Глава I
§ 1. Европейская переводческая мысль
Античности и Средневековья
Используя традиционную периодизацию, историю зарубежного перевода можно представить как состоящую из нескольких хронологических этапов, а именно:
— Античность и эпоха христианизации Европы (V в.
до н. э. — V в. н. э.);
— Средние века (V—XV вв.);
— Возрождение (XIV—XVI вв.);
— Реформация (XVI—XVII вв.);
— классицизм (XVII—XVIII вв.);
— романтизм (XIX в.);
— формирование современной теории перевода (XX в.).
В большинстве случаев переводы являются отражением процессов, происходящих в обществе, которые столь же явно ощущаются в философии, литературе и искусстве. Об особенностях же переводческих концепций можно судить как по самим переводам, так и по отдельным высказываниям, мыслям и самостоятельным трактатам, посвященным переводу.
Античный период в Древней Греции (V—IV вв. до н. э.), несмотря на расцвет культуры государства в это время, характеризуется отсутствием активной переводческой деятельности, особенно в области художественного творчества. Это связано с тем, что развитие древнегреческой литературы шло собственным путем без существенного влияния соседних языков и культур, считавшихся «варварскими», недостойными перевода [Нелюбин, Хухуни, с. 22]. Перевод информационно-практический осуществляли, как правило, не греки. В эллинистический период положение немного изменилось (конец IV в. до н. э.). После распада империи, созданной Александром Македонским, для множества образовавшихся на ее месте государств греческий язык стал международным. Многие из авторов, будучи уроженцами других культур (Египет, Вавилон, Карфаген и др.), предпочитали писать на греческом, чтобы быть понятными большему кругу читателей, хотя их произведения с трудом можно было назвать переводами. В это время (III в. до н. э.) в Александрии Египетской была создана первая греческая версия Священного Писания, предназначенная для иудеев, утративших знание древнееврейского языка. Вместе с тем имеющиеся свидетельства фрагментарны и не позволяют говорить о сформировавшейся переводческой традиции. В отличие от литературы, деятельность практических переводчиков, безусловно, была востребована и необходима для контактов греческих наместников с населением колоний.
Период расцвета Римской империи оказался значительно более благоприятным для переводческой деятельности, особенно в плане греко-латинских переводов. Влияние греческой культуры даже в период экспансии Рима оставалось настолько сильным, что в III—II вв. до н. э. представители высших сословий римлян были практически обязаны знать греческий язык: «побежденная Греция пленила своего победителя». Первым известным переводчиком с греческого на латынь принято считать грека Ливия Андроника (III в. до н. э.), плененного римлянами и создавшего латинскую версию «Одиссеи». В своей версии Ливий заменил имена греческих богов именами римских богов, изменил стихотворный размер и произвел ряд других адаптаций.
В I в. до н. э., получившем имя «золотой век» римской литературы, переводы с греческого стали обычной практикой представителей римской знати, а сам язык — вторым языком большей части всего образованного населения. Подобное двуязычие породило и особый, «творческий» подход к переводу, где знание греческого оригинала считалось чем-то само собой разумеющимся,
а переводчик скорее соревновался с автором, нежели стремился
к точной передаче изложенного. Буквальный перевод обозначался словом exprimere, свободная переработка — словом vertere. Среди переводчиков «золотого века» особое место занимают имена Гая Валерия Катулла, известного своими поэтическими переводами с греческого, и Марка Тулия Цицерона, оратора, «бога
красноречия», прославившегося переводами философских диалогов Платона, цитат и речей греческих авторов. Последнему же принадлежат первые серьезные рассуждения о принципах перевода. В трактате «О наилучшем роде ораторов», предваряющем его переводы речей Демосфена и Эсхина, Цицерон выразил свои принципы перевода так: «Я переложил их не как переводчик, но как оратор, теми же мыслями и соответствующими им образами, оборотами и словами, подходящими к нашему обиходу. Я не считал нужным переводить их дословно, но сохранил самый слог и внутренний смысл слов. Ведь мне представлялось, что я должен был не поштучно отсчитывать (adnumerare) слова читателю, а, так сказать, отвешивать (adpendere) их» (цит. по: [Дуров, с. 246]). Он же отмечал, что в переводе передавать нужно не слова (verba), а самую сущность (vis).
