Слайн оторвал взгляд от внешне беззаботного Айсула и сказал:
— Обычно дней десять-двенадцать. Правда, эту регату могут немного сократить из-за войны. Но мы прибудем так, что сможем увидеть большую ее часть.
— Отлично, — сказал Фассин. — Пожалуйста, оставайтесь на этом курсе еще полчаса. А потом поворачивайте на шторм.
Слайн успокоился.
— Считайте, это уже сделано.
Слайн воспользовался ветрорекой, недолговечной лентой более быстрого потока в огромной, широкой струе всей вращающейся зоны, и тем самым сократил время в пути. Дважды их останавливали военные корабли, но потом позволяли двигаться дальше; они проскользнули через минную сеть — темное кружево, стеной встававшее посреди неба и усеянное боеголовками.
— Это ловушка для дредноутов, нам волноваться не о чем, — успокоил их Слайн.
Они прошли сквозь сеть так, что почти с каждой стороны осталось еще метров по пятьдесят.
Винтовой корабль «Поафлиас» за шестнадцать дней добрался почти до самого дна шторма Ультрафиолет-3667, прибыв более-менее к началу регаты.
— Пристегнитесь! Тут может быть сильная качка! — прокричал Айсул, потом повторил предупреждение в виде сигнала на тот случай, если его не расслышали.
Фассин и Хазеренс вышли на палубу некоторое время назад, когда «Поафлиас» начал дергаться и рыскать больше обычного. Газ вокруг них, еще более темный, чем у дома Валсеира, хотя и не такой плотный и горячий, громко завывал в примитивном корабельном рангоуте. Ленты и вымпелы, полоскавшиеся по всему корпусу судна, сорвало, когда корабль вошел в еще одну огромную кипящую массу туч.
Человек и ирилейтка, по-прежнему находясь в относительном покое своих аппаратов, обменялись взглядами и тут же принялись застегивать на себе несуразного вида ремни. На полковнике ремни сошлись как влитые. Фассин пристегнулся довольно надежно, но вид у него был тот еще — ремни не подходили к его аппарату нездешней формы. Слайн требовал, чтобы, выйдя на палубу, все пристегивались, когда «Поафлиас» шел полным ходом, даже несмотря на то, что Хазеренс и Фассин (в том маловероятном случае, если их вдруг сдует с палубы) вполне могли догнать корабль на собственных двигателях.
— Что такое? — прокричала Хазеренс, когда они приблизились к Айсулу, цеплявшемуся за поручни вблизи гарпунной пушки.
— Мы сейчас прорежем этот шторм, — проревел в ответ Айсул.
— А это не опасно? — вскрикнула Хазеренс.
— Очень опасно!
— А что это подразумевает?
— Пробивку стены шторма! — прокричал в ответ Айсул. — Борьбу с ободочными ветрами. Вот это должно быть зрелище!
Впереди, сквозь клочья и обрывки газа, через которые продирался корабль, виднелась громадная черная стена рвущихся, вихрящихся туч.
И в этой огромной скале сверкали, похожие на прожилки ртути, ломаные линии молний.
Они по-прежнему на максимальной скорости шли к стене, которая простиралась в обе стороны, насколько хватало взгляда, и уходила вверх в бесконечность. Внизу была еще более взвихренная масса газа большей плотности, кипевшая, будто варево в котле. Ветер усилился, завывая в поручнях, рангоуте и антеннах, словно в огромном музыкальном инструменте. «Поафлиас» задрожал и загудел.
— Пожалуй, пора спускаться вниз, — крикнула Хазеренс.
Мочевой пузырь джулмикера сдуло с ближайших поручней (кажется, это был последний), он шарахнул Айсула по правому боку и тут же исчез в завывающих вихрях.
— Пожалуй, — согласился Айсул. — После вас.
