Между этими двумя моментами -- ощущен i я полной безвыходности и ощущен i я
полной безопасности -- прошло около сутокъ. За эти сутки я передумалъ
многое. Думалъ и о томъ, какъ неумно, въ сущности, я д e йствовалъ. Совс e мъ не
по той теор i и, которая сложилась за годы сов e тскаго житья и которая
категорически предписываетъ изъ вс e хъ им e ющихся на горизонт e перспективъ
выбирать прежде всего халтуру. Подъ щитомъ халтуры можно и что-нибудь путное
сд e лать. Но безъ халтуры челов e къ беззащитенъ, какъ среднев e ковый рыцарь
безъ латъ. А я вотъ, вопреки вс e мъ теор i ямъ, взялся за д e ло... И какъ это у
меня изъ головы выв e трилась безусловная и повелительная необходимость
взяться прежде всего за халтуру?...
Очередной Шпигель и очередная халтура подвернулись неожиданно...
Въ Подпорожье свозили все новые и новые эшелоны лагерниковъ, и
первоначальный "промфинпланъ" былъ уже давно перевыполненъ. Къ середин e
февраля въ Подпорожскомъ отд e лен i и было уже около 45.000 заключенныхъ.
Кабакъ въ УРЧ свир e пствовалъ совершенно невообразимый. Десятки тысячъ людей
оказывались безъ инструментовъ, сл e довательно, безъ работы, сл e довательно,
безъ хл e ба. Никто не зналъ толкомъ, на какомъ лагпункт e и сколько находится
народу. Одни "командировки" снабжались удвоенной порц i ей пропитан i я, друг i я
не получали ничего. Вс e списки перепутались. Сорокъ пять тысячъ личныхъ
д e лъ, сорокъ пять тысячъ личныхъ карточекъ, сорокъ пять тысячъ формуляровъ и
прочихъ бумажекъ, символизирующихъ гд e -то погибающихъ живыхъ людей, засыпали
УРЧ лавиной бумаги: и писчей, {118} и обойной, и отъ старыхъ этикетокъ
кузнецовскаго чая, и изъ листовъ старыхъ дореволюц i онныхъ акцизныхъ
бандеролей, и Богъ знаетъ откуда еще: все это называется бумажнымъ голодомъ.
Так i е же формуляры, личныя карточки, учетныя карточки -- и тоже, каждая
разновидность -- въ сорока пяти тысячахъ экземпляровъ -- перетаскивались
окончательно обалд e вшими статистиками и старостами изъ колонны въ колонну,
изъ барака въ баракъ. Тысячи безымянныхъ Ивановъ, "оторвавшихся отъ своихъ
документовъ" и не знающихъ, куда имъ приткнуться, бродили голодными толпами
по карантину и пересылк e. Сотни начальниковъ колоннъ метались по баракамъ,
пытаясь собрать воедино свои разбр e дш i яся стада. Была оттепель. Половина
бараковъ -- съ дырявыми потолками, но безъ крышъ -- протекала насквозь.
Другая половина, съ крышами, протекала не насквозь. Люди изъ первой
половины, вопреки всякимъ вохрамъ, перекочевывали во вторую половину, и въ
этомъ процесс e всякое подоб i е колоннъ и бригадъ таяло, какъ сн e гъ на
потолкахъ протекавшихъ бараковъ. Къ началу февраля въ лагер e установился
окончательный хаосъ. Для ликвидац i и его изъ Медв e жьей Горы пр ie халъ
начальникъ УРО (учетно-распред e лительнаго отд e ла) управлен i я лагеремъ. О
немъ, какъ и о всякомъ лагерномъ паш e, им e ющемъ право на жизнь и на смерть,
ходили по лагерю легенды, расцв e ченныя активистской угодливостью, фантаз i ей
урокъ и страхомъ за свою жизнь вс e хъ вообще обитателей лагеря.
