– Как его светлость? – спросил он.
– Как будто без перемен, – ответила Камилла. – Как вы думаете, Бриггс, долго еще так протянется?
– Не могу вам сказать, миледи, – ответил дворецкий тем же ровным, спокойным тоном, каким он ответил бы на любой вопрос, касающийся домашних дел. – Я пришел доложить, – продолжал он тем же тоном, – что подам завтрак через четверть часа.
– Я не хочу есть.
– Позвольте заметить, миледи, нам всем надо поддерживать свои силы. Я думаю, что вам все‑таки нужно покушать.
– Ну тогда пришлите мне чего‑нибудь сюда. Я не могу оставить его светлость в гаком состоянии одного.
– Осмелюсь сказать, миледи, что вам надо подумать и о себе. Вам нельзя оставаться целый день взаперти. А чтобы оставить его светлость одного, об этом и речи нет. С ним будет сидеть другое лицо, я договорился.
Одиночество обострило чувствительность Камиллы. Она заметила несколько необычную интонацию Бриггса – что в другое время пропустила бы мимо ушей – и живо переспросила:
– Другое лицо? Кого вы имеете в виду? Кого‑либо из слуг?
– Не то чтобы из слуг, миледи. Здесь моя дочь, и она готова сменить вас на это время.
– Ваша дочь? Как странно, Бриггс, я совсем забыла, что вы человек семейный. Где она?
– В коридоре, за дверью, миледи. Смею вас уверить, что на нее вполне можно положиться.
Первый раз губы Камиллы сложились в слабую улыбку.
– Иначе она вряд ли была бы вашей дочерью, – сказала она. – Я хотела бы ее видеть.
Бриггс подошел к двери и немедленно вернулся.
– Моя дочь Сюзанна, миледи, – сказал он.
– Здравствуйте, – сказала леди Камилла тоном, чуть‑чуть преувеличенно вежливым, каким хорошо воспитанные женщины обычно разговаривают с теми, кто ниже их по общественному положению.
– Здравствуйте, – ответила Сюзанна. В ее тоне послышался глухой вызов, и Бриггс неодобрительно щелкнул языком, заметив, что она не добавила «миледи».
Сама не сознавая почему, Камилла вдруг почувствовала, что эта девушка к ней относится враждебно. Это вовсе не была та девушка, которую она ожидала увидеть. Перед ней стояла женщина, в поведении которой чувствовались затаенный вызов и недоброжелательство. Она собиралась поздороваться со вновь пришедшей и уйти, но что‑то побуждало ее остаться и выяснить, что же кроется за этим выражением лица – и вызывающим, и одновременно испуганным. Это была странная сцена. Не говоря уже о приличиях, на всех троих действовало, что они находятся в комнате тяжелобольного, и поэтому они говорили приглушенными голосами, из уважения к ничего не видящему и ничего не слышащему больному.
– Мы ведь раньше с вами не встречались? – спросила Камилла.
– Нет, не встречались.
– Вы живете не здесь?
– Нет. Я приехала день‑два назад.
– Понимаю. Вы хорошо скрывали ее, Бриггс.
– Папа не хотел, чтобы знали, что я здесь.
Бриггс начал было что‑то говорить, но Сюзанна опередила его:
– Рано или поздно все равно узнают, папа. Почему не сейчас?
Камилла недоуменно переводила взгляд с одного на другого.
– Не понимаю, о чем идет речь, – пробормотала она. – О чем узнают?
– Пожалуйста, не обращайте на нее внимания, миледи, – вмешался Бриггс, явно расстроенный. – Не надо мне было позволять ей приходить сюда. Если б я только знал… Сюзанна, тебе не велено было разговаривать с миледи таким образом.
– Я имею право разговаривать, как мне нравится. Больше того, я имею право быть здесь, – упорствовала Сюзанна. – А это не всякая может про себя сказать.
– Сюзанна! – возмущенно воскликнул Бриггс. – Ты говорила мне, что будешь сидеть тихо, пока его светлость…
– Не прерывайте ее, Бриггс, – сказала Камилла высокомерно. – Я хочу докопаться до сути. О каком праве вы говорите?
