Встает полная луна. Собака жмется к стволу ели, прячется под нижними ее ветками. Из мрачного уголка темного леса выходит человек и вдруг обнаруживает, что превратился… В обезьяну? Думаю, нет.
Глава 6
Звали ее Ева, и поначалу изменения, внесенные ею в нашу жизнь, вызывали у меня негодование. Я ненавидел внимание, какое Дэнни оказывал ее ручкам, ее маленькому заду и скромным бедрам. Мне не нравилось, как он смотрел в ее мягкие зеленые глаза, разглядывающие его из-под стильно завитых светлых волос. Завидовал ли я ее обворожительной, — я бы назвал ее особенной — улыбке? Наверное, да. Потому что она была человеком, существом отличным от меня. Не в пример мне она была отлично выдрессирована. Она была всем, а я — ничем. К примеру, я мог долгое время обходиться без ванны, стрижки и чистки зубов, она же мылась ежедневно и ходила к человеку, который только тем и занимался, что красил ее волосы в любимый цвет Дэнни. Мои ногти вырастали длиннющими, они цокали и царапали пол, она за своими ногтями ухаживала постоянно — стригла и шлифовала, придавая им форму, а в довершение всего еще и красила.
Забота о каждой детали своей внешности отражалась на ее личности: по натуре она была невероятно организована и требовательна, постоянно составляла списки и планы занятий и покупок, часто снабжала нас с Дэнни перечнем, как она любила говорить, «милых дел», так что уик-энды мы проводили либо в постоянных поездках во «Все для дома», либо толкались в очереди на станции утилизации старых вещей, где проводились распродажи всего мало-мальски годного к употреблению. Мне не нравилось красить комнаты, врезать дверные замки и мыть стекла. Дэнни же, очевидно, любил это делать, потому что чем больше получал от нее заданий, тем быстрее их выполнял, чтобы получить вознаграждение, которое обычно включало в себя множество ласк и поглаживаний в самых разных местах.
Вскоре после того как она въехала в нашу квартирку, они поженились и состоялась маленькая свадьба, где присутствовал я, их близкие друзья и родители Евы. У Дэнни братьев и сестер не было, а его родители не приехали, сославшись, как объяснил Дэнни, просто на то, что они плохо переносят поездки.
Свадьба проходила на острове Уидби, в очаровательном небольшом коттедже, которым, по заявлению родителей Евы, владели их очень близкие друзья, на свадьбе отсутствующие. Меня включили в число гостей, но на очень суровых условиях: я не должен был болтаться на берегу или плавать в заливе, чтобы не натащить песок в дом, где полы из дорогого черного дерева, а дефекализироваться и деуринизироваться меня заставили в специальном месте возле мусорных контейнеров.
По возвращении с Уидби я заметил, что Ева двигается по нашей квартире с большей важностью, чем прежде, и гораздо смелее передвигает и заменяет вещи — полотенца, постельное белье и даже мебель. Она вошла в нашу жизнь, изменив все вокруг себя. Однако, хотя я и испытывал неудовольствие от ее вторжения, было в ней что- то, не дающее мне продемонстрировать свой гнев. Полагаю, это что-то — ее опухающий живот.
Было нечто трогательное в том, как она, сняв рубашку и белье, ложилась на бок, отдохнуть, в том, как свисали ее груди. Все в ней напоминало мне о матери, которая так же вздыхая и подрагивая, валилась на бок и поднимала ногу, выставляя для нас свои соски, а те будто обращались к нам: «Вот вам. Нате, ешьте!» Тогда меня сильно возмущало внимание, которое Ева оказывала своему нерожденному младенцу, теперь же, оглядываясь назад, я понимаю причины своего недовольства — она никогда не баловала аналогичным вниманием меня. О чем я очень сожалею, ведь мне она так нравилась в период беременности. Тем не менее я отлично сознаю, что не мог стать для нее источником любви и радости. Это меня печалит и сегодня.
Она посвятила себя младенцу уже в ту пору, когда он еще не родился. Она регулярно прощупывала его через свой туго натянутый живот. Она пела ему и танцевала с ним под музыку. Она научила его поворачиваться за счет потребляемого ею апельсинового сока, который пила очень часто, объясняя мне, что журналы о здоровье настоятельно советуют беременным женщинам потреблять содержащуюся в апельсиновом соке фолиевую кислоту, хотя мы с ней знали, что не она потребляет ее, а малыш. Однажды Ева спросила, хочу ли я почувствовать его. Я согласился, и она, выпив кислоты, прижала мою морду к своему животу, и я почувствовал, как он шевелится. Думаю ткнулся локтем, но ощущение было устрашающим: будто кто-то тянется ко мне из могилы. Я затруднялся предположить, что происходит внутри Евиного волшебного мешочка, где формировался кролик. Одно я знал точно — то, что находилось внутри ее, существовало отдельно от нее, имело собственную волю и двигалось помимо желания Евы, как хотело, или, точнее, куда поворачивала его кислота.
