Мудак.
Мудак –1). бранн. подлый, низкий человек; ничтожество
2)неприятный человек, неприятная личность
Часть первая.
Когда мы были молоды.
1.
Это мое появление на свет было ошибочным. Случайность и ничего более. Отец мой приходуя мою мать не успел вытащить хуй, она и забеременела. Другого выбора у отца как женится по залету не было. Вы знаете, как это обычно бывает если поступаешь иначе: суд, установление отцовства, дикие алименты. Это типичная ошибка, когда люди забывают, то что от любви бывают дети. Поэтому пользуйтесь гондонами. Сэкономьте на алкоголе, сигаретах, компьютерных играх, вашем разваливающемся корыте, что вы зовете автомобилем, но черт возьми купите гондоны. Облегчите работу акушеру и венерологу.
Детство я помню отвратно. То есть это время, когда ты еще мелкий пиздюк и активным членом социума не являешься. В голове каша, которая яснее не становится, и вроде как молодой индивид должен приобретать знания о жизни, которую он обязан прожить, но получается иначе, время идет и тратишь ты его на маленькие детские шалости.
Я получил балласт в виде своих родственников. Отец, офицер милиции, уже с ранним облысением, тягой к спиртному и рыбалке, вечно недовольный и ворчащий. Мать, кассир в банке, абсолютно недалекая женщина, для которой книга была чем-то диким, а «Войну и Мир» написал какой-то бородатый дядька. Бабушка, еврейка бухгалтер, которая тем не менее жила советским мышлением, хотя Союза уже давно как не было. И дед, который помер так рано, что единственное что я о нем помню это его борода в стиле Эрнеста Хемингуэя.
Оттоптал детский сад, который показался скучнейшим местом на земле вкупе с манной кашей, орущими детьми и строгими воспитателями. Поэтому основную часть своего пребывания в саду я провел в углу отбывая наказание, да подслушивая, о чем без умолку трещат старухи воспитательницы.
Большую часть времени я проводил один. Все были на работе и это было прекрасно. Книги, тишина, покой, мультфильмы про Флинстоунов. Стоило вернуться кому-либо из взрослых домой, как начинался театр абсурда, состоящий из подзатыльников, краеугольный камень воспитания в русских семьях.
2.
Перед тем как пойти в школу, моя мать учила меня правописанию. Циферки там выводить, да буковки. Это было самым настоящим испытанием. Стоило лишь немного криво нарисовать цифру или букву, как я получал крепкий подзатыльник. И хорошо если только подзатыльник.
-СКОТИНА ТАКАЯ, ЧТО ТЫС МАТЕРЬЮ ДЕЛАЕШЬ! ИДИОТ! ДУБИНА! – кричала мать. Кричала и захлебывалась слюней. Лицо ее наполнялось кровью и яростью. Так воспитывают в русских семьях. Методом кнута и… кнута.
В тетради выдирался лист, весь исписанный будто стены в камере у психопата. Мука продолжалась, снова и снова. Накал безумия, жестокости, и неоправданно буйного поведения возрастал.
-ПИШИ! ВЫВОДИ РОВНО! ЧТО ТЫКАК БУДТО У ТЕБЯ РУКИ ИЗ ЖОПЫРАСТУТ!!! Я ТЕБЯ НЕ ДЛЯ ЭТОГО РОЖАЛА.
И тут в дело шел ремень и удары бляхой по спине, которая превращалось в поле синяков, будто чернил на спину флакон вылили. И так было всегда, когда у матери был выходной. Сплошная мозгоебка без грамма всякой эффективности. Писать красиво я все равно не научился, все это чистописание оно для девочек, да и только.
Со злости я рву тетрадь, исписанную всеми этими закорючками, вензелями и прочим таким, что обычно зовется русским алфавитом. Это вызывает обратную реакцию. Всплеск насилия со стороны матери и я еще будучи еще совсем молодым (шутка ли 7 лет на это бренной Земле), расшибаю свой нос об стол. Так рука матери направила мое лицо о поверхность дерева, и теперь на порванную, исписанную тетрадь падает кровь превращаясь то ли в черные, то ли в бурые пятна. Это кровь смешивается с чернилами.
Кровь приводит в оцепенение мою мать, благодаря чему побоев сегодня не будет, как и чистописание, что не может меня не радовать. И пока нос мой зудит и кровоточит, а в глаза накатывает то ли жидкость, то ли слезы, а голова трещит от резкого эмоционального перепада, я нахожу чувство удовлетворения. Да-да, именно, удовлетворения, так как не обязан выполнять глупый и бесплодный процесс.
Насилие не дает нужного эффекта, но до сих пор является потребностью человека. Не надо заниматься самообманом, людям нравиться причинять боль. Это физиология. За секс и насилие отвечает один и тот же отдел мозга – гипоталамус. Раздел отвечающий за удовольствие.