Сюзанна пошарила у себя в сумке, и в руке у нее оказалась сложенная в несколько раз бумага.
– Вот о каком, – отрезала Сюзанна и сунула бумагу в руку Камилле.
Камилла медленно развернула бумагу. Медленно прочла. Потом так же неторопливо сложила и отдала Сюзанне. Выражение ее лица не изменилось, а голос, когда она заговорила, был ровно настолько приглушен, насколько полагается в комнате больного.
– Благодарю вас. Очень жаль, что никто не знал этого раньше. Для многих это изменило бы все. – Обратясь к Бриггсу, она добавила: – Ваша дочь совершенно права. Она имеет право находиться здесь. Я позавтракаю внизу.
Сюзанна открыла рот, но, прежде чем она успела что‑либо сказать, леди Камилла вышла из комнаты. Она держала голову высоко, и по ее лицу никто бы не догадался, какой удар ее гордости нанесло это датированное прошлым годом свидетельство о браке между Робертом Артуром Перкином Уорбеком, холостяком, и Сюзанной Анной Бриггс, девицей.
Бриггс молча посмотрел Камилле вслед. Когда она ушла, он напустился на Сюзанну.
– Да знай я, что ты так забудешься, дочка, я бы ни за что не позволил тебе прийти сюда, – упрекнул он ее.
– А с чего бы это мне не сказать ей, раз мне хочется? – сказала его дочь заносчиво и в то же время как бы обороняясь. – Чем я хуже ее? Не такая же, что ли?
– Нет, дочка, – ответил Бриггс торжественно. – Выйди ты замуж даже за самого знатного человека в стране, ты все едино ей неровня, и не стоит делать вид, что это не так.
– Не в средние века живем, папа. Только оттого, что она из благородных…
– Только оттого, что она из благородных, – твердо повторил Бриггс, крепко придерживаясь своих устаревших убеждений. – Ты не сумела бы вот так, как она, выйти из комнаты, хоть век этому учись. Она выше тебя, Сюзанна, что бы она ни сделала.
– Ну, она… – загорячилась Сюзанна, но запнулась, когда до нее дошел смысл слов, сказанных отцом. – Что ты хочешь сказать? – прошептала она испуганно. – Папа, неужели ты хочешь сказать, что это она бросила ему то самое в бокал?
– Ничего я не хочу сказать – просто потому, что мне нечего сказать. Я сказал мистеру Роджерсу, что это было самоубийство, а поверил он мне или нет, не знаю. Говорю тебе, не твое это дело. Пусть им занимаются те, кого оно касается. Твое положение от того, как это произошло, не изменится. – Он посмотрел на часы. – Мне пора идти, – сказал он. – Я сейчас пришлю тебе сюда поднос с едой. Сиди смирно возле постели и дай мне знать, если его светлость… если что‑нибудь случится. Ты не принесла с собой шитья или чего‑нибудь, чем заняться?
– Найду чем, – ответила Сюзанна, доставая из своей сумки прибор для маникюра. – Ногтями займусь. А чудно! – добавила она, усаживаясь в кресло. – Сколько времени я хотела попасть к его светлости и вот – на тебе! Я сижу здесь, в его комнате, а все уже кончено, и только еще шум идет. Бедный старик! Он был славный, правда?
– Славный – не то слово, дочка.
– Мне думается, он бы ладил со мной, если бы Роберт поступил как надо. Просто совестно, что я не могу ему рассказать. И чудно вышло! Ты старался его оберечь, а он так и не узнал про то, что только и могло бы его порадовать. А сэру Джулиусу ты скажешь, папа? – добавила она.
Бриггс покачал головой.
– Пускай он называет себя социалистом, а я голову прозакладываю, что для него это будет удар, – заметила Сюзанна. Эта мысль, по‑видимому, привела ее почти в хорошее настроение, и, когда отец ушел, она мирно занялась своими ногтями.
