Царь Петр I, будучи инициатором доселе беспрецедентно близких отношений с Европой, уделял огромное внимание переводам и даже сам требовал к себе последние для проверки. Незадолго до смерти, в 1724 г., им был выпущен специальный указ, предписывающий людям, владеющим всяческими «художествами» (т. е. науками), отправляться учиться языкам, а людям, владеющим языками, — учиться наукам. Более 90 процентов переводов в петровский период составляли работы утилитарной направленности (механика, архитектура, военное дело и др.). Переводились и труды по юриспруденции, истории, политическим наукам. Не обошла реформа стороной и Библию. В 1712 г. вышел указ об издании исправленного текста Библии, которое состоялось, однако, спустя полвека, в царствование дочери Петра Елизаветы (Елизаветинская Библия). Было положено начало долгому пути создания Священного Писания на русском языке (в нем участие принял приближенный царя архиепископ Феофан Прокопович), которое завершилось в 1876 г. с выходом в свет Синодальной Библии, признанной русской версии Священного Писания.
Несмотря на рост количества переводной литературы, принципы тогдашнего перевода значительно отличались от современных. В частности, сам Петр настаивал оставлять в переводе лишь самое нужное и отбрасывать то, что якобы не имеет отношения к делу. Широкое распространение получили переводы из вторых и третьих рук. Не сразу приходило осознание различий между оригинальной и переводной литературой: главным считалось содержание произведения, а не имя автора.
Требования времени расставили свои точки и над выбором переводящего языка. Церковнославянский — литературный язык того времени — был языком слишком тяжелым, книжным для удовлетворения растущих практических нужд. Его план выражения был не в состоянии вместить новое содержание. В связи с этим Петр призывал в переводе избегать «высоких слов словенских» и отдавать предпочтение языку Посольского приказа, за исключением, естественно, духовной литературы. Но и здесь переводчиков подстерегали значительные трудности: С. М. Соловьев говорит о «страшной трудности передачи понятий на языке народа, у которого до сих пор не было науки» (цит по: [Нелюбин, Хухуни, с. 210]). Существовала даже легенда о неком переводчике, который покончил жизнь самоубийством от отчаяния, пытаясь перевести царю книгу по садоводству и не зная, как передать соответствующие термины.
В последующие за Петровской эпохой годы перевод двигался, с одной стороны, в заданном утилитарно-прикладном направлении, с другой — в русле первых полноценных опытов в переводе развлекательной литературы. Последняя тенденция начала развиваться при поддержке самой царицы Елизаветы Петровны (годы правления 1741—1761), однако полный размах она получила в эпоху Екатерины II (годы правления 1762—1796), когда на русский язык были переведены величайшие произведения мировой литературы со времен античности, которые оставались эталонами вплоть до XX в. В связи с послепетровскими переводами прежде всего следует упомянуть имена Михаила Васильевича Ломоносова (1711—1765), Василия Кирилловича Тредиаковского (1703—1769), Александра Петровича Сумарокова (1717—1777), Николая Михайловича Карамзина (1766 —1826).
М. В. Ломоносов, например, отстаивал широчайшие возможности русского языка в передаче самых сложных мыслей оригинала и призывал не страшиться заимствований, которые
«со временем чрез употребление знакомее будут», т. е. перестанут восприниматься как таковые. Он сам переводил и редактировал переводы, создав собственную систему научно-технических терминов.
Поэт и переводчик В. К. Тредиаковский известен в первую очередь как родоначальник перевода повествовательной прозы. Именно с его перевода «Езды на остров Любви» П. Тальмана (1730) начинается история перевода крупных прозаических форм на русский язык. Он же одним из первых выдвинул 12 принципов перевода поэзии. Наконец, именно по инициативе В. К. Тредиаковского в 1735 г. было создано специальное Российское собрание, целью которого являлось объединение лучших переводческих умов. За годы существования Собрания вышло в свет
112 произведений в 173 томах, включая работы Вольтера, Монтескье, Свифта, Корнеля, Тассо, Гольдони, труды по физике, математике и т. д.