Они спустились на бронированную штормовую палубу корабля, где под алмазным шаром, установленным по центру судна, расположился Слайн, смотревший вперед — туда, где нос «Поафлиаса», как торпеда, пущенная в горизонтальный чернильный водопад, вонзился в шторм. Корабль застонал и закрутился, их всех бросило друг на друга. Черная стена поглотила судно. «Поафлиас» дрожал и трепыхался, как насельнический ребенок на гарпунном лине.
Слайн с уханьем дергал за рукоятки, крутил штурвалы. Слайновы детки, которых прижало к задней стенке, жалобно хныкали.
— Это абсолютно необходимо? — спросил Фассин Айсула.
— Сомневаюсь, — сказал насельник.
Над Слайном замигала большая плоская панель, сплошь усеянная кнопками. В темноте она казалась очень яркой.
Когда на панели загорелось еще с десяток кнопок, Хазеренс указала на нее:
— Что это?
— Индикаторы повреждений! — сказал Слайн, продолжая работать рукоятками и штурвалами.
Корабль резко пошел вниз, и они все оказались под потолком, а потом рухнули на пол.
— Я так и думала, — сказала Хазеренс.
Ее резко развернуло и ударило о Фассина; она извинилась.
Свечение панели стало назойливым, и Слайн отключил индикатор повреждений.
Когда они попали в зону наивысшей турбулентности, одна из деток Слайна вцепилась в своего хозяина, и ее пришлось насильно отрывать и колотить, пока она не потеряла сознание, и тогда ее благополучно засунули в шкаф. Невозможно было понять: то ли она в страхе искала утешения, то ли нападала.
Айсула начало тошнить. Фассин никогда еще не видел, как тошнит насельника.
Покрытый мерзкой рвотной пленкой Слайн, снова прижатый к потолку, сыпал проклятиями и пытался дотянуться до пульта, а его детки хныкали там и сям; кто-то пробормотал: «Бля, мы тут все сдохнем». Позже каждый говорил: «Это не я».
«Поафлиас» вырвался из потока штормовой тучи в бескрайнее, подернутое дымкой спокойствие, после чего начал падать, как кусок железа. Слайн вдохнул немного газа, чтобы ухнуть, но ему внутрь попали остатки прежних выхлопов Айсула, а потому он просто что-то пробурчал. Кашляя, плюясь и проклиная предков Айсула вплоть до времен сразу после Большого взрыва, он выровнял корабль, вернул ему управляемость, связался с администрацией регаты и, заваливаясь на один бок (корабль потерял весь рангоут, поручни и четыре из шести двигателей), привел «Поафлиас» в Нижнюю марину, затем в док ремонтного комплекса шторма.
Если поднять взгляд вверх, в колоссальную чашу кругового шторма, в дымку и усеянное звездами небо вдали, можно было увидеть крохотные пятнышки, медленно вращавшиеся на фоне бронзового сияния.
«Спасательный флот и корабли-ретрансляторы — все на орбите», — сказала ему Хазеренс.
Они находились на крутой многоярусной трибуне, набитой насельниками. Защищенная углеродными ребрами, которые выдвинулись бы в мгновение ока, подойди какой-нибудь из соперничающих кораблей слишком близко, трибуна (прикрепленная к «Дзунде» — дирижаблеру длиной в один километр, циркулировавшему внутри штормовых границ) была относительно безопасным местом для болельщиков. Гигантские мягкие экраны могли разворачиваться по любую сторону от веера углубленных сидений для показа эпизодов прошлых гонок и повтора событий, слишком далеких, чтобы наблюдать их напрямую.
«Спасательный флот?» — спросил Фассин.
«Так мне его описали», — сказала Хазеренс, усаживаясь на свое место рядом с ним. Насельники вокруг глазели на Фассина и Хазеренс, явно ошарашенные их инопланетным видом. Айсул удалился, чтобы встретить старого приятеля. Пока он оставался с ними, насельники лишь изредка поглядывали на Фассина и Хазеренс; когда же он ушел, принялись смотреть на эту парочку в упор. Фассин и Хазеренс уже привыкли к этому, а Фассин был уверен в том, что если Валсиер ищет его здесь, то найдет без особого труда.