Через неделю все повторилось снова. Повторялось так до определенного момента. Пока я не пошел в школу и обязанности по моему воспитанию не переложились на плечи работников образования, которые были, впрочем, заинтересованы только в денежной составляющей работы, нежели в воспитании очередного поколения. Культ насилия в массы.
3.
Со Стефаном Штольцем я знаком с песочницы. В прямом смысле, мы жили в одном дворе и вместе лепили куличи из песка. Вообщем Стефан был упитанный малый в очках, такого задротского вида. Хотя по его рассуждениям никогда нельзя было сказать, что он стереотипный ботаник. Напротив, в них явно проглядывалась некоторая доминантность. Подавить, быть первым, превосходить. Поэтому уже в младые годы Стефан не играл в футбол с парнями, или там не стрелял в котов с рогатки. На первом месте были девочки, а уже на втором пинание мяча и отстрел живности.
По происхождению он был немец. Блондин. Полагаю, в Рейхе бы он прошел тест на чистокровность, в отличии от меня. Впрочем, насколько мне было известно от него же, в его роду так же имелись евреи.
Штольц происходил из состоятельной семьи. Поэтому у него была некая предрасположенность к делению людей на классы. Себя же он считал типичным представителем среднего класса.
Развлекались мы следующим образом. Выставляли во дворе в качестве мишеней игрушечных солдатиков и расстреливали их с рогаток. Рогатки были лучше игрушечных пистолетов, так как силы пружины не хватало чтобы сбить пулькой солдатика, а вот рогатка была в самый раз. Мощности рогатки хватало на столько, что в принципе если выстрелить с нее в человеческий глаз, то можно хорошо травмировать человека. Особый кайф был тогда, когда выстрел был настолько удачен, что пластмассового солдатика разрывало на части.
Довольно быстро солдатики у нас закончились, и мы перешли на кошек, что держала жирная старуха Фекла Анатольевна. Коты плодились в подвале дома, их было штук 20 наверно, вонь от их ссанины стояла на весь двор, так что было невозможно дышать. Впрочем, старуху Феклу это не заботило, она подкармливала эти ссущих и воняющих котов, а те размножались и размножались, заполняя собой двор.
Тогда мы начали отстреливать котов с помощью пластмассовых шариков для игрушечных пистолетов, но когда мы попадали в этих котов и кошек то те только визжали и заползали в свой засыканый подвал, куда нам не было возможности попасть, хотя бы по причине вони. Но мы не могли проиграть эту войну котам и тогда мы со Штольцем начали разрабатывать план.
-Надо купить петард. Тогда мы подожжем петарду и запустим в подвал. Она там жахнет и коты выбегут, и мы их перебьем. – загинал Штольц.
-Отличный план Стефан, но мощности наших снарядов не хватает. Они крошатся. Я видел в охотничьих магазинах продают металлические шарики, я думаю такие нам понадобятся, чтобы мочить котов.
-Я думаю мы славно поохотимся Петр!
А звали меня Петр. То есть Петр Бессмертный. Гражданин Российской Федерации и города Калуги, в частности. Национальность моя тайна для меня самого, то ли еврей, то ли белорус, то ли русский, а может быть и вовсе хохол, впрочем, нынче в паспорте национальность и не пишут. Плечист, худ, волосы темно-русые, глаза голубые.
Мы взяли нужное нам оборудование. Штольц купил петарды, а я попросил отца купить мне этих металлических шариков, к счастью для меня отец без лишних вопросов их купил. Как говорится, чем бы дитя не тешилось…
- Ябба-дабба-ду! – закричал я на манер Фреда Флинстоуна. То был знак, что наша большая охота начинается.
Штольц не стал мелочится. Он начал сразу поджигать по нескольку петард и закидывать их в подвал. Послышались хлопки, после которых коты с бешенными, недовольными мордами повалили из своего подвала. Я сразу принялся заряжать картечью, то есть стрелять сразу несколькими шариками, что дало эффект. Коты визжали на весь двор. Их крики раздражали, и мы стреляли в них еще и еще. После чего эти дурни погрязли в своем хаосе и видимо начали понимать, что их выселяют. Мы начали гнать их из двора. Патроны заканчивались, мы подбирали камешки с земли и заряжали ими.
Спустя минут десять великое переселение котов было закончено. Двор был чист. Мы прошлись по полю битвы, и наткнулись на интересное зрелище, некий плод наших усилий. Это была дохлая кошка, которой камнем размозжило всю голову, и она лежала трупом на земле. Никчемным трупом, которому теперь предстояло гнить на паршивом солнце.