___
Часа въ два ночи, окончивъ нашъ трудовой "день", мы были собраны въ
кабинет e Богоявленскаго. За его столомъ сид e лъ челов e къ высокаго роста, въ
щегольской чекистской шинели, съ твердымъ, властнымъ, чисто выбритымъ
лицомъ. Что-то было въ этомъ лиц e патриц i анское. Съ нескрываемой
брезгливостью въ поджатыхъ губахъ онъ взиралъ на рваную, голодную, вороватую
ораву актива, которая, толкаясь и запинаясь, вливалась въ кабинетъ. Его,
казалось, мучила необходимость дышать однимъ воздухомъ со всей этой рванью
-- опорой и необходимымъ услов i емъ его начальственнаго быт i я. Его хорошо и
вкусно откормленныя щеки подергивались гримасой холоднаго отвращен i я. Это
былъ начальникъ УРО, тов. Якименко.
Орава въ нер e шимости толклась у дверей. Кое-кто подобострастно кланялся
Якименк e, видимо, зная его по какой-то предыдущей работ e, но Якименко
смотр e лъ прямо на всю ораву и на поклоны не отв e чалъ. Мы съ Юрой пробрались
впередъ и ус e лись на подоконник e.
-- Ну, что-жъ вы? Собирайтесь скор e й и разсаживайтесь.
Разсаживаться было не на чемъ. Орава вытекла обратно и вернулась съ
табуретками, пол e ньями и досками. Черезъ н e сколько минутъ вс e разс e лись.
Якименко началъ р e чь.
Я много слыхалъ сов e тскихъ р e чей. Такой хамской и по смыслу, и по тону
я еще не слыхалъ. Якименко не сказалъ {119} "товарищи", не сказалъ даже
"граждане". Р e чь была почти безсодержательна. Аппаратъ расхлябанъ, такъ
работать нельзя. Нужны ударные темпы. Пусть никто не думаетъ, что кому-то и
куда-то удастся изъ УРЧ уйти (это былъ намекъ на профессоровъ и на насъ съ
Юрой). Изъ УРЧ уйдутъ либо на волю, либо въ гробъ...
Я подумалъ о томъ, что я, собственно, такъ и собираюсь сд e лать -- или
въ гробъ, или на волю. Хотя въ данный моментъ д e ло, кажется, стоитъ гораздо
ближе къ гробу.
Р e чь была кончена. Кто желаетъ высказаться?
Орава молчала. Началъ говорить Богоявленск i й. Онъ сказалъ все то, что
говорилъ Якименко, -- ни больше и ни меньше. Только тонъ былъ мен e е
властенъ, р e чь была мен e е литературна и выражен i й нелитературныхъ въ ней
было меньше. Снова молчан i е.
Якименко обводитъ презрительно-испытующимъ взоромъ землисто-зеленыя
лица оравы, безразлично скользить мимо интеллигенц i и -- меня, Юры и
профессоровъ -- и говоритъ тономъ угрозы:
-- Ну?
Откашлялся Стародубцевъ. "Мы, конечно, сознавая нашъ пролетарск i й
долгъ, чтобы, такъ сказать, загладить наши преступлен i я передъ нашимъ
пролетарскимъ отечествомъ, должны, такъ сказать, ударными темпами. Потому,
какъ н e которая часть сотрудниковъ, д e йствительно, работаетъ въ порядк e
расхлябанности, и опять же н e ту революц i оннаго сознан i я, что какъ наше
отд e лен i е ударное и, значитъ, парт i я дов e рила намъ отв e тственный участокъ
великаго соц i алистическаго строительства, такъ мы должны, не щадя своихъ
силъ, на пользу м i ровому пролетар i ату, ударными темпами въ порядк e боевого
задан i я."
Безсмысленной чередой мелькаютъ безсмысленныя фразы -- штампованныя
фразы любого сов e тскаго "общественника": и въ Колонномъ Зал e Москвы, и въ
прокуренной закут e колхознаго сельсов e та, и среди станковъ цеховаго
собран i я. Что это? За семнадцать л e тъ не научились говорить такъ, чтобы
было, если не смысловое, то хотя бы этимологическое подлежащее? Или просто
-- защитная окраска? Не выступить нельзя -- ант i общественникъ. А
выступить?.. Вотъ такъ и выступаютъ -- четверть часа изъ пустого въ
порожнее. И такое порожнее, что и зац e питься не за что. Не то что смысла --
и уклона не отыскать.
Стародубцевъ заткнулся.
-- Кончили?