Сэр Джулиус в это время находился в библиотеке. Он вошел туда, едва д‑р Ботвинк ушел, да так стремительно, будто ждал этого за дверью. Он застал сержанта Роджерса развалившимся в кресле; сержант курил свою самокрутку и задумчиво глядел на классические бюсты, стоявшие на книжных шкафах. Когда министр финансов вошел, он машинально встал.
– А, Роджерс, – сказал сэр Джулиус. – Есть что‑нибудь новое?
– Нет, сэр Джулиус. Сегодня утром я опять пробовал позвонить по телефону, но он все еще не действует. Мы услышим прогноз погоды по радио без пяти час, и тогда, может быть, узнаем, сколько времени продлится такое положение. По‑моему, оно не может тянуться долго.
– Мне нужно при первой же возможности установить связь с премьер‑министром в Чекэсре[15]. Это очень важно. Я нахожусь в крайне затруднительном положении, Роджерс, крайне затруднительном.
– Совершенно верно, сэр. – Роджерса все это явно не интересовало.
– Леди Камилла сказала мне, что мой кузен очень плох.
– Да, сэр. Интересно было бы узнать, кто сообщил ему известие, которое свалило его с ног.
– Вероятно, кто‑нибудь из этих идиотов слуг. У них нет никакого такта. Если бы сообщил ему я, все было бы иначе. А так – это просто ужасно. Ужасно!
– Совершенно верно, сэр.
– Вам этого не понять, Роджерс, но меня глубоко беспокоит состояние лорда Уорбека.
– Само собой понятно, что вас это беспокоит, – сухо ответил сыщик. – Но вы не должны забывать, что я в данный момент обеспокоен смертью Роберта Уорбека.
Брови сэра Джулиуса изумленно поднялись.
– А я думал, что это дело улажено, – сказал он. – Он покончил с собой. Я объяснил вам это сегодня утром.
– Да, сэр, объяснили. То же самое сказали миссис Карстерс и Бриггс.
– Ну так чего ж вам еще?
– К несчастью, сэр Джулиус, у меня есть основания не удовлетвориться этим объяснением.
– Не удовлетвориться! После того, как я рассказал вам то, что видел своими глазами!
– Да, сэр!
– Я знаю, в чем дело, Роджерс. Вы слушали этого проклятого Ботвинка.
– Сэр Джулиус, – торжественно произнес Роджерс. – Не забывайте, пожалуйста, что по вашему собственному требованию я выполняю сейчас обязанности сотрудника уголовной полиции, расследующего дело об убийстве. Я обязан считаться с вами не больше, чем с любым другим свидетелем. В мои обязанности не входит сообщать вам, где или от кого я получил сведения. С другой стороны, вы, как и все остальные, должны помогать мне, говоря правду. И с целью помочь вам я не постесняюсь сказать вот что: я получил три отчета об обстоятельствах, в которых мистер Уорбек совершил самоубийство. Они не согласуются один с другим и не согласуются с моими собственными наблюдениями на месте происшествия. И я не верю ни одному из них. А теперь, сэр, предположим, что мы опять начнем сначала, и посмотрим, не доберемся ли мы на этот раз до правды.
Сэр Джулиус сильно покраснел. Он громко откашлялся, дважды глотнул воздуху и наконец сказал:
– Ну хорошо. Я не видел вчера, чтобы Роберт опустил что‑либо в свой бокал. Это была… неточность. Но за исключением этого, я вам дал полный и точный отчет обо всем, что произошло, насколько я мог заметить. Больше мне нечего вам сказать.
– Нечего, сэр Джулиус?
– Абсолютно нечего.
Сыщик молча прошелся по всей библиотеке и обратно. Потом он повернулся к сэру Джулиусу.
– Я надеялся, сэр, что вы расскажете мне о том, что вы делали вчера перед обедом. Какое‑то время вы были неподалеку от буфетной, не так ли?
– Возможно.
– Не заходили ли вы, случайно, в буфетную?
– Право, не припоминаю. Пожалуй, я туда заглянул.
– Там кто‑нибудь был, когда вы туда заглянули?
– Кажется, никого.
