Самый светлый праздник
Календарь показывает осень,
И недаром по краям дорог
Вперемешку снег и листья носит
Резкий и холодный ветерок.
Но, огнём знамён навек согретый,
Радостью весеннею горя,
Ты встаёшь сегодня над планетой,
Величавый праздник Октября.
Как предвестник
Новых светлых вёсен,
Как хранитель радости людской,
Навсегда изгнавший
Слово “осень”,
Над Советской ты встаешь страной.
В шумном дне Октябрьского парада,
Возле стен знакомого Кремля,
Видишь – твоему приходу рада
Заново рождённая земля!
Родина великих и отважных
Нынче песни бросила в простор.
Слышишь, как звенят они над каждой
Из большой семьи родных сестёр!
Так шуми же, гордый, величавый,
Над простором фабрик и полей,
Наша мощь, величие и слава –
Самый светлый праздник на земле!
Ноябрь 1938 г.
Гимн улыбке
Знаю – будет лучшим
Тот в походе дальнем,
Тот в любом аврале
Ни за что не сдаст,
Кто увозит в море
Поцелуй прощальный,
Кто уносит в сердце
Свет девичьих глаз.
Жарко будет парню
В океане зыбком,
Он в пургу и стужу
Не замёрзнет, нет, –
Если сердце греет
Девичья улыбка
И над койкой в кубрике
Есть её портрет.
Сквозь седую кипень
Неуёмных шквалов
Те из нас смелее
Корабли ведут,
Кто отлично знает,
Что опять к причалам
Повстречать любимых
Девушки придут.
Разбегайтесь, ветры,
В крике чаек зыбком!
Разыграйся штормом,
Море-великан!
Разнесите миру
Этот гимн улыбке,
Девичьей улыбке
В сердце моряка.
1940 год.
Снилось мне
Снилось мне: будто к далям опаловым
Потянулись бота табуном.
Загорелая девушка с палубы,
Уходя, помахала платком.
Знать, не зря кем-то было пропето мне,
Что придёт на свиданье беда,
Коль приснятся и станут приметами
Уходящие в море суда.
Только где там и что там ни стало бы,
Угадал я, несчастьем влеком:
Это юность, как девушка с палубы,
Уходя, помахала платком.
Мечты
День ушёл, и ночь пришла на море,
Темнота, откуда ни возьмись.
Даже на громадине-линкоре
Постепенно утихает жизнь
Над волнами черный бархат неба
Звёздами, как бисером, расшит
О краях люблю мечтать, где не был
И куда мне незачем спешить
О больших и незнакомых людях,
О штормах в розовый восход
И о том, что далеко отсюда
Девушка меня напрасно ждёт
Что в заливе Кольском нынче качка
И прибой грохочет у камней,
Мотобот ведя, грустит рыбачка,
Вспоминает о далеком мне
Что в таёжных дебрях волки рыщут,
Vlanivi ели зеленью юлов,
Что в родном Попое-становище
Сушат сети, потрошат улов
Что отец, очки на нос приладив,
От меня читает вслух поклон
И тихонько хвастается дяде:
– Слышь, медалью сын мой награждён!
Вижу – радость у родных на лицах,
И, читая, очень горд отец:
– Едет, мать, Сашунька наш учиться
В академию – каков шельмец!
Boн, гляди, на старости утеха,
Весь в меня пошел сынище мой... –
А сестрёнки фыркают от смеха,
Мать седой качает головой...
Практику закончу на линкоре,
Отдохнуть домой приеду я,
На свои озерные просторы,
В рыбные любимые края.
Ночь спокойно лилась на море.
Город, весь в огнях на берегу,
Тоже спит, как волны под линкором...
Я ж заснуть стараюсь – не могу.
Май 1940 г.
Мурманск вечером
Мурманск, город мой широкоплечий,
Грудью дамб улёгся на залив.
День ушел. У окопов бродит вечер.
У причалов сердится прилив.
Рядом, у красавца-ледокола,
Что в ледовый рейс уйдёт с утра,
Мирно отдыхая у приколов,
Маленькие спят траулера.