«И крупный флот?» — спросил Фассин.
«Точно не знаю».
В огромной центральной части шторма имелись сотни гостиничных и зрительских дирижаблеров, десятки газовых клиперов, участвующих в соревнованиях, и суда поддержки, а также десятки вспомогательных кораблей и судов прессы, не говоря уже о парадном (и нейтральном в военном смысле) дредноуте «Пюизиэль». Он был украшен множеством знамен, рядами древних сигнальных флажков и гирляндами баллоноцветов размером с насельников, чтобы не оставалось ни малейшего шанса принять его за дредноут, участвующий в соревнованиях куда как крупнее и серьезнее там, за пределами шторма.
Боковые экраны засветились, и взорам зрителей предстали фрагменты гонки, состоявшейся накануне. Тысячи насельников на трибунах улюлюкали, орали и смеялись, расшвыривали пищу, держали устные пари на баллы (потом, смотря по итогам гонок, они отказывались от ставок или утверждали, что ставили больше), обменивались оскорблениями.
«Есть новости извне?» — спросил Фассин.
«Данные нам инструкции остаются прежними. По всей системе совершено несколько беспорядочных атак. Но не такие масштабные, как тогдашнее уничтожение комплекса наблюдателей. Оборонительные приготовления идут полным ходом. Производители предпринимают титанические усилия. Народ, как и прежде, приносит огромные, но добровольные жертвы. Боевой дух остается высоким. Правда, неофициально люди боятся все больше и больше. Мониторы глубокого сканирования обнаружили — пока еще сомнительные — следы громадного флота, который приближается со стороны Отъединения Э-пять».
«Насколько громадного?»
«Настолько, что дела наши плохи».
«Много произошло беспорядков?»
«Нет, не очень».
Дирижаблер дал газу вдали; двигатели взревели, набирая обороты. По рядам насельников прокатился радостный крик — они поняли, что соревнования вот-вот начнутся.
«Ну что ж, майор, — отправила полковник; сила ее сигнала из-за шума и топота была низкой. — Наконец-то мы сошли с „Поафлиаса“ и остались одни. Думаю, сейчас нас вряд ли кто услышит, и мне не терпится узнать, зачем мы здесь. Если только вы, конечно, в процессе ваших изысканий не стали фанатом гонок на газовых клиперах».
«Если верить Оазилу, то Валсеир жив».
Полковник немного помолчала, затем отправила:
«Серьезно, что ли?»
«Оазил, конечно, мог сойти с ума, мог заблуждаться, у него могло разыграться воображение, может, он просто интриган, но, судя по его словам, он знаком с Валсеиром или по меньшей мере Валсеир научил его, какие вопросы мне нужно задать, дабы убедиться, что я тот, за кого себя выдаю».
«Понятно. Значит, он не случайно появился в доме?»
«Я подозреваю, что он вел наблюдение за комплексом. Или это делал кто-то другой — ждал, когда мы… я… появимся».
«И это он вам сказал направиться сюда?»
«Он».
«А потом?»
«Валсеир меня найдет».
Еще один всплеск радостных криков, когда «Дзунда» начала набирать скорость и присоединилась к небольшой стайке таких же болельщицких кораблей, пробивающихся сквозь газ к стартовой позиции клиперов в двух-трех километрах впереди. Эта гонка задумывалась краткой — около часа, с поворотами вокруг буйков. Затем гонки становились все дольше и все сложнее, достигая кульминации в последнем грандиозном заезде вокруг внутренней поверхности громадной штормовой стены.
«Значит, Валсеир знал, что вы ищете его или, возможно, будете искать, и принял меры для того, чтобы… Гм. Любопытно. Пока у вас не было никаких контактов?»
