноту. Они покатились вниз по склону и вскоре затерялись между камнями. Он проводил их рваной скороговоркой уанга, произнесенной сиплым шепотом, – судя по всему, послал какого‑то духа скитаться и искать глаза зверя.
После этого, пробормотав заклинание, он начал перекатывать в ладонях окровавленный волчий член. И еще быстрее завертелся на месте, двигаясь совсем уже не по‑человечески. Он вращался на одной ноге, а вторая была отставлена в сторону и со свистом описывала круги в сгустившемся воздухе. Вскоре вращение ускорилось настолько, что Тайла перестала различать его руки.
Когда зомби внезапно остановился, между ладонями уже ничего не было. Две фигуры слились на холме. Лазарь оказался на земле, его женская голова упиралась в черный столб. Ниже живота пылал неестественный огонь, сжигавший внутренности. Тайла закричала. Ничто не могло утолить ее нестерпимую жажду...
Справа от нее промелькнула чья‑то четвероногая тень. Зверь (если это был зверь) скользил по склону, приближаясь к ней... Центробежные силы разрывали ее тело на части. Веки были прошиты нитью непрерывных судорог, но чьи‑то безжалостные руки или лапы прижимали девушку к земле.
Когда ей уже казалось, что она рассыпается обугленными хлопьями, в ее пылающую пещеру проник посторонний предмет. На сей раз это был ледяной и острый, как крысиная мордочка, волчий фаллос.
* * *
...Они совокуплялись до тех пор, пока Руди не заметил, что тень демона, укрывавшая их до этого, начала двигаться. Ее края трепетали, словно крылья гигантской птицы. Зомби поднял голову, и Лоа, овладевший им, тотчас же улетучился, а Руди исступленно завыл.
На вершине столба стоял Барон Самеди – существо с черным неразличимым овалом лица, перерезанным белым серпом зловещей улыбки. На нем был рваный сюртук, полы которого взлетали вверх, будто крылья нетопыря, и шляпа с пробитой тульей.
Руди, стоявший на коленях, зашатался, потом рухнул на землю и забился в судорогах, похожих на приступ падучей. Из уголков его рта посыпался черный порошок. «Питон», который лежал в боковом кармане пиджака от вечерней пары, выпал оттуда, но зрачки зомби закатились, и ему явно было не до револьвера.
Лазарь ощутил что‑то вроде толчка в спину, хотя сзади никого не было. Девушка огляделась по сторонам и начала ползком подбираться к оружию.
Ликантропы во главе с Райнером Рильке окружили пограничный холм. Недавно рыцари ордена стали свидетелями еще одного зловещего фокуса гроссмейстера, а тот был обязан этим мастеру Грегору, но по‑прежнему не подозревал о своем зависимом положении.
Ему пришлось пожертвовать еще одним четвероногим, зато теперь он видел все, что происходило у подножья Стража границы глазами мертвого волка, вынутыми и выброшенными Рудольфом. Они могли закатиться очень далеко, но препятствием послужили могильные камни. Оба глаза лежали в десятке шагов друг от друга, причем одно глазное яблоко оказалось обращенным зрачком к земле.
Райнеру понадобилось значительное усилие, чтобы на расстоянии в четверть лиги заставить зрачок переместиться в нужное место. Вскоре он имел прекрасный обзор со значительным объемным эффектом. Для этого ему всего лишь нужно было закрыть собственные глаза и сконцентрироваться на нематериальных нервных окончаниях, протянувшихся к органам зрения убитого зверя.
Теперь стая ждала его приказа. А он ждал приказа Грегора, даже не осознавая этого. В свою очередь, Грегор, как всегда, не упустил случая сделать грязную работу чужими руками. На сей раз это были руки девушки, протянувшиеся к валявшемуся на земле револьверу. То, что она рассталась со своим мехом, было хорошим признаком. Грегор перехватил управление над нею в момент переподчинения. Это означало, что Рудольфу не удалось довести до конца обряд инициации.
* * *
Теперь «питон» стал новым фетишем лазаря. Он еще не знал, как пользоваться этой убойной штуковиной, но завладеть ею хотел обязательно.
Первое движение вне контроля Лоа далось ему с особенным трудом. Окружавший его вязкий «кисель» кошмара почти мгновенно уплотнился, стремясь не пропустить сквозь себя руку девушки. Но рука медленно приближалась к револьверу, словно пятилапый краб, ползущий к спасительному морскому берегу...
Средний палец дотянулся до ствола. Тайла не ощутила ни тепла, ни холода, только твердость металлического предмета. «Краб» прополз по барабану, коснулся скобы и добрался до накладок рукояти, резко вцепившись в нее своими лапками с длинными ногтями...
Больше не было смысла обольщать мужчину и притворяться слабой. Воспользовавшись недолгой относительной свободой и внезапным отступлением Лоа, лазарь снова превратился в Расчленителя Вальца. На этот раз у него не было возможности раздеться. Превращение последовало мгновенно, револьвер не успел даже дрогнуть, прежде чем его подхватила цепкая мужская кисть.
Вальц оказался скованным тесным костюмом, из дыр которого с коротким «фух‑х‑х» вырвался воздух. С треском распоролся рукав. Лазарь попытался выпрямить руку, державшую оружие...
Револьвер показался Вальцу очень тяжелым, как будто его удерживал гигантский магнит, зарытый под холмом. Тем не менее он оторвал пушку от земли, и, по мере того, как поднимал ее на уровень бедер, живота, груди, противодействующее усилие ослабевало...
Он старался держать «питон» так, как держал его Рудольф, – лазарь неоднократ