-Интересно кто из нас замочил ее? – спросил Штольц.
-Не знаю, но мне понравилось. Чувствую себя настоящим.
-О да, этот труп этой срани, он как будто говорит, вот мы сильные из сильных способные отбирать жизнь у слабых.
-Знаешь, что мы с тобой теперь делать будем, когда котов нет?
-Нет Петро, а ты что-то придумал?
-Ага. Мы будем нашими металлическими снарядами отстреливать голубей, которые везде оставляют свое жидкое белое дерьмо.
-Вот ты голова. Их же много нам надолго хватит.
И преисполненные кровожадностью, насилием и жестокостью мы пошли в магазин, дабы купить по баночке «Маунтин Дью» и отпраздновать победу над этими бестиями подвала, которые гадили и отравляли воздух, которым мы дышим.
Мы цедили наши «Маунтин Дью» спасаясь от солнцепека, как во дворе появилась Фекла Анатольевна. Она принялась рыскать и искать своих любимцев.
-Где? Котятки мои вы где? Чего вы не выходите? Миленькие. Я вам тут молока с рыбкой принесла. Кыс-кыс-кыс.
Жирная задница Феклы Анатольевны блуждала по двору и не находила кошек. Старуха расстраивалась и удивлялась.
-Никак, не пойму, исчезли что ли куда? Ух… Что с ними малышами стало?
-Безумная кошатница. – заметил Штольц.
И тут старуха наткнулась на кошкин труп. Для нее это был удар, шок, потрясение, срыв покровов с безмятежного летнего дня.
-Ой, Ой, умер, умер бедненький, как же так, изверг тебя какой-то убил. Убил отобрал жизнь и душу, что же с тобой стало… - она принялась ухать и ахать, в надежде, что это поможет ее дохлой кошке, но потуги ни к чему не приводили. Труп так и лежал на земле, лишь солнце блестело на уже мертвом теле.
Фекла Анатольевна поплелась домой. Вскоре она появилась на улице с пакетом. Проследовала к коту, подняла его труп и засунула в пакет, после чего направилась в сторону мусорных баков. Так бывший любимец сменил место прописки с подвала на мусорный бак, а потом прямиком и на свалку. Я лишь размышлял, как же ей было не противно брать этот труп руками.
4.
Вообщем Валера был еще одним моим другом, которого я знал с детства. Я не помню, как с ним познакомился, что забавно. Я могу вспомнить как в моей жизни появился тот или иной человек, как уходил, но Валера… Валера это уникум. На свете вряд ли возможно встретить настолько отмороженного, больного аутиста, чем Валера Аистов.
Все думали, что Валера был отличник просвещения. Мол, гений с отличными отметками и никакими социальными навыками в реальной жизни. Правда же была в том, что он был умственно отсталым болваном. Учился он на тройки, был на несколько лет старше меня и Штольца.
Я в том смысле говорю, что он псих, так как самые ебнутые идеи и гипотезы мог выдвинуть только Валера Аистов. Например, когда мы гоняли мяч во дворе, то он играл в туфлях, и вовсе не потому что у него не было спортивной обуви, а попросту потому что он тормоз.
Кроме меня и Штольца друзей у Валеры не было. В классе он был изгоем, его травили. Причем по делу травили. Однажды он обосрался на уроке изобразительного искусства и с наполненными калом штанами поплелся домой. Конечно внутри него что-то зиждилось и хотело стать крутым. Ну то есть, я что хочу этим сказать, человек по натуре своей хочет доминировать, а не быть слабаком. Просто у более сильного это получается. Есть и подавлять слабого. Валера этого не умел. Он вообще ничего не умел.
Батя его был простым рабочим и постоянно бухал. Мать преподавала в школе для умственно отсталых, а бабушка и дедушка и вообще из квартиры не выходили. Про их существование мы знали только по рассказам Валеры. Дескать дед ест гнилую рыбу и отмачивает различные дикие вещи, мол старческое слабоумие.
Еще у Валеры был попугай… и единственное что о нем известно, что в один момент Валера пришел со школы, а попугайчик не дышал. Так у Валеры и не стало попугая. Захоронен где-то во дворе.
В очередной раз, когда я гулял с Валерой тому пришла гениально-ебанутая идея. В моем доме жила соседка то ли наркоманка, то ли алкоголичка, сейчас уже и не важно, потому что спустя пару месяцев после этого инцидента ее нашли мертвой у себя в квартире. Но вот что произошло:
-Давай зарядем твоей соседке камнем в дверь. Ну типа кто-то постучал, а потом убежим. – подначивал меня Валера.
-Нахуя?
-Да просто так!
Вот это «просто так», этот зов бессмысленного, иррационального безумия сподвиг меня на то, чтобы стать соучастником небольшого нарушения покоя где-то в одном из калужских дворов.