Лишь в порту лебёдок визг обычный,
Новый деррик над углём кряхтит
– В трюмы пароходов заграничных
Грузят лес и камень-апатит
Город мой, твой аромат и скалы,
Что стоят кругом, тебя храня,
Сделать руной повой Калевалы
– Вот мечта заветная моя
Бег оленьих райд, болота, кочки
И озёр нетронутою гладь
Срифмовать бы в песенные строчки
И потом с любовыо распевать!
В них прочесть, как топкими лугами
Двадцать лет назад ходил туман,
Как сражались деды-партизаны
Против интервентов-англичан.
День ушёл. Окутал город вечер,
И над Колой – первая звезда.
Тихо всё. И лишь ветрам навстречу
В Ленинград уходят поезда.
Спи же, Мурманск, крепким сном окован.
Из Кремля курантов слышен бой…
Отдыхай: он делом завоёван,
Этот отдых, славный город мой!
Июль 1940 г.
*Деррик – передвижной подьемныи кран
Перед штормом
В грозу собирая тучи,
Порывистый норд ревёт,
Дробясь о седые кручи,
Прибой убыстряет ход.
На тысячи тысяч метров
Запенились буруны,
Исхлёстанный сильным ветром,
Стал белым гребень волны.
И где-то, с ветрами споря,
Летит на суда сигнал:
“В семнадцать над Белым морем
Большой пронесётся шквал,
Спешите уйти подальше
От берегов и скал!”
Нужнее всего на свете
Сейчас одно – быстрота.
И вот рыбаки все сети
Выбрали на бота.
Волны от самых малых
Выросли до больших.
В страхе по серым палубам
Мечутся глупыши.
Кружится ветер шалый,
Мачты желая согнуть,
Небо с водой смешалось…
Бота продолжают путь.
И там, где туман белёсый
Над ширью пока висит
Дорогами неизвестными
Их будет всю ночь носить.
И, проклиная качки,
Бураны и все шторма,
Всю ночь не уснут рыбачки
В своих небольших домах.
Легла на сердце тревога
И сжалась до боли грудь,
К берегу от порога
Протоптан тревожный путь.
…Только ботам колхозным
К шторму не привыкать,
Не испугают грозы
Смелого рыбака.
Он в золотом рассвете,
Лишних не тратя слов,
Снова закинет сети,
Радуюсь за улов.
Пусть, собирая тучи,
Прерывистый норд ревёт,
Дробясь о седые кучи,
Прибой убыстряет ход, –
В схватках с природой суровой
Приятно познать навек
Всю силу такого слова,
Как гордое – Человек!
Сентябрь 1940 г.
Рождение песни
Где ревёт прибой неутомимый,
У подножий самых древних скал,
Я слова о песни о любимой,
Словно звонкий жемчуг собирал.
И в обнимку с быстрокрылым ветром,
Вдоль песчаных отмелей и кос,
Исходил десятки километров,
Нежных слов десятки произнёс.
Как всегда весёлый и надёжный,
Был мне ветер другом и гонцом, –
Уносил слова той песни нежной
К девушке из Дальних Зеленцов.
Где рыбак намокнувшие сети
До утра сушиться разложил, –
Песнь она услышит на рассвете
И узнает, кто её сложил.
Чтоб потом на радостном гулянье,
Одолев девичий тайный страх,
Пригласить на первое свиданье
С этой тёплой песней на устах.
…Пусть шумит прибой неутомимый
У подножий самых древних скал, –
Я слова для песни о любимой
До рассвета всё же отыскал!
Август 1940 г.
Подорожная
Замело до крыш село Пулозеро
Поутру порошей снеговой,
Синим льдом надолго приморозило
Тонкий след упряжки беговой.
– Вспоминай! – ей прошептав вдогонку,
Попросил я ветер: – Полети,
Накажи упрямице Олонге
Не служить помехой на пути.
Пусть ей горы полем ровным станут,
Пусть луна горит теплей костра,
И бежать олени не устанут
По звериным тропам до утра.
