Он очнулся голым, наполовину заваленным белым песком и обломками дерева. Живот был полон морской воды. Сверху кричали чайки, их тени мелькали по неровному пляжу. Содрогаясь, постанывая, он медленно перевернулся.
Увидел рядом другие тела. И обломки крушения. Палки, плоты, куски тающего льда колыхались на мелководье. Крабы тысячами влезали на них.
Грузный человек встал на четвереньки. Изверг на песок горькое содержимое желудка. В голове пульсировала такая сильная боль, что он плохо различал окружающее. Немало времени минуло, пока он наконец смог сесть и оглядеться.
Берег — там, где не должно быть берега.
Прошлой ночью ледяные горы поднялись из глубин. Одна — самая громадная — всплыла прямо под большим плавучим городом мекросов. Разломила его на части, словно плоты были построены из щепок. История мекросов не помнила ничего, хоть отдаленно похожего на эту катастрофу. Внезапное и мгновенное уничтожение города, бывшего домом для двадцати тысяч. Его все еще терзало недоверие, словно память предлагала невозможные, вызванные лихорадочным бредом картины.
Но он знал, что ничего не выдумал. Он видел все это наяву.
И как-то выжил.
Солнце грело, но не опаляло. Небо казалось скорее молочно-белым, чем голубым.
Теперь он заметил, что и чайки совсем иные. Более походят на ящериц с бледными крыльями.
Он неуверенно встал на ноги. Боль стихала, то теперь его сотрясали судороги. Жажда терзала, словно в горло вцепился когтистый демон.
Крылатые рептилии закричали как-то иначе. Он обернулся в сторону побережья.
Три твари приближались к нему, перепрыгивая покрытые белесой травой кочки. Ростом по пояс человеку, чернокожие, безволосые, с совершенно круглыми головами и острыми ушами. Бхока'ралы — он помнил их с детства, тогда еще вернулся торговый корабль из Немила… но эти казались вдвое больше привезенных купцом, и гораздо более мускулистыми.
Они двигались прямо к нему. Он огляделся в поисках подходящего оружия и нашел кусок вымоченного морем дерева. Сойдет за дубину. Подняв ее, он ожидал тварей.
Те остановились, вылупили желтые глазищи. Затем стоявшая в середине махнула лапой.
Идем. Не было сомнения в смысле этого слишком человеческого жеста.
Выживший снова осмотрел берег. Ни одно из замеченных им тел не шевелилось, и крабы уже безнаказанно объедали их. Он снова поглядел на непривычное небо и пошел за животными.
Обезьяны развернулись и повели его через высокие травы. Растения были невиданного им ранее типа — длинные треугольные стебли с краями, острыми как ножи — он оценил их остроту, едва голени стали покрываться порезами. За полосой прибоя расстилалась равнина, кое-где отмеченная кочками той же травы, но почва по большей части представляла голые солончаки. Виднелись также куски камня, все странно прямоугольные и гладкие, хотя ни один не был похож на другой. Вдалеке стояла палатка. Бхок'аралы вели его к ней.
Подойдя ближе, он различил струйки дыма, тянущиеся из-под входного клапана и вьющиеся над крышей.
Его эскорт остановился. Еще один жест в сторону палатки. Пожав плечами, он согнулся и пролез внутрь.
В полутьме виднелась сидящая фигура, закутанная в лохмотья. Черты лица скрывал капюшон. Из стоявшей перед ней жаровни поднимался тяжелый дым. Рядом стояли хрустальная бутыль, какие-то сушеные фрукты и кусок темного хлеба.
— В бутыли родниковая вода, — прохрипело существо на языке мекросов. — Пожалуйста, отдохни после всех испытаний.
Мекрос что-то благодарно прошептал и живо схватил бутыль. Утолив жажду благословенной влагой, потянулся к хлебу. — Спасибо тебе, незнакомец, — прогудел он и покачал головой. — От этого дыма ты двоишься у меня в глазах.