Взяв камень, да побольше, мы зашли в подъезд. Тут я задумался об одном нюансе, дескать что потом….
Но в этот момент камень был уже брошен в дверь, после чего нам оставалось лишь бросится во двор, да в разные стороны, дабы спрятать наши шаловливые души от наказания.
Мне приглянулась куча деревяшек, собственно я в ней и спрятался, а вот Валера решил бежать дальше и прятаться возле гаража моего бати. Проблема была в том, что пространство от подъезда до гаража хорошо просматривалось с окна моей соседки. Вот Валеру и спалили.
Я прятался в досках и наслаждался тишиной. Никто не мог меня достать здесь. Она же (соседка) не знает, что я тут прячусь. Вот только во дворе раздавались крики, которые привлекли мое жалкое внимание.
-ГДЕ ТВОЙ ДРУГ?! – раздавался ужасный и противный, писклявый голос моей соседки. Уши резались будто кто-то рядом металл корежил. Я не мог это терпеть и направился прямиком к Валере.
Завидев меня эта, коза принялась трепетно верещать.
-Аааа, чтобы у тебя руки отсохли, маленький сосунок.
Почему-то мне было это совершенно безразлично. Совершенно. Пустота овеяла меня и это чувство (пустоты я имею в виду) было блаженно. Я вроде ничего не совершал, но слушал этот бред про сосунка и «отсохнутые ручонки». Да, жизнь иногда бывает несправедлива. Хотя, по сути, если искать скрытый смысл во всем этом, то я не предотвратил тупой и глупый поступок Валеры и за это расплачивался.
Вскоре лекция о правильности поведения была закончена. Собственно, дальше ничего и не произошло. Пострадали только мои уши, слушавшие эту нудную нотацию о правильности поступков и поведения в социуме. Мы так и продолжали слоняться во дворе без цели, только иррациональное влечение к шалостям и проказам делало наше скудное бытие несколько логичным. Мы так развлекались. Мы так получали удовольствие. Ведь это детство. Потом мальчики вырастают и начинают играть в серьезные игры, от которых последствия куда глубже, шире и значительнее.
А ведь самое забавное в этой небольшой истории было то, что пока я прятался, соседка допрашивала Валеру о том, где я нахожусь, ведь она считала, что это я главный виновник этой небольшой пакости.
-Где твой друг? – рычала она.
-Я... Я не знаю. – испуганно отвечал Валера. Хотя прекрасно знал, что я прячусь в досках.
Было тогда что-то в Валере, за что хотелось его зауважать. Наверное, преданность. Ведь это важно, каким бы тупым и гадким не был человек, важно знать, что он свой, что он придет в трудную минуту и поможет, или по крайней мере не сдаст тебя злой соседке, которой вы сотворили небольшую шалость.
5.
Моя маман не прекращала использование жестоких методов воспитания и в школе. А что отец? Отцу было без разницы. Он был индифферентен, касательно вопросов моего образования. За помарки в тетради, исправления, использования штриха я получал по затылку и был вынужден заново переписывать свою домашнюю работу.
Порой мать так свирепела, что брала меня за волосы и таскала, таскала, таскала… все это было наполнено свирепой, животной жестокостью, как у первобытных людей. Я сносил эти побои и молчал. Эти не детский сад, когда ты плачешь от боли физической как правило, не говоря уже о моральной. Наставал тот период, когда я мог терпеть боль физическую, но не возмужал до того, чтобы сопротивляться. Тогда я затаил обиду. В эмоциональном плане я был уже мертв.
Учеба мне давалась. Я не был круглым отличником, но основой табеля моей успеваемости было либо «хорошо», либо «отлично». Иногда проскакивали «удовлетворительно», в основном за уроки труда, в виду моей криворукости и физической культуры в виду моей лени скажем, хотя моя физическая мощь превосходила большинство сверстников. Легче всего мне давались гуманитарные науки: литература и история в частности.
Математика была скучным предметом, хотя по ней у меня было «хорошо», но неодушевленные цифры казались мне чужими. Однажды произошло событие, которое только сильнее укрепило мою ненависть к этой дисциплине.
В пятницу, по возвращению домой, я делал уроки. Вот так сразу, чтобы все выходные были свободны. После чего я шел гулять. Так было и в этот раз, лишь за небольшим исключением. Я решил очередной пример по математике, но была проблема. Ответ в учебнике не сходился с решением. Перепроверил. Решение было верным, но ответ по-прежнему не сходился. Я решил, что это опечатка в учебнике и ушел гулять.
Когда я вернулся мать проверяла уроки.
-В этом примере ошибка! Садись, переделывай. – заявила она.
