К другим же аргументам относятся: опровержение приписываемой русскому народу черты "рабской покорности" в сопоставлении… с англичанами, принявшими скроенное Генрихом VIII "совершенно новое исповедание"; свободомыслие русских людей в том, что когда "второстепенные… изменения обрядов, введенные властью, не были приняты большей частью нации… и за 300 лет проблема не потеряла остроты" (63, 101-103); опровержение "типичного для русских" подчинения церкви государству, поскольку формы "единогласного послушания" (термин А. Шрагина), возникшие в протестантских странах, были "точно скопированы Петром I" (63, 103); опровержение русского происхождения концепции тоталитарного государства, "подчиняющего себе не только хозяйственную и политическую деятельность подданных, но и их интеллектуальную и духовную жизнь", ибо эта концепция была "полностью разработана на Западе" (63, 103); опровержение, что "мессианизм" ("явление очень старое") возник в России, поскольку недавнее "очень тщательное исследование этой традиции… о России упоминает лишь… в связи с тем, что западный "революционный мессианизм" к концу века захлестнул и Россию" (63,104); опровержение тезиса о "предопределенности революции в России", ибо в Россию "социализм был полностью привнесен с Запада" (63, 105).
Собственно говоря, "опровержения" Шафаревича – это своеобразные обвинения в "грехах"… по Н.Я. Данилевскому ("Европейничанье – болезнь русской жизни") Запада (точнее, Европы) и своих, конечно, русских собратьев (от Петра I до Бакунина и Герцена)24. Шафаревич предъявляет претензии к избранным им самим оппонентам: "Русскую историю наши авторы (курсив мой. – С.Д.) рассматривают исключительно в плоскости современного сознания, полностью игнорируя требования историзма" (63, 107). Что ж, согласимся с позицией математика, но при этом обратим внимание на известный, если не сказать – подражательный, "историзм" Шафаревича. При знакомстве с его работой прежде всего бросается в глаза странный, с точки зрения "историзма" академика, подбор авторитетных (=положительных) имен и… анонима (автор "недавнего очень тщательного исследования" мессианизма – Достоевский, Вл. Соловьев, Тихо 216 миров, Огюстен Коши25, М. Вебер) и разоблачаемых им авторов (Гоббс, Ceн-Симон, Фурье, Руге, Гейне, Салтыков-Щедрин, Бялик, Мартов).
"Странность" избирания "пророков" и "врагов человечества" тут же (исчезает, когда читатель начинает понимать, что академик (видимо, натерпелся страха во времена диссидентства), побоялся назвать (и сослаться) в своей "Русофобии" автора "очень тщательного исследования" традиций "революционного мессианизма" – Г. Бостунича26. Дело не только в том, что логика доказательств (как и некоторые примеры) зловредности ("Малого Народа" (то бишь, евреев) позаимствована И.Р. Шафаревичем, а в том, что весь камуфляж полемики с современными "русофобами" понадобился для инъекции русской патриотической среде (не входящей пока что в общество "Память") "Протоколов Сионских мудрецов".
"Конспирация" мышления Шафаревича алгебраична, поэтому он использует известные ему "профессиональные" приемы. Приведем некоторые из них.
Метод подстановки одних терминов (имен, произведений, ситуаций и т.д.) вместо других. Если Шафаревич, ссылаясь на "Кошена", начинает рассуждать о кальвинизме и Англии в XVI-XVII вв. и обвинять пуритан (в их идеологии мы узнаем «знакомые черты "Малого Народа"… еще до сотворения Бог предопределил одних людей к спасению, других – к вечной погибели» (63, 120)), то это ему нужно только для того, чтобы в заключение сказать: "И, действительно, пуритане призывали к полной переделке мира… Причем, к переделке по известному им заранее плану. Призыв "строить на новом основании" подкреплялся у них знакомым уже нам образом "построения Храма", на этот раз – восстановления Иерусалимского Храма после возврата евреев из пленения… реальная роль кальвинизма… состояла в том, что… новому слою богачей удалось опрокинуть традиционную монархию, пользовавшуюся до того поддержкой большинства народа" (63,121).