Н. М. Карамзин известен как создатель «Пантеона иностранной словесности» — сборника, изданного в Москве в 1798 г., в который вошли разнообразные переводные статьи исторического, философского содержания, а также беллетристика. Другой сферой его деятельности являлась выработка русской научной терминологии.
Среди рассуждений, касающихся перевода, нельзя не упомянуть принципы, выделенные Василием Евдокимовичем Адодуровым (1709—1780) — автором «Грамматики русского языка». По его мнению, перевод должен удовлетворять следующим требованиям:
— полностью совпадать с оригиналом;
— быть изложенным четко и без грамматических ошибок;
— не нарушать языковых норм, не вызывать досады при чтении и не позволять догадываться, на каком языке написан оригинал.
XIX в. в истории российского перевода, а в особенности его первую половину, можно назвать периодом творческим. В это время на фоне уже в определенной мере устойчивого литературного языка можно было проводить разнообразные эксперименты над оригинальными произведениями, чем с успехом и занимались князь Б. В. Голицын, В. А. Жуковский, Н. И. Гнедич, П. А. Катенин, П. А. Вяземский и другие талантливые личности. Ярчайший представитель русского романтизма и сентиментализма, Василий Андреевич Жуковский (1783—1852) известен и как автор афоризма «Переводчик в прозе есть раб, переводчик в стихах — соперник». Данным принципом он с успехом пользовался при работе над рядом произведений, получив славу великолепного «вольного» переводчика. Это его качество в значительной степени проявилось и в выборе объектов перевода — произведений с невысокой художественной ценностью, предоставляющих переводчику большую свободу для творчества. Произведения же классических гениев поэзии, очевидно, воспринимались поэтом как самодостаточные.
Справедливости ради, однако, следует отметить, что взгляды Жуковского на перевод в процессе его творчества претерпели серьезную эволюцию в направлении более точной передачи подлинника. Если поэма немецкого автора Г. Бюргера «Ленора» в раннем творчестве русского переводчика превратилась в «Людмилу» (1808), вместе с именем главной героини сменив и национальный колорит, а затем вообще в хорошо известную российскому читателю поэму «Светлана» (1812), в которой остался только мотив виденья жениха, то через два десятилетия она снова стала «Ленорой». (Другой переводчик, во многом полемизировавший с Жуковским, Павел Александрович Катенин (1792—1853), назвал свой перевод «Ольга».) Тенденции к объективной передаче подлинника преобладали и при переводе Жуковским «Одиссеи», который он выполнил на основе немецкого подстрочника
с грамматическими комментариями.
Другие русские переводчики также неоднократно отмечали необходимость быть ближе к оригиналу. Николай Иванович Гнедич (1784—1833), известный прежде всего как создатель русской «Илиады», указывал на необходимость обуздывать при переводе собственный творческий потенциал. Повторяя мысль, сказанную за много веков до него Квинтилианом (Facilius est plus facere, quam idem — Легче сделать более, нежели то же), он указывал на то, что вольные переводы «выгоднее для переводчика, нежели для подлинника» (цит. по: [Нелюбин, Хухуни, с. 258]). К представителям «верного перевода» принадлежал Петр Андреевич Вяземский (1792—1878), называвший вольные переводы переводами «независимыми». Он подразделял переводчиков на два типа: первые, «напитавшись смыслом и духом подлинника», затем «переливают» его в собственные формы (Карамзин, Жуковский), вторые же пытаются сохранить и сами формы, насколько это позволяет собственный язык (без распятия его на «ложе прокрустовом»). Переводчик считал, что в воссозданном тексте должен присутствовать «запах чужбины».