Активная переводческая деятельность в Риме продолжалась и позднее, с первых веков нашей эры вплоть до падения Римской империи. Этот период знаменателен переводами многих греческих источников, принадлежащих различным жанрам. Известный римский баснописец Федр на основе греческих сюжетов создал пять сборников «Эзоповых басен», изложенных в стихотворном варианте. Валерием Флакком (ум. ок. 90 г. н. э.) на латинский язык была переведена «Аргонавтика» Аполлона Родосского.
Из более поздних переводов следует отметить греческие романы «Деяния Александра» (III—IV вв. н. э.) о жизни Александра Македонского, поэтические переводы Децима Магна Авсония (310—395). Существовали и так называемые переводческие мистификации, т. е. произведения, претендующие на статус переводов, но не являющиеся таковыми.
Отдельной строкой в истории латинского перевода прописано имя Боэция (480—524), который творил уже после падения Римской империи при дворе одного из германских королей. Среди его переводов «Герменевтика» Аристотеля, первые четыре книги Евклида, «Основания арифметики» Никомаха, работы философа-неоплатоника Порфирия. Боэция нередко называют последним римлянином и первым схоластом. Он был христианином и задолго до Фомы Аквинского пытался примирить платонизм и
аристотелизм с христианским вероучением. Этими трудами Боэций оказал глубокое влияние на богословскую мысль последующих столетий, познакомив средневековых схоластов с аристотелевскими идеями, аристотелевскими методами обоснования веры и аристотелевской классификацией наук. В Средние века «Утешение философией» Боэция, пользовавшееся огромной популярностью, было переведено на древнеанглийский язык королем Альфредом Великим (849—899), а затем на среднеанглийский Дж. Чосером (ок. 1340—1400).
Иное направление в развитии переводов в период Античности и раннего Средневековья представляют собой попытки перевода «книги книг» — Священного Писания (Старого и Нового Заветов, причем первый создавался в течение XII—II вв. до н. э.). Как уже упоминалось ранее, в III в. до н. э. вопрос о переводе Ветхого Завета на греческий возник в среде александрийских евреев, частично утративших знание древнееврейского языка. По легенде, царь Птолемей вызвал в Александрию из Иерусалима
72 самых опытных переводчиков (по 6 человек от каждого колена Израилева, равно безупречно знающих Тору и греческие обычаи). Мудрецы отправились на остров Фарос и там, обеспеченные всем жизненно необходимым, принялись за беспримерный труд перевода Торы на греческий язык. Они завершили его за 72 дня. Царь вместе с представителями еврейской общины Александрии одобрил этот перевод, и мудрецы с богатыми дарами отправились
назад в Иерусалим. Примечательно, что, по легенде, переводы
72 мудрецов, выполнявшиеся строго самостоятельно, при сверке совпали слово в слово. Сам же перевод Священного Писания получил название Септуагинты (лат. Interpretatio Septuaginta Seniorum — перевод семидесяти старцев). По другой легенде, царь Птолемей насильно заставил группу представителей еврейской общины сделать этот перевод, заперев их в тюремные камеры. Текст Септуагинты до сих пор рассматривается православной церковью как канонический (с него выполняются переводы на другие языки), однако в самой еврейской традиции он не признается аутентичным. Наряду с этой версией известны также переводы Аквилы (II в. н. э.) и Симмаха (II — III вв.), причем первый носит буквальный, а второй вольный характер.
Латинские версии Библии начали появляться позднее — начиная со II в. н. э., по мере распространения христианства на территории Римской империи. При этом к Ветхому Завету добавился еще и изначально составленный на греческом языке Новый Завет. Создание первого латинского варианта Священного Писания — Италы — приписывают христианам Северной Африки. Однако каноническая версия Библии была создана позднее — в IV в. н. э. Евсевием Софронием Иеронимом, когда христианство стало государственной религией Римской империи (с 1991 г.