Достаточно сравнить с мыслями Г. Бостунича о "жидо-масонском заговоре", являвшегося "бичом человечества" в Англии ("Это они, руками фанатика Кромвеля, произвели английскую революцию 1648 г., в результате которой евреи, получив в Англии равноправие, сделали страну базой для дальнейшего еврейского наступления…" (1922, 109)), и о IV этапе завоевания мира "Символическим Змием" – "…я считаю 1648 г…Лондон, когда фанатик Кромвель (который, кстати, сам был масон) ради своих пуританских идеалов не побрезговал стать политически – наймитом… Франции, а масонски – орудием жидов… послав на плаху английского короля Карла Стюарта…" (1922, 132)), – чтобы под "пуританами" и "кальвинистами" Шафаревича узнать "масонов" и "жидов" Бостунича.
Методы ассоциации пересекающихся множеств. Г. Бостунич закончил свое исследование на оптимистической ноте, процитировав не только евангельское (как его враги-братья в Совдепии) "Кто не со Мною, Тот против Меня", но и слова Минина из драматической хроники А.Н. Островского "Минин и Пожарский" ("правдиво сказал поэт"):
Самих себя сначала приготовить
Должны мы: помыслы потом очистить,
Говеньем волю утвердить на подвиг
И скорому Помощнику молиться;
Он даст нам разум, даст нам силу слов…
…
Тогда пойдем будить уснувших братьев
И Божьим словом зажигать сердца.
Плач и покаяние возродят нас и нашу великую Родину" (1922, 228). Конечно, современный исследователь, в отличие от "недавнего", обязан цитировать не драматическую хронику А.Н. Островского, а советского (не важно, что второстепенного, зато тоже "из жидов"), покусившегося на народное мнение. "Антипатриотическое" настроение на примере поэмы А. Безыменского 1920-х годов, по мнению Шафаревича, "пропитало и литературу":
Я предлагаю
Минина расплавить,
Пожарского, зачем им пьедестал?..
….
Подумаешь, они спасли Расею!
А может, лучше было б не спасать?
Метод "матрицы" (дополнение ряда "известных" в одно время параметров "новыми", ставшими известными в другое). Если Г. Бостунич пишет о свойственном евреям стремлении "к крайностям во всем, начиная от политики (максимализм террористов до переворота, ЧК после переворота), литературы (идиотство футуризма разных Лифшицов), живописи (кубизм), не говоря уже об извращении первоосновы всего – религии Бога Живого в гнуснейший сатанизм…" (1928, 125), то И. Шафаревич "дополнил" ряд "идиотств" (из своей эпохи): "Точно так же пониманию наших потомков будет недоступно влияние Фрейда, как ученого, слава композитора Шенберга, художника Пикассо, писателя Кафки или поэта Бродского" (64, 147), не забыв, однако, о том, что в его "множество", названное "Малым Народом", должны войти не только евреи (Фрейд, Кафка, Бродский), но и интеллигенты других национальностей (Шенберг, Пикассо).
Метод "линейных и пространственных пересечений". Когда Шафаревич указывает на "зловещую" роль "Малого Народа" в деле "окончательного разрушения религиозных и национальных основ жизни", он подчеркивает, что литература "Малого Народа" не является результатом "объективной работы мысли", апелляцией "к жизненному опыту и логике". В доказательство этого автор "Русофобии" требует понимания того, что эта литература "предусматривает… колоссальную… концентрацию общественного внимания на некоторых специфических событиях или людях, – от процесса Каласа, когда чудовищная несправедливость приговора, разоблаченная Вольтером, потрясла Европу (и про который историки заверяют, что никакой судебной ошибки не было) – до дела Дрейфуса или Бейлиса" (64,146-147). Связывая воедино христианский процесс (дело Каласа), обвинение в государственной измене (дело Дрейфуса) и "кровавый навет" (дело Бейлиса), Шафаревич произносит приговор: "Поэтому мы просто не имеем права допустить, чтобы… тяга к осмыслению нашего национального пути была вытоптана, заплевана, чтобы ее столкнули на дорогу крикливой журналистской полемики" (64,147).