-- Кончилъ.
Якименко снова обводитъ ораву гипнотизирующимъ взоромъ.
-- Ну?.. Кто еще?.. Что, и сказать нечего?
Откашливается Нас e дкинъ.
-- У меня, разр e шите, есть конкретное предложен i е. По части, чтобы
заключить соц i алистическое соревнован i е съ УРЧ краснознаменнаго
Водоразд e льскаго отд e лен i я. Если позволите, я зачитаю...
-- Зачитывайте, -- брезгливо разр e шаетъ Якименко.
Нас e дкинъ зачитываетъ. О, Господи, какая халтура!.. Какая {120} убогая
провинц i альная, отставшая на дв e пятил e тки халтура! Эхъ, мн e бы...
Нас e дкинъ кончилъ. Снова начальственное "ну?" и снова молчан i е. Я
р e шаюсь:
-- Разр e шите, гражданинъ начальникъ?
Разр e шающее "ну"...
Я говорю, сидя на подоконник e, не м e няя позы и почти не подымая головы.
Къ сов e тскому начальству можно относиться корректно, но относиться
почтительно нельзя никогда. И даже за вн e шней корректностью всегда нужно
показать, что мн e на тебя, въ сущности, наплевать -- обойдусь и безъ тебя.
Тогда начальство думаетъ, что я д e йствительно могу обойтись и что,
сл e довательно, гд e -то и какую-то зац e пку я и безъ него им e ю... А зац e пки
могутъ быть разныя. Въ томъ числ e и весьма высокопоставленныя... Всяк i й же
сов e тск i й начальникъ боится всякой зац e пки...
--... Я, какъ челов e къ въ лагер e новый -- всего дв e нед e ли -- не
рискую, конечно, выступать съ р e шающими предложен i ями... Но, съ другой
стороны, я недавно съ воли, и я хорошо знаю т e новыя формы соц i алистической
организац i и труда (о, Господи!), которыя пров e рены опытомъ милл i оновъ
ударниковъ и результаты которыхъ мы видимъ и на Дн e простро e, и на
Магнитостро e, и на тысячахъ нашихъ пролетарскихъ новостроекъ (а опытъ сотенъ
тысячъ погибшихъ!..) Поэтому я, принимая, такъ сказать, за основу интересное
(еще бы!) предложен i е тов. Нас e дкина, считалъ бы нужнымъ его уточнить.
Я поднялъ голову и встр e тился глазами со Стародубцевымъ. Въ глазахъ
Стародубцева стояло:
-- Мели, мели... Не долго теб e молоть-то осталось...
Я посмотр e лъ на Якименко. Якименко отв e тилъ подгоняющимъ "ну"...
И вотъ изъ моихъ устъ полились: Уточнен i е пунктовъ договора.
Календарные сроки. Коэффиц i ентъ выполнен i я. Контрольныя тройки. Буксиръ
отстающихъ. Соц i алистическое совм e стительство лагерной общественности.
Выдвиженчество лучшихъ ударниковъ...
Боюсь, что во всей этой абракадабр e читатель не пойметъ ничего. Им e ю
также основаны полагать, что въ ней вообще никто ничего не понимаетъ. На
извилистыхъ путяхъ генеральной лин i и и пятил e токъ все это обр e ло смыслъ и
характеръ формулъ знахарскаго заговора или завыван i й якутскаго шамана.
Должно д e йствовать на эмоц i и. Думаю, что д e йствуетъ. Посл e получаса такихъ
заклинан i й мн e лично хочется кому-нибудь набить морду...
Подымаю голову, мелькомъ смотрю на Якименко... На его лиц e -- насм e шка.
Довольно демонстративная, но не лишенная н e которой заинтересованности...
-- Но, помимо аппарата самаго УРЧ, -- продолжаю я, -- есть и низовой
аппаратъ -- колоннъ, лагпунктовъ, бараковъ. Онъ, извините за выражен i е, не
годится ни къ... (если Якименко выражался не вполн e литературными
формулировками, то въ данномъ случа e {121} и мн e не сл e дуетъ блюсти излишнюю
pruderie). Люди новые, не всегда грамотные и совершенно не въ курс e
элементарн e йшихъ техническихъ требован i й учетно-распред e лительной работы...