30 сентября, день смерти св. Иеронима, считается Международным днем переводчика). Примечательно, что перевод Ветхого Завета был выполнен Иеронимом с оригинала, несмотря на общепризнанный авторитет Септуагинты. При этом Иероним специально ездил в Иерусалим, чтобы консультироваться с еврейскими раввинами. В своем «Письме Паммахию о лучшем способе перевода» он подчеркивал, что чувствовал себя вправе отходить от имеющихся образцов перевода, т. к. первоначальные версии Священного Писания (включая Септуагинту) были созданы еще до появления Христа, до понимания истинного смысла веры. Он же, соглашаясь с тем, что в переводе необходимо руководствоваться принципом «от мысли к мысли», а не «от слова к слову», вместе с тем давал понять, что для перевода Священного Писания этот принцип неприемлем, т. к. в последнем сам порядок слов является тайной. Таким образом, св. Иеронима можно считать одним из первых теоретиков перевода. Латинская версия Библии, созданная Иеронимом, получила имя «Вульгата» («Общераспространенная») и, несмотря на неприятие некоторыми богословами, в VII в. была принята католической церковью, а в 1546 г. объявлена Тридентским собором канонической, т. е. равной оригиналу.
Наряду с греческими и латинскими переводами в эпоху христианизации Европы создавались и другие версии Библии. Самая известная из них — это готская версия священника Вульфилы (317—381). Тем не менее на пути развития этого направления перевода стояло серьезное препятствие — так называемая теория триязычия, выдвинутая в VII в. Исидором Сивильским, согласно которой священными являлись 3 языка: еврейский, греческий и латинский (на них была сделана надпись на кресте Иисуса Христа). Соответственно переводы Священного Писания на живые («вульгарные») языки в скором времени стали считаться ересью и могли плачевно закончиться как для переводчика, так и для их обладателя. Впоследствии эта теория завоевала себе еще больше сторонников и, кроме того, была подкреплена папскими указами.
Такая расстановка приоритетов в плане языковой политики продолжалась и в Средние века. К тому же с 1054 г., после окончательного разрыва между католической и православной церквями, греческий язык в европейской переводной культуре утратил свои позиции. Древнееврейский, в свою очередь, будучи достаточно архаичным даже для той эпохи, также уступил место латыни. Отныне латинский язык стал языком церкви и языком перевода для всех ранних христианских трудов, созданных до этого. В отличие от христианских первоисточников, богатейшее философское и научное наследие древнегреческих классиков долгое время, как и сам язык, оставалось в забвении. Ряд произведений греческих авторов стал известен европейцам исключительно
благодаря переводам с арабского языка. Средневековый европейский перевод, таким образом, ограничен в своем многообразии,
с одной стороны, принципом триязычия, с другой — выбором
источников.
Восточная школа перевода, в отличие от европейской, самым активным образом занималась древнегреческой и другими литературами всех жанров и направлений. В IX—X вв. при халифе аль-Мамуне в Багдаде был создан «Дом мудрости» — своеобразный центр переводов и библиотека. На арабский язык были переведены труды Гиппократа, Эвклида, Архимеда и Аристотеля. Именно с арабских источников создавались в XII—XIII вв., получивших имя «великая эра переводов», многие западноевропейские версии (особо следует отметить деятельность переводчиков Испании, исполнявшей роль «буфера» между Азией и Европой). Тем не менее многие арабские переводы порой основывались не на оригиналах, а на сирийских версиях греческих источников. Как отмечают некоторые исследователи, «...ссылаясь на Аристотеля, тот или иной западноевропейский схоласт на самом деле имел в виду латинский перевод арабского перевода сирийского перевода греческого оригинала со всеми вытекающими отсюда последствиями» [Нелюбин, Хухуни, с. 53].
Благодаря деятельности некоторых ярких исторических персоналий Средние века не остались целиком во власти латыни. Такой выдающейся личностью был английский король Альфред (849—900), известный не только своим эффективным противостоянием викингам, но и просветительской деятельностью. Одним из направлений последней был перевод книг, «наиболее необходимых всем людям», на древнеанглийский язык. Собрав вокруг себя образованных священников, Альфред создал несколько крупных переводов с латыни, среди которых «Об утешении философией» Боэция, «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного, «История против язычников» епископа Орозия (версия учебника истории с собственными добавлениями), «Заботы пастыря» и «Диалоги» папы Григория I (VI в.), игравшие роль учебников для тогдашнего духовенства. Как правило, в комментариях к переводам Альфред Великий давал обоснования своим переводческим решениям, объясняя, в каких местах действовали принципы «слово за слово» или «смысл за смыслом». Переводы, созданные в эпоху короля Альфреда, оказали влияние на всю
историю английского языка, в том числе и на его грамматику, в которую были заимствованы некоторые латинские обороты. Есть также предположения о существовании якобы утерянной альфредовской версии Библии.