Что касается А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и Н. В. Гоголя, то общего мнения относительно их вклада в развитие русского перевода нет. Известно, что в молодости Пушкин переводил французских поэтов XVII—XVIII вв., древнегреческую лирику, отрывки из Корана. И Пушкин, и Лермонтов использовали произведения зарубежных авторов в собственном творчестве («Каменный гость», «Пир во вовремя чумы», «Странник» и др.; «На севере диком...» и др.), но эти произведения трудно назвать переводами. Н. В. Гоголю принадлежит мысль о том, что «иногда нужно отдаляться от слов подлинника, чтобы быть ближе к нему» (цит. по: [Сдобников, Петрова, с. 31]). А. С. Пушкин, в свою очередь, известным изречением «Переводчики — почтовые лошади просвещения» подчеркивал важнейшую миссию переводчиков.
Не обошел стороной проблемы перевода и известный критик первой половины XIX столетия В. Г. Белинский (1811—1848), в молодости даже подрабатывавший переводами с французского. Он подразделял переводы на художественные и поэтические. Первые не допускают никаких изменений, но и рассчитаны на узкий круг знатоков; вторые же преследуют цель ознакомления с источником широких масс неподготовленной аудитории, которой важна не точность, а суть, в связи с чем переводчик имеет право «выкидывать все, что непонятно без комментария». При всем при этом Белинский признавал недостаточность любого перевода, т. е. указывал на относительный характер понятия переводимости: «Никакое колоссальное творение человечества не может быть передано на другой язык так, чтоб, читая перевод, мы не имели нужды читать подлинник» [Русские писатели о переводе, с. 225]. Ему же приписывают использование термина «теория перевода», под которым он понимал обобщение переводческой практики.
Вторая половина XIX в. сопровождалась еще большим спросом на переводы, обусловленным увеличением числа разночинной интеллигенции, не владевшей, в отличие от дворянства, иностранными языками. Одной из самых запоминающихся фигур того времени можно считать Иринарха Ивановича Введенского (1813—1855), известного главным образом в двух ипостасях. С одной стороны, именно он познакомил русского читателя с произведениями Чарльза Диккенса и Уильяма Теккерея. С другой — его имя в истории перевода достаточно часто ассоциируется с откровенным произволом в плане отступления от подлинника. При этом данный факт переводчик не просто признавал, но и считал одним из собственных достоинств, подчеркивая, что в ряде переводов его перу принадлежат целые куски текста. В своих переводческих предпочтениях Введенский ссылался на то, что как бы пытался переселить иностранного автора под русское небо, т. е. писать так, как если бы сам Диккенс вырос в России. Соответственно свое перо он «настраивал» на диккенсовский лад, пытаясь поймать манеру автора, а далее поступал как ему диктует собственное авторское «Я». В связи с этим английские фразы типа Она заплакала или Я поцеловал её превращались у Введенского во фразы Слезы показались на глазах прелестной малютки или Я запечатлел свой поцелуй на её вишневых губках и т. п.
Активно переводились в данный период и труды других зарубежных классиков. С переводами Шекспира на русский язык связано имя Александра Васильевича Дружинина («Король Лир», «Ричард III»). Переводами Генриха Гейне и многих других авторов известен Михаил Илларионович Михайлов (за сочувствие демократическим взглядам оказавшийся на каторге). Переводами Данте успешно занимался Д. Е. Мин (1818—1885), переводами Мильтона, Шиллера, Гете — Н. А. Холодновский (1858—1921). Особо высокую оценку современников получили работы переводчика и теоретика П. И. Вейнберга (1831—1908), перу которого принадлежат переложения более 60 авторов, включая Шекспира и Гейне.
Писатели-классики того времени тоже неоднократно высказывались относительно перевода. А. К. Толстой, переводивший Гете, придерживался мнения, что «…не следует переводить слова и даже иногда смысл, а главное — надо передавать впечатление» [Русские писатели о переводе, с. 321]. И. С. Тургенев, выступавший против буквализма в переводе, говорил, что в ином случае даже рабская верность оригиналу не верна. Он считал, что перевод создается в первую очередь для аудитории, для «массы», не знающей оригинал, а не для того, чтобы некто сверял его с подлинником. Массу же необходимо завоевывать, т. е. идти на уступки ей, а не оригиналу.