– Почему же, сэр Джулиус, вы заинтересовались служебными помещениями дома?
– Я очень люблю этот старинный дом. Я давно здесь не был и воспользовался случаем оживить былые воспоминания.
– Видно, так же, как миссис Карстерс?
– Я ничего не знаю о том, что делала миссис Карстерс. В конце концов, у меня естественный интерес к этому месту. Это дом моей семьи, и я полагаю, что могу ходить тут всюду, куда мне вздумается.
– Вашей семьи, это вы очень точно выразились, сэр Джулиус. И со смертью мистера Роберта Уорбека вы становитесь наследником пэрства. Вам это не приходило в голову?
– Конечно, приходило, – ответил сэр Джулиус сердито. – А кто, по‑вашему, в наши дни не хочет быть пэром?
– Знали ли вы, что Бриггс хранил в буфетной цианистый калий?
– Разумеется, нет. Да я и не понял бы, что это такое, даже если бы и видел.
– Ясно. Благодарю вас, сэр Джулиус.
Сэр Джулиус не воспользовался возможностью уйти. Он стоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, пока в конце концов не собрался с духом.
– Вы только что упомянули миссис Карстерс, – сказал он. – Следует ли это понимать так, что вчера вечером она тоже была в буфетной?
– По‑видимому, так.
– Но это же вздор! То есть вздор, что она могла отравить Роберта. Я знаю ее много лет – она член партии, пользующийся всеобщим доверием и уважением. К тому же ей не предстоит унаследовать пэрство, – добавил он с неловким смешком. – С таким же успехом можно заподозрить и леди Камиллу.
Он опасливо взглянул на сержанта, ожидая, какую реакцию вызовут его слова, но сержант остался невозмутимым.
– Вы сами видите, как все это смехотворно, – продолжал он. – Для меня совершенно ясно, что тут имело место самоубийство, даже если оно произошло не совсем так, как я… я себе представлял. Так легко запутаться в деталях. Если же это не самоубийство, значит, это Бриггс, а это сущая нелепица – и Боже милостивый! Да как же я не додумался до этого раньше? Конечно же Ботвинк. Разве этот тип не коммунист?
– Он не признает себя коммунистом, сэр Джулиус.
– Разумеется, не признает. Такие типы никогда этого не признают. Но теперь я припоминаю его фамилию… он был замешан перед войной в каких‑то беспорядках в Австрии. Это объясняет все!
– Вы хотите сказать, что мистер Уорбек был убит из‑за своей связи с Лигой свободы и справедливости?
– Нет, нет! – возбужденно запротестовал сэр Джулиус. – Горе с вами, с полицейскими, вы ничего не понимаете в политике. Ни один здравомыслящий человек не считается с этими дурацкими неофашистскими обществами. Это игры слабоумных юнцов. Нет! Кто сейчас является действительным врагом коммунизма? Да мы, мы, демократические социалисты Западной Европы! Покушение было задумано на меня! Меня только и спасло, что в спешке он опустил яд не в тот бокал!
– Это лишь теоретическое предположение, сэр Джулиус, – сказал Роджерс флегматично.
– А теперь, когда покушение не удалось, он старается посеять подозрения, чтобы дискредитировать меня и тем самым дело свободы во всем мире! Вообразите, какое впечатление произвело бы на Западе, если б меня заподозрили в убийстве!
Судя по лицу Роджерса, он явно не был способен на такой полет воображения. Он сказал только:
– По моим наблюдениям, сэр Джулиус, доктор Ботвинк интересуется больше политикой восемнадцатого века, чем нынешнего.
– Восемнадцатого века – дудки! Как бы не так! Говорю вам, этот человек опасен!
– Во всяком случае, – сказал Роджерс, – я так понимаю, что вы теперь решительно отказались от своей версии о самоубийстве?
– Видите ли, я… то есть… я… – замялся сэр Джулиус. – Извините, кажется, ударили в гонг к ленчу. – И он торопливо вышел.