Резкий кашель, который, вероятно, означал смех, потом неловкое движение плечами. — Это лучше, чем тонуть. Увы, моя боль слабеет. Так что надолго я тебя не задержу. Ты Вифал, изготовитель мечей.
Спасенный уставился на него. Наморщил широкий лоб. — Да, я Вифал из Третьего Мекроса. Которого больше нет.
— Трагическое происшествие. Ты единственный уцелел… благодаря моим усилиям, хотя для этого мне пришлось напрячь все силы.
— Что это за место?
— Нигде. Самое сердце нигде. Обломок, склонный к блужданиям. Я придал ему жизнь, как уж смог. Извлек из воспоминаний о доме. Мои силы возвращаются, хотя страдания тела не облегчить. Но послушай! Я столько говорю — и не кашляю. Это что-то. — Из рваного рукава показалась изломанная рука, разбросала по углям какие-то семена. Они зашипели, полопались. Дым пошел еще гуще.
— Кто ты? — вопросил Вифал.
— Павший бог… которому нужно твое мастерство. Я приготовился к твоему появлению, Вифал. Жилье, кузница, все нужные материалы. Одежда, еда, вода. И три преданных слуги — ты уже их встретил…
— Эти бхок'аралы? — фыркнул Вифал. — На что…
— Не бхок'аралы, смертный. Хотя раньше они ими, наверное, были. Это нахты. Я назвал их Хруст, Писк и Шлёп. Они джагатского изготовления, способны выучиться всему, чего ты потребуешь.
Вифал начал было вставать: — Спасибо за спасение, Павший, но я намерен уйти от тебя. Я вернусь в свой мир…
— Ты не понял, Вифал, — зашипел увечный. — Или ты сделаешь, что я скажу, или будешь молить о смерти. Ты мой, Мастер мечей. Ты мой раб, а я твой хозяин. Мекросы знают, что такое рабы? Несчастные, похищенные вашими пиратами из прибрежных деревень. Это слово тебе знакомо. Но не отчаивайся: едва ты выполнишь задание, я тебя освобожу.
Дубина Вифала лежала у него на коленях. Он колебался.
Кашель, затем смех, снова приступ кашля. Бог поднял искривленную руку. Прокашлявшись, заговорил: — Не советую предпринимать ничего отчаянного, Вифал. Ради этой задачи я вытащил тебя из моря. Неужели ты потерял честь? Обяжи меня, или пожалеешь, испытав на себе мой гнев.
— Чего ты хочешь?
— Уже лучше. Что мне нужно, Вифал? Ну, лишь то, что ты умеешь лучше всех. Сделай мне меч.
Вифал хмыкнул: — И все?
Увечный склонился к нему: — Ну да. Хотя я задумал совершенно особенный меч…
КНИГА ПЕРВАЯ
ЗАМЕРЗШАЯ КРОВЬ
И вот, копье ледяное ныне вонзено в самое сердце земли. Жаждет убийства заключенная в нем душа. Взявший сие копье познает смерть. Снова и снова будет он познавать смерть.
Видение Ханнана Мосага
Глава 1
Слушай! Моря шепчут и грезят об истинах, пробужденных в крошащемся камне!
Хантеллит из Рудничного Шлюза
Год Поздних Холодов
Один год до Седьмого Завершения Летера
Восхождение Пустого Оплота
«И здесь таится сказка. Между шипением приливов, когда гиганты склоняют колени и становятся горами. Когда они то там, то тут падают на землю, словно балластные камни неба, но не могут устоять перед грядущей зарей. Между шипением приливов мы поговорим об одном таком гиганте. Потому что в нем самом сказка.
И потому что она развлечет нас.
Итак».
В темноте он закрыл глаза. Он решил открывать их только днем, рассудив таким образом: ночь отвергает видение и потому зачем напрягать взор, если мало что увидишь сквозь сумрак?
