Музыка трудовых будней
Все формы труда в народной культуре календарно регламентированы. Зимой женщины пряли, мотали пряжу, шили, вышивали, обдирали пух с гусиных перьев, мужчины плели лапти, сучили веревки и вязали сети. Во многих местностях мужчины и парни в это время уходили на отхожие промыслы, нанимаясь печниками, плотниками, каменщиками. Там, где были развиты роспись и резьба по дереву, гончарное производство, изготовление игрушек и другие виды труда, эта работа также проходила в осеннее-зимний период, поскольку в другое время крестьяне были заняты в поле. К сезонным видам хозяйственной деятельности относятся также охота, морской промысел, пастушество.
Многие из зимних домашних работ совершались на посиделках — общинных собраниях на основе совместного труда. Для того чтобы работа не была утомительной и скучной, она сопровождалась пением лирических песен, а в моменты отдыха устраивались пляски под гармошечные наигрыши. Если посиделки проходили в пост, то вместо песен исполнялись духовные стихи. На Русском Севере трудовые собрания могли сопровождаться и пением старин.
Толока
Общинные работы имели место и в весеннее-летний период. Они назывались помочи или толока и были связаны в первую очередь с вывозом навоза на поля для озимой пахоты. Поскольку одному хозяину было трудно справиться с некоторыми работами, то он приглашал к себе в помощники родственников и соседей. Бывало и так, что специально на толоку не созывали, а по очереди всем миром помогали каждому хозяину в деревне.
В большинстве случаев толока устраивалась во время Петрова поста. Мужчины были «копачами», накапывая позем в хлеву, а потом запахивая его в землю, девушки и женщины «разбивальщицами», измельчавшими удобрение, а дети «повозниками». Им доверяли вывозить навоз на подводах на поле. Дети устраивали между собой соревнование на скорость, гоня лошадей во весь опор. Последнего называли «зателёпой» или «поскрёбышем». Его водили по деревне с гармонью, а в руках он должен был нести лапоть, наполненный навозом.
И само распределение обязанностей между половозрастными группами, и соревновательный момент указывают на ритуализованность трудового процесса. Об этом же свидетельствует обычай обливания друг друга водой и обрядовая трапеза в хозяйском доме, для которой специально готовили кашу. Толочане старались украсть кашу, унести ее в рожь и там украсить цветами: «венок совьем на кашу». За кашу и венок работники требовали выкуп у хозяев. На домашнем застолье величали хозяина, надевали ему венок из трав и цветов: «Колпак сплетешь и цветами этыми накистишы красными, ясными, белыми. И всё это надеют хозяину. Сидит ён как Бог там на куте (в красном углу). Тады и песни пели хозяину». Толочанские (или толочные) песни звучали и на застолье, и в поле во время работы. Чаще всего эти песни имеют общие напевы с купальскими.
Лесные кличи
Другим важным занятием крестьян в весеннее-летнее время был сбор грибов и ягод. В лесных селах северо-запада России (Новгородская, Тверская обл.) зафиксированы особые музыкальные формы ауканья, «уканья», сопровождавшие этот вид деятельности. Сбор ягод был делом женщин, которые являлись основными исполнительницами ауканий. Лесные кличи имели помимо коммуникативной также магическую функцию. Приходя в лес в начале сезона, крестьяне обязательно оставляли под кустом «относ лесному хозяину» кусок хлеба с солью, завернутый в белую тряпочку. При этом обращались с просьбой помочь в деле: «Зашел в лес, покланялся Царю лесовому хозяину и Царице — лесовой хозяйке. Три раза: в южную сторону, в северную сторону и восточную сторону. Покланяешься, и очень надо три раза поукать. Вот когда поукаешь, потом идешь по лесу, кланяешься и говоришь: «Царь лесовой. Царица лесовая! Набери мне столько ягод, чтобы ношей не снести, возом не свезти, И все ягоды ко мне, ко мне!»
Вступление в контакт с лесными обитателями требовало специального «языка», в качестве которого и выступали лесные кличи. Этой магической функцией объясняется не только отмеченная исследователями интонационная близость ауканий похоронным плачам, но и способы их исполнения, направленные на усиление звука. С этой целью женщины «пускают голос по дереву» или помогают себе, регулируя звук помахиванием руки. Ауканья представляют собой бестекстовые вокализы различной протяженности, исполняемые женщинами на звук «у» (отсюда «укать»).
Обширный пласт музыки, связанной с трудом, составляют и пастушьи сигналы. Во многих местностях они исполняются на различных музыкальных инструментах и звуковых орудиях; на северо-западе России известны и вокальные сигналы пастухов, пасущих здесь скот в лесу. Эти кличи, по народным представлениям, предохраняли людей и стада от встречи с лесными хищниками, отпугивая их. В отличие от женщин, мужчины-пастухи интонировали свои сигналы на слоги «ой» или «эй», чему отвечают глаголы «гойкать» или «гейкать», применяемые для обозначения мужских кличей.