Я обожаю женский пол. Дарительниц жизни. Как, должно быть, замечательно — иметь тело, способное вынашивать в себе живое существо. (Я не имею в виду солитера-1 который у меня был. Его нельзя считать другой жизнью. Он — паразит и не должен существовать в принципе.) Жизнь, которую Ева вынашивала внутри себя, была создана ею. Совместно с Дэнни. В то время мне так хотелось, чтобы малыш походил на меня.
Помню день, когда он появился на свет. Я только-только достиг периода полового созревания, мне стукнуло два года. Дэнни находился во Флориде, участвовал в гонках в Дейтоне. Весь год он провел, выискивая спонсора — просил, умолял, клянчил, подзадоривал. В конце концов ему улыбнулась удача — в нужное время, в нужном холле отеля он встретил нужного человека, который сказал ему: «Считай, что тебе повезло, парень. Позвони-ка мне завтра днем». Так он нашел вожделенные спонсорские доллары и смог купить место в двадцатичетырехчасовых гонках на кубок среди автомобилей «Порше-993», организованных компанией «Ролекс» в Дейтоне.
Гонки на выносливость — занятие не для робких. Каждый из четырех гонщиков проводит шесть часов за рулем мощного ревущего автомобиля, требующего предельного внимания и напряжения, полной отдачи сил, автомобиля дорогого, гоночного, испытывающего гонщика на стойкость, решимость и концентрацию. Двадцатичетырехчасовые гонки в Дейтоне — событие волнующее и непредсказуемое, транслируются по телевидению полностью. То, что Дэнни получил шанс участвовать в них в тот самый год, когда у него должна была родиться дочь, является одним из совпадений, о которых следует рассказать особо. Еву встревожило неподходящее время проведения гонок, она сочла его неблагоприятным. Дэнни же сиял от счастья, получив реальную возможность сделать подарок, о котором он мог только мечтать.
Но раз так выпало, значит, выпало. В день гонки, за неделю до положенного срока, у Евы начались родовые схватки. Она вызвала акушерок, и те, влетев в квартиру, быстро взялись за дело. Поздним вечером того же дня, когда Дэнни летел по трассе в Дейтоне, вне всякого сомнения выигрывая гонки, Ева встала, согнувшись у кровати — две полные акушерки поддерживали ее под руки — и в истошном крике, длившемся, казалось, целый час, извергла кровавую каплю человеческой ткани, которая несколько секунд судорожно извивалась, а затем заверещала. Дамы помогли Еве лечь в кровать, положили красное тельце ей на живот, новорожденный сам нашел ртом грудь Евы и принялся сосать ее.
— Могу я на минуту остаться одна? — спросила ошеломленная Ева.
— Конечно, — ответила одна из дам и двинулась к двери.
— Пошли с нами, щеночек, — позвала меня другая дама.
— Нет, — остановила ее Ева. — Пусть он останется.
— Она просит меня остаться? Я не мог не почувствовать гордости оттого, что Ева включила меня в свой внутренний круг. Две леди, засуетившись, вышли из комнаты, чтобы подготовить все, что им могло потребоваться в дальнейшем, я же в восхищении смотрел, как Ева кормит новорожденного младенца. Спустя несколько минут мой внимательный взгляд переместился с груди Евы на ее лицо, и я увидел, что она плачет, но не представлял почему.
Ее свободная рука свисала с кровати, пальца находились в нескольких сантиметрах от моей морды. Я колебался. Я не хотел предполагать, что она подзывает меня. Однако пальцы ее вдруг зашевелились, глаза ее встретились с моими, и я понял — она зовет меня. Я ткнулся в ее руку носом. Она чуть приподняла ее и почесала меня по макушке, все еще плача, малыш же продолжал сосать.
— Знаешь, я сама попросила его поехать, — сказала она мне. — Даже настояла на этом. Вот так. — Слезы потекли по ее щекам. — Хотя мне очень жаль, что его сейчас нет здесь.
Я понятия не имел, что делать, но мне хватило ума не шевелиться. Она нуждалась во мне.
— Обещаешь всегда защищать ее? — спросила она.
Она обращалась не ко мне, а к Дэнни, я был всего лишь его заменителем. Тем не менее я чувствовал определенные обязательства. Я понимал, что сколь бы искренне мне ни хотелось, я, собака, никогда не смогу вступить в прямой диалог с человеком. И все же в тот момент я сознавал, что могу представлять собой нечто значительное. Я могу обеспечить кое-какие потребности людям вокруг меня. Я могу утешить Еву во время отсутствия Дэнни. Я могу защитить ребенка Евы. И поскольку я всегда стремился в некотором смысле к большему, я, наконец, нашел отправную точку для дальнейших действий.