Поймите еще вот что. Он пришел на край земли и узрел море, и был восхищен его загадочным течением. Восхищение, ставшее редкой силы одержимостью — на весь тот роковой день. Теперь он мог видеть, как играют волны, движутся вверх и вниз у берега. Бесконечное движение, всегда угрожающее поглотить всю землю, но никогда не делающее этого. Он смотрел на море сквозь сильные ветра полудня, видел, как вихри ударяют по побережью, иногда забираясь далеко, но всегда разгневанно возвращаясь назад.
Когда пришла ночь, он закрыл глаза и лег спать. Завтра, решил он, я снова погляжу на море.
В темноте он закрыл глаза.
А ночью пришел прилив, захлопотал вокруг гиганта. Прилив пришел и утопил его во сне. Вода внедрила в тело минералы, пока оно не стало камнем, кривым прибрежным утесом. И каждую ночь тысячи лет приходили приливы, чтобы его смыть форму. Украсть его величину.
Но не полностью. Чтобы увидеть его, настоящего, нужно смотреть сквозь тьму. Или закрыть глаза, сузить их в щелки, как при ярчайшем свете. Поглядеть искоса, сосредоточиться на чем угодно, кроме самого камня.
«Изо всего, дарованного Отцом Тень детям своим, этот талант выше всех. Смотреть и видеть. Верь в него, и придешь в Тень. Где таятся все истины.
Смотреть и видеть.
Теперь посмотри».
Мыши разбежались, когда плотная тень накрыла посиневший в сумерках снег. Они бежали в слепой панике; но судьба одной уже была предрешена. Мохнатая когтистая лапа ударила, проткнув мех и сломав крошечные кости.
На краю поляны бесшумно сорвалась с ветки сова, пролетела над осевшим, усыпанным семенами настом. В нижней части дуги мгновенно схватила со снега мышь и начала подниматься, тяжело захлопав крыльями. Приземлилась на ближайшее дерево, поджав одну лапу, и сразу же начала есть.
Тот, кто появился на прогалине десять ударов сердца спустя, не увидел ничего неприглядного. Мыши разбежались, снег был достаточно плотным и не сохранил их следов, а сова недвижно замерла в тени еловых веток. Она широко раскрыла глаза, следя за продвижением постороннего по поляне. Едва он прошел, птица возобновила ужин.
Сумрак принадлежит охотникам, и крылатая хищница еще не закончила свой поиск.
Пробираясь по замерзшей почве тропинки, Тралл Сенгар думал совсем об ином месте, совершенно позабыв о наблюдении за лесом и всеми имеющимися в нем знаками и деталями. Он даже не остановился для ритуального приветствия Шелтаты Лор, Дочери Сумерек, самой уважаемой из трех Дочерей Отца Тень — впрочем, он сможет исправить свое небрежение завтрашним вечером. А еще раньше он необдуманно наступил на запятнавшие тропу полосы закатного света, рискуя привлечь внимание переменчивой Сакуль Анкаду, Дочери Обмана, также известной как Пеструха. Лежбища Келеча кишели тюленями. Они приплыли слишком рано, поразив Тралла, намеревавшегося собирать на берегу куски нефрита. Само по себе преждевременное прибытие тюленей уже могло удивить молодого Эдур, но там нашлись и другие гости — бухту заполнили корабли, и сошедшие с них люди начали промысел.
Летерийцы, белокожие с юга.
Он мог вообразить гнев, который поднимется в селении, едва он донесет эту новость. И он сам разделял этот гнев. Открытое и наглое вторжение на территорию Тисте Эдур. Похищение неоспоримо принадлежащих им тюленей станет нарушением древнего перемирия.
Есть дураки среди летерийцев, как есть они и среди Эдур. Тралл был уверен, что нарушение является плодом недомыслия. До Большой Встречи осталось едва два лунных круга, и кровопролитие не было нужно ни одной из сторон. Конечно, Эдур имели право напасть на вторгшиеся суда и уничтожить их; но делегация летерийцев придет в ярость, едва заслышав о гибели сородичей, пусть и браконьеров. Шансы заключить новое соглашение станут мизерными.