«Пока — нет. Но теперь вы, по крайней мере, знаете, зачем мы здесь».
«Вы будете держать меня в курсе?»
«Да. Но вы должны понять: возможно, в какие-то моменты мне придется оставлять вас — если все удачно сложится. Ваше присутствие может спугнуть Валсеира или его подельников».
Дирижаблер еще увеличил скорость, по-прежнему держа курс на внутреннюю сторону стартовой позиции. Поток газа начал сдувать незакрепленные шарики и подносы.
«Спугнуть? Вы думаете, все это так… серьезно?»
«А вы что думаете?»
«Вы говорили, что Оазил может оказаться тем-то и тем-то. Думаю, кем угодно. Но как бы то ни было, мы теперь здесь, и если он говорил правду, то вас, несомненно, найдут. Другая же вероятность состоит в том, что мы подбирались к чему-то важному в доме Валсеира и поэтому нас оттуда попросту удалили. Что именно вам сказал Оазил?»
У Фассина сохранилась запись разговора с бродягой-насельником, глубоко под домом. Он сигнально передал эту запись Хазеренс.
Флот болельщицких кораблей облепил стартовую позицию, точно стая жирных птиц. Снова раздались восторженные крики. Газовые клиперы застыли на старте в ожидании сигнала.
«Но пока нам практически не от чего отталкиваться, майор, — сказала ему Хазеренс. — Вы должны были сообщить мне это раньше, и тогда я могла бы избрать правильный образ действий. Вероятно, я была слишком к вам снисходительна. Да, конечно, ваша потеря чрезвычайно тяжела. Но тут, боюсь, я виновата в преступной халатности».
«Я на вас не донесу, если вы не донесете на меня», — без всякого юмора отправил Фассин.
Газовые клиперы (разновидности одиночных насельнических штормоборцев, но более крупные и с многочисленным экипажем) представляли собой остроконечные угловатые аппараты с треугольными парусами и магнитным килем, всячески разукрашенные. Пятидесяти метров в длину (а также в ширину и высоту), они ощетинились сверкающими парусами, похожими на гигантские лезвия, и выглядели как грандиозные постоянные магниты, которые опустили в ящик с экзотическими клинками. На вымпелах красовались идентификационные знаки — маленькие красочные цветки на серебристых лопастях, ярко горящие под лучами далекой точки — Юлюбиса.
Идти под парусом в однородной среде было невозможно. Настоящие гонки требовали, чтобы киль (или его аналог) находился в одной среде, а паруса (или их подобия) — в другой. Вы не могли идти под парусом в однородном массивном потоке газа — вы просто плыли в нем. На кромке соприкосновения двух потоков, на границе зоны, двигающейся в одном направлении, и пояса, двигающегося в другом, вы теоретически могли идти под парусом, если бы вам удалось построить достаточно большой корабль. Насельники пытались строить корабли таких размеров, чтобы они не разваливались, но неудачно.
Штормоборцы и газовые клиперы вместо этого использовали колоссальное магнитное поле, свойственное большинству газовых гигантов. Линии магнитной индукции были их водой, местом, где находились их стабилизирующие кили. При наличии сильнейшего магнитного поля, которое стремилось двигать их в одном направлении, и атмосферных полос, задававших вектор в направлении совершенно противоположном, возможности для движения под парусом возрастали. А если вы при этом располагали паруса в кромках гигантских штормовых систем, такой спорт становился приемлемо опасным.
«Надо надеяться, что это не было обманом с целью удалить нас из дома, — сказала полковник Фассину. — И надо надеяться, что Валсеир в самом деле найдет вас. Если он еще жив. Нам ведь ни полусловом не обмолвились, что это именно так. — Она посмотрела на него. — Разве нет?»
«Вы правы».