Нельзя не упомянуть, что существовали и более ранние версии христианских источников на древнеанглийском языке. Эти памятники, однако, сложно назвать переводами. Они скорее напоминают свободный парафраз библейских сюжетов (поэмы «Исход», «Андрей» и др.), изложенных древнеанглийским аллитерационным стихом, уходящим корнями в континентальную устную традицию. Эти произведения настолько адаптированы под менталитет англосаксов, что даже библейские герои предстают там как лидеры древнегерманской военной общины, а граница между христианскими и языческими мотивами почти полностью отсутствует [Вишневский].
В X в. эстафета по созданию переводов перешла к небезызвестному монаху Эльфрику (955—1020), который, терзаемый многочисленными сомнениями, все же предпринял попытку перевода основных частей Священного Писания на английский язык. Придерживаясь смыслового принципа перевода, он сделал ряд изменений, пояснений и сокращений, чтобы последний был более понятен аудитории. В частности, он посчитал возможным опускать места, где говорилось о многоженстве библейских патриархов, что противоречило европейской религиозной доктрине.
После норманнского завоевания (1066 г.) английский язык был на определенное время вытеснен языком завоевателей — французским, который последующие два века и оставался языком перевода. В этот период появилась одна из самых известных переводческих мистификаций на латинском языке — произведение епископа Уэльса Гальфрида Монмутского «История королей Британии». Этот труд, претендующий на перевод некой древней валлийской книги, на самом деле являлся конгломератом фольклора, сказаний о Карле Великом и Александре Македонском, а также других добавленных автором сюжетов. Одним из них была значительно приукрашенная легенда о короле Артуре, образ которого стал впоследствии активно культивироваться в литературе.
К XIV в. французский язык уступает свои позиции английскому, чему в немалой степени способствовало создание полной версии Библии на английском языке религиозным мыслителем Джоном Уиклифом (1320—1384), взявшим за основу латинскую Вульгату. Уиклиф оправдывал такой выбор ссылками на то, что Христос и апостолы проповедовали свое учение на языках, понятных народу. Примерно к этому же периоду относится творчество Джеффри Чосера (1370—1451), перу которого принадлежат переводы некоторых произведений Джованни Боккаччо, трактата «Об утешении философией» Боэция.
Средневековые переводы на «народные» языки существовали и в других европейских странах. В Германии активной переводческой деятельностью на рубеже тысячелетий занимался монах Ноткер Немецкий (950—1022), который переработал для своих студентов ряд латинских текстов, изложив их на немецком языке. Известно о существовании анонимного страсбургского перевода Библии (1455 г.). Из французских переводчиков необходимо назвать имена Николая Оресма (1320—1378), воссоздавшего по просьбе короля Карла V (Мудрого) труды Аристотеля с собственными комментариями, и Рауля де Преля — автора французской версии перевода Священного Писания, к сожалению, не дошедшей до нас. Среди итальянских авторов переводами латинских классиков занимались Брунетто Латини (1220—1294) и создатель «Божественной комедии» Данте Алигьери (1265—1321), считающийся одним из основателей переводческого скептицизма.
Вопросы для самоконтроля
1. В каком государстве в III в. до н. э. была создана первая греческая версия Священного Писания?
2. Почему первый перевод Священного Писания носит название
Септуагинты?
3. С чьим именем связывают первый перевод «Одиссеи» Гомера
с греческого на латинский язык?
4. Переводами какого греческого философа известен Цицерон?
5. Что такое переводческая мистификация?
6. Каким было название первой латинской версии Библии, созданной
в IV в. н. э. Иеронимом, и что оно означало?
7. В чем, по мнению св. Иеронима, состояла особенность перевода Священного Писания в отличие от мирских книг?
8. В чем заключалась сущность теории триязычия Средневековья?
9. Какой арабский город был центром переводческой деятельности
в IX—X вв.?
10. Какими переводами известен английский король Альфред (849—900)?
11. С чьим именем связано создание первой английской Библии
в XIV в.?
12. Какие два основных принципа перевода упоминаются в трудах
античных и средневековых авторов?