Это тревожило Тралла Сенгара. Эдур только что окончили долгую и жестокую войну; трудно будет вынести еще одну.
Он не опозорил братьев во время объединительной войны; на его широком поясе виднелись двадцать и одна красная бляшка, обозначавшие победу, и пять из них были обведены белым, что показывало смерть врага. Среди потомков Томада Сенгара один лишь старший брат Тралла носил больше знаков отличия, и по праву, если учесть вес Фира среди воинов племени Хирот.
Конечно же, битвы против пяти других племен Эдур велись по строгим правилам и ограничениям, и даже после больших и длительных сражений оставалась едва пригоршня убитых по-настоящему. Завоевание все равно далось нелегко. А вот в войне против летерийцев никакие правила не ограничивали воинов Эдур. Не надо считать удары. Просто убивай. Врагу не обязательно иметь оружие — даже раненые и невиновные могли познать укус меча. Такая бойня марает и воина, и его жертву.
Но Тралл понимал: хотя он готов отрицать грядущие убийства, но лишь в глубине души. Он зашагает бок о бок с братьями, чтобы отплатить летерийским захватчикам. Выбора нет. Отвернись от этого преступления — последуют другие, словно нарастающая волна.
Размеренным шагом он миновал опушку леса, прошел он мимо корыт и каменных колодцев сыромятни. Несколько рабов — летерийцев поглядели на него и торопливо склонили головы. В конце расчищенного пространства виднелись высокие кедровые бревна изгороди, над ними поднимались струйки дыма. Зима еще только начинала разжимать свою ледяную хватку, и оставались недели до начала первых полевых работ. К середине лета поля заполнят тридцать видов полезных растений, обеспечивая село пищей, лекарствами, тканями и кормом для скотины. Некоторые из этих тридцати растений зацветут, вскармливая пчел, приносящих мед и воск. Женщины племени будут следить за обрабатывающими урожай рабами. Мужчины небольшими группами отправятся в лес, рубить деревья или охотиться, а другие сядут на ладьи кнарри — собирать урожай с берегов и отмелей.
Или так будет, если племена проживут мирно. За последние двенадцать лет формировались в основном военные отряды, так что жители зачастую испытывали нехватку необходимого. До войны голод никогда не угрожал народу Эдур. Ханнан Мосаг, Король-Ведун Хирота, ныне стал господином всех племен. Из сонмища враждующих родов родился союз, хотя Тралл хорошо понимал, что это всего лишь название. Ханнан Мосаг держит в заложниках старших сыновей подчиненных вождей — это его Отряд К'риснан — и правит как диктатор. Мир на кончике меча, но тем не менее мир.
Из ворот палисада показалась знакомая фигура, приблизилась к развилке троп, на которой остановился Тралл. — Привет тебе, Бинадас, — сказал он.
На спине младшего брата было закреплено копье, с пояса свисали кожаный мешок и длинный меч в обернутых кожей деревянных ножнах. Бинадас выше Тралла на полголовы, с обветренным лицом, в потрепанной одежде. Из трех братьев Тралла он самый замкнутый, уклончивый. Бывало трудно предугадать его поступки, еще труднее понять его стремления. Он появлялся в селе редко, явно предпочитая уединение западных лесов и южных гор. Бинадас не всегда присоединялся к набегам рода, но часто появлялся с трофеями и знаками побед, так что никто не сомневался в его храбрости.
— Ты кого-то выследил, Тралл, — заметил Бинадас. — Я вижу на твоем лице следы тревоги.
— На отмелях Келеча бросили якоря летерийцы.
Бинадас нахмурился: — Тогда не буду тебя задерживать.
— Ты уходишь надолго, братец?
Брат пожал плечами, прошел мимо Тралла, ступив на западную тропу.
Тралл Сенгар вошел в ворота селения.
