В научной и учебной литературе утвердилось мнение, согласно которому, идеология национал-фашизма стала ответной реакцией германского милитаризма, жаждущего реванша за поражение в Первой мировой войне, а также обойденных вниманием малых стран Антанты, где самой обиженной оказалась Италия. Думается, что такой подход к данной проблеме требует серьезной корректировки и выявления главного виновника, спровоцировавшего появление фашизма в Европе.
Прежде чем приступить к непосредственному анализу указанной проблемы, хотелось бы обратить внимание на то, что в оценке любой политической идеологии, в частности идеологии фашизма, есть три четко обозначенных уровня. Низший – обыденный. Он свойственен подавляющему большинству граждан, не имеющих специального политологического образования и по-дилетантски рассуждающих о вопросах не связанных с их профессиональной деятельностью. Эта категория граждан, оставаясь на первом уровне политической социализации, не имеет научного критического понимания проблемы и доверчиво относится к той информации о фашизме, которую она получает от официальных или оппозиционных сил, заинтересованных в навязывании своего взгляда на мир. Именно эти силы представляют второй уровень. Ввиду ведущейся между ними борьбы за власть, они научный анализ проблемы обычно подменяют идеологической оценкой, постоянно выбрасывая ее в медийное пространство. Ей свойственен рекламный тон, предпочитающий красить все в черные или белые цвета и упрощающий любую проблему до уровня рядового обывателя.
По-настоящему объективную оценку может дать только третий – научный уровень. Ведь в основе его исследовательского поиска лежит методологическое понимание двойственности бытия и профессиональный анализ изучаемого объекта свободный от идеологических штампов. Это значит, что мы должны в первую очередь понимать фашизм как политическую теорию, содержащую в себе помимо отрицательной еще и положительную сущность, противостоящую негативной сущности другой теории, ради борьбы с которой он возник. И если сегодня фашизм жив, значит, жива и та политическая сила, против которой он был направлен.
Чтобы разобраться в этом следует обратить внимание на то, что с точки зрения политической науки существует два противоположных типа радикализма, добивающегося проведения коренных (radix - корень) изменений действующей системы управления и организации общества. В зависимости от выбранного социально-политического идеала радикализм подразделяется на правый и левый. Если правый радикализм ставит своей целью сохранение или реставрацию в той или иной степени традиционной управленческой модели общества, получившей благословение Церкви как угодной Богу, то идеология левых радикалов преследует совершенно иную цель. Она стремится доказать, что подлинный идеал социально-политического устройства ждет нас впереди, а в наши дни он приобрел некоторые свои идейные, институциональные, нормативные и культурно-коммуникативные формы. Именно к такому типу левого радикализма относится стремление внушить нам мысль о строительстве «морального сообщества» способного «выковать для всех наций новый мировой порядок, намного более прочный и безопасный, чем любой, какой нам до сих пор известен»1.
Характер используемых способов, ведущих к достижению поставленного идеала, делит радикализм на умеренный, стремящийся мирным путем получить вотум доверия от власти и общества, и крайний, в первую очередь опирающийся на насилие. Это и есть экстремизм (extremus - крайний). Подобно радикализму, он также делится на правый и левый. Однако левый экстремизм помимо силовых методов открытой вооруженной борьбы больше полагается на принцип двойных стандартов, когда его реальные (латентные) ценности и цели прячутся не только от действующей власти, с которой он вступил в борьбу, но и от общества, которое он желает использовать в своих интересах. Понимая, что любая власть не может носить идеальный характер, левая оппозиция видит свою ближайшую цель не только в том, чтобы еще больше навредить ей, но и представить людям ее ошибки в качестве закономерного итога, порожденного примитивным и отсталым режимом. А бороться со скрытым соперником, наносящим удары в спину, и победить его невозможно.
В этом кроется одна из главных причин поражения фашизма и появления его главного оружия в борьбе за свои идеалы – тоталитаризма. Данный термин был запущен в политический оборот в 1925 г. известным идеологом итальянского фашизма - Джованни Джентиле. Он понимал его как «всеобщую концепцию жизни». Она носит традиционный характер и противостоит всем губительным нововведениям. Поэтому, согласно Бенито Муссолини, в развернувшейся борьбе, ведущейся «против либерализма, демократии, социализма и масонов» становится столь «велика ценность традиций в литературе, в языке, в обычаях, в правилах общественной жизни», взятых под защиту государством как политическим абсолютом. Ибо только оно, следуя логике выступления дуче, произнесенного им в 1929 г. на первой ассамблее фашистского режима, играет роль «гаранта безопасности, а также стража и передатчика духа народа». Эта оценка роли государства отразилась в эмблеме фашизма, изображающей «прутья ликторов – символ единства, силы и справедливости».