Оставшись один, Роджерс некоторое время задумчиво стоял у камина. Потом он дважды прошагал взад и вперед по библиотеке, беззвучно мурлыча что‑то себе под нос. Наконец, улыбнувшись собственной слабости, он подошел к одному из шкафов и вынул маленький зеленый томик. Быстро перелистал страницы, пожал плечами, и поставил его обратно на полку.
XIII
Новый лорд Уорбек
За ленчем собралась угрюмая компания. Сэр Джулиус занял место во главе стола, бросив недружелюбный взгляд на д‑ра Ботвинка, сидевшего справа от него. Д‑р Ботвинк держался как ни в чем не бывало, хотя вид у него был рассеянный, словно мысли его все еще были заняты политическими проблемами восемнадцатого века. Зато миссис Карстерс, наоборот, нервничала и ерзала. Место рядом с ней пустовало.
К обеду приступили в молчании, но не в характере миссис Карстерс было сохранять его долго. За неимением лучшего она заговорила о погоде.
– Сколько еще это будет продолжаться, как вы думаете? – сказала она. – В такой изоляции чувствуешь себя до крайности беспомощной.
Сэр Джулиус, к которому этот риторический вопрос, по‑видимому, и был обращен, лишь угрюмо покачал головой. Д‑р Ботвинк, обдумывавший, действительно ли Уайлкс имел в виду то, что он говорил в 1768 году, даже не слышал вопроса миссис Карстерс. Отчаявшись, та обратилась к Бриггсу:
– А что вы на этот счет думаете, Бриггс?
– К сожалению, не могу сказать, мадам.
– Но неужели никто ничего не может предпринять? Есть какая‑то безнадежность в том, что мы сидим и ждем, пока что‑нибудь случится! А не могли бы мы собрать несколько человек и что‑то предпринять?
– Работники с фермы стараются пробиться к деревне, мадам. Мне сообщили, что они немного продвинулись по дороге, но снег размяк, и им приходится нелегко.
– Размяк, вы сказали?
– Да, мадам. Похоже, что скоро начнется оттепель.
– Слава Богу!
– Совершенно верно, мадам. По радио передали, что ожидается большой разлив.
К этому моменту д‑р Ботвинк разрешил, к своему полному удовлетворению, вопрос о Джоне Уайлксе и поэтому услышал последнее замечание. Лицо у него вытянулось, но было ли это вызвано страхом перед разливом или ему просто не понравилась фраза, употребленная Бриггсом, осталось неизвестным.
– Оттепель! – воскликнул сэр Джулиус. На секунду глаза у него загорелись, но только на секунду. Он опять впал в прежнюю мрачность и закончил завтрак в молчании.
Тут в комнату вошла леди Камилла, и миссис Карстерс обратилась к ней.
– Камилла, дорогая, слышите?! – воскликнула она. – Скоро начнется оттепель!
– Это непременно должно произойти рано или поздно. – Камилла села за стол. Лицо у нее было спокойное, но глаза предательски покраснели. – Извините, что я опоздала, – прибавила она. – Как хорошо, что вы меня не ждали.
– Но разумеется, Камилла, мы не начали бы без вас, если б знали, что вы сойдете вниз, не правда ли, сэр Джулиус? Я думала, что вы еще побудете в комнате лорда Уорбека. Неужели вы оставили его одного, Камилла? В конце концов, никогда не знаешь, что может случиться. Может быть, мне лучше… Я право, не хочу есть… – Миссис Карстерс уже поднялась, но Камилла предупредила ее.
– Все в порядке, миссис Карстерс, – сказала она. – Конечно же, я не оставила его одного. За ним приглядят.
– Но кто же, дорогая? Я не говорю ничего против слуг, Бриггс это поймет, но не думаете ли вы, что в таких обстоятельствах кто‑либо из нас…
В эту минуту Бриггс подавал блюдо Камилле. Она подняла на него глаза, и они переглянулись.
– Вам незачем беспокоиться, – проговорила она быстро. – Бриггс любезно устроил так, что пока я не вернусь, с лордом посидит его дочь.