Поэтому въ первую голову мы, аппаратъ УРЧ, должны взяться за нихъ... Къ
каждой групп e работниковъ долженъ быть прикр e пленъ изв e стный лагпунктъ...
Каждый работникъ долженъ ознакомить соотв e тственныхъ низовыхъ работниковъ съ
техникой работы... Тов. Стародубцевъ, какъ наибол e е старый и опытный изъ
работниковъ УРЧ, не откажется, конечно (въ глазахъ Стародубцева вспыхиваетъ
матъ)... Каждый изъ насъ долженъ дать н e сколько часовъ своей работы
(Господи, какая чушь! -- и такъ работаютъ часовъ по 18). Нужно отпечатать на
пишущей машинк e или на гектограф e элементарн e йш i я инструкц i и...
Я чувствую, что -- еще н e сколько "утончен i й" и "конкретизац i й", и я
начну молоть окончательный вздоръ. Я умолкаю...
-- Вы кончили, товарищъ...?
-- Солоневичъ -- подсказываетъ Богоявленск i й.
-- Вы кончили, товарищъ Солоневичъ?
-- Да, кончилъ, гражданинъ начальникъ...
-- Ну, что-жъ... Это бол e е или мен e е конкретно... Предлагаю избрать
комисс i ю для проработки... Въ состав e: Солоневичъ, Нас e дкинъ. Ну, кто еще?
Ну, вотъ вы, Стародубцевъ. Срокъ -- два дня. Кончаемъ. Уже четыре часа.
Выборы a` la soviet кончены. Мы выходимъ на дворъ, въ тощ i е сугробы.
Голова кружится и ноги подкашиваются. Хочется e сть, но e сть р e шительно
нечего. И за вс e мъ этимъ -- сознан i е, что какъ-то -- еще не вполн e ясно,
какъ -- но все же въ борьб e за жизнь, въ борьб e противъ актива, третьей
части и ст e нки какая-то позиц i я захвачена.
БАРИНЪ НАД E ВАЕТЪ Б E ЛЫЯ ПЕРЧАТКИ...
На другой день Стародубцевъ гляд e лъ окончательнымъ волкомъ. Даже
сознан i е того, что гд e -то въ джунгляхъ третьей части "прорабатывается" его
доносъ, не было достаточно для его полнаго моральнаго удовлетворен i я.
Мой "рабоч i й кабинетъ" им e лъ такой видъ:
Въ углу комнаты -- табуретка. Я сижу на полу, на пол e н e. Надо мною на
полкахъ, вокругъ меня на полу и передо мною на табуретк e -- вс e мои д e ла:
ихъ уже пудовъ пятьдесятъ -- пятьдесятъ пудовъ пестрой бумаги,
символизирующей сорокъ пять тысячъ челов e ческихъ жизней.
Проходя мимо моего "стола", Стародубцевъ съ демонстративной
небрежностью зад e ваетъ табуретку ногой, и мои д e ла разлетаются по полу. Я
встаю съ окончательно сформировавшимся нам e рен i емъ сокрушить Стародубцеву
челюсть. Въ этомъ христ i анскомъ порыв e меня останавливаетъ голосъ Якименки:
-- Такъ вотъ онъ гд e...
Я оборачиваюсь.
-- Послушайте, куда вы къ чертямъ запропастились? Ищу его {122} по
вс e мъ закоулкамъ УРЧ... Не такая ужъ мин i атюрная фигура... А вы вотъ гд e
приткнулись. Что это -- вы зд e сь и работаете?
-- Да, -- уныло иронизирую я, -- юрисконсультск i й и
планово-экономическ i й отд e лъ.
-- Ну, это безобраз i е! Не могли себ e стола найти?
-- Да все ужъ разобрано.
-- Tarde venientibus -- пол e нья, -- щеголевато иронизируетъ Якименко.
-- Бываетъ и такъ, что tarde venientibus -- пол e ньями...
Якименко понимающимъ взоромъ окидываетъ сцену: перевернутую табуретку,
разлет e вш i яся бумаги, меня, Стародубцева и наши обоюдныя позы и выражен i я
лицъ.