§ 2. Европейская переводческая деятельность
в XIV—XIX вв. и XX столетии
Эпоха Возрождения, начавшаяся ранее всех в Италии (вторая половина XIV в. — начало XV в.) и затем распространившаяся по всей Европе, внесла собственные коррективы в переводческие концепции. Отдав человеку предпочтение перед религией, ренессансные авторы обратились заново к античным идеалам в искусстве и науке. В плане перевода это выразилось в стремлении создавать новые, более верные латинские версии древнегреческих произведений, «испорченных» средневековыми переводами. Девизом той эпохи можно назвать выражение «Ad fontes» («К источнику»), а основным языком перевода стал снова латинский [Нелюбин, Хухуни, с. 73].
Увеличению количества греко-латинских переводов способствовала эмиграция византийских ученых мужей, вызванная угрозой османского завоевания. Одним из них был Мануил Хрисолор (ум. в 1415 г.), создавший переводы «Республики» Платона и произведений Гомера. Благодаря ему греческий язык и литература пережили в Западной Европе второе рождение. Большой вклад в развитие гуманистического перевода внес Леонардо Бруни (1370—1444), известный своими переводами Аристотеля, Платона, Эсхила и Плутарха, Лоренцо Валла (1407—1457), переводивший труды историка Геродота. Полный корпус произведений Платона был воссоздан «вторым отцом неоплатоновской философии» — Марсилио Фичино (1433—1499). До него никто не осмеливался осуществить эту задачу. Идеи гуманизма нашли отклик и в латинских переводах других европейских деятелей, таких как Томас Мор и Эразм Роттердамский. Латинский перевод Нового Завета, сделанный последним, послужил одним из источников, из которых черпали свои идеи сторонники Реформации.
Столь возросший в период Ренессанса авторитет латыни в определенной степени сказался на количестве переводов, осуществлявшихся на живые языки. Вместе с тем сама концепция Возрождения, ориентированная на широкие массы населения в противовес средневековой схоластике, предполагала развитие и этого направления в переводе. В частности, при поддержке королевского двора широкую популярность приобрели переводы античной классики во Франции XVI в. Наиболее значителен вклад
во французскую культуру Жака Амио (1513—1593), создавшего свою версию «Жизнеописаний знаменитых греков и римлян» Плутарха.
Возрождение переводческого искусства, происходившее в одноименную эпоху, обусловило и появление теоретических работ, посвященных самому переводу. В них начали вырисовываться контуры будущих исследований в этой области. В «Трактате
о правильном переводе» (1426) уже упомянутый итальянец Леонардо Бруни исходил из известной в современной теории перевода позиции, что для осуществления перевода недостаточно знания двух языков (как недостаточно быть знатоком живописи, чтобы рисовать самому). Он сравнивал перевод с воссозданием картин, где необходимо воспроизвести все мельчайшие детали и тот дух, что таится за ними. Другой итальянец, Джаноццо Манетти (1396—1459), говорил о двух различных подходах к переводу в зависимости от вида текстов. Он выделял тексты, ориентированные на эмоциональную выразительность (поэтические, ораторские), и тексты, где главным является истина (философские труды и Священное Писание). Если в первом случае переводчику дано право достаточно вольно обращаться с подлинником, то во втором случае он этого права не имеет. Последний довод, однако, подразумевает не слепое следование подлиннику, а соблюдение принципа золотой середины, т. е. необходимость выбора оптимального и безопасного для переводчика пути. Эта мысль тесно перекликается с аналогией, предложенной французскими авторами XVI в. Жаком Плетье дю Мане и Этьеном Паскье. По их мысли, переводчик, подобно Икару, стремящемуся к солнцу, должен стараться быть как можно ближе к автору, однако в отличие от греческого героя не переступать невидимой границы (между языком исходным и переводящим) [Нелюбин, Хухуни, с. 88].
Наконец, одна из самых известных переводческих концепций принадлежит французу Этьену Доле (1509—1546), посвятившему переводу отдельную главу в своей книге «Французский оратор». В ней он выделил пять требований, которые должен выполнять переводчик: глубоко осмысливать содержание переводимого текста и намерение автора; в совершенстве владеть обоими языками; избегать перевода «слово в слово»; в процессе перевода обогащать свой язык; добиваться плавности и гармоничности звучания перевода. Обвиненный в ереси за слишком вольное истолкование реплик Сократа, Доле был сожжен на площади Мобер, где ныне стоит его бронзовая статуя с надписью «Мученик Ренессанса».