– Ваша дочь, Бриггс! Кажется, я ее помню. В те времена, когда я вела занятия в здешней воскресной школе, это была маленькая рыжеволосая девочка. Что ж вы мне не сказали, что она здесь?
Бриггс ответил не сразу, и поток воспоминаний продолжал литься:
– Потом она, насколько помню, поступила на службу в Лондоне, как раз в то время, когда я вышла замуж. Сюзанна Бриггс! Такая смышленая девчурка была, но бедовая! Что с ней стало, Бриггс? Что она делает теперь?
– Но я ведь только что сказала вам, миссис Карстерс, – прервала ее Камилла прерывающимся голосом, – пока она сидит в комнате у лорда Уорбека.
– Я не это имела в виду, дорогая. Я просто спросила…
Бриггс, который отошел к буфету, сказал бесстрастно:
– Моя дочь, мадам, вышла замуж. Недавно она овдовела.
– Боже мой, какая жалость!
– Совершенно верно, мадам. Имеются горячие пирожки и холодный пудинг. Что вам подать?
Никто не может без конца поддерживать односторонний разговор с дворецким, и миссис Карстерс сдалась. Однако прежде чем она успела съесть полпирожка, молчание, воцарившееся в комнате, нарушил торопливый стук в дверь. Бриггс отворил ее и немедленно вышел, тщательно закрыв дверь за собой. Он отсутствовал всего несколько минут и быстро вернулся. Подойдя к столу, он сказал:
– Сэр Джулиус, вас не затруднит выйти на несколько минут?
Извинившись, сэр Джулиус торопливо вышел, сопровождаемый дворецким. После их ухода наступило неловкое молчание.
– Что случилось, как вы думаете? – спросила наконец миссис Карстерс.
– Я думаю, – ответил д‑р Ботвинк, впервые открыв рот, – что появился новый лорд Уорбек.
Д‑р Ботвинк был прав. Едва они вышли из столовой, Бриггс сказал сэру Джулиусу:
– Он скончался, сэр.
– Скончался?
– Да, сэр Джулиус. Совсем мирно, как говорит моя дочь. – Не стыдясь слез, Бриггс достал носовой платок и вытер глаза. – А вы… вы не хотите пойти наверх и посмотреть на него, сэр?
– Да, – сказал сэр Джулиус скорбно. – Думаю, что это мой долг.
Оба молча поднялись по лестнице. Бриггс отворил дверь в комнату лорда Уорбека и посторонился, чтобы дать сэру Джулиусу войти, но сэр Джулиус с необычном для него вниманием к чувствам другого человека взял его за руку, и они вошли вместе. Став друг возле друга, они глядели на спокойное, бесстрастное лицо. Им нечего было сказать. Лорд Уорбек окончательно ушел из этого мира, и если по выражению лица можно судить о чувствах, то ушел он без сожаления.
Когда через несколько минут они вышли из комнаты, у двери стояла Сюзанна. Джулиус, по‑видимому, не заметил ее, но Бриггс остановил его, когда он хотел было пройти мимо.
– Это моя дочь, сэр Джулиус, – сказал он.
– Ах да, – любезно отозвался Джулиус. – Вы ведь были с ним, когда он умер?
– Да.
– Он… сказал что‑нибудь перед кончиной?
– Да, – сказала Сюзанна. В ее тоне, обычно жестком и ровном, слышалась некоторая взволнованность. – Я как раз хотела рассказать вам. Перед самым концом он вдруг вроде бы пришел в себя на секунду, не больше, и сказал совсем ясно: «Скажите Джулиусу, что мне жаль». Так и сказал: «Скажите Джулиусу, что мне жаль». Потом передернулся, и все. Скончался.
– Спасибо, – сказал сэр Джулиус. Он повернулся к Бриггсу. – Это так характерно для моего кузена, – заметил он. – До последней минуты он остался добросердечным, внимательным человеком, каким был всегда.
– Конечно, я не поняла, что он, собственно, хотел этим сказать, – продолжала Сюзанна. – Но…
– Нет, нет, голубушка. Где вам понять! Но я прекрасно понимаю. Я очень рад, что вы передали мне его слова.