-- Безобраз i е все-таки. Передайте Богоявленскому, что я приказалъ найти
вамъ и м e сто, и стулъ, и столъ. А пока пойдемте ко мн e домой. Мн e съ вами
кое о чемъ поговорить нужно.
-- Сейчасъ, я только бумаги съ пола подберу.
-- Бросьте, Стародубцевъ подберетъ. Стародубцевъ, подберите.
Съ искаженнымъ лицомъ Стародубцевъ начинаетъ подбирать.... Мы съ
Якименко выходимъ изъ УРЧ...
-- Вотъ ид i отская погода, -- говоритъ Якименко тономъ, предполагающимъ
мою сочувственную реплику. Я подаю сочувственную реплику. Разговоръ
начинается въ, такъ сказать, св e тскихъ тонахъ: погода, еще о художественномъ
театр e начнетъ говорить...
-- Я гд e -то слыхалъ вашу фамил i ю. Это не ваши книжки -- по туризму?..
-- Мои...
-- Ну, вотъ, очень пр i ятно. Такъ что мы съ вами, такъ сказать, товарищи
по призван i ю... Въ этомъ году собираюсь по Сванет i и...
-- Подходящ i я м e ста...
-- Вы какъ шли? Съ с e вера? Черезъ Донгузъ-Орунъ?
...Ну, ч e мъ не черные тюльпаны?..
И такъ шествуемъ мы, обсуждая прелести маршрутовъ Вольной Сванет i и.
Навстр e чу идетъ начальникъ третьей части. Онъ почтительно беретъ подъ
козырекъ. Якименко останавливаетъ его.
-- Будьте добры мн e на шесть вечера -- машину... Кстати -- вы не
знакомы?
Начальникъ третьей части мнется...
-- Ну, такъ позвольте васъ познакомить... Это нашъ изв e стный туристск i й
д e ятель, тов. Солоневичъ... Будетъ намъ читать лекц i и по туризму. Это...
-- Да я уже им e ю удовольств i е знать товарища Непомнящаго...
Товарищъ Непомнящ i й беретъ подъ козырекъ, щелкаетъ шпорами и
протягиваетъ мн e руку. Въ этой рук e -- доносъ Стародубцева, эта рука
собирается черезъ иксъ времени поставить меня къ ст e нк e. Я т e мъ не мен e е
пожимаю ее...
-- Нужно будетъ устроить собран i е нашихъ работниковъ... Вольнонаемныхъ,
конечно... Тов. Солоневичъ прочтетъ намъ докладъ объ экскурс i яхъ по
Кавказу...
Начальникъ третьей части опять щелкаетъ шпорами. {123}
-- Очень будетъ пр i ятно послушать...
На всю эту комед i ю я смотрю съ н e сколько запутаннымъ чувствомъ...
___
Приходимъ къ Якименк e. Большая чистая комната. Якименко снимаетъ
шинель.
-- Разр e шите, пожалуйста, товарищъ Солоневичъ, я сниму сапоги и
прилягу.
-- Пожалуйста, -- запинаюсь я...
-- Уже дв e ночи не спалъ вовсе. Каторжная жизнь...
Потомъ, какъ бы спохватившись, что ужъ ему-то и въ моемъ-то присутств i и
о каторжной жизни говорить вовсе ужъ неудобно, поправляется:
-- Каторжная жизнь выпала на долю нашему покол e н i ю...
Я отв e чаю весьма неопред e леннымъ междомет i емъ...
-- Ну, что-жъ, товарищъ Солоневичъ, туризмъ -- туризмомъ, но нужно и къ
д e ламъ перейти...
Я настораживаюсь...
-- Скажите мн e откровенно -- за что вы, собственно, сидите?
Я схематически объясняю -- работалъ переводчикомъ, связь съ
иностранцами, оппозиц i онные разговоры...
-- А сынъ вашъ?
-- По форм e -- за то же самое. По существу -- для компан i и...
-- Н-да. Иностранцевъ лучше обходить сторонкой. Ну, ничего, особенно
унывать ничего. Въ лагер e культурному челов e ку, особенно если съ головой --
не такъ ужъ и плохо... -- Якименко улыбнулся не безъ н e котораго цинизма. --
По существу не такая ужъ жизнь и на вол e... Конечно, первое время тяжело...