Проблемы перевода в той или иной мере затрагивали и другие представители Ренессанса. Великий Мигель де Сервантес (1547—1616) вложил в уста Дон Кихота знаменитые слова, задолго до современных лингвистов озвучив по сей день актуальную проблему переводимости: «Однако ж со всем тем я держусь того мнения, что перевод с одного языка на другой, если только же это перевод с греческого или же с латинского, каковы суть цари всех языков, это все равно что фламандский ковер с изнанки: фигуры, правда, видны, но обилие нитей делает их менее
явственными, и нет той гладкости, и нет тех красок, которыми
мы любуемся на лицевой стороне…» (цит. по: [там же, с. 91]).
Период Реформации (начало в 1517 г.), в который происходило отмежевание новых конфессий от папской католической церкви, внес свои собственные поправки в историю перевода. Ввиду того что Реформация отстаивала идею непосредственной связи любого человека с Богом, первой задачей стало создание Библии доступной и понятной каждому, своеобразного моста между Богом и человеком, чью нишу до этого целиком занимало латиноязычное духовенство. Именно за эту работу и взялся основатель и идеолог движения Мартин Лютер (1483—1546). Несмотря на то что до него существовали уже около двадцати версий «книги книг» на разных диалектах немецкого языка, версия Лютера получила громадную популярность благодаря как высокому мастерству переводчика, так и понятности широким массам населения. (Этот принцип он огласил в своем «Послании о переводе»; 1540 г.) Многие из библейских выражений стали в немецком языке крылатыми именно в интерпретации, предложенной «доктором Мартином». В основу своего перевода Лютер положил саксонский канцелярский язык. Он стремился писать так, чтобы текст легко понимался простым народом: «Нужно расспрашивать мать в доме, детей на улице, простого человека на рынке, смотреть им в рот, как они говорят, и так же переводить. Тогда они понимают, что с ними говорят по-немецки» (цит. по: [Конрад Эдель]).
Столь же активно включившаяся в Реформацию Англия стала родиной еще одного знаменитого перевода Библии, выполненного в отличие от Библии Уиклифа непосредственно с древнееврейского и древнегреческого языков Уильямом Тиндейлом (1453—1536). Это, однако, было только началом создания целой цепочки новых версий Священного Писания на английском языке. После конфликта короля Генри VIII с Папой в качестве религиозной доктрины было принято англиканство, а во главе церкви встал король. Как следствие этого, в 1539 г. была создана новая версия Библии, получившая имя Библии Кранмера, или Великой Библии (по имени епископа Кентерберийского). В дальнейшем сменяющие друг друга монархи отдавали предпочтение другим новым версиям, включая Женевскую и Епископскую Библии
(60-е гг. XVI в.) и заканчивая, пожалуй, наиболее известной Библией короля Иакова (King James’s Version) начала XVII в., основанной (по грубым оценкам процентов на 60) на уже упоминавшейся версии Тиндейла и ориентированной на широкие круги населения.
XVII в. ознаменовался очередным возвращением к античным ценностям, однако в этот период возникли и совершенно новые веяния в переводческой практике. Ключевым законом эпохи классицизма было рациональное начало, источники которого виделись в древнегреческих и латинских произведениях искусства. В интерпретации французских переводчиков, а именно в этой стране и зародился классицизм, понятие рационального начала получило собственный оттенок. Несмотря на дань уважения античным авторам, переводчики данного периода зачастую стремились к совершенству, превосходившему сам оригинал. Подобного рода перфекционизм даже выразился в типичном лозунге: «Угождать читателю и совершенствовать автора». Именно этой позиции придерживались Шарль Перро и Антуан Удар де ла Мотт. Перевод «Илиады», предпринятый последним, отличался большими расхождениями с оригиналом из-за попыток исправить якобы существующие там недостатки и сделать стиль доступным пониманию тогдашнего французского читателя. Значение выражения «французская манера переводить» осталось в истории перевода именно с оттенком фривольности. Следующее признание Дидро служит характерным показателем того, как понимались тогда задачи переводчика: «Мне теперь остается только сказать, как я отнесся к книге Шефтсбюри: я прочел ее раз и другой, проникся ее духом, потом закрыл книгу и приступил к переводу» [Литературная энциклопедия, 1934, т. 8].