-Там опечатка. Проверь решение, оно ведь верное. – парировал я.
-УЧЕБНИК НЕ МОЖЕТ ОШИБАТЬСЯ! – после этих слов учебник полетел в меня.
С упорством я просидел за чертовым учебником весь вечер, пытаясь сделать такое решение, которое бы сошлось с ответом, но у меня ничего не получилось. К моему счастью уже наступила ночь, и я отправился спать.
К моему глубокому сожалению шоу продолжилось на следующий день.
-Ты не пойдешь гулять пока пример не будет решен! – разглагольствовала мать.
-Но тут же опечатка. Я вчера весь вечер просидел.
-НЕ ПРЕРЕКАЙСЯ С МАТЕРЬЮ!
Дальше опять был удар. Другой реакции быть не могло. Я понял, что на выходных гулять уже не выйду, и просто сидел. Проваливался в свое воображение, либо рисовал пока мать не заметит. Не замечала. Чутко и ловко я прятал лист под тетрадь делая вид, что занимаюсь. Тем временем на бумаге рождался мир, который спасал меня от скуки. Я пытался сделать его чем-то великолепным, хотя бы с помощью чернил в ручке. Оживить, придать ему значение, но выходила лишь убогая мазня с кривыми линиями, то был протест моих рук, которые не годились для тонкой работы.
Так я провел выходные. Мрачно, скучно и уныло. Мог ли я сделать что-то иначе? Только со временем я понял, что надо было просто вписать ответ, не пытаясь объяснить решением. Соврать, ведь люди хотят видеть и слышать именно ту картинку и те звуки, которые хотят услышать и увидеть. Мышление группами и стереотипами. Обычное мышление, обычных, недалеких людей.
В понедельник я пошел в школу. На уроке математики класс проверял задание, и действительно в учебнике оказалась опечатка. Торжество справедливости?
-Ой, ну подумаешь просидел за учебой все выходные, как будто это что-то плохое! Потом в будущем еще спасибо скажешь. – вот слова моей матери, когда я сообщил ей весть о примере.
После этого я пошел по пути хитрости. В точных науках я стал давать людям простой результат, который они так хотели видеть. Жестокость лишь воспитала во мне лишь ненависть к точным наукам. Гуманитарные науки проще, так как их можно трактовать по своему субъективному мнению. Именно субъективное мнение делает из индивида личность, а не оставляет тебя биологическим роботом. Вся эта жестокость, насилие, все эти попытки подчинить нужны были только с одной целью – сделать из меня послушного исполняющего чужие желания раба. Мышление и собственные желания должны были быть заглушены страхом наказания. Я переставал бояться наказания. Мне противила сама мысль о том, что так будет всегда. Тогда я решил, что буду делать по-своему.
6.
Иван Сергеев был моим соседом по парте и самым жадным и корыстным человеком, которого я знал. Он был такой несносный парнишка с жидкими рыжими волосами, весь такой щупленький, мелкий как хорек, а глазища его так и были наполнены презрением к людям. Такой за сухарики и мать продаст.
Собственно, сухарики были первопричиной. Ваня постоянно брал на перемене сухари, но, чтобы не с кем не делиться (а сухарей он брал много, по несколько пачек), он прятал их в портфель и дожидался начала урока. После звонка, он открывал пачку и засовывал горсть в рот, и медленно-медленно похрустывал закуской.
Странно, что Сергеев не был евреем. Хотя он был стереотипный жид. Когда местные хулиганы из класса спрашивали его ответы на контрольной, то Иван таки отвечал следующее «А что мне за это будет?». После контрольной хулиганы подлавливали и били его, за то, что он не помог. Справедливость? Ее нет. Сильный подминает слабого, поэтому надо давать отпор. Мне было не в падлу помочь местным дегенератам. Все равно выше тройки они не получат, а я с ними периодически таскался и играл в карты. К тому же ко мне не лезли, после того как я смачно отдубасил одного из них, ибо нехуй.
Сергеева пиздили, и пиздили жестко. Так, что его мать приходила разбираться в школу, но виновные не были найдены и все обошлось. Почему же никто не понес наказание? Потому что его отхреначили бы еще сильнее. Нельзя остановить зверя не убив его, а физически расправиться с хулиганами Иван Сергеев и учителя не могли. Тогда следовало сделать из них союзников. У него был ресурс его знания с помощью, которых он мог бы управлять этим скопом. Даешь списывать – получаешь защиту. Так это работает.
Со временем я наладил отношения с Иваном. Он был хорош в точных науках, а я в гуманитарных, поэтому мы начали помогать друг другу. Я стал считать его своим товарищем, и я не мог позволить тому, чтобы мой товарищ был слабаком. Тогда я поговорил с Гариком Антиповым главным хулиганом класса. Договор был таков, Иван дает списывать, а Гарик и ребята его не трогают. Мы пожали друг другу руки, взаимная выгода была обоим.