Он хотел было уйти, но Сюзанна остановила его:
– Мне надо вам рассказать еще кое‑что куда важнее…
Сэр Джулиус устал и расстроился, и бесцеремонные манеры Сюзанны действовали ему на нервы.
– Что бы это ни было, я уверен, с этим можно подождать, – сказал он сухо. – Вы должны понять, что мне есть о чем сейчас подумать. Бриггс, прошу вас…
– Я думаю, сэр, – сказал Бриггс, – что, пожалуй, мне стоит самому объяснить, как обстоит дело. Как моя дочь уже сказала, дело это важное.
– Нет уж, лучше я сама объясню, – перебила его Сюзанна. – В конце концов, дело это мое, и я не стану тратить время попусту, как ты. Да и разговору‑то тут всего… – Она повернулась к Джулиусу: – Когда вы вышли из этой двери минуту назад, вы думали, что теперь, когда старик умер, вы лорд Уорбек. Так вот, это не так.
Сэр Джулиус уставился на нее в полном недоумении.
– Не так? – сказал он, запинаясь. – Я не лорд Уорбек?
Он повернулся к Бриггсу, словно ожидая, что тот подтвердит, что это ему не снится.
– Моя дочь говорит сущую правду, сэр Джулиус, – уверил его Бриггс. – Мистер Роберт женился на ней, ясное дело, без моего ведома или согласия, и…
– И мой малютка законный лорд Уорбек! – воскликнула Сюзанна тоном героини старомодной мелодрамы.
– У вас… у вас есть мальчик… сын? – запинаясь, проговорил сэр Джулиус. – Сын Роберта? Рожденный в законном браке? Боже милостивый! Я и подумать не мог… Я всегда думал…
И он упал без чувств.
Когда сэр Джулиус пришел в себя, он увидел над собой встревоженное лицо Бриггса, склонившегося над ним. Сюзанна исчезла.
– Вы хорошо себя чувствуете, сэр? – спросил дворецкий.
– Да, да, я оправлюсь через минуту. Помогите мне сесть вон в то кресло, Бриггс… Вот так лучше. Дайте мне стакан воды… Спасибо. Теперь скажите мне, что случилось? Долго я пробыл без сознания?
– Минуту или две, не больше, сэр Джулиус. Вы не ушиблись?
Сэр Джулиус машинально потер затылок.
– И в самом деле, – заметил он.
– Извините, сэр. Я не успел вас подхватить. Вы упали так внезапно. Боюсь, что для вас это был удар.
– За последние сутки я перенес не один удар.
– Очень сожалею, что моя дочь поступила так… так грубо, сэр Джулиус.
К удивлению Бриггса, сэр Джулиус захохотал и хохотал так долго, словно был не в силах остановиться. Рука, в которой он еще держал стакан с водой, так тряслась, что вода пролилась на пол.
– Возьмите, ради Бога, у меня стакан, Бриггс, – пролепетал он.
– Сейчас, сэр Джулиус, само собой, – сказал дворецкий, уже не на шутку встревоженный. Он взял стакан и стоял, взволнованно поглядывая на сэра Джулиуса, которого сотрясал приступ неестественной веселости. Но приступ кончился так же неожиданно, как и начался.
– Не корите вашу дочь, Бриггс, – сказал сэр Джулиус, вытирая глаза. – Она поступила так, как сочла правильным.
– Пусть так, сэр Джулиус, а все‑таки я ее не одобряю.
– Но это все правда? Мне не приснилось? Мне это все еще кажется невероятным.
– Уверяю вас, сэр Джулиус, что все это чистая правда.
– И как вам нравится быть дедушкой пэра, Бриггс?
– Я считаю это, сэр, за большое несчастье для человека с моим положением.
Этот ответ чуть было не вызвал у сэра Джулиуса новый взрыв смеха, но он удержался.
– А мой кузен… он знал об этом? – спросил он.
– Нет, сэр Джулиус. Не такое это дело, чтобы я стал его с ним обсуждать. Конечно, я полагался на мистера Роберта – надеялся, что он поговорит с его светлостью и все уладит.