Но люди ко всему привыкаютъ... И, конечно, восьми л e тъ вамъ сид e ть не
придется.
Я благодарю Якименко и за это ут e шен i е.
-- Теперь д e ло вотъ въ чемъ. Скажите мн e откровенно -- какого вы мн e н i я
объ аппарат e УРЧ.
-- Мн e н e тъ никакого смысла скрывать это мн e н i е.
-- Да, конечно, но что под e лаешь... Другого аппарата н e тъ. Я над e юсь,
что вы поможете мн e его наладить... Вотъ вы вчера говорили объ инструкц i яхъ
для низовыхъ работниковъ. Я васъ для этого, собственно говоря, и
побезпокоилъ... Сд e лаемъ вотъ что: я вамъ разскажу, въ чемъ заключается
работа вс e хъ звеньевъ аппарата, а вы на основан i и этого напишите этак i я
инструкц i и. Такъ, чтобы было коротко и ясно самымъ дубовымъ мозгамъ. Пишите
вы, помнится, недурно.
Я скромно наклоняю голову.
-- Ну, видите ли, тов. Якименко, я боюсь, что на мою помощь трудно
расчитывать. Зд e сь пустили сплетню, что я укралъ и сжегъ н e сколько десятковъ
д e лъ, и я ожидаю... {124}
Я смотрю на Якименку и чувствую, какъ внутри что-то начинаетъ
вздрагивать.
На лиц e Якименки появляется вчерашняя презрительная гримаса.
-- Ахъ, это? Плюньте!...
Мысли и ощущен i я летятъ стремительной путаницей. Еще вчера была почти
полная безвыходность. Сегодня -- "плюньте"... Якименко не вретъ, хотя бы
потому, что врать у него н e тъ никакого основан i я. Неужели это въ самомъ д e л e
Шпигель? Папироса въ рукахъ дрожитъ мелкой дрожью. Я опускаю ее подъ
столъ...
-- Въ данныхъ услов i яхъ не такъ просто плюнуть. Я зд e сь челов e къ
новый...
-- Чепуха все это! Я этотъ доносъ... Это д e ло видалъ. Сапоги въ смятку.
Просто Стародубцевъ пропустилъ вс e сроки, запутался и кинулъ все въ печку. Я
его знаю... Вздоръ... Я это д e ло прикажу ликвидировать...
Въ голов e становится какъ-то покойно и пусто. Даже н e тъ особаго
облегчен i я. Что-то врод e растерянности...
-- Разр e шите васъ спросить, товарищъ Якименко, почему вы пов e рили, что
это вздоръ?..
-- Ну, знаете ли... Видалъ же я людей... Чтобы челов e къ вашего типа,
кстати и вашихъ статей, -- улыбнулся Якименко, -- сталъ покупать месть
какому-то несчастному Стародубцеву ц e ной прим e рно... сколько это будетъ?
Тамъ, кажется, семьдесятъ д e лъ? Да? Ну такъ, значитъ, въ сумм e л e тъ сто
лишняго заключен i я... Согласитесь сами -- непохоже...
-- Мн e очень жаль, что вы не вели моего д e ла въ ГПУ...
-- Въ ГПУ -- другое. Чаю хотите?
Приносятъ чай, съ лимономъ, сахаромъ и печеньемъ. Въ срывахъ и взлетахъ
сов e тской жизни -- гд e срывъ -- это смерть, а взлетъ -- немного тепла,
кусокъ хл e ба и н e сколько минутъ сознан i я безопасности -- я сейчасъ чувствую
себя на какомъ-то взлет e, н e сколько фантастическомъ.
Возвращаюсь въ УРЧ въ какомъ-то туман e. На улиц e уже темновато. Меня
окликаетъ р e зк i й, почти истерически, вопросительный возгласъ Юры:
-- Ватикъ? Ты?
Я оборачиваюсь. Ко мн e б e гутъ Юра и Борисъ. По лицамъ ихъ я вижу, что
что-то случилось. Что-то очень тревожное.
-- Что, Ва, выпустили?
-- Откуда выпустили?
-- Ты не былъ арестованъ?
-- И не собирался, -- неудачно иронизирую я.