…Чтоб легко любимой ехать было
И никто в пути не помешал,
Чтоб меня она не позабыла,
Последить я ветер посылал!
Декабрь 1940 г.
…Это было совсем недавно.
У прибоя, плескаясь в воде,
Я поклялся девчонке славной,
Что приеду за ней в Варде.
Это было всё так случайно…
Что ж, тоска, раздирает грудь?
Синеглазая, где ты, Айна?
Позабыла ль меня? Забудь.
Омертвели судов караваны
Возле устьев загаженных рек.
Не возьмут меня вдаль капитаны.
Позабудь меня, Айна, навек.
…Вижу я, как зелёной дали,
Разноцветной весёлой оравой
Уплывают мои корабли
За чужими страстями и славой.
Мне забыть бы навек, что значит
Быть поэтом кристальной души…
Может, надо б совсем иначе
Мне шагать по земной глуши?
Май 1941 г.
Юность
Ты не догнал её, свою удачу?
Грустишь о том. Ну что ж – не утаю:
Когда-нибудь и я о ней заплачу,
Сегодня ж – торжествую и плюю.
Нам всем дано – однажды в жизнь
Родиться,
Любить других, пренебрегать собой,
Запоминать дела, движенья, лица
И утверждать упрямо: я такой!
…Я мало жил, но очень много видел,
И нынче громко людям прокричу:
– На детство я ни капли не в обиде,
Хоть юность иногда – не по плечу.
Май 1941 г.
Зелёная сосна
Есть за селом у тракта
Зеленая сосна.
Ей жаловалась как-то
Влюбленная одна,
Что парень есть хороший –
Кудрявый гармонист,
И на лицо пригожий,
И строен, и плечист,
И песенник веселый,
И тракторист лихой, –
На все, пожалуй, сёла
Один он есть такой!
“Но всё танцует с Мотрей,
С ней ходит вечерком,
А на меня не смотрит,
Как будто незнаком”.
И девушка рыдала,
Тревог и дум полна,
А ей в ответ молчала
Зелёная сосна.
Ну как она расскажет,
Коль рождена немой,
Что ходит ночью каждой
К ней парень молодой,
Грустит подолгу тоже
И шепчет о любви,
Что сердце мука гложет,
Огонь горит в крови?
Мол, почему – не знаю
И объяснить молю –
Я с Мотрею гуляю,
Но Аннушку люблю?
…И головой зелёной
В тоске трясёт сосна:
Не может двух влюблённых
Соединить она.
Декабрь 1940 г.
Когда моряк уходит в плаванье
А. Лебедеву
Когда моряк уходит в плаванье,
Он счастлив, потому что вновь
В кильватер с ним уйдет из гавани
Знакомой девушки любовь.
И на просторах закипающих,
Как там вчера, на берегу,
Она ласкает ободряюще
И просит мщения врагу.
Когда ревет мотор: “Внимание!” –
Все ждут приказа в бой лететь,
Как хочет летчик на прощание
В глаза любимой поглядеть!
В полете мерят жизнь минутами,
Но нет – ему не тяжело,
Лишь только б с ним, его маршрутами,
Летело девичье тепло.
Стоянки моряков обычные –
Суда врага, развеяв в дым,
Они дорогами привычными
Приходят к гаваням родным.
Величьем города влекомые,
К причалам пристают легко,
И город – старые знакомые! –
Берет в объятья моряков.
Совсем не так у нас, летающих:
Придешь с полета – вновь зовут,
И вновь стартеры провожающие
Флажками белыми махнут.
И через миг, как ветром, выдует
Поэмы, лирику, тоску…
Вот почему чуть-чуть завидует
Военный летчик моряку.
Напиши
Вольчьими тропинками, по лесам
(Хорошо шагается налегке!)
Приведёт тебя старик-саам
В маленькое стойбище к реке.
Посмотри, любимая, в тот простор,
В голубень нетронутых озёр.
Посмотри – полюбишь с этих пор
Стройных сосен смелый разговор.