На следующий день Дэнни вернулся домой из Дейтона, штат Флорида, и вид у него был несчастный. Однако настроение немедленно изменилось, когда он взял на руки свою дочку, которую они назвали Зоей, не в честь меня, а в честь Евиной бабушки.
— Видишь моего маленького ангела, Цо? — спросил меня Дэнни.
Видел ли я ее? Да я ее практически родил!
Некоторое время Дэнни ходил по кухне осторожно, он чувствовал, что лед еще тонок. Родители Евы, Максвелл и Триш, находились у нас с рождения Зои, заботясь о дочери и внучке. Я начал называть их «близнецами», так как они очень похожи — с выкрашенными в одинаковый цвет волосами, в одинаковой одежде — зеленоватых брюках и свитерах, либо в слаксах из полиэстера и спортивных рубашках с короткими рукавами. Если один из них одевал солнцезащитные очки, то же делал и другой. То же касается шортов, бермудов и высоких гетр, натянутых выше колен. Оба они и пахли одинаково — гелем для волос на нефтепродуктах.
С момента своего прибытия «близнецы» принялись упрекать Еву за то, что она рожала дома. Тем самым подвергала опасности здоровье ребенка. «В наше время, — талдычили они, — люди ответственные рожают только в самых престижных больницах, где работают самые дорогие доктора». Ева пыталась привести им статистику, касающуюся здоровых матерей и доказывающую обратное, что команда профессиональных акушерок способна на самой ранней стадии распознать признаки болезни, но «близнецы» ее слушать не хотели. К счастью для Евы, появился Дэнни, и «близнецы» немедленно переключили внимание с ее недостатков на его.
— Как неудачно получилось, — сетовал Максвелл Дэнни на кухне, и в голосе его я отчетливо слышал злорадство.
— А деньги удастся вернуть? — спросила Триш.
Дэнни был в отчаянии, но почему — я не знал, пока ближе к вечеру к нам не приехал Майк, и они с Дэнни не открыли по баночке пива. Оказалось, Дэнни как раз собирался сесть за руль, он был третьим в команде. Машина вела себя отлично и все шло прекрасно. Они держали второе место в своем классе, и Дэнни надеялся взять лидерство после захода солнца, в ночных гонках. Если бы гонщик, который вел машину вторым номером, не стукнул машину о стену на шестом повороте.
Он ударил машину о стену в тот момент, когда их обходил дейтонский прототип, гораздо более мощная машина. Первое правило гонок: никогда не шарахайся в сторону, никогда никого не пропускай, пусть тебя пропускают. А второй гонщик ушел в сторону, и машина «поцеловала мрамор», так гонщики называют установленное вдоль трека бетонное заграждение с навешанными на нем разноцветными шинами, смягчающими удар. Второй водитель «поцеловал мрамор», и машину развернуло. Она почти на предельной скорости ударилась о заграждение еще и багажником и сразу развалилась на миллион маленьких кусочков.
Гонщик остался цел и невредим, но гонки для команды закончились. Дэнни, который целый год готовился к своему звездному часу, стоял в своем расписанном рекламой костюме, купленном ему спонсором, в специальном шлеме, напичканном разного рода оборудованием, с вентиляционным отверстиями и фиброкарбоновой противоударной защитой, и смотрел, как эвакуатор уволакивает с трека на мусорную свалку его самый реальный, жизненно важный шанс, в котором он так ни разу и не посидел за рулем.
— Деньги вернуть, конечно, не удастся, — констатировал Майк.
— Деньги меня не интересуют, — ответил Дэнни. — Я должен был победить, но не победил.
— Она рано родилась, да? Нельзя предугадать, что случится, пока это не случилось.
— Можно, — ответил Дэнни. — Если гонщик хороший, он все предугадает.
— В любом случае, за Зою, — сказал Майк и поднял банку.
— За Зою, — отозвался Дэнни.
«За Зою, — сказал я себе, — которую я всегда буду защищать ».
Глава 7
Когда мы жили вдвоем с Дэнни, он зарабатывал до десяти тысяч долларов в месяц, занимаясь, как говорят коммерсанты, продажами по телефону. После того как Ева забеременела, Дэнни встал за прилавок шикарного автомагазина, предлагающего дорогие немецкие машины. Эту работу Дэнни называл настоящей и очень любил, хотя она съедала все его свободное время, и мы уже не могли проводить все дни вместе.