-- Вотъ сволочи, -- съ сосредоточенной яростью и вм e ст e съ т e мъ съ
какимъ-то мн e еще непонятнымъ облегчен i емъ говоритъ Юра. -- Вотъ сволочи!
-- Подожди, Юрчикъ, -- говоритъ Борисъ. -- Живъ и не въ третьей части
-- и слава Теб e, Господи. Мн e въ УРЧ {125} Стародубцевъ и проч i е сказали,
что ты арестованъ самимъ Якименкой, начальникомъ третьей части и
патрульными.
-- Стародубцевъ сказалъ?
-- Да.
У меня къ горлу подкатываетъ острое желан i е обнять Стародубцева и
прижать его такъ, чтобы и руки, и грудь чувствовали, какъ медленно хруститъ
и ломается его позвоночникъ... Что должны были пережить и Юра, и Борисъ за
т e часы, что я сид e лъ у Якименки, пилъ чай и велъ хорош i е разговоры?
Но Юра уже дружественно тычетъ меня кулакомъ въ животъ, а Борисъ столь
же дружественно обнимаетъ меня своей пудовой лапой. У Юры въ голос e слышны
слезы. Мы торжественно въ полутьм e вечера ц e луемся, и меня охватываетъ
огромное чувство и н e жности, и ув e ренности. Вотъ зд e сь -- два самыхъ моихъ
близкихъ и родныхъ челов e ка на этомъ весьма неуютно оборудованномъ земномъ
шар e. И неужели же мы, при нашей спайк e, при абсолютномъ "вс e за одного,
одинъ за вс e хъ", пропадемъ? Н e тъ, не можетъ быть. Н e тъ, не пропадемъ.
Мы тискаемъ другъ друга и говоримъ разныя слова, милыя, ласковыя и
совершенно безсмысленныя для всякаго посторонняго уха, наши семейныя
слова... И какъ будто тотъ фактъ, что я еще не арестованъ, что-нибудь
предр e шаетъ для завтрашняго дня: в e дь ни Борисъ, ни Юра о Якименскомъ
"плюньте" не знаютъ еще ничего. Впрочемъ, зд e сь, д e йствительно, carpe diem:
сегодня живы -- и то глава Богу.
Я торжественно высвобождаюсь изъ братскихъ и сыновнихъ тисковъ и столь
же торжественно провозглашаю:
-- А теперь, милостивые государи, посл e дняя сводка съ фронта поб e ды --
Шпигель.
-- Ватикъ, всерьезъ? Честное слово?
-- Ты, Ва, въ самомъ д e л e, не трепли зря нервовъ, -- говоритъ Борисъ.
-- Я совершенно всерьезъ. -- И я разсказываю весь разговоръ съ
Якименкой.
Новые тиски, и потомъ Юра тономъ полной непогр e шимости говоритъ:
-- Ну вотъ, я в e дь тебя предупреждалъ. Если совс e мъ плохо, то Шпигель
какой-то долженъ же появиться, иначе какъ же...
Увы! со многими бываетъ и иначе...
___
Разговоръ съ Якименкой, точно списанный со страницъ Шехерезады, сразу
ликвидировалъ все: и доносъ, и третью часть, и перспективы: или ст e нки, или
поб e га на в e рную гибель, и активистск i я поползновен i я, и большую часть
работы въ урчевскомъ бедлам e.
Вечерами, вм e сто того, чтобы коптиться въ махорочныхъ туманахъ УРЧ, я
сид e лъ въ комнат e Якименки, пилъ чай съ печеньемъ {126} и выслушивалъ
Якименковск i я лекц i и о лагер e. Ихъ теоретическая часть, въ сущности, нич e мъ
не отличалась отъ того, что мн e въ теплушк e разсказывалъ уголовный коноводъ
Михайловъ. На основан i и этихъ сообщен i й я писалъ инструкц i и. Якименко
предполагалъ издать ихъ для всего ББК и даже предложить ГУЛАГу. Какъ я
узналъ впосл e дств i и, онъ такъ и поступилъ. Авторская подпись была, конечно,
его. Скромный капиталъ своей корректности и своего печенья Якименко
затратилъ не зря. {127}
--------