Посмотри заката золотой янтарь
В том краю, где быть мне довелось,
Посмотри, как яростен в январь
Синегубый беспощадный лось.
Обо всём, любимая, расскажи!
Как не знаю пишутся любви слова,
Как уходят сосен этажи
В темноту, когда кричит сова,
Как смеются ели поутру,
Вспоминая о ночных ветрах,
Как гнилой берёзы белый труп
Догорает в пепелище костра.
Посмотри, любимая, в тот простор,
В голубень нетронутых озёр.
Напиши, любимая, в том пиьсме,
Позабыла, помнишь ли обо мне.
Январь 1941 г.
Любимой
Тропами оленьими
Путь тяжёл и долог,
У озёр болотистых
Каждый шаг опасен,
Но идёт уверенно
Маленький геолог,
Девушка, которую
Называют Асей.
Сколько вёрст отмерено,
Не видать усталости,
Где б ни шли дороги –
Высоко ли, низко, –
Далеко до осени,
Далеко до старости,
Значит, юность пенится,
Значит, счастье близко.
Величаво высятся
Скалы сопок голых,
Стынет в блюдце-озере
Синяя вода.
Проникай поглубже
В недра тундр, геолог,
Отыщи, где скрыты
Уголь, нефть, руда.
Коль страна великая
Их найти доверила
Синеглазой девушке,
Что ж – не подведи:
Снова смеряй вёрсты,
Что уже отмерила,
То, что было пройдено,
Заново пройдию
…Тропами оленьими
Путь тяжёл и долог
У озёр болотистых,
В тундре нелюдимой,
Но идёт уверенно
Маленький геолог –
Та, о ком мечтаю я
И зову любимой!
Октябрь 1940 г.
После вылета
Знает каждый, как необходимо,
Возвратясь с задания, опять
Маленькую карточку любимой,
Не стыдясь друзей, поцеловать.
Позабыть хотя бы на минуту
Песню боя, что ревел мотор,
Боль в плечах от лямок парашюта,
Пулемётов быстрый разговор.
И вот так – портрет в руке сжимая,
Широко и радостно вздохнуть,
Тёплый шлем и унты не снимая,
Под тенистой плоскостью заснуть.
Хорошо, когда пристнится
Дальних улиц шумная гроза,
Смех весёлый, чёрные ресницы,
Озорные синие глаза…
Ширь полей… И где-то над лесами
В синем небе самолёта звук,
Чтоб проснуться по тревоге вдруг,
«Есть в полёт!» – сказать, блеснув глазами,
И опять над вражьими тропами
Опорожнить мощный бомболюк.
Июнь 1942 г.
Рассказать
Рассказать тебе, как в небо сине
За Отчизну-Родину на бой
Уходил на скоростной машине
Парень, не целованный тобой.
Рассказать, как в утреннем тумане,
В предрассветной дымке голубой
«Миссершмитта» парень протаранил,
Невредимым возвратясь домой.
Рассказать, как с виртуозным блеском
Он колонны фрицев штурмовал,
Как седой заслуженный комэска
Перед строем парня обнимал.
Впрочем, лучше все рассказы бросим,
Не шути любовью, не балуй, –
Ты его, пожалуйста, мы просим,
Поцелуй, покрепче поцелуй!
Июнь 1942 г.
Дружба
Когда уходит в бой твой друг крылатый,
На важное задание летит
И ты ему помашешь из квадрата
И пожелаешь доброго пути, –
Ты чувствуешь, как громко сердце бьётся
Как глупая мыслишка промелькнёт:
«Вернётся ли? Вернётся ли?»
– Вернётся! – кричишь друзьям уверенно.
– Придёт!
И всё ж часами не спускаешь взора
С ночных небес. И ждёшь, и ждёшь сильней:
Не слышен ли знакомый гул мотора,
Не видно ли условленных огней?
– Летит! Летит! – И больше слов не нужно,
Всё сказано и понято вполне.
Всех дружб дороже нам – такая дружба,
Рождённая в боях, в дыму, в огне.
Июнь 1942 г.