Своего пика переводческая мысль во Франции достигла в работе Пьера Даниэля Юэ (1630—1721) «О наилучшем способе переводить», написанной на латыни. Именно он первым посвятил целый раздел книги научному переводу. Юэ придерживался принципа разумного буквализма в переводе, когда за оригиналом рекомендуется следовать слово в слово, покуда это не превращается в насилие над переводящим языком.
Английский перевод XVII—XVIII вв. ознаменовался появлением новых мастеров и теоретиков перевода и созданием первого толкового словаря английского языка Семюэлом Джонсоном (1709—1784). Одним из признанных гениев поэзии принято считать Александра Попа (1688—1744), который, подобно его французским собратьям, посвятил себя переводам Гомера. Будучи несогласным с концепцией об улучшении оригинала, он между тем создал версию значительно отличную от него как наличием рифмы, так и другим размером, за что и заслужил известную оценку: It is a pretty poem, Mr. Pope, but you must not call it Homer (Несмотря на высокую художественную ценность, поэму трудно было назвать произведением Гомера). Положения, разработанные Джоном Драйденом (1631—1700), также существенно отличались от французской традиции. Поэт различал три вида перевода: метафразу (перенос «слово в слово»), парафразу (когда главное место занимает смысл произведения) и имитацию (когда действия переводчика граничат с произволом). Призывая избегать первой крайности (буквального перевода), он уподоблял такого переводчика канатоходцу в оковах, движения которого лишены всякой грации и красоты. Имитация, в свою очередь, подобна замене денежного долга подарком — последнее удовлетворит далеко не каждого. Поэтому оптимальным вариантом для переводчика является принцип золотой середины. Джон Драйден четко осознавал трудности переводческой профессии: «Мы только батраки, трудящиеся на чужом винограднике; мы подравниваем лозы, но вино достается хозяину. Он — изобретатель, владыка своих мыслей и слов, он может варьировать и поворачивать их, пока не добьется искомой гармонии. У нас нет такого преимущества; привязанные к мыслям, мы можем вносить гармонию лишь в их изложение; по этой причине музыке перевода никогда не сравняться с музыкой оригинала» (цит. по: [Кружков]).
Наиболее известным теоретическим трудом этого периода считается работа Александра Ф. Тайлера (1747—1813) «О принципах перевода». По мнению автора, хороший перевод должен удовлетворять трем критериям:
— передавать идею оригинала;
— передавать стиль и манеру оригинала;
— обладать легкостью оригинала.
Выделяя легкость восприятия перевода в качестве критерия, ученый, таким образом, не оставляет места никакому проявлению буквализма, будь тот «разумным» или нет. Тайлер одним из первых отметил, что для соблюдения всех трех критериев необходимо владеть не только иностранным языком, но и в совершенстве знать предмет, о котором идет речь.
Особенностью немецкой переводческой мысли XVII—XVIII вв. было трепетное отношение к оригиналу: перевод сравнивался с портретом, который тем лучше, чем более похож на оригинал (Бретингер). Немцев интересовал оригинал таким, какой он есть, без приукрашиваний и авторских нововведений,
характерных для французских переводов. В русле немецкой традиции одной из целей перевода считалось развитие и обогащение собственного языка.
Первая половина XIX в., известная как эпоха романтизма, ознаменовалась необычайным взлетом немецкой переводческой мысли. Тогда едва ли можно было найти писателя, не испытавшего себя на ниве этого вида деятельности. Один из идеологов романтизма — Август Шлегель известен как создатель великолепных переводов Шекспира и как автор ярких высказываний о деятельности и миссии переводчиков. С одной стороны, он называл перевод «добровольным рабством» и «неблагодарным занятием», т. к. последний никогда не сравняется с оригиналом и не будет оценен как оригинал. С другой стороны, переводчик уподоблялся герольду, который дарует другим народам высокий талант автора, послу от нации к нации.