Внутри обширного вала, вместившего в себя все село, доминировали четыре кузни. Каждая была окружена канавой, соединенной с подземным каналом, выходящим за пределы поселка. Долгие годы кузни безостановочно трудились над изготовлением оружия, и воздух давно заполнился кислым запахом, ближайшие деревья покрылись сизым, черным и белесым налетом. Сейчас, как заметил проходивший мимо Тралл, работали лишь две кузницы: в них виднелись рабы, дюжина или чуть больше, без особой спешки что-то ковавшие.
За кузнями располагались длинные кирпичные склады: ряды похожих на ульи зданий, содержавших зерно, копченую рыбу и вяленую тюленину, китовый жир и волокнистые травы. Подобные строения имелись и в лесах поблизости от села, хотя сейчас, ввиду военного времени, они были пусты.
Когда Тралл прошел за склады, вокруг поднялись дома ткачей, горшечников, резчиков, писцов, оружейников и прочих мастеров селения. Его приветствовали, на что он отвечал самым легким из жестов приветствия, почти на грани невежливости. Мол, он их видит, но поговорить не может.
Сейчас воин — Эдур шагал по улицам королевской части. Летерийские рабы звали подобные селения городами, но никто из местных жителей не видел смысла менять название — это было селом при своем рождении, селом оно и будет, пусть в нем живут сейчас двадцать тысяч Эдур и в три раза больше рабов — летерийцев.
Капища в честь Отца и его Возлюбленных Дочерей возносились над резиденцией — платформы стояли на столбах среди живых деревьев священного Чернолеса, бока каменных дисков покрывали письмена и картины. В круге деревьев непрестанно играл Куральд Эмурланн, нечеткими тенями плясал на пиктограммах — колдовская эманация, пробужденная сопровождавшими наступление сумерек молебнами.
Тралл Сенгар вышел на Улицу Ведуна, святой подход в большой цитадели, и храму и дворцу, престолу Короля — Ведуна Ханнана Мосага. По сторонам высились чернокорые кедры. Тысячелетние древа затеняли весь поселок. На них почти не осталось ветвей, разве только на великой высоте, у верхушек. В каждое годовое кольцо этих стволов вложена магия, сочащаяся наружу, наполняющая сумраком всю улицу.
Вдали палисад меньшей высоты окружал подножие цитадели. Бревна черного дерева были покрыты резьбой охранительных чар. Главный вход — тоннель из живых деревьев. Бессонные тени сторожат перекинутый над каналом пешеходный мост. Внизу несколько быстроходных ладей к'орфан. Мост ведет в открытый двор, окруженный складами и казармами. Дальше — каменные и бревенчатые дома именитых фамилий, кровной родни самого Ханнана Мосага. Их крытые дранкой крыши и рощи Чернолеса почти смыкаются над продолжением улицы, подводящей к другому мосту и собственно цитадели.
Во дворе тренировались воины, и Тралл увидел высокую, широкоплечую фигуру старшего брата, Фира. Стоит, наблюдая за учебными поединками; рядом — несколько помощников. Тралла кольнуло сочувствие к этим юным воинам. Он сам немало выстрадал, все годы учения проведя под неусыпным, строгим взором братца.
Его приветствовал знакомый голос. Тралл оглянулся и увидел младшего из братьев, Рулада, и с ним Мидика Буна. Кажется, они только что сражались, и Тралл сразу заметил причину этого необычайного прилежания — показалась Майен, нареченная Фира. Наверное, она шла на рынок, судя по свите из стайки молодых знатных девушек и дюжины рабынь с корзинами. Им пришлось остановиться и поглядеть на поединок — следовало учитывать все сложные правила этикета. От Майен ожидали одинакового уважения ко всем трем братьям Фира.
Хотя в этой сцене не было ничего неподобающего, Тралл ощутил слабую дрожь неудовольствия. Желание Рулада покрасоваться перед девушкой, готовящейся стать женой старшего брата, почти выходит за рамки приличия. По мнению Тралла, Фир выказывает Руладу слишком много снисхождения.