Не все созданные в данный период переводы были удачны. Показательна в этом плане судьба переводов А. А. Фета (1820—1892), которые по количеству превосходят собственные произведения поэта. Из-за чрезмерной близости к оригиналу (восходящей к импрессионистскому представлению о том, что познаваема лишь словесная оболочка, а не сущность оригинала) эти переводы не были признаны ни его современниками, ни будущими поколениями.
Начало XX в. характеризуется появлением нового направления — художественно-филологического перевода, сопровождаемого обширными комментариями, полученными в результате кропотливой исследовательской работы. Среди представителей этого направления следует выделить академика А. Н. Веселовского (перевод «Декамерона» Боккаччо), И. Ф. Анненского (переводы трагедий Еврипида, западноевропейской лирики), Ф. Ф. Зелинского, Н. Я. Марра.
С другой стороны, переводом активно занялись и представители новых литературных течений так называемого Серебряного века. Здесь прежде всего необходимо отметить творчество Константина Дмитриевича Бальмонта (1876—1942), который познакомил русского читателя с «Витязем в тигровой шкуре» Ш. Руставели (в его интерпретации — «Носящий барсовую шкуру»), произведениями Э. По, Ш. Бодлера и П.-Б. Шелли. Как у истинного поэта, в его переводах индивидуальное преобладало над оригинальным, за что К. И. Чуковский критически назвал его творения «полу-Шелли», «полу-Бальмонт», т. е. некий «Шельмонт». (Так, слово сон Бальмонт мог спокойно передать сочетанием роскошная нега, слово звук — живым сочетанием созвучий).
Занимались переводами также Александр Блок (переводы Гейне, Байрона), Иван Бунин («Песня о Гайавате» Лонгфелло в его интерпретации стала классикой). Основоположник русского символизма Валерий Яковлевич Брюсов (1873—1924) известен не только переводами, но и разработкой ряда теоретических вопросов этой сферы. В статье «Фиалки в тигеле» (афоризм П.-Б. Шелли) он выдвинул кажущееся парадоксальным положение о том, что «передать создание поэта с одного языка на другой невозможно, но и невозможно отказаться от этой мечты», чем оправдал право на существование поэтического перевода [Русские писатели о переводе, с. 136]. В представлении Брюсова история перевода напоминала международный турнир, на котором поэты-переводчики пытались отстоять право своего языка быть на уровне с языком оригинала. В своем творчестве Брюсов отвергал перевод для современного читателя, утверждая, что эта работа годна лишь на короткое время. Такие переводы через 20—30 лет устаревают, в связи с чем в идеале необходимо создавать переводы «независимые» от современного читателя, т. е. максимально близкие подлиннику. Данным принципом поэт и пользовался в ряде собственных переводов («Энеида» Вергилия), из-за чего неоднократно цитировался в литературе в качестве примера переводческих буквализмов (иначе говоря, «ляпов»).
Советский период в истории русского перевода принято начинать с А. М. Горького, по инициативе которого в 1919 г. было организовано издательство «Всемирная литература». В рамках его деятельности планировался выпуск около 4000 томов (хотя просуществовало оно лишь до 1927 г., выпустив 120 книг самых различных авторов). К работе в издательстве был привлечен весь цвет русской литературы и филологической мысли того периода — А. А. Блок, В. Я. Брюсов, Н. С. Гумилев, Ф. Д. Батюшков, В. М. Жирмунский, В. М. Алексеев, К. И. Чуковский и другие. Более того, на фоне повышения переводческой активности на первый план вышел вопрос о создании теоретических принципов перевода. Эта попытка и была сделана в сборнике «Принципы художественного перевода», изданном в 1919—1920 гг. при участии Ф. Б. Батюшкова, К. И. Чуковского и Н. С. Гумилева. Федор Дмитриевич Батюшков в статье «Задачи художественного перевода» выделил следующие требования к адекватному переводу:
1) точная передача смысла;
2) наивозможно близкое восприятие стиля;
3) сохранение особенностей языка автора, но без нарушения строя и элементарных грамматических правил родного языка;
4) соблюдение внешней эмоциональности художественной речи.