Интересной в плане теоретических рассуждений представляется лекция «О различных методах перевода» философа Фридриха Шлейермахера (1768—1834), в которой он предлагает широкий взгляд на перевод, встречающийся лишь в работах XX в. Он исходит из той позиции, что по сути даже различные исторические стадии, или диалекты, или социальные слои языка представляют собой разные языки (следовательно, между ними можно осуществлять перевод). Он же различает два вида перевода — Dolmetschen (устный перевод) и Übersetzen, причем первый используется в деловой сфере, а второй — в литературе и искусстве, что естественно, т. к. оба преследуют различные цели. Шлейермахеру принадлежит также высказывание о двух противоположных подходах к переводу. При первом переводчик «оставляет в покое автора» и приближает к нему читателя, при втором — приближает к читателю самого автора. Эта мысль неоднократно появляется в последующих работах по переводу. В первом случае перевод представляет собой путь к познанию чужой реальности, переводчик не пытается устранить непонятные или чуждые будущему читателю места, возникающие вследствие конфликта культур. Во втором случае речь идет о переводе, который ограждает читателя от «непонятностей», присущих оригиналу в силу тех или иных различий в восприятии действительности. В этом случае читатель практически не должен осознавать, что перед ним находится перевод. Переводчик, в свою очередь, должен переводить так, как переводил бы сам автор, если бы выучил иностранный язык. Идеальным же является решение, когда переводчик переводит так, как писал бы сам автор на иностранном языке, если бы иностранный язык был ему родным (этот случай представляется ученому маловероятным, т. к. подобен портрету, на котором вместо изображения реального человека было бы изображение этого человека, но рожденного от другого отца).
Крупнейшим лингвистом данного периода был Вильгельм фон Гумбольдт (1767—1835), которого иногда именуют отцом теории непереводимости. Рассматривая язык с идеалистических позиций, Гумбольдт считает его проявлением уникального, неповторимого «духа народа» (т. е. его мышления). Связь между языком и «духом народа» настолько тесна, что мыслить их раздельно нельзя. Соответственно, с заменой языка в переводе теряется
и «дух», что заставляет сомневаться в истинности результатов любого перевода. Несмотря на такую позицию, Гумбольдт своей плодотворной переводческой деятельностью доказывал обратное.
Одним из требований к переводчику Гумбольдт считал
соблюдение границы в переводе между «чужым» и «чуждым» [Нелюбин, Хухуни, с. 139]. «Чужой», т. е. иностранный, колорит должен сохраняться в переводе, он есть проявление любви к оригиналу. В свою очередь, наличие «чуждого» суть насилие над языком и не должно ощущаться в переводе. В связи с этим примечательно, что Гумбольдт не признавал вышеупомянутого перевоплощения автора в гражданина или жителя другой страны, чем якобы должен руководствоваться переводчик. В этом случае сам перевод как бы перестает существовать, т. к. не в состоянии принести пользу переводящему языку и культуре, не дает им ничего нового (в одной из современных работ приводится прекрасное сравнение: перевод, как пчела, должен не только давать мед, т. е. непосредственный результат, но и параллельно опылять цветы, т. е. обогащать язык).
Известный поэт, представитель романтизма, Иоганн Вольфганг Гете (1749—1832) также неоднократно высказывался о переводе, в том числе в русле двух упомянутых подходов: «Существует два принципа перевода: один из них требует переселения иностранного автора к нам, — так, чтобы мы могли увидеть в нем соотечественника, другой, напротив, предъявляет нам требование, чтобы мы отправились к этому чужеземцу и применились к его условиям жизни, складу его языка, его особенностям» (цит. по: [Федоров, с. 33]). В отличие от своих соотечественников, Гете не делал акцента на несовместимости этих двух подходов, а признавал возможность их сочетания. Что более примечательно в его концепции, однако, так это исторический подход к проблеме адекватности перевода, учитывающий степень взаимопонимания между двумя культурами на разных исторических этапах. «Веймарский олимпиец» утверждал, что «скромные прозаические переводы», передающие только содержание, являются объективной необходимостью, т. к. именно через них происходит первое знакомство с источником, проникновение идей в «домашнюю обстановку». Следом за ними наступает время «пародических переводов», в которых чужое заменяется своим. Наконец, в завершающую, третью эпоху делаются попытки создать переводы, максимально близко передающие оригинал во всей его целостности, замещающие его в другой среде. Таким образом, немецкий поэт высказал мнение об исторической изменчивости понятия адекватного перевода.
Немецкие авторы второй половины XIX в. в