Некоторые пастухи вступали в контакт с хозяином леса, отдавая ему дань и получая взамен безопасность для себя и для скота. Вызов лешего происходил в глубокой тайне и начинался с громкого «гойканья» (возглашения), которое надо было повторять до тех пор, пока по лесу не пройдет шелест, вызванный внезапным ветром. Тогда пастух кидал в лес пригоршню медных денег для «лесового хозяина». Такого рода кличи использовали и бортники для приманивания пчел: «Бортнянники в Великий четверг залезают на дерево, жужжат и гайкают, думая, что пчелы будут садиться на дерево».
Выкрики разносчиков.
Особую область музыкального интонирования, связанную с трудовой деятельностью человека, составляют уже вышедшие из обихода выкрики разносчиков различных товаров, старьевщиков, точильщиков и др. В прежнее время эти возгласы являлись неотъемлемой частью городского и сельского звукового пейзажа:
Приземистый корявый мужичок с большим, покрытым холстом лотком на ремне ходит в местности Храма Спасителя, Пречистенского бульвара и Москвы-реки, заходит в большие дворы, где много мастеровых, ребят, играющих в бабки, и только там кричит весело, с добродушной улыбкой: «Вот пышки, пышки, ребятишки, пышки! Деточки, деточки, возьмите у мамы по монеточке! Вот пышки, пышки горяч!»
Эти выкрики, очевидно связанные с речевым интонированием, чрезвычайно разнообразны, однако можно заметить некоторые закономерности в их организации. Часть этих возгласов обнаруживает сходство с ауканьем и представляет собой усиленную и мелодически оформленную речевую интонацию с ритмическим и звуковысотным выделением ударных слогов.
В других образцах заметна имитация церковного псалмодирования, о чем говорит термин «дьячить». Наконец, некоторые выкрики совершенно явно опираются на песенные мелодические обороты.
Трудовые артельные припевки
В русской народной культуре выделяется группа артельных припевок, отличительной чертой которых является то, что они служат важнейшим организующим началом самого процесса труда, требующего объединенных усилий многих людей. Древнейший из коллективных видов труда, существовавших на Руси, валка леса и раскорчевка пней для новой пашни — был связан с подсечным земледелием. Позднее получили развитие основанные на артельной форме организации труда промыслы:
· плотницкий (строительство мостов, забивание свай для водяных мельниц),
· бурлачество (передвижение речных судов против течения),
· крючничество (погрузочноразгрузочные работы),
· сплав леса,
· ловля рыбы неводом и некоторые другие.
На ранней стадии развития все эти виды промыслов, известные с XVII века, были тесно связаны друг с другом и территориально, поскольку работа проводилась в бассейнах одних и тех же крупных рек (особенно на Волге).
Характер работы и принципы ее организации во всех перечисленных промыслах были во многом схожими. Естественно, что и репертуар артельных песен был в известной степени общим. В одну артель могло входить до 125 человек. Единственным способом скоординировать их усилия было совместное пение, которое ритмически упорядочивало действия рабочих. Эти припевки (или «погудки») представляли собой мелодически развитые трудовые командные возгласы: «Ой, раз!», «Ещё разик да берём!», «Ой, да ещё!» и другие.
Вот как описывает очевидец действия волжских бурлаков, стаскивающих судно с мели:
Лоцман, обыкновенно в красной рубахе и разряженный в пух, сам притопывает и подпевает народу, надседается от крику и время от времени утешает утомленных рабочих нечаянным провозглашением, что судно двинулось: «Пошел, голубчики! Пошел ходом! Пой, ребята, пой веселей!» И ребята собираются с новыми силами и, переменив старую погудку на новый лад, затягивают;
Весь пошел-таки, пошел!
Он пошел да и пошел!
Он и ходом, ходом,ходом!
Ходом на ходу пошел!
А если и тут неудача, то для придания себе куражу подпевают хором:
Сорвали, сорвали!
Сорвали да сорвали!
Ты опять говори.
Что сорвали, сорвали!
Усилия все превозмогают, и судно тем или иным способом снимается с мели.
Бурлаки занимались и сплавом леса. По их словам, ранней весной «вода крепче и в ней лес меньше утопает». Рабочие плотогоны баграми по специальным настилам сталкивали бревна в речку. На Вятке это происходило под пение команд: «Ой, валим! Да раз ишшо!» На ударные слоги слов «валим» и «ишшо» рабочие ловко толкали дерево.
Трудовые припевки могут исполняться как в распевной, так и в речитативной манере, причем нередко рабочие переходят от одного вида интонирования к другому. В основе прикладного назначения трудовых артельных песен лежит свойство музыкального ритма воздействовать на моторику человеческих мышц и легко регулировать коллективное напряжение работающих. Эффективность такой команды-песни чрезвычайно велика: каждый командует и сам себе, и одновременно всем остальным, даже в том случае, если в данный момент лично не поет, поддерживая всех членов артели своими мускульными усилиями. Для всех припевок характерно сильное акцентирование тех тонов напева, на которые приходится приложение мышечного усилия всех членов артели.