Николай Степанович Гумилев выделил знаменитые «9 заповедей» поэтического перевода. Ему также принадлежит мысль о том, что «в идеале переводы не должны быть подписными», т. е. личность переводчика не должна довлеть над личностью
автора. Раздел «Переводы прозаические» был написан Корнеем Ивановичем Чуковским (Николаем Васильевичем Корнейчуковым) и фокусировался на творческом аспекте перевода, в котором переводчик поставлен в один ряд с другими служителями искусства.
В последующем советский период шел под знаком идеологизации всех видов литературной деятельности, что выразилось в запретах на перевод зарубежных книг сомнительной идеологической направленности (Ф. Кафка, М. Пруст, В. Набоков и др.) или в придании соответствующей литературе новой, угодной правительству интерпретации. Вместе с тем в то время появился и ряд великолепных переводов, благодаря которым, как в случае со стихами Р. Бернса в переложении С. И. Маршака или «Фаустом» в переложении Б. Пастернака, авторы приобрели огромную популярность. Многие известные писатели и поэты, среди которых А. Ахматова и Б. Пастернак, не имея возможности издавать собственные произведения, зарабатывали на хлеб переводом с других языков. Значительно расширились масштабы переводов с языков стран, которые сейчас принято называть ближним зарубежьем, что было частично обусловлено целями пропагандистского характера. Особо стоит отметить серию книг «Библиотека всемирной литературы» издательства «Художественная литература», выходившую с 1967 по 1977 г. (200 томов, охватывающих периоды с древних времен до XVIII в., XIX и XX в. отдельными сериями). С наступлением эры перестройки на рынок хлынул поток ранее запрещенных произведений, включая переводы зарубежной литературы. Вместе с тем многие из переводимых книг входили в разряд чисто развлекательной литературы, и их художественная ценность весьма сомнительна. Одновременно было отмечено и падение качества переводов, которое ощущается и в наши дни.
Параллельно с созданием в советский период новых переводов появлялись и теоретические работы, ориентированные на разработку основных подходов к этому виду межъязыкового посредничества. В 30-е гг. в переводе бытовала концепция Евгения Львовича Ланна (Лозмана) (1869—1958), отстаивавшего максимальное копирование всех языковых особенностей подлинника, что нередко приводило к неоправданному буквализму и формализму. Однако у неё были и противники. В частности, Михаил Леонидович Лозинский (1886—1955) в 1936 г. на Всесоюзном совещании переводчиков отмечал, что «воспроизвести во всей полноте и со всей точностью все элементы формы и содержания никакой перевод не может. И какая бы форма ни была нами избрана для перевода, точная копия формы оригинала или нет, все равно мы почти никогда в нее не вольем то же содержание, какое дано в оригинале» (цит. по: [Нелюбин, Хухуни, с. 327]).
В послевоенные годы теоретическому аспекту перевода
неоднократно уделяли внимание такие известные персоналии, как Иван Александрович Кашкин (1899—1963), Гиви Ражденович Гачечиладзе (1914—1979), Н. А. Заболоцкий, Б. Л. Пастернак, К. И. Чуковский и др. Необходимо отметить, что большинство тогдашних исследований были ориентированы на создание концепции реалистического перевода, хотя последний так и не получил точного определения. И. А. Кашкин считал основным принципом реалистического перевода воспроизведение объективной реальности, что можно осуществить, преодолев языковой «заслон» и выйдя в область «свежести авторского восприятия действительности». Мнение Г. Р. Гачечиладзе по этому вопросу было несколько иным. Грузинский ученый полагал, что в подлиннике мы находим отражение действительности, а не саму действительность. Перевод, как отражение подлинника, «отражает уже отраженное». Поэтому переводчик должен ориентироваться не на «живую действительность», а действительность «художественную», созданную авторским восприятием (см.: [там же, с. 329—330].