Логическое соединение "разрушительной деятельности" евреев (их преступлений против веры, общества и личности) и роли прессы ("журналистской полемики") в деле их защиты (процессы Дрейфуса и Бейлиса) – заимствовано из параграфов "Протоколов Сионских мудрецов", а "состав преступления" дан по Г. Бостуничу в его "тяге к осмыслению национального пути": «Жестокость и садизм лежат в крови жидовского племени…в судебной хронике Запада мы также постоянно натыкаемся на удостоверенные судебным порядком (курсив Бостунича. – С Д.) случаи жидовского садизма… Теперь после собранных правдолюбцами гор потрясающих улик… было бы наивно наличность ритуальных убийств оспаривать вообще… Особенно вразумительно последнее дело (Бейлиса. – С.Д.) для окончательного прояснения мозгов у юдофилов. Ибо жидовская пресса за границей во время процесса писала буквально следующее… "Русское правительство решилось объявить войну жидам России…"» (1922, 96-102). И задолго до Шафаревича будущий обер-штурмфюрер предупреждал: пока жиды считают "дело каждого Бейлиса своим делом, они все совокупно и каждый в отдельности несут моральную ответственность, а по восстановлении России понесут и судебную…" (101).
"Математическая" методология использования трудов предшественников была бы неполной, если бы в ней не наблюдались всевозможные "интерполяции", "наложения", "комбинаторика" и т.п.
О "роковой роли", связанной с верой в "избранный народ" и в "предназначенную ему власть над миром", говорить не будем. Автор "Русофобии", не первый и не последний, повторяет формулу Г. Бутми, С. Нилуса, Г. Бостунича и им подобных.
Отметим, что «именно выходцы из еврейской среды оказались ядром… "Малого Народа"», автор решил доказать их "извечную ненависть" и "кровожадность" на вычитанных у Бостунича примерах: "Хорошо извест 219 ны высказывания Талмуда и комментариев к нему… что иноверца (акума)27 нельзя рассматривать как человека…" (64,159). Напомним Бостунича: «С течением времени жидовская масса окончательно окостенела в обрядностях… форма бесповоротно убила содержание, исключая тех человеконенавистнических предписаний, вроде – "И лучшего из гоев убей!", как говорит Мехильта в "Книге Зогар" (III, 14,3)» (1928,78).
Не будем доказывать, что "Зогар" не относится ни к талмуду, ни к комментариям к нему, а разрешение на убийство идолопоклонника имеет отношение к еврею и только к еврею, ставшему язычником-идолопоклонником (ср.: "Сыны Израилевы – за пределами страны идолопоклонники"). "Распространяя" формулу "Мехильты" на "гоев" (иноверцев-неевреев), антисемиты (в основном, "атеисты") занимались, действительно, "профанированием метафизического энтузиазма" или, как пишет Шафаревич, "подменой одной мысли другою" (63, 109). Потому-то ему, чтобы спрятать источник своих талмудических знаний, и понадобилось слово "акум" вместо бостуничевского "гой".