В данной связи следует вспомнить, что теория либерализма вслед за В. Гумбольдтом считает самым наилучшим государством «ленивое государство», существующее во имя индивида. Но такое государство, по мысли Б. Муссолини, создает «абсурдную договорную ложь политического равенства, наряженного в одеяние коллективной безответственности, и миф о счастье», в котором «ценность тождества “благосостояние=счастье” может свести человека до уровня животного, стремящегося к одному – быть жирным и хорошо накормленным». Двигаясь в этом направлении, либерализм решил «распутать свои гордиевы узлы» «в кровопролитной мировой войне, и никогда еще ни одна религия не требовала от своих сторонников таких жертв»1.
Прямым следствием этой войны, принесшей победу либералам, стала реализация их социально-политических планов по переустройству всей жизни мирового сообщества. Важное место в этом проекте отводилось Лиге наций, ставшей предшественницей нынешней ООН. Ее создание многими патриотами рассматривалось не как путь к предотвращению конфликтов, а как инструмент для их разжигания в интересах мировой политической закулисы, стремящейся ослабить Европу, навязав ей создание «Великого Интернационала». Из-за этого Лигу наций фашисты стали считать «детищем масонов», которое «преследует те же цели, что орган вольных каменщиков», т. е. «образование Соединенных Штатов Европы или, вернее мировой федерации». В этой «федерации» не будет места ни национальной культуре, ни национальному типу. Как говорил один из влиятельных пропагандистов Лиги наций (Куденхове-Калерги), «тип человека грядущей эпохи – есть тип бастарда; европейско-негроидальная раса соединит в себе многогранность расовых отличий человечества, благостное проведение даст нам и вождей этой новой Европы – в лице духовной аристократии благостной еврейской расы»2.
Такой путь модернизации Европы не устраивал тех, кто уважал свои национально-исторические корни. Как говорили идеологи фашистской Италии, в эпоху, когда рушатся старые устои, гибнут старые ценности, разваливаются старые представления, идеалы, религии, в этих условиях только одна идея способна сплотить массы – идея нации. В противовес либерально-демократическим ценностям, построенным на культе личной наживы, лишающей рядового человека реальной защиты со стороны властных структур, фашизм брал под свое покровительство простого человека. Он выдвигал лозунги единства нации; сильного государства, с которым должны считаться в мире; национально-государственные интересы ставил выше личных; требовал уважения к национальной истории и культуре.
Благодаря этой политике вплоть до начала сороковых годов ХХ в. фашизм сохранял к себе высокую степень доверия со стороны общества и рассматривался многими «как прогрессивное политическое движение». Даже К. Цеткин отмечала, что «носителем фашизма является не маленькая каста, а широкие социальные слои,.. вплоть до самого пролетариата»1. Идеологией фашизма оказались «заражены» и евреи Европы. Буквально «накануне второй мировой войны последователи В. Жаботинского маршировали по улицам Варшавы, одетые в рубахи, схожие с униформой штурмовиков и скандировали: “Германия – Гитлеру, Италия – Муссолини, Палестина – нам?”». А президент «исполнительного комитета» сионистов Нахум Соколов, познакомившись с доктриной фашизма, прямо заявил: «Мы начинаем понимать истинную природу фашизма, настоящие евреи никогда не боролись против фашизма»2.
Многое из того, что предлагали в своих программах фашисты, оказалось близким для русских эмигрантов, благодаря чему «90% русской эмиграции, если не прямо называли себя организациями фашистскими, то симпатизировали фашизму»3. В рамках русского зарубежья в 20-40-е годы возник целый ряд политических объединений соответствующего толка. Наиболее заметными стали «Всероссийская Фашистская Партия», «Организация Российских Фашистов» и «Национальная Организация Российских Фашистов». Подобные идеи особенно были близки многим монархистам, превозносящим народность, национальный дух и национальную специфику русского человека. С этой целью ими было создано собственное «Монархо-Фашистское Движение». По данному поводу В. В. Шульгин в 1926 г. указывал, что именно антисоветизм идеологов «правого» крыла российской эмиграции дал повод говорить об их идейном родстве с фашизмом, который с 20-х годов становится главным противником коммунизма в мировом масштабе.
Хотя фашизм и нацизм имеют ряд общих черт, связанных с категорическим отрицанием либерализма, коммунизма, сионизма и эгалитаризма, но отдающих приоритет общественным ценностям, элитизму, культу вождя и милитаризму, не следует забывать об их принципиальных различиях. Для нацистов нордическая германская раса была превыше государства. Оно им было нужно как инструмент возрождающий языческие принципы организации общества, испорченные проповедью «сирийских идей и нравов». Поэтому государство носило у них светский характер, где республиканский тип организации власти выступал важным элементом всей политической жизни.
Фашизм этих взглядов не разделял. Помимо этатизма, он не отрицал принцип теократии и выступал за тесный союз светской и духовной власти, о чем свидетельствует Латеранское соглашение 1929 г. с папой римским. Следствием чего стало признание монархии как положительной формы государственной власти и ограниченная национально-религиозная терпимость. Следовательно, фашизм, подобно нацизму и сионизму, надо трактовать как праворадикальную политическую идеологию. Его переход на позиции правого экстремизма связан с активной борьбой против левоэкстремистского радикализма либералов и коммунистов, захвативших с помощью насилия и закулисных политических интриг власть в передовых странах Европы и мечтающих о мировой гегемонии.