Шло время и Сергеев стал даже поигрывать с нами в карты, и черт возьми у него был талант выходить из дурака, правда в покере он не был столь хорош, так как ему не хватало харизмы для грамотного блефа.
Ваня был тем еще моральным отморозком. Однажды мы нашли в классе дохлую мышь, и он на спор положил мышь в карман рюкзака и унес домой. После этого ему месяц руку никто не жал, так как думали, что он заразный.
Как я уже говорил, Ваня был по натуре жид. Тем не менее было еще одно сходство. Когда класс проходил очередной медицинский осмотр, то врач, смотревший наши мужские причиндалы, поставил Ване диагноз – фимоз. Причем фимоз такой запущенный, что надо было делать обрезание. Так к Ване приклеилось погоняло «Жид».
Жид тем не менее тоже оказывается мог проказничать и делать шалости. На уроке алгебры мы как обычно сидели с ним вместе и Жид заметил, как на соседней парте, где сидела обворожительная дама из нашего класса – Тамара Барбарисова, произошел казус. Она облокотила свою щеку на руку, благодаря чему, объемная грудь Тамары так и просилась наружу. Мы с Жидом с пристальным рвением наблюдали за этой миловидной картиной, пока наши детородные органы наливались кровью. Я тихонько шепнул парням с соседних парт, и вскоре вся наша мужская часть класса завороженно смотрела.
Внезапно, Тамарина грудь попросилась наружу из лифчика и выреза, да так хорошо, что мы смогли оценить ее прелестный сосок. Жид же не терял времени даром и вовсю делал фотографии на телефон, и черт возьми, он все запечатлел. Правда к нашему сожалению Тамара внезапно все это заметила, и шоу прекратилось. На перемене же Жид уже вовсю пересылал фото на мобильные других парней. Тамара пыталась помешать и отобрать телефон Жида, но все уже далеко зашло. У нас у всех уже были фотографии. Вся мужская часть класса была благодарна Жиду за его вклад в познание женского организма и запечатление прекрасного.
7.
В школе я сдружился с двумя лоботрясами – Алексеем Толстым и Серафимом Пантелеевым. Толстой выходец из обеспеченной семьи, мать пластический хирург, отец бизнесмен торговал компьютерами. Пантелеев жил с матерью, хрен знает, что там у него было с отцом, может умер, может развелся.
Толстой оправдывал свою фамилию. Он был таким здоровым, жирным бугаем, поэтому в нашей школьной шайки его звали «Кабан». Особое пристрастие Кабан питал к пирожкам с горохом, поэтому сидеть с ним на уроках было пыткой, ибо из его ануса проводилась такая химическая атака пердежа, что кабинет потом надо было проветривать не менее получаса. Он вообще пожрать любил, также, как и погонять лысого. Разговаривая с ним по телефону, вы вполне могли услышать отдышку – это Леха Толстой дома смотрит порно по спутниковому телевидению. Его ничуть не смущало, что кто-то там на том конце телефона знает, что он там отмачивает.
А Пантелеев он был натурой тонкой, утонченной. С детства художественная школа, уроки игры на гитаре. Вообщем так духовное богатство и перло из всех щелей. Наравне со смазливостью, так как девушки считали его симпатичным, этого хилого психопата с неуравновешенной психикой. Собственно, неуравновешенность таким натура и свойственна. Гений, как же!
Эти двое были ебнуты на фентези, фантастике и аниме. И если Толкиена и Звёздные войны я котировал, то от третьего меня тянуло блевать. Особенно когда вектор разговора сворачивал на обсуждение японской мультипликации.
В свободное время я катался с ними на скейтбордах. Пару раз они присоединялись к футбольным зарубам, то есть к краеугольному камню спортивного выплеска насилия, жестокости и грубости у пареньков моего возраста.
Мы собрались как-то на квартире у Толстого, и наш Кабан вынес бутылку с красным сухим, привезённым его родителями из Франции. Собственно, довольно быстро я сообразил найти на кухне у Лехи штопор и обмозговав пару минут процесс откупоривания, открыл перед собой новый мир – алкогольный.
Леша Толстой разлил по хрустальным бокалам красный напиток, который согласно религии, являл собой кровь Иисуса. Вампиром я не был, но «кровь Иисуса» мне понравилась, ввиду расслабляющего эффекта, который отправлял мой еще младой, не вымученный страданием мозг, в некоторое состояние высшей благодати, нирваны и утопии.