Цитируя О. Коши, М. Вебера, С. Лурье, а также антисоветский и антисионистский сборник "Россия и еврей" (конечно, не называя авторов с нерусскими фамилиями), И. Шафаревич не считает нужным сослаться на своего главного учителя и "информатора" отнюдь не по причине "интерполяций" и "переделок" чужих идей, а по скрываемой от непросвещенного читателя "скромности" своего открытия. Видимо, поэтому, в нарушение всякой научной этики, почтенный академик выдал свой плагиат за собственные "знание", "совесть" и "исследование":
"Тысячи лет каждый год в праздник "Пурим" праздновалось умерщвление евреями 75.000 их врагов… Можно представить себе, какой неизгладимый след должно было оставить в душе такое воспитание…"
Если бы Шафаревич заглянул в "Книгу Эсфирь", то он, к радости своей, обнаружил бы значительно большее количество жертв мстительных евреев, ибо сказано: "И избивали Иудеи всех врагов своих… В Сузах, городе престольном… умертвили Иудеи и погубили… а на грабеж не простерли руки своей… умертвили Иудеи и погубили пятьсот человек и десятерых сыновей Амана… и десятерых сыновей Амановых повесили… и умертвили в Сузах триста человек, и на грабеж не простерли руки своей. И прочие Иудеи… умертвили из неприятелей своих семьдесят пять тысяч, а на грабеж не простерли руки своей" (Эсфирь. 11; 5-16). Нетрудно подсчитать, что иудеи убили около 76 тысяч. Правда, Шафаревич, имея выгоду от "точности", потерял бы в "качестве": число 75 900 "своих врагов" не включает, как это утверждал академик, "женщин и детей", если конечно под ними не разуметь "десятерых сыновей Амана". Однако и тут неясно: сыновья были детьми или взрослыми! Эта "тонкость" лишь отмечает тот факт, что о "кро 220 вожадности" евреев Шафаревич узнал не из "Книги Эсфирь", а из "недавнего исследования" Бостунича: "Месть даже по отношению лежачего, связанного врага – отличительная черта этого племени. Об этом говорит вся их история. Знаменитый праздник "Пурим" (Шафаревич, как и Бостунич, пишут название праздника в кавычках, хотя, наверное, Пасху в кавычки не поставили бы. – С.Д.)… есть всенародное празднование погрома беззащитных персов, произведенного этой доблестной нацией. Еврейский "вахмистр по воспитанию, погромщик по убеждению" Н.Н. Пахрай… рассказывает, что "во всей стране евреи избили 75.000 (заметим! после 75 стоит точка, которая для математика Шафаревича должна была иметь другой смысл, однако и ее он сохранил. – С.Д.) чел., а 10 сыновей Амана были повешены" (1922,140).
Не касаясь вопроса о смысле праздника (прав автор "Открытого письма И.Р. Шафаревичу" Б. Кушнер: Ведь и 9 мая мы тоже радуемся вовсе не гибели миллионов немцев…" (64, 161)), тем не менее следует вспомнить русские летописи: "И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге… Ольга же приказала выкопать на теремном дворе вне града яму великую и глубокую… И понесли их в ладье… И принесли их на двор к Ольге и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму… И повелела засыпать их живыми; и засыпали их… И послала Ольга к древлянам… древляне избрали лучших мужей… и прислали за ней… Ольга приказала приготовить баню… И разожгли баню, и вошли в нее древляне… и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от двери, и сгорели все. И послала к древлянам… Они же, услышав это, свезли множество медов и заварили их… После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им… И когда опьянели древляне… сама отошла прочь и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их пять тысяч… Древляне… собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном… И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев… итак загорелись… сразу, загорелись все дворы… Итак взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила…"28.
Число жертв мести Ольги за одного только убитого древлянами ее мужа (20 + 5000 + жители города) уступает, видимо, числу убитых персиян. Но что бы сказали русские люди, если бы им в XX в. стали ставить в вину поведение Ольги еще некрещеной (следовательно, не знающей еще о "мерзостях" Ветхого Завета)?..
И. Шафаревич, понимая шаткость обвинения, решил обратиться к современным примерам еврейской "кровожадности": "Более явные свидетельства можно найти в литературе. Например, "спасительная ненависть" широко разлита в стихах еврейского поэта, жившего в России -X. Бялика… У него же:
Из бездны Аваддона вознесите песнь о Разгроме
Что, как дух ваш, черна от пожара,
И рассыпьтесь в народах, и все в проклятом их доме
Отравите удушьем угара;
И каждый да сеет по нивам их семя распада
Повсюду, где ступит и станет.
Если только коснетесь чистейшей из лилий их сада,
Почернеет она и завянет.
…Часто приходится слышать такой аргумент: многие поступки и чувства евреев можно понять, если вспомнить, сколько они испытали. Например, некоторые стихи Бялика написаны под впечатлением погрома" (64, 140-143).