Почти весь болельщицкий флот миновал стартовую позицию. Газовые клиперы, все одновременно, вздрогнули, а потом (поразительно быстро для судов, лишенных привычных двигателей) метнулись к массивной стене темной вихрящейся тучи — внутренней границе грандиозного шторма; они продирались, протискивались, прорезались, проскальзывали сквозь газ, стремясь занять наиболее выгодную позицию, используя легкие порывы ветра и обычную инерцию газовой среды для маневров в ходе движения по силовым линиям к стене шторма.
«Но тела ведь так и не нашли, верно?» — спросила Хазеренс.
«Верно, — ответил Фассин. — Если он попал в шквалистый поток, которому вполне по силам разорвать в клочья любой штормоборец, у него было не так уж много шансов. Но он мог и остаться в живых».
«Да, здесь нет воды или чего-нибудь такого. Они не могут утонуть, и тут для них не слишком жарко и не слишком холодно. Как они погибают — просто от сильного ветра?»
«Их разрывает на части — крутит, пока они не потеряют сознания, а потом начинает вращать с такой скоростью, что им не сохраниться как единому целому. Или они остаются в коме и проваливаются в глубины. Но ведь им нужно дышать, а если давление слишком низкое, то они не могут».
«Гм».
Газовые клиперы раскачивались у внутренней поверхности шторма, наполовину исчезнув из виду, поскольку их лопасти-паруса врезались в поток газа. Они ускорялись могучими рывками. И даже несмотря на фору при старте, на ревущие двигатели и на свой более короткий маршрут по вогнутой поверхности, болельщицкие суда начали сдавать позиции: флот клиперов подходил к ним все ближе.
«А не мог Валсеир как-нибудь сам подстроить этот несчастный случай?» — спросила полковник.
«Отчего же нет. Он мог договориться с каким-нибудь другом, найти сообщника, чтобы тот находился поблизости и спас его. Это дало бы ему больше шансов на выживание».
«А насельники часто инсценируют собственную смерть?»
«Почти никогда».
«Я так и думала».
Группа газовых клиперов достигла середины большого зрительского флота; крики и подбадривающие возгласы на нем стали еще громче и неистовее, когда вся масса клиперов, дирижаблеров сопровождения и вспомогательных судов стала двигаться как единое целое, перед которым бушевала темная штормовая стена — вертикальное море, бурлящее и клокочущее. Навстречу кораблям поднялась бескрайняя наклонная полоса тени, и все они оказались под сенью шторма, а подернутая мглой точка Юлюбиса скрылась за ревущим ореолом закрученного в безумную спираль газа в сотню километров высотой и десять тысяч километров в поперечнике.
— Фассин, вы уже сделали ставки? — спросил Айсул, усаживаясь в углубление рядом с Фассином.
Комнатный ребенок в одежде официанта подплыл к ним, держа поднос, и застыл в ожидании, пока старший насельник не уселся окончательно, потом прикрепил поднос со всеми наркотическими причиндалами к сиденью и исчез.
— Нет, мне бы пришлось тогда воспользоваться вашими баллами, верно?
— Ах, ну да. И вправду пришлось бы, — согласился Айсул, который прежде об этом явно не задумывался. — Выходит, я подсознательно вам доверяю. Как необычно. — Он наклонился на одну сторону и принялся копаться в наркотиках, которые принес с собой.
— Как ваш приятель? — спросила его Хазеренс.
— О, он в радужном настроении, — сказал, не глядя на нее, Айсул. — Его отец вчера погиб в бою, и он унаследует все отцовские баллы за храбрость или что-то в этом роде. — Он продолжал копаться в своих снадобьях. — Готов поклясться, что у меня была мозгокрутка…
— Я рад, что он отнесся к этому с таким энтузиазмом, — сказал Фассин.
— Ага, вот оно, — сказал Айсул, доставая большую ярко-оранжевую капсулу и внимательно разглядывая ее. — Да, Фассин, кстати, я тут столкнулся с одним юнцом, который утверждает, что знаком с вами. Он дал мне вот это. — Айсул порылся в кармане своего передника и, вытащив оттуда маленькую открытку, протянул ее Фассину.