Мы пили по-разному. В том смысле, что Серафим пил маленькими глоточками, так медленно и так по пидорски, что мы с Кабаном сочли, что этот красный совиньон ни в коем случае не стоит того, чтобы мы переводили его на нашего друга художника. Бокалы наполнились снова, после чего мы заметили, что бутылочки уже и каюк. Она была пустой. Допив вино, мы не рискнули открывать еще. Нам было достаточно. Первый опыт был получен.
Просидев еще некоторое время втыкая в телевизор с зарубежными мультфильмами, я принял решение отправиться домой. Алкоголь к тому моменту уже отпустил, а мои собеседники-собутыльники уже вели беседу о своем аниме, нагоняя на меня скуку.
Я полюбил алкоголь, но отчетливо понимал, что злоупотреблять им не стоит. Для меня было дико, что кто-то может употреблять постоянно. Только по праздникам, и чтобы расслабиться, вот для чего стоит употреблять «кровь Христову», а в то время я был человеком еще верующим в нечто возвышенное под названием Бог.
8.
В том смысле, что жизнь наполнена психами, сумасшедшими и прочими блаженными я убедился именно в школе, потому что там поехавших и полетевших мозгом было предостаточно. Да что уж там, скорее всего, а так наверно и есть, в моем поведение тоже отслеживается что-то такое антисоциальное и явно ненормальное.
Штольц учился в классе с литерой «Б», в то время как я набирался знаний в классе под литерой «А». К чему это я? Да все потому что у моего дорогого Стефана в классе учился настоящий психопат прямиком из палаты. То есть псих на такую головушку, что у него была справка от врача и надпись в той справочке была следующая «Вялотекущая шизофрения». И печать со штампом, или штамп с печатью.
Звали это дитя солнце Мясников Саша, и он был на года два, а то и на три старше детей из класса. Здоровый физически, но больной на головушку, он не мог дать сдачи детям, которые над ним издевались. Ты спросишь меня, как они издевались над ним? И будешь чертовски прав, потому что один из лейтмотивов, которые я пытаюсь тебе здесь рассказать и показать, есть насилие, а насилие надо описывать детально, да с ярым возбуждением и отвращением если таковое у тебя к нему есть.
Его засовывали в мусорный бак, что стоял на школьном дворе. Весь такой грязный, жирный и переполненный смрадом, чертов старый бак, где кормились крысы. И лез он туда и слезы капали из его глаз, капали да падали на весь этот смрад и в нем же растворялись, будто не было ничего, а ведь все это было и имело место быть еще много-много чертовых жестоких раз. Мальчики били по баку палками, и он наполнялся гулом, а Саша Мясников все сидел в нем нюхая вонь и лишь кричал «Я в домике! Боженька! В домике я!». И находясь в этом зловонном баке он сидел и терпел, ожидая того момента, когда мучения наконец-то закончатся. И смотря на это со стороны (а я смотрел и даже порою участвовал), я понимал, что никто не придет ему на помощь, никто не защитит и никто не спасет.
В оный раз его подлавливали в туалете и били, да били так что падал он на пол, а ведь это пол туалета, а, следовательно, покрыт холодным белоснежным кафелем и еще не засохшей мочой мальчиков-проказников. И били его на этом кафеле, да били так, чтобы не было следов на лице, били пока он лежал и пропитывался этой смрадной мочой, после чего его тащили к писсуару и тыкали туда мордой, как котенка, тыкали в этот поганый писсуар от которого разило уриной и при виде, которого уже хотелось блевать, а его туда тыкали.
Особенно зверствовал Вова Поляков, огромная такая дубина, разговаривающая на фене, гопник, отброс и шваль, казалось, что если он сложит два и два, то ему уже надо давать Нобелевскую по математике за старания. И вот эта вот бугаина, она сначала мордовала блаженного после чего тот падал без сил, всхлипывал и рыдал, похрюкивая я бы сказал, а Вовочка Поляков пристраивался к его жопе будто ебет его и двигал, буквально бил его тазом, будто пытаясь затрахать. Это он так демонстрировал доминацию и превосходство, при это он не находил ничего в этом зазорного. Обыденность тюремной жизни, которую он знаете ли уважал. После того как он заканчивал с задницей он прижимал Сашеньку ртом к штанам прямо к области паха эмитируя минет. Бил лицом прямо в свой причиндал. И никто из нас это зрелище не останавливал, всем нам было смешно, как с пидора Полякова, так с бедного Мясникова.
А когда Сашу избивали, то он обязательно обсикивал штаны и засирал говном. Будто чуял что-то страшное его организм, и облегчался, прямо как перед смертью. После чего избитый он поднимался в туалете снимал штаны и трусы, после чего полоскал в раковине свои штаники. Прополоскав штаны, прямо в них, прямо в мокрых он шел в класс, а все продолжали с него смеяться как с умалишённого. И ведь смеялись не только парни, смеялись и представители так называемого прекрасного пола. Девочки смеялись над ним.