Иногда, по выходным, Дэнни преподавал в автошколе по программе подготовки гонщиков — таких школ у нас множество, и каждая специализируется на какой-то одной фирме — «Порше», «БМВ» или «Альфа-Ромео» — и частенько брал меня с собой на трек, что мне страшно нравилось. Сказать по правде, душа у него к преподаванию не лежала, так как не давала возможности ездить самому — он сидел как пассажир и только подсказывал водителю, что и как делать. А еще он говорил, что оплаты в школе ему не хватит даже на бензин, чтобы проехать один круг на гонках. Он мечтал о переезде в Сонному, Феникс, Коннектикут, Лас-Вегас или даже в Европу преподавать в солидной автошколе, чтобы иметь возможность ездить больше, но Ева говорила, что едва ли когда-нибудь оставит Сиэтл.
Ева работала в крупной компании по розничной продаже одежды, потому что это давало нам дополнительные деньги и обеспечивало медицинскую страховку, а еще потому, что она могла приобретать одежду для всей семьи с большой скидкой. Через несколько месяцев после рождения Зои она вернулась на работу, хотя в душе хотела остаться дома, с малышкой. Дэнни сказал, что готов оставить работу и сидеть с Зоей, но Ева посчитала такой шаг непрактичным. Поэтому она каждое утро отвозила Зою в дневной детский сад, а вечером по пути домой забирала ее.
Дэнни и Ева работали, Зоя находилась в детском саду, так что я был предоставлен сам себе. Большую часть тоскливых дней я либо слонялся по квартире — то в одной комнате посплю, то в другой покемарю, — либо часами ничего не делал, а просто таращился в окно, провожал взглядом городские автобусы, которых мимо нашего дома ходило множество, и старался угадать их маршруты. Только тогда я познал, какое это счастье, когда в доме много людей и все бегают и суетятся, как в первые месяцы после появления Зои. Я был частью семьи, вписывался в события. Я был неотъемлемой одушевленной частью Зоиных развлечений: иногда, после кормления, когда она не спала и сидела в своем маленьком креслице-качалке, перехваченная ремнями, Ева и Дэнни играли в обезьянку посредине. Обезьянкой должен был быть я. Они бросали друг другу смотанный из носков мяч, а я, дурак-дураком, бегал между ними, пытаясь схватить его, а потом вертелся волчком, в конце концов настигал мячик и, держа его в зубах, как клоун, плясал на задних лапах. Зоя визжала и хохотала, болтала ножками с такой силой, что ее креслице скользило по полу. Дэнни с Евой тоже покатывались со смеху, и я вместе с ними.
А потом все уехали, оставив меня.
Я грустил в пустоте одиноких дней. Смотрел в окно и вспоминал, как мы с Зоей играли в «Энцо-принеси», игру, которую выдумал я, но название ей позднее дала она.
Состояла она в том, что мячик из носков делала сама Зоя, а Дэнни или Ева ей помогали. Иногда вместо мячика использовалась какая-нибудь игрушка. Зоя бросала их, я же должен был, толкая носом, принести их ей. И тогда она снова смеялась, а я вилял хвостом, и так повторялось снова и снова. До тех пор пока однажды не случилось событие, изменившее всю мою жизнь.
Дэнни включил утром телевизор, чтобы послушать погоду, и, уходя на работу, забыл его выключить. Позвольте вам сказать: канал «Погода» показывает вовсе не погоду, он показывает мир. Затрагивает, как погода нас всех — всю мировую экономику, здоровье, счастье, дух. Детально рассказывает о самых разных природных явлениях: ураганах, циклонах, торнадо, муссонах, граде, дожде, штормах, молниях и бурях. Но в особое восхищение, похоже, его приводит слияние нескольких явлений. Очаровательное, захватывающее зрелище. Настолько, что когда Дэнни вернулся домой, я все еще сидел возле телевизора как приклеенный.
— Что это ты смотришь? — спросил он, входя в комнату, словно разговаривал с Евой или Зоей, будто для него вполне естественно обращаться ко мне с вопросами.
Однако Ева на кухне готовила обед, а Зоя находилась у себя в комнате. У телевизора сидел я один. Я повернулся к нему, затем снова перевел взгляд на экран, где показывали основное событие дня: наводнение на Восточном побережье в результате затяжных проливных дождей.
— Погоду? — усмехнулся он, взял пульт и переключил на канал автогонок «Скорость». — Вот что нужно смотреть.
К тому моменту когда я вырос, я просмотрел массу телеканалов, но только тех, что включали люди. С Дэнни мы предпочитали автогонки и фильмы, с Евой наслаждались музыкальными видеофильмами и слушали голливудские сплетни, с Зоей смотрели детские шоу. (Я попытался научиться читать во время показа «Улицы Сезам», но у меня не получилось. Я, конечно, достиг определенного уровня грамотности и различаю надписи на дверях «От себя» и «На себя», но только по форме букв. Какой звук издает та или иная буква и почему, я так и не смог понять.) Внезапно меня озарило: ведь я могу смотреть телевизор сам. Эврика! Если бы я был нарисованный мультипликатором, надо мной в тот момент сама собой зажглась бы лампочка. Увидев на экране мчащиеся автомобили, я восторженно гавкнул. Дэнни рассмеялся:
— Этот канал лучше, да?