Тот взял ее одним из тонких манипуляторов своего газолета и посмотрел на фотографию — белые облака на голубом небе.
— Да, цвета они явно переврали, — прокомментировал Айсул. — Невозможно не заметить.
Фассин чувствовал, что и полковник разглядывает изображение. Она сидела, подавшись назад и не произнося ни слова.
— А это лицо, заявившее, что знает меня, ничего не пожелало добавить на словах? — спросил Фассин.
— На словах? — переспросил Айсул, продолжая изучать оранжевую таблетку. — Ах да. Он сказал, чтобы вы не потеряли эту картинку и что они будут на кормовой зрительной галерее, в ресторане, если вы захотите их увидеть. Только вы должны прийти один. Не очень-то вежливо с его стороны. Ну да молодости простительно. Я чего-нибудь в этом роде и ждал.
— Благодарю, — сказал Фассин.
— Не стоит, — ответил Айсул, отмахиваясь от благодарности, и слопал гигантскую таблетку.
«С вашего разрешения, полковник», — отправил Фассин Хазеренс.
«Разрешаю. Осторожнее».
— Прошу меня извинить, — сказал Фассин, поднимаясь со своего углубления.
Айсул не услышал его; два вырвавшихся вперед газовых клипера вели между собой дуэль — они маневрировали, опасно сближаясь, пересекали друг другу курсы, стараясь запутать линии поля, перехватывали друг у друга ветер, чтобы отбросить соперника назад и вниз или опередить его, и Айсул, чуть не выскакивая из сиденья, орал и улюлюкал, тогда как другие зрители еще не успели погрузиться в свой наркотический мирок.
Насельник — молодой, судя по простым одеждам да и, конечно же, по внешнему виду, — перехватил Фассина в широком центральном коридоре «Дзунды» и вместе с ним направился в кормовую часть корабля. Фассин, чуть повернувшись к неожиданному попутчику, продолжал движение.
— Смотритель Таак? — спросил юнец.
— Да.
— Пожалуйста, следуйте за мной.
Фассин направился за молодым насельником, но не в ресторан на корме, а в частную ложу, подвешенную под дирижаблером. Там находился капитан «Дзунды», беседовавший со старым насельником, который по своему виду вполне тянул, пожалуй, на начинающего мудреца. Когда Фассин и юнец вошли в ложу, капитан повернулся, слегка поклонился Фассину и ретировался вместе с юнцом, оставив Фассина наедине с престарелым насельником внутри сферического алмазного пузыря. На нескольких экранах беззвучно демонстрировались эпизоды гонки. На плавучем подносе с одной стороны стояла большая наркурильница, из которой клубился пахучий голубовато-серый дымок, заполняя собой салон.
— Это вы, старина?
— Я — это все еще я, молодой Таак, — сказал знакомый голос.
Насельник подплыл к нему. Если это был Валсеир, то он ничуть не сморщился, но сильно потемнел с того времени, как Фассин видел его в последний раз. Он потерял все свои живые амулеты и украшения, и теперь на нем были строго аскетические, почти монашеские желтые полуодеяния.
— Знак, что я послал, при вас?
Фассин протянул ему маленькую открытку. Насельник посмотрел на него, и его ободковая мантия покрылась рябью, обозначающей улыбку.
— Ну что, все никак не можете поверить? — Он вернул листок Фассину. — Смотрите не потеряйте. Как там Оазил? Насколько я понимаю, он нашел вас в доме и ваше появление здесь не случайно.
— Он в порядке. Немного эксцентричен, но в порядке.
Улыбка старого насельника продержалась еще немного, потом исчезла.
— А дом? Мои библиотеки?
— Они погружаются в глубины. То, что от них осталось.
— А что осталось?
— Кое-чего не хватает.