После всех этих жестоких перипетий он все равно улыбался, ему было смешно что его били, потому что он не мог осознать всю ту тяжесть того что происходило с ним. Иначе, если бы он понял, хотя бы одной своей маленькой извилиной всю ту жестокость, то не смог бы жить. Покончил бы с собой в один день выпрыгнув из окна, или оказавшись в ванне с лезвием, а может и дергаясь в петле…
Нет, он был безумен. Психоз его не знал границ, за это его и били, ведь он мог посреди урока сидеть и заниматься онанизмом как будто ничего такого не происходит. Мог подбежать к девочке ущипнуть ее за грудь и начать кричать «Уииииии», прямо как поросенок. Он творил всякое, не осознавая, не понимая… А мы его за это наказывали. Жестоко наказывали.
В один прекрасный день, его все-таки перевели на домашнее обучение, но даже после этого слухи о его приключениях доходили до нас, так как мой одноклассник Серега Поршнев жил с ним в одном подъезде и его мать общалась с матерью Мясникова. Как оказывалось ночью он дрочил на себя в зеркало приговаривая «Красавец, какой я красавец!», собирал трупики животных на улицах, и все желал поебаться причем его не интересовало с кем с девочкой или мальчиком. Поршнев как-то увидел, как Саша пытался во дворе изнасиловать собаку после чего избил его, да избил так, что Поршнева чуть не поставили на учет в правоохранительных органах, как неблагополучного.
Насилие часть нашей природы особенно если мы говорим о прокаженных. Нам противно находиться рядом с такими людьми, с отбросами, мусором которые они являются, но к сожалению, мы не можем понять, что на этом месте отщепенца может оказаться любой из нас. И можно разбить чертов лоб в храме, молясь что такой вот отщепенец не попадется тебе на работе, учебе, или хотя бы не будет твоим соседом, но никто не застрахован, а молитвы вряд ли помогут. Насилие будет существовать до самого конца дней каждого из нас, без него нельзя обойтись. Не надо воспевать его, придавать ему значимости, надо лишь признать этот факт, что мы не хорошие. Мы есть убийцы, киллеры и мясники, которым нравятся причинять боль. Надо лишь как-то держать себя в узде, не давать демону насилия, демону нашего иррационального влечения к причинению боли брать верх. По сути мы обязаны заниматься этим садомазохизмом, чтобы быть людьми. Людьми, а не человеческим мясом.
Остается только один вопрос, на которой нельзя дать ответ. Как изолировать душевнобольных. И кто есть душевнобольной? Не больны ли мы сами? Что будет той нормой или мерилом? Пока остается лишь надеяться, что очередной Саша Мясников не попадётся вам на пути.
9.
Учителя совершенно не стимулировали интереса к учебе. Складывалась впечатление, что у школы одна задача – напихать вам настолько много всякой ненужной информации, чтобы вы не знали, как будете зарабатывать на кусок хлеба. Вот мы и слонялись без дела.
Нельзя было проявлять интереса к учебе. Нас постоянно долбили о том, что придется сдавать ГИА, ЕГЭ, но каждый преподаватель старался сделать, так чтобы его предмет выбрало наименьшее количество людей.
Была такая бойкая баба – Кораедова Валентина Николаевна. Вела русский язык и литературу. Ее принцип обучения заключался в сильном моральном прессинге и намеренном занижении оценок. Ты знал предмет на «хорошо», а тебе ставили «удовлетворительно», после чего предлагали подтянуть твой предмет на дополнительных занятиях. Естественно такие занятия были частными и платными, но родители многих детей платили, чтобы их сыночка был ничем не хуже других. Штольц, Пантелеев, Толстой, Ваня «Жид», все мы ходили на дополнительные занятия, потому что наши родители могли себе это позволить. Мы были вынуждены терпеть уже то известное, что было нам дано в школе, только чтобы нам поставили правильную оценку. Если учителям действительно мало платят, то они с лихвой компенсируют все это своим учебным рэкетом.
Стоит заметить, что на репетиторство редко брали студентов, в виду того, что преподаватель имел большее влияние, и непосредственно вел предмет у тебя же. Никого не волнует, что существует такая практика. Люди считают, что таким образом учителя просто добирают свое. Но что мы имеем в итоге? Никакой уровень образования, никакой заинтересованности, простая повинность с отбыванием номера.
Кораедова вообще была гротескным персонажем. С учениками она обращалась надменно, будто мы ей обязаны, разговаривала только на повышенном тоне. Стоило кому-то сделать, какую-либо малую шалость, как она принималась читать длительные морали и упоминать об этом случае