— Да! Конечно, лучше! Я распластался в кресле, исполненный радости, как всякая лежащая на пузе собака, и помахал хвостом — оба жеста означали счастье и одобрение. И Дэнни меня понял.
— Я и не знал, что ты так любишь телевизор, — сказал он. — Если хочешь, буду оставлять его тебе включенным на весь день.
— Хочу! Разумеется, хочу!
— Правда, тебе следует ограничить себя, — предупредил он. — Я не хочу, чтобы ты торчал весь день у телевизора. Полагаюсь на твою ответственность.
На мою ответственность? Так он считает меня ответственным лицом?
К тому времени, — а мне в ту пору уже исполнилось три года, — я часто смотрел телевизор, но мое настоящее образование началось с момента, когда Дэнни начал оставлять телевизор включенным, специально для меня. Скука прошла, часы одиночества опять стали пролетать быстро. Выходные, наполненные активностью, поскольку все семейство было в сборе, сделались короткими, а ночи с воскресенья на понедельник наполнились томительно-сладостным успокоением и предвкушением недели у телевизора.
Я погрузился в самообразование, потеряв счет неделям, и даже не заметил, как наступил второй день рождения Зои. Неожиданно для себя я оказался в центре праздника, устроенного в нашей квартире для ребятишек из детского сада, который посещала Зоя, и из парка, где она гуляла. Он был шумным и веселым до сумасшествия. Все детишки хотели, чтобы я поиграл и повозился с ними на коврике. Я позволял им надевать на меня шляпы и кофты, и Зоя назвала меня своим старшим братом.
Потом детям принесли лимонный пирог, часть которого они рассыпали по полу, и пока Дэнни распаковывал подарки, я помогал Еве убирать его. Я радовался, видя, что Ева довольна нашей уборкой, так как чаще она жаловалась на оставленный кем-либо из нас беспорядок и на то, что ей приходится одной наводить порядок в квартире. Она даже похвалила меня за способность быстро удалять с пола куски и крошки, вызвала меня на состязание, и я согласился: она чистила пол пылесосом, а я — языком.
Когда дети ушли, а мы закончили уборку, Дэнни сообщил, что у него сюрприз для Зои. Он показал фотографию, на которую она едва взглянула, причем без интереса. Затем он показал фото Еве, и та вдруг заплакала, потом засмеялась, обняла Дэнни и, снова посмотрев на снимок, еще немножко поплакала. Дэнни взял у нее фотографию и показал мне. На ней был изображен дом.
— Посмотри-ка сюда, — сказал Дэнни. — Это твой новый двор. Доволен?
Полагаю, я был весьма доволен. Хотя на самом деле этот прямоугольник фотобумаги и вид дома на нем меня немного смутили. Я не понимал их причинно-следственной связи.
Вскоре все начали запихивать вещи в коробки, бегать и суетиться, хватать все, что под руку попадется, а в финале куда-то исчез мой коврик.
Дом оказался славным. Небольшой, но стильный — я видел такие по телевизору в передаче «Старый дом» в рубрике «Сделай сам» — с двумя спальнями, всего одной ванной, но зато с большой жилой площадью, расположенный поблизости от соседей, на склоне холма в центральном районе. Со столбов по краям дорожки, ведущей к входной двери, свисали разноцветные провода. Дом выглядел опрятным и ухоженным, тогда как неподалеку стояли здания с нестрижеными лужайками, облупившимися стенами и покрытыми мхом крышами.
Ева и Дэнни сразу полюбили новое жилище. Почти всю первую ночь они бегали голышом по комнатам, исключая ту, в которой спала Зоя. Возвращаясь домой с работы, Дэнни первым делом говорил: «Привет» жене и дочке, после чего выводил меня во двор и бросал мяч, а я его с радостью возвращал ему. Когда же Зоя подросла, она бегала вокруг дома и визжала от счастья, а я делал вид, что вот-вот догоню ее. Ева предупреждала: «Не бегай так быстро, а то Энцо тебя укусит». В первые годы она частенько повторяла дочке эти слова, то есть сомневалась в моем воспитании. Но однажды Дэнни резко обернулся к ней и одернул: «Энцо никогда не укусит Зою. Слышишь? Никогда!» И он был прав. Ведь я отличаюсь от остальных собак. Я обладаю силой воли, достаточной, чтобы преодолеть большинство моих животных инстинктов. Хотя по-своему Ева была права, поскольку большинство собак неспособны справиться с собой видя бегущую добычу: они преследуют ее и хватают зубами. Только ко мне это не относится.