— Понимаю. Кабинет.
— А что с ним случилось?
— Тучетуннель стал слишком тяжел и пошел вниз. Пришлось мне отсоединить дом. Но сначала я забрал все из кабинета. А потом эта секция туннеля упала в глубины.
— А содержимое?
Старый насельник слегка вразвалил назад, отчего курившийся в тумане дымок немного задрожал.
— Вы все еще проверяете меня, Фассин Таак? Еще не готовы поверить в то, что я — это тот, кто, по-вашему, я и есть.
— А кто, по-моему, вы есть?
— Ваш — как я полагал — старый друг, Валсеир, некогда чоал, который ныне выступает как детомудрец и надеется получить конфирмацию от старших братьев, если только когда-нибудь перестанет скрываться. Как вы думаете, я когда-нибудь перестану скрываться, наблюдатель Таак?
— Все зависит от обстоятельств.
За спиной старого насельника продолжались гонки газовых клиперов, далеко обогнавших неторопливый дирижаблер. Экраны, получающие сигнал с ракетокамер, показывали действие крупным планом. Издали, сквозь открытые алмазные окна, в ложу доносились крики зрителей.
— А зачем вы вообще скрываетесь?
Насельник переключился на шепотосигнализацию.
«Затем, что я бегло познакомился с тем, что обменял у вас на экспрессионистские картины. Я прочел одно примечание в конце одного тома. А это напоминает мне о том, что я должен извиниться. В мои намерения вовсе не входило всучивать вам, как это получилось, три различных перевода одного тома вместо всех трех частей одной работы. Однако я прочел это примечание и пришел к выводу, что там идет речь об информации, за которую умирают и, без всякого сомнения, убивают. Поэтому я решил исчезнуть. Я стал мертвым».
— Извините, что не сразу поверил вам, Валсеир, — сказал Фассин, пододвигаясь к Валсеиру поближе и протягивая старому насельнику два манипулятора.
— Вы подозрительны до последнего, — вздохнул Валсеир, не обращая внимания на левый манипулятор и пожимая правый протянутой правой шпиндель-рукой. — Ну вот, так здороваются ваши одноплеменники. Теперь вы удовлетворены, наблюдатель Таак?
Фассин улыбнулся:
— Полностью. Рад вас снова видеть.
«Вы, вероятно, испытываете душевную боль. Я вам сочувствую».
«Я пытаюсь не слишком себе сочувствовать. А этому помогает дело, которое требует моего участия».
Фассин уже успел рассказать Валсеиру об атаке на Третью Ярость и клан Бантрабал. А Валсеир поведал Фассину о своем житье-бытье после их последней встречи — почти все это время его жизнь определялась насельническим списком, и притом в гораздо большей мере, чем жизнь Фассина вплоть до последних событий. Большую часть этого периода он скрывался, сперва инсценировав (с помощью Ксессайфа, капитана, которого Фассин видел только что мельком) свою гибель. Ксессайф был старый моряк, служивший на штормоборцах и клиперах, с коллекцией трофеев и медалей, весившей больше, чем он сам. Теперь он удалился на покой и вел более созерцательный образ жизни, довольствуясь тем, что время от времени становился у кормила дирижаблера, чтобы оставаться на сцене штормрегаты.
«А что требует вашего участия, наблюдатель Таак?»
«Я думаю, нам нужно найти третий том. Он все еще у вас?»
«Нет. Но в этой истории важен вовсе не сам третий том».
«А что же?»
«Примечание, короткое приложение».
«А оно у вас есть?»
«Нет».
«А вы знаете, где оно?»
«Нет».
«Тогда нам всем, говоря человеческим языком, может достаться во все дырки».
«Но я знаю, в каком направлении оно исчезло».
«Это уже кое-что».
«Вы согласны, что это может быть очень важно? Что без него нам „может достаться во все дырки“?»