Поражение фашизма и нацизма в 1945 г. не могло привести к их полному забвению, т.к. либерализм и коммунизм, выйдя победителями из Второй мировой войны, не собирались отказываться от глобалистских планов. Для укрепления своих позиций они взяли на вооружение тоталитарный способ управления, подавляя любую оппозицию, исповедующую традиционные социально-политические ценности и цели, шедшие вразрез с принципами построения гражданского или коммунистического общества. Их правящие партии также перестали отражать интересы конкретных социальных групп и классов, перейдя на позиции выразителей интересов всего общества. Тогда же экстремизм приобрел односторонний характер идеологического «ярлыка». Им метили всю правую оппозицию независимо от форм ее политической борьбы. Ведь господствующая политическая сила не позволяла обществу смотреть на себя как на левоэкстремистскую и леворадикальную силу, реализующую с т.з. традиционной Церкви проекты построения царства Антихриста.
Период перестройки, начатый в нашей стране переориентированной на либеральный стандарт партийно-правительственной верхушкой, разрушил на время тоталитарный способ управления. Это открыло путь к возрождению широкого спектра политических учений, подавленных коммунистическим режимом. Первоначально новая российская власть на них «закрывала глаза», полагая, что появление праворадикальных сил отвлечет значительную часть общества от симпатий к коммунистам, приведя их к полной или частичной дискредитации. Прямым следствием чего должен стать их громкий уход из Государственной Думы и иных представительных мест.
Однако, чем глубже внедрялась в российскую почву либеральная модель организации власти и общества с ее системой ценностей и целей, тем больше праворадикальные силы разворачивались своим фронтом против либералов. Приватизационный процесс связанный с переходом социально-экономической и культурно-образовательной сферы в руки «западников» и вызванный этим системный кризис, отбросивший Россию на сто лет назад, только усилил патриотические настроения в обнищавшем народе. У него отнимали не только великую родину и ее великую культуру, внедряя либеральные чужие маркеры жизни, но и право на достойную жизнь и гордость за свою страну. Становилось очевидным, что новая власть стала единым целым с новыми олигархами, представлявшими собой местный уровень глобальной клановой плутократии, носящей надгосударственный и наднациональный характер. Ее типичные признаки выражались в стремлении наиболее богатых лиц к обладанию политической властью в корыстных целях, а также в желании лиц, получивших власть, применять ее для своего максимального обогащения.
Их объединение в закрытый клан, выведенный из-под реального контроля рядовых граждан, позволило им полностью монополизировать все директивные, функциональные (управленческие) и коммуникативные аспекты власти, включая все основные методы властвования и ведущие ресурсы власти, представленные утилитарными, нормативными, идеологическими и силовыми блоками, превратив демократию в фикцию. В итоге, народ, лишенный перечисленных атрибутов власти, остался объектом управления тех, кто стал осуществлять на российской почве программу «нового мирового порядка».
Рассчитывать в этих условиях на честную предвыборную борьбу, способную создать равные условия для правых и левых радикалов, не приходилось, что только усиливало правоэкстремистские настроения русских неофашистов, особенно сильно ощутивших на себе прессинг новой власти. Решительные меры, примененные к ним с 2002 г. в угоду левых экстремистов, подавили все их организационные структуры и печатные органы, прежде всего «Русский порядок», «Штурмовик» и «Национальную газету». Но это не значит, что фашизм у нас побежден. Он загнан в подполье и фашизация общества в России, как и на Украине, может быть такой же стремительной в случае внезапного ухудшения «вяло текущей стабильности».
Чтобы этого не произошло, надо господствующей политической силе не на словах, а на деле перейти на позиции российского консерватизма, четко обозначить его признаки, ценности и цели, сделав традиционные конфессии полноправным соучастником этого процесса, ибо только они сегодня остаются единственным хранителем традиционных ценностей традиционного общества и власти. Тем самым они смогут более активно и успешно противостоять либеральной идее построения гражданского общества с его гражданской религией и принципами организации власти. Если этого не сделать, то Россия может в любой момент получить свой майдан, подавление которого уничтожит ее окончательно и установит еще более жесткую леворадикальную диктатуру либералов.
1 Киссинджер Г. 2015. Мировой порядок. М.: Издательство АСТ. С. 409-410.
1 Муссолини Б. Доктрина фашизма / Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т.2. М.: Мысль, 1997. С. 247.
2 Цит. по: Иванов В.Ф. Русская интеллигенция и масонство: от Петра I до наших дней. М., 1998. С. 477.
1 Цит. по: Устрялов Н.В. Итальянский фашизм. М., 1999. С. 77.
2 Цит. по: Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция (1920-1945). М., 2002. С. 18-19.
3 Назаров М.В. Тайна России. Историософия ХХ века. М., 1999. С. 603.