Но я прощаю Еву, она знала меня недостаточно хорошо, а объяснить я ей ничего не мог, поэтому просто никогда не вел себя с Зоей грубо. Мне не хотелось излишне волновать Еву. Однажды, когда Дэнни отсутствовал и Ева решила покормить меня, она нагнулась, чтобы поставить передо мной миску с кормом. Голова ее оказалась возле моего носа, и я сразу же почуял плохой запах, похожий на вонь гниюшего дерева или грибов. Это был запах разложения, тухлой воды и гниения водорослей. Он шел из ее ушей и носа. Я сразу понял — в голове Евы есть нечто… чуждое.
Имей я покорный мне, легкий на слова язык, я бы предупредил их. Быть может, нашел силы убедить ее обратить внимание на свое состояние задолго до того, как о нем ей рассказали вся эта аппаратура, компьютеры и супервидящие скопы, которые умеют заглядывать в человеческие головы. Люди, наверное, считают их очень мудрыми, на самом же деле они громоздкие, неуклюжие, очень неточные, поскольку реагируют на посторонние сигналы, основаны на философии симптоматической медицины, всегда отстающей на шаг от времени. Вот мой нос, да, да, мой черный нос, мокрый и чуткий, уловил болезнь в голове Евы задолго до того, как она сама узнала о ней.
Однако, к сожалению, язык мой мне не подчиняется, поэтому ничего не оставалось, кроме как смотреть на Еву и ощущать пустоту внутри себя. Она доверила мне охранять Зою, но никто не поручал мне охранять Еву. Я ничем не мог ей помочь.
Глава 8
Однажды летним субботним днем мы вернулись с пляжа, где сначала купались, а потом ели рыбу и чипсы в кафе «Спэд», красные и усталые от солнца. Ева уложила Зою поспать, Дэнни и я сели у телевизора образовываться.
Он поставил кассету с записью гонок на выносливость, в которых неделю назад напросился участвовать. Эти захватывающие гонки длились восемь часов. Дэнни и еще два гонщика в его команде, сидя за рулем по два часа, летели по трассе и финишировали первыми в своем классе, после одиннадцатичасового героического заезда, в котором Дэнни также участвовал, когда его машину едва не развернуло во время обгона двух авто, но он с честью вышел из сложного положения и тоже занял первое место.
Просмотр записи, сделанной камерой, установленной в кабине, оставляет потрясающее впечатление. Ощущаешь перспективу, которая теряется, когда смотришь телевизор и видишь все машины, да еще из-за множества камер, с разных точек. Только когда наблюдаешь за гонками из кабины несущегося на огромной скорости автомобиля, начинаешь понимать, что такое быть гонщиком: видишь как он держит руль, черту на трассе и саму трассу, отражение идущих позади машин в боковом стекле, чувствуешь страшное одиночество гонщика, его напряжение и упорство, качества, необходимые для победы.
Дэнни запустил пленку с момента начала последней стадии гонок, когда трасса была сырой, а небо покрылось тяжелыми черными тучами, грозящими проливным дождем. Мы молча посмотрели несколько кругов. Дэнни вел машину мягко и практически один, поскольку его команда осталась возле бокса, куда они заехали, чтобы сменить шины на дождевые. Другие команды решили, что дождя не будет или он скоро пройдет и трасса быстро высохнет, поэтому шины не меняли и, выиграв во времени, обошли команду Дэнни больше чем на два круга. Однако дождь опять полил, и Дэнни получил огромное преимущество.
Он легко обошел машины других классов: маломощные «МИАТы», устойчивые, преодолевавшие повороты на высокой скорости «вайперы» с огромными двигателями и ужасающим рулевым управлением. Врезаясь в дождь, Дэнни мчался по трассе в мускулистом кубковом «порше».
— Как тебе удается проходить повороты быстрее других? — спросила Ева.
Я вскинул голову. Она стояла в дверях, наблюдая за нами.
— Большинство команд не сменили шины на дождевые, — ответил Дэнни.
Ева села на диван рядом с ним.
— Но некоторые ведь сменили.
— Да. Кое-кто сменил.
Мы продолжали смотреть пленку. Дэнни встал позади желтого «камаро», в самом конце прямой трассы, и хотя на двенадцатом повороте, казалось, мог обойти его, продолжал оставаться на своей позиции.
— Почему ты не обогнал его? — спросила Ева.
— Потому что я знаю эту машину. Она очень мощная, и на прямой без труда обойдет меня. А вот на следующей серии поворотов он уже будет позади.