«Ну, нам прекрасно может достаться во все дырки и с этим приложением, но без него, если кое-кто будет думать, что эта вещица существует, они сотворят страшные вещи с любым, кто станет на их пути или не окажется для них стопроцентно полезным. Ко мне приставили ирилейтку, полковника окулы, и она говорит, что над Наскероном целый флот кораблей Меркатории. Повод для их присутствия — забрать ее и меня, но подозреваю, что у них могут быть и другие цели».
«Военная интервенция?»
«В тот самый миг, когда они решат, что знают точно, где список».
«Тогда мы должны позаботиться о том, чтобы они этого не узнали. А я еще должен позаботиться о том, чтобы не дать моим соплеменникам повода считать меня самым страшным предателем за то, что вздумал передать вещь, имеющую отношение к известному предмету, инопланетным властям, даже при том, что исследования, мои собственные и многие другие, указывают: сведения, о которых идет речь, безнадежно устарели или вымышлены. Или и то и другое. Но я так или иначе должен кому-то сообщить, в каком направлении вести поиски, иначе мне придется остаться мертвым навсегда».
«Кажется, судьба уже решила: этот кто-то — я. И где же мне искать?»
«Так-так. Ну что ж. Должен вам кое-что объяснить. Когда я понял, о чем идет речь в примечании к первому тому, я, естественно, принялся искать третий том. То есть начал искать, проведя несколько дней в ужасе и бешенстве, понимая, что не по своей вине (если только не считать виной безобидную склонность к библиофилии) потенциально привел в действие силы, которые могут многое уничтожить, начиная с моей собственной жизни в счастье и довольстве. По завершении этого эпизода я занялся поисками и наконец обнаружил названный том. До этого у меня никогда не было столь веского повода проклинать мой неспешный способ составления каталогов. Искомое имело вид отдельной папки, хранившейся среди приложений. Я сам, поместив оригинал папки в сейфовый ларец, доставил его моему другу и собрату-коллекционеру в городе Дейлте, что в Южной полярной области, и попросил его, не открывая ларца, сохранить этот материал для меня. В случае моей смерти он тоже должен был передать ларец кому-нибудь не менее надежному, кто не стал бы его открывать. Член семьи или кто-нибудь другой, заслуживающий доверия, должен был появиться в надлежащее время, имея при себе открытку с определенным изображением. Ту самую, которая теперь у вас. Предъявитель открытки и должен был получить ларец».
«А вашему другу в Дейлте известно о вашей смерти? Я ведь об этом не знал».
«Может, известно, а может, и нет. Он, как и я, собиратель древностей, но затворник. Может, кто-то из общих знакомых и сказал ему».
«Что ж, — сказал Фассин, — значит, мне надо отправляться в Дейлте. Как зовут вашего друга?»
«Чимилинит».
Не успело это имя выйти из сигнальной коробки Валсеира, как Фассин зарегистрировал нейтринный всплеск.
«А где именно в Дейлте он обитает?» — спросил он, лихорадочно оглядываясь по сторонам.
«Чимилинит имеет привычку менять расположение своего дома. Но я думаю, местным властям известно, где он находится».
«Понятно. И вы, значит, просмотрели это приложение? Что оно собой представляло?»
Частная ложа в виде алмазного пузыря была почти пуста — только Фассин, Валсеир, плавучий поднос и чаша (Фассин автоматически просканировал их, входя в помещение: они были тем, чем казались, и ничем другим), а также экраны, которые выглядели абсолютно стандартными. Кто тут может пользоваться нейтриновыми средствами связи? И откуда? И что означает этот внезапный всплеск?
«Это было похоже на алгебру».
Фассин просканировал простые одеяния Валсеира. Ни малейшего намека на высокие технологии. Самым сложным в его облачении был сам текстиль.
«Алгебра?» — переспросил Фассин.
На внутренней или наружной поверхностях алмазного пузыря тоже ничего не было. Он просканировал входную трубу. Чисто.