– Разве можно полагаться на Роберта, – сказал сэр Джулиус наставительно. – Дед у вашего внука был куда лучше, чем отец был или чем мог бы стать. – Он тяжело поднялся на ноги. – Я должен сойти вниз, к гостям, – продолжал он. – Они, наверное, недоумевают, что со мной случилось.
– Вы на самом деле вполне пришли в себя, сэр Джулиус?
– Да, я уже совсем оправился. Это была минутная слабость. Хотя все‑таки дайте‑ка мне на вас опереться. И я попросил бы вас никому ничего об этом не говорить.
– Я только собирался просить вас о том же, сэр Джулиус.
– Для человека в моем положении, – продолжал сэр Джулиус, когда они вместе спускались по лестнице, – нехорошо, если начнутся толки о моем здоровье и тому подобное. Это наводит людей на разные мысли. Я совершенно здоров. Так сплоховать – совсем не похоже на меня. Небывалое дело! Но если бы начались безответственные догадки и толки о том, что я сдаю, это наделало бы много вреда. Вы понимаете меня?
– Вполне, сэр Джулиус. Мне никогда и в голову не придет разговаривать об этом. Но я не это имел в виду.
– А?
– Я собирался просить вас, сэр, чтобы вы были бы так добры и пока что не говорили ничего… о моем внуке, сэр.
Джулиус остановился и изумленно посмотрел на него:
– Это почему же?
– Видите ли, сэр, я оказался, так сказать, в неловком положении.
– Ну, не вы один. Неужели вы всерьез надеетесь скрыть это?
– Конечно, нет, сэр Джулиус, это я понимаю. Просто мне было бы приятнее, чтобы об этом стало известно после того, как разъедутся гости. Мне не хотелось бы предстать перед миссис Карстерс и леди Камиллой в качестве члена семьи. Вы понимаете меня, сэр? Леди Камилле, к несчастью, уже сказали о мезальянсе мистера Роберта, и это очень огорчило нас обоих. Если бы вы, в свою очередь, посчитали возможным больше ничего не говорить об этом деле, сэр, я был бы вам крайне благодарен.
На мгновение сэр Джулиус поколебался. Когда он заговорил, обычное добродушие ему изменило.
– И только поэтому вы хотите скрыть столь важный факт? – спросил он.
– Не понимаю, сэр.
– А вам не пришло в голову, что сержант Роджерс тоже может им заинтересоваться?
– Не понимаю, как это касается сержанта Роджерса, сэр.
– Не понимаете, Бриггс? А вы подумайте. За минуту до смерти мистер Роберт готов был объявить, по его словам, важную новость. Сержант Роджерс спрашивал меня, знаю ли я, в чем дело. Разве он не спрашивал вас о том же?
– Да, сэр Джулиус, признаюсь, спрашивал.
– Теперь мне совершенно ясно, о какой новости шла речь. Вы ничего не сказали ему, Бриггс?
– В данных обстоятельствах, сэр, я не считал это необходимым.
– А может быть, вам просто надо было кое‑что утаить?
– Право, сэр, не знаю, что и сказать, раз вы делаете такое предположение. Это… Я никак не мог ждать этого от такого джентльмена, как вы.
– Давайте оставим на время вопрос о джентльменстве. У Роджерса хватило любезности намекнуть, что у меня была причина убить мистера Уорбека. Не вижу, почему у вас должно быть лучшее положение, чем у меня. В этом деле каждый за себя, Бриггс, и если вы не расскажете полиции все начистоту, я в своих собственных интересах вынужден буду информировать Роджерса.
Бриггс нервно сглотнул слюну и сказал:
– Хорошо, сэр Джулиус, я сейчас же повидаюсь с сержантом. Однако я хотел бы заметить…
– Да?
– Видите ли, сэр, я так понимаю, мы вроде как пришли к тому, что мистер Роберт совершил самоубийство.
– Забудьте о самоубийстве, Бриггс. Я убежден, да вы и сами увидите, что сержант Роджерс о нем тоже забыл.