Во-первых, Шафаревич цитирует не "стихи" (как произведение), а отрывки из… разных поэм еврейского поэта. Во-вторых, первая цитата ("Я для того замкнул в твоей гортани…"), действительно, из "Сказания о погроме", зато вторая ("Из бездны Аваддона вознесите песнь о Разгроме…") – из поэмы "Свиток о пламени". В ней, отмечал Г. Бостунич, "описывается, как после разрушения Второго храма в Иерусалиме вожди племени не каются, но злобно восстают против Адонаи" (1922, 199), а затем указывал: "Особенно характерен отрывок-напутствие от некоего Грозного к 12 юношам и девам, блуждающим по лицу земли после разрушения храма" – и цитировал: "Из бездны Аваддона…" (1922, 200).
Шафаревич из своей цитаты, переписанной у Бостунича, выкинул строки:
И если взор ваш падет на мрамор их статуй –
Треснут надвое;
И смех захватите с собою, горький, проклятый,
Чтоб умерщвлять все живое…"
Наверное, академик почувствовал, что во второй строке не хватает двух стоп: цитата могла оказаться неточной. К тому же у "источника" после цитаты шел очень уж резкий вывод: "Вот их программа, по словам барда: умерщвлять все живое!" (1922, 200). Вывод, абсолютно не вытекающий из цитаты, и Шафаревичу ничего не оставалось сделать, как сократить цитату и умолчать… об источнике своих познаний в еврейской поэзии.
Внимательное прочтение "Русофобии" Шафаревича и "Масонства" Бостунича позволяет отметить множество "параллельных" мест, которые дают возможность сформулировать действительную цель и задачу автора – борца с "Малым Народом": приспособить к новым условиям старую, скомпрометированную, теорию. Для этого понадобилось из современной литературы выбрать оппонентов с еврейскими (Янов, Шрагин) или похожими на еврейские фамилиями (Синявский – Абрам Терц, Р. Пайпс), но с "антирусскими" (точнее, антиимперскими) идеями, обновить арсенал "улик" (Э. Багрицкий, Д. Маркиш, И. Губерман, Н. Воронель и прочие), представить идеологию "жидо-масонского заговора" по "завоеванию мира".
Негласно полемизируя с Бостуничем, Шафаревич откорректировал "излишне обобщенные формулы" обер-штурмфюрера (ср.: "Вся революция – жидовское дело" (1928, 134) – "Революцию делали не одни евреи" (63, 126)), но сохранил принципиальную структуру "ненависти" евреев ("пришлых") ко всему русскому ("исконному") и любви "патриотов" к "дореволюционному" (монархическому) правлению. Заимствуя "факты и идеи" у Бостунича (сифилис Петра I (1922, 110); еврейско-латышская диктатура (1922, 144, 195, 198, 120); "роль" Ш. Раппопорта (1928,119-121); характеристику Герцена, Руге, Витте (1922, 132, 140-143, 116); зависимость Шиффа от американской компании "Г. Леб и К°" (1922, 156-157)), трансформируя "положения" (убийство Плеве и вел. кн. Сергея Александровича, Царской семьи, еврейское участие в революционном движении (1922, 116, 139-140), состав ВЦИК, Политбюро, ЧК (1922, 134-152, 218-223), "избранность" евреев и принцип "самозащиты" от них (1922, 103, 141, 221)) и т.д., – Шафаревич оказался в замкнутом круге "готовых словосочетаний". Фактически, для математика должно было бы стать понятным, что рассуждения на основе "Протоколов Сионских мудрецов" (с какими бы патриотическими целями и благими намерениями они ни осуществлялись) – представляют элементы "дурной бесконечности", поскольку в любом отдельном явлении отражается концептуальное целое "жидо-масонского заговора".
Вместе с тем именно "Русофобия" И.Р. Шафаревича замыкает литературную историю "Протоколов Сионских мудрецов" и подводит к выводу, что за столетнее развитие в России антисемитской беллетристики ничего оригинального и новаторского в идеи и темы политико-мессианской концепции "святой Руси" современные ревнители и патриоты внести не могут.
Более того, распад советской империи и отказ от государственной практики "панславизма" с сосредоточением на собственно национальных проблемах и национальном духовном развитии обрекает на безжизненность мифы о "жидо-масонском заговоре", "Малом Народе", "зловредности" других наций (например, латышей или же китайцев) и "антипатриотизме" интеллигенции, вне национальных признаков, на деградацию и дегенерацию. И хотя работа И. Шафаревича появилась спустя десять лет после выхода в свет романа Г. Климова29, многие из положений, выдвинутых в "Русофобии", кажутся "обратным переводом" идей "Князя мира сего".