Так и случилось. К следующему повороту «порше» Дэнни приблизился к желтому «камаро» настолько, что едва не касался его бампера. Затем Дэнни резко взял вправо, обошел его и встал в центре шеренги мчащихся машин. Дождавшись очередного поворота, он резко забрал влево и снова вырвался вперед на несколько машин.
— Эта часть трассы во время дождя очень скользкая, — произнес Дэнни. — Модные машины вынуждены притормаживать на поворотах, и в этот момент я вырываюсь вперед. Когда гонщики опять нажимают на газ, им уже меня не догнать.
Машины шли по прямой, в свете фар появились указатели поворота, темные на фоне неба, не ставшего пока черным. В панорамном зеркале заднего вида на мгновение появился желтый «камаро» и растворился в темноте, оставшись далеко позади.
— У него тоже дождевые шины? — поинтересовалась Ева.
— Думаю, да, но у него плохой баланс.
— Слушай, почемуты ведешь машину так, словно дождя нет, а остальные гонщики его явно чувствуют.
Указатель двенадцатого поворота появился на прямой трассе внезапно, мы с Евой едва успели заметить его. Впереди замелькали красные огоньки — идущий впереди гонщик притормозил и стал очередной жертвой Дэнни.
— То, что ты проявляешь, находится впереди тебя, — произнес Дэнни мягко.
— Как ты сказал? — спросила Ева.
— Когда мне было девятнадцать лет, — ответил Дэнни, помолчав немного, — я учился в своей первой автошколе в Сирз-Пойнт. Однажды пошел дождь, и наши инструкторы объясняли, как нужно водить по сырому шоссе. Однако как они ни бились, как ни раскрывали свои секреты, мы так ничего и не поняли. Мы просто не представляли, о чем они говорят. Я посмотрел на своего соседа — хорошо помню его, это был француз, очень быстро все схватывал. Звали его Габриель Флорэ. Он улыбнулся и сказал мне: «То, что ты проявляешь, находится впереди тебя».
Ева закусила нижнюю губу и покосилась на Дэнни.
— И тогда все встало на свои места, — смеясь, проговорила она.
— Именно, — серьезно ответил Дэнни.
На экране телевизора продолжал лить дождь. Команда Дэнни сделала правильный выбор — остальные машины то и дело заезжали в боксы сменить шины.
— Гонщики боятся дождя, — сказал нам Дэнни. — Дождь усиливает негативный результат ошибок, вода на треке делает поведение машины непредсказуемым. Когда возникает какая-нибудь неожиданность, реагировать нужно быстро. Но если ты реагируешь на скорости, то всегда запаздываешь. Так что дождя следует бояться.
— Мне страшно даже глядеть на вас, — вздохнула Ева.
— Если я намеренно заставляю автомобиль сделать что-то, я могу предсказать, как он себя поведет. Иными словами… я теряю контроль над ситуацией только когда случается непредвиденное.
— То есть ты разворачиваешь автомобиль прежде, чем он развернется сам? — спросила она.
— Вот именно! Если я начинаю действие, чуть отпускаю руль и даю машине двигаться самостоятельно, то я знаю, что произойдет до того, как это произойдет. В этом случае я среагирую быстрее действий машины.
— Такое случается?
На экране телевизора автомобиль Дэнни обогнал сразу несколько соперников, и вдруг капот его начал уходить в сторону, машина стала разворачиваться, но руки Дэнни уже крепко держали руль. Он выправил ход прежде, чем машина развернулась, и обошел еще двоих. Ева облегченно вздохнула, провела рукой по покрывшемуся испариной лбу.
— Иногда случается, — усмехнулся Дэнни. — Правда, разворачивает всех гонщиков. Когда они выходят за границы возможностей машины. Я сдерживаю себя. Постоянно. Потому и выигрываю гонки.
Ева посидела рядом еще с минуту, затем почти неохотно улыбнулась Дэнни и поднялась.
— Я люблю вас, — сказала она. — Вас и даже ваши гонки. Думаю, вы абсолютно правы во всем. Только сама бы я за руль такой машины не села.
Она ушла на кухню, а Дэнни и я продолжали смотреть, как в наступившей темноте все кружат и кружат по треку машины.
Я никогда не устану смотреть с Дэнни гонки. Он очень много знает, и кое-чему я у него научился. Он ничего больше мне не сказал — продолжал следить за машинами. Мои же мысли обратились к тому, что я узнал от него. Какая простая концепция, но такая правильная: то, что ты проявляешь, находится впереди тебя. Все мы — создатели собственной судьбы. Намеренно или по невежеству, но наши успехи и наши падения — результат только наших действий и ничьих еще.
Я подумал о том, как данная идея соотносится с моими взаимоотношениями с Евой. Не скрою, поначалу я недолюбливал ее за вторжение в нашу жизнь. Я уверен, она это чувствовала и защищалась тем, что игнорировала меня. И хотя наши отношения с появлением Зои сильно изменились, между нами продолжала сохраняться отчужденность.