«Как и все мы». Конечно, для этого были причины.
Рулад, без сомнения, превзошел своего сверстника в этом шутливом состязании, отчего все его миловидное лицо светилось. — Тралл! — Он махнул мечом. — Сегодня я дважды пустил кровь, и жажду третьего раза! Иди, соскребем ржу с твоего клинка!
— Как-нибудь в другой раз, братец, — отвечал Тралл. — Мне нужно немедленно поговорить с отцом.
Улыбка Рулада была достаточно дружеской, но даже с десяти шагов Тралл разглядел торжествующую вспышку в светло — серых глазах. — Ну, в другое время, — сказал он, снова взмахнув мечом и поворачиваясь к женщинам.
Однако Майен уже подала знак своей свите, и вся женская компания уже направилась восвояси.
Рулад открыл рот, чтобы что-то крикнуть ей вслед, но Тралл заговорил первым. — Брат, я приглашаю тебя со мной. Весть, что я несу отцу, очень важна, и я хочу, чтобы и твой голос вплетался в предстоящее обсуждение. — Такое приглашение обыкновенно делалось лишь воинам, прошедшим годы боев, и Тралл увидел внезапный блеск гордости в глазах брата.
— Почту за честь, Тралл, — ответил он, вкладывая меч в ножны.
Оставив одиноко стоящего Мидика завязывать порез на руке, Рулад присоединился к Траллу и вошел в Длинный Дом своей семьи.
Наружную стену покрывали трофейные щиты, некоторые совсем почерневшие от времени. Китовая кость вздымалась до крыши. Украденные у соперничающих родов тотемы хаотически висели по сторонам двери — полоски меха, кожа с жемчугами, ракушки, когти и зубы. Словно гнездо сороки.
Они прошли внутрь.
Воздух был холодным и кислым от копоти. В нишах вдоль стен, между гобеленами и шкурами, стояли масляные лампы. Традиционный очаг в середине комнаты, на котором предки готовили пищу, оставался полным трута, хотя сейчас рабы трудились в кухне позади самого Дома, чтобы не вызывать пожаров. Перегородок в здании не было, комнаты обозначались мебелью из черного дерева. Со вбитых в перекрытия крюков свисали десятки мечей; некоторые дошли из древнейших времен, когда, сразу после исчезновения Отца Тень, было утеряно искусство ковки железа. Бронзовые лезвия этих мечей покрылись патиной и были выщерблены.
Прямо около очага поднимался ствол живого Черного дерева, из которого на уровне головы взрослого Эдур торчала верхняя треть меча: истинное эмурланнское железо, обработанное способом, до сих пор не возрожденным местными кузнецами. Меч линии Сенгаров, знак древности их благородного семейства. Обыкновенно такие мечи привязывали к дереву, когда оно было еще саженцем; за сотни лет лезвие врастало в самую сердцевину, исчезая из вида. Однако какой-то дефект ствола позволил черно — серебристому лезвию выскользнуть и частью остаться на виду. Необычно, но такое бывало и раньше.
Проходя мимо, оба брата подняли руки и коснулись меча.
Они увидели свою мать Уруфь. В окружении рабынь она трудилась над фамильным гобеленом, оканчивая новую сцену: участие Сенгаров в Войне Объединения. Вся уйдя в работу, она не заметила появления сыновей.
Томад Сенгар вместе с тремя другими старейшинами сидел за игральной доской, сделанной из широкого рога. Игральные фигурки были из слоновой кости и нефрита.
Тралл остановился около круга. Положил правую руку на рукоять меча, показывая, что принесенные им вести важны и потенциально опасны. Услышал сзади изумленный выдох брата.
Гости Томада сразу поднялись, хотя и не взглянули на подошедшего юнца. Томад начал собирать игральные фигурки. Трое старейшин молча вышли. Через миг Томад Сенгар отложил в сторону доску и уселся скрестив ноги.