Архисерьезный и глобально-эрудированный труд советского академика, не считая плагиата у Бостунича, может показаться просто перерабо 223 танным вариантом трагически-веселой и откровенно-издевательской по отношению к антологиям о "Малом Народе" пародии Г. Климова, в которой "описывается своего рода комплексная социальная болезнь, которую раньше называли дьяволом, а теперь называют вырождением и дегенерацией": «В тематическом каталоге на тему "Дегенерация"… сотни и сотни карточек – ссылок на две главные составные части этого комплекса: психические болезни и половые извращения… Но самое главное было то, что в этой крупнейшей библиотеке Америки не было ни одной-единственной книги, которая описывала бы дегенерацию как единое целое. То есть психические болезни – есть, половые извращения – есть, а дегенерации, которая состоит из этих двух частей, дегенерации… нету! То есть ключа-то и нету! А без этого ключа вы ничего в этой области не поймете» (297).
Уже в предуведомлении к роману Г. Климова (на форзаце издания 1980 г. не то от издательства "Globus Publishers", не то от автора) читателя предупреждают: «Хотя "Князь мира сего" только роман, но эта книга предназначена только для совершеннолетних. В судебно-медицинских книгах на эту тему обычно еще стоит предостережение: "Предназначается только для юстиции и медицины, для священников и педагогов, а также для лиц, занимающихся психологией и социологией"». А затем Г. Климов, следуя выработанному в антисемитской беллетристике стандарту, "претендует" на "научность", благодаря "специфическим особенностям этой книги, требующей специальной исследовательской работы и авторских архивов". После эпиграфа, конечно, из "Апокалипсиса", следует "Введение профессора современной советской литературы Стратфордского университета" – конечно, "доктора" и, конечно, "русского" – С.П. Новикова. Наконец, "Послесловие" книги – тоже профессора и доктора (уже не литературы, а социальной психологии) Б.В. Сахарова (странное имя-отчество устанавливает пародийный ряд "А, Б, В…" с известным и не имеющим отношения к социальным наукам академиком А. Сахаровым. – С.Д.) из такого же несуществующего в Америке университета (Вудхэйнвенского – название не то от "хунвейбина", не то от "а зохен вейн"). У предисловия и послесловия есть еще и авторские названия: "Запретный плод" и "Отравленные ключи": поскольку идиоматически к "плоду" привязана "сладость", постольку эпиграф к нему должен быть "горьким" – "А от дерева… не ешь… ибо… смертию умрешь" (7), зато к "отравленным ключам" Г. Климов подобрал "сладкие слова" – "Но знает Бог… вы будете, как боги…" (292).
(Сюжетно роман строится на "параллелизме" судеб двух братьев -старшего, Максима Александровича Руднева, родившегося до революции и сделавшего умопомрачительную карьеру от уполномоченного ГПУ до всесильного "красного кардинала", и младшего, Бориса, родившегося после революции и оставшегося при брате не то "досмотрщиком", не то "любопытствующим профессором".)