Несмотря на то что литературоведческие позиции в науке
о переводе в послевоенные годы были очень сильны, в 1953 г. в свет вышла книга «Введение в теорию перевода» Андрея Венедиктовича Федорова, в которой отстаивался совершенно новый — лингвистический — подход к переводу. Публикацию этой работы принято считать точкой отсчета, с которой взяла начало вся современная российская лингвистическая теория перевода. Исследование показало, что перевод и его закономерности можно описывать не только с помощью литературоведческих понятий (эстетическая ценность, образная система произведения), но и в терминах лингвистики, т. е. теоретической грамматики, семасиологии, фразеологии, стилистики и других дисциплин (в последующих работах этот список был дополнен, он продолжает пополняться и поныне). Во многом появлению лингвистической теории перевода способствовал взлет количества переводов информативного содержания. В них нет места понятию «художественный образ», ключевому для художественной литературы, и поэтому рассуждать о таких переводах в рамках литературоведческой теории практически невозможно.
Впоследствии лингвистическая теория перевода развивалась как по пути исследования общетеоретических, так и более узкоориентированных проблем.
Литература, посвященная общей теории перевода, включает в себя прежде всего работы таких авторов, как В. Н. Комиссаров («Теория перевода», «Слово о переводе» и др.), Я. И. Рецкер («Теория перевода и переводческая практика»), А. Д. Швейцер («Теория перевода», «Перевод и лингвистика»), Л. С. Бархударов («Язык и перевод»), В. Г. Гак («Теория и практика перевода», совместно с Б. Б. Григорьевым), Л. К. Латышев («Курс перевода»), В. В. Сдобников, О. В. Петрова («Теория перевода») и др. Теория устного последовательного перевода и перевода с записью освещена в работах Р. К. Миньяр-Белоручева («Общая теория перевода и устный перевод»). Теория синхронного перевода и психолингвистическая теория перевода разрабатывались А. Ф. Ширяевым и Г. В. Черновым, теория машинного перевода — И. И. Ревзиным и В. Ю. Розенцвейгом, теория военного перевода — Г. М. Стрелковским, теория научно-технического перевода — Ю. В. Ванниковым, А. Л. Пумпянским.
У лингвистической теории были и свои противники. В частности, А. А. Реформатский придерживался мнения, что для исследования перевода действительно можно активно использовать другие дисциплины, однако из-за сложности и многогранности самого явления выделять его в отдельную науку не имеет смысла. Вместе с тем возросшее впоследствии количество работ, посвященных тематике перевода, позволяет говорить об укреплении её позиций как самостоятельной дисциплины (см. следующие главы).
Вопросы для самоконтроля
1. Переводы какой направленности были наиболее распространены в петровские времена?
2. В чем состояла основная проблема при переводе научных произведений на русский язык в XVIII в.?
3. Какие принципы перевода XVIII в. существенно отличались от современных?
4. Кто считается родоначальником перевода повествовательной прозы (1730 г.)?
5. Почему первую половину XIX в. в российской истории перевода называют творческим периодом?
6. Какие изменения претерпела переводческая концепция В. А. Жуковского?
7. Какова роль И. И. Введенского в истории российского перевода, каковы особенности его переводческой манеры?
8. Какова судьба переводов, выполненных А. А. Фетом?
9. Появлением какого направления в переводе ознаменовалось начало XX в.?
10. Какие из известных писателей и поэтов Серебряного века прославились своими переводами?
11. С именем какого писателя и какого издательства связано начало советского периода в истории русского перевода?
12. В чем заключалось отличие переводческих концепций Е. Л. Ланна (Лозмана) и М. Л. Лозинского (советский период)?
13. Какую работу XX в. принято считать началом лингвистической теории перевода в России?
14. Какие российские авторы внесли наибольший вклад в создание общей лингвистической теории перевода?
15.