Я оставил Дэнни у телевизора и побрел на кухню. Ева готовила обед, она мельком взглянула на меня, когда я входил.
— Ну что, надоели гонки? — спросила она небрежным тоном.
Нет, гонки мне не надоели. Я мог бы их смотреть сутками. Я кое-что проявлял. Я улегся у холодильника, на свое любимое место, положил голову на лапы.
Можно сказать, что общаясь сейчас со мной, она чувствовала смущение. Обычно, когда Дэнни бывал дома, я проводил все время возле него. То, что сейчас я предпочел ее общество, оказалось для нее неожиданностью. Ева не понимала моих намерений. Вскоре она забыла обо мне, закрутившись с обедом.
Сначала Ева принялась жарить гамбургеры, которые очень вкусно пахли. Затем вымыла и высушила салат. Она нарезала яблоки. Положила в кастрюлю лук и чеснок, помидоры. Кухня наполнилась ароматом еды. Этот аромат и дневная жара разморили меня, и я, должно быть, ненадолго заснул. А проснулся оттого, что руки ее гладили меня по бокам, затем по животу. И я перевернулся на спину, признавая ее доминирование; она наградила меня тем, что мягко почесала меня.
— Хороший, — говорила она, — хороший Энцо.
Затем Ева вернулась к плите, но, проходя мимо меня, обязательно останавливалась и чесала мне бок босой ногой. Прикосновения мимолетные, но весьма многозначительные.
Я всегда хотел любить Еву так, как ее любил Дэнни, но боялся. Она была моим дождем, непредсказуемым фактором. И еще — моим страхом. Однако гонщику нельзя бояться дождя, он должен извлечь из дождя пользу. Я один мог проявить изменения во всем, что окружает меня. Изменив настроение и энергетику, я дал Еве шанс оценить меня иначе, и хотя не затруднился бы назвать себя хозяином своей судьбы, я, можно сказать, продемонстрировал проблеск желания стать им и узнал, к чему следует стремиться.
Глава 9
Спустя несколько лет после переезда в новый дом случилось очень страшное.
Дэнни получил место в гонках на выносливость в Уоткинс-Глен, причем в уже созданной команде, то есть спонсорских денег ему искать не нужно было. Ранней весной того года он уезжал во Францию выполнять испытательную программу «Формулы "Рено"». Заплатить за участие в ней он не мог, деньги ему, как он говорил Майку, подарили родители, в чем я сомневаюсь. Родители его жили далеко от нас, в небольшом городке, и за все время моего пребывания в семье Дэнни ни разу не приезжали навестить нас. Ни на его свадьбу, ни в год рождения Зои, вообще никогда у нас не были. Ну да ладно. В конце концов, не важно, где он нашел деньги, но только выполнять программу он поехал и надрал там задницы всем — показал местным пижонам, как нужно ездить в дождь. Рассказывая о своей победе Еве, он сообщил, что на гонках присутствовал представитель известной команды, который подошел к нему после финиша и спросил: «А по сухому треку ты сможешь проехать так же быстро?» И Дэнни ответил: «Хочешь испытать меня? Давай».
То, что ты проявляешь, находится впереди тебя.
Представитель ответил: «Давай, попробуй», и Дэнни исчез на две недели. Готовился — ездил, машину налаживал, привыкал к новой обстановке. От его результата зависело многое, и он откатал настолько хорошо, что представитель сразу предложил ему место в гонках на выносливость в Уоткинс-Глен.
Когда он сначала уехал в Нью-Йорк, мы улыбались друг другу, потому что не могли дождаться начала показа гонок по каналу «Скорость».
— Просто здорово, — хихикала Ева. — Наш папа — профессиональный автогонщик.
А Зоя, которую я очень люблю и буду защищать, даже если это мне будет стоить жизни, радостно кричала и подпрыгивала в своей маленькой машинке в гостиной и гоняла кругами по комнате до тех пор, пока у нас головы не закружились, а затем вскинула руки и воскликнула: «Я — чемпионка!»
Волнение охватило меня настолько, что я стал делать вещи, идиотские для собаки — я копал ямки на лужайке, подпрыгивал и катался по полу, валился на бок, выгибал спину дугой, вытягивал лапы и позволял всем чесать мне пузо. Еще я гонялся за чем только можно. Я преследовал!
Мы переживали лучшее время. А потом наступило худшее.
Подошел день гонок, и Ева проснулась как во тьме. Боль сдавливала ее настолько сильно, что она едва стояла на ногах. Ее рвало так сильно, словно она хотела вывернуться наизнанку.
— Не знаю, что со мной происходит, Энцо, сказала она, а Ева редко говорила со мной так искренне. В последний раз она обращалась <