Предисловие профессора СП. Новикова является "визитной карточкой" пародии Климова. Упомянув редактора аргентинской газеты "Наша страна" Дубровского (не внебрачный ли сын создателя "Союза русского народа" д-ра Дубровина [?]. – С.Д.) и храбрейшего редактора "Русской жизни" (Сан-Франциско) Делианича (почти Делевский и Бостунич. – С.Д.), утверждавших, что подобного романа "до сих пор в печати не было", профессор отмечает: «Я проверил картотеку Библиотеки конгресса в Вашингтоне… Но ни одной книги на тему "Князя" там нет» (9). Эта "новизна" темы (случайно, фамилия Новиков – не от слова "новинка"?) заставила профессора "познакомиться поближе с историей появления этой книги и ее автором" (10). Не выдержав ни жанра биографии, ни жанра историко-литературного описания, "рецензент" приоткрыл тайну: «Климов стоял во главе одного из… спецпроектов… Он был председателем Центрального объединения послевоенных эмигрантов (ЦОПЭ) и главным редактором журнала "Свобода" на русском языке и журнала "Антикоммунист" на немецком языке… В 1955 г. Климов переехал в Америку и вернулся к своей профессии инженера-электрика. Одновременно… он творчески перевоплощает свой богатый опыт в области психологической войны… В американских книгах, анализирующих работу CIA, пишут, что на профессиональном жаргоне… эта работа подразделяется на "черную магию" и "белую магию", где посредине болтается еще "серая магия". Так же подразделяется и пропаганда США… Вот этими делами, судя по всему, и занимался Гарвардский проект. В каждом серьезном научном учреждении… если одна группа ученых разрабатывает какой-нибудь проект, то другая группа ученых… одновременно разрабатывает соответствующий контрпроект… Вот такой-то контрпроект – в форме романа – и проделал Климов…» (12-13). И в качестве примера результативности "контрпроекта" профессор Новиков расскажет историю ареста в СССР «вскоре после прогулки "Князя" по редакциям и инстанциям» американского гражданина Баргхорна, поскольку "самый надежный способ переправить что-нибудь в советскую разведку – это послать хороший материал по западным разведкам" (17).
"Контрпроект" Климова, "по Новикову", базируется на секретных архивах советской тайной полиции и архивах "какой-то американской сверхразведки". Вот почему вокруг книги Климова "пошла масса всяких легенд". Замечателен их "набор": «Одни говорят, что эту книгу написал не Климов (чем не вариант Нилуса? – С.Д), а целая коллегия иезуитов (почти как у Ю. Самарина по поводу "Польского катехизиса". – С.Д.)… А другие говорят, наоборот, – что этот "Князь" вполне заслуживает того, чтобы попасть на "Индекс Прохибиторум" (ср. с реакцией православной церкви на "труд" Нилуса. – С.Д.)… Догадок всяких много. Некоторые пессимисты даже высказывают опасения, что если до сих пор и не было… то теперь обязательно организуют» (19). Чтобы оценить "контрпроект", достаточно вспомнить Г. Бостунича, утверждавшего, что, если "Протоколов" не было бы, следовало бы их придумать, ибо события вокруг нас свидетельствуют об их реальности.
Но, главное, пожалуй, не в саморазоблачениях (несомненно, что "автор" и "рецензент" одно и то же лицо) и не в пародийной природе предисловия (и романа), а в том сознательном доведении до абсурда всех обвинительных заключений по "Протоколам", которые и делают всю книгу Климова "контрпроектом" писаниям Пикуля, Кочетова, Шевцова, Кузьмина "со товарищи": "Все дело в том, что хотя это роман из советской жизни, но раздел идет здесь не по линии коммунизм-капитализм, а гораздо глубже – по линии того добра и зла, которое, в конечном итоге, с точки зрения религиозной философии называют Богом и дьяволом" (19). Фактически, объединяя в одно целое враждующие сверхдержавы, "рецензент" расставляет точки над "i", почти цитируя С.А. Нилуса и Г. Бостунича: "Рассуждая о дьяволе и правде… замечают, что правда о дьяволе – эта такая грязная вещь, что одна капля ее мутит жизнь… говорят, что дьявол опасен только тогда, когда мы его не видим… что он Никто и Ничто…" (20).
Вот почему завершается предисловие "магически": «Хотели бы вы иметь такой ведовской кристалл, чтобы поведать будущее? и чтобы избежать такого будущего. Хорошо, я дам вам рецепт… По тому, как реагирует читатель на "Князя", вы сразу видите, кто он такой. Одни с большим интересом читают… А другие кривятся и морщатся, как черт от ладана… Так что это рецепт проверенный» (21). И вслед за "рецептурой" дается статистика "врагов рода, человеческого" – "легионеров" (от евангельской идиомы – "имя которому легион" – служащей синонимом имени дьявола) по… "Протоколам", "научным трудам" Е. Бранта и Г. Бостунича, "самиздатским" выкладкам будущих "ревнителей" из "Памяти".