Тралл сел напротив него. — Привет тебе, Отец. Флот летерийцев опустошает бухту Келеча. Стада пришли рано и сейчас уничтожаются. Я увидел это собственными глазами и не замедлил вернуться домой.
Томад кивнул. — Значит, ты бежал три дня и две ночи.
— Да.
— И долго ли продолжается налет летерийцев?
— Отец, этим утром Дочь Менандора узрит их корабли наполненными до отказа. Они поймают ветер, и за каждым судном потянется багряный след.
— И новые суда придут занять их место! — прошипел Рулад.
Томад нахмурился дерзким словам младшего сына и выразил недовольство в словах: — Рулад, донеси эту весть до Ханнана Мосага.
Тралл почувствовал, как вздрогнул его брат. Рулад кивнул: — Как прикажешь, Отец. — Он развернулся и зашагал из Дома.
Томад нахмурился еще больше. — Ты пригласил на этот разговор не омытого кровью?
— Да, Отец.
— Почему?
Тралл предпочел промолчать. Ему не хотелось рассказывать о недостойном внимании брата к нареченной Фира.
Спустя миг Томад вздохнул. Казалось, он с трудом заставляет руки неподвижно лежать на коленях. — Ты стал самодовольным, — пробурчал он.
— Отец, это самодовольство — считать достойными тех, с кем ведешь переговоры?
— Да, учитывая прошлое.
— Тогда почему Король — Ведун согласился на встречу с летерийцами?
Черные глаза Томада впились в лицо Тралла. Среди его сыновей лишь Фир способен был бестрепетно выдерживать взор отца. Тралл невольно почувствовал себя поникшим под этим презрительным взором.
— Я беру назад свой глупый вопрос, — сказал он, маскируя тревогу. «Оценить врага. Это нечестие, ради чего бы оно не предпринималось, станет обоюдоострым лезвием. Ведь ответный удар Эдур неизбежен. Меч, что заденет оба народа». — Не омытые кровью должны радоваться.
— Не омытые кровью однажды воссядут в совете, Тралл.
— Отец, и это награда за нашу приверженность миру?
Томад не ответил. — Ханнан Мосаг созовет совет. Готовься доложить о виденном. Кстати, Король — Ведун обратился ко мне, попросил моих сыновей для выполнения особого задания. Не думаю, что новость изменит его намерения.
Тралл не показал, что удивлен. — Я видел Бинадаса на пути из села…
— Ему уже сообщили. Вернется через лунный круг.
— А Рулад знает?
— Нет, хотя он пойдет с тобой. Не омытый кровью — он и есть не омытый.
— Как скажешь, Отец.
— Постой. Тебя разбудят перед советом.
* * *
Белый ворон спрыгнул с кучи выбеленного плавника и начал копаться в куче мусора. Вначале Тралл подумал, что это чайка, задержавшаяся на берегу после прихода ночи… но тут он каркнул и, зажав в бледном клюве устрицу, поскакал боком к линии прибоя.
Спать некогда — совет назначен в полночь. Тралл пошел к берегу, на север от села и устья реки. Его нервы трепетали под уставшими мышцами.
И вот, в темноте, среди рокота сонных волн, он обнаружил себя в обществе белого ворона. Он подскочил к воде и окунул устрицу в море. Шесть раз.
Привередливая тварь, подумал Тралл, смотревший, как ворон взлетел на скалу и начал ковырять раковину.
Конечно, это знак зла. Очевидное всем знание. Блеск кости, ненавистный рассвет Менандоры. Так же белы и паруса летерийцев. Ясно. Чистые воды залива покажут блеск белого, костей тысяч и тысяч убитых тюленей.
Нынешний год должен был оказаться для шести племен прибыльным, должен был начать восполнение запасов после голода. Эта мысль заставила его поглядеть на незаконный лов тюленей с другой стороны. Хорошо подгаданная мера, чтобы ослабить союз; заговор, предназначенный для подрыва позиций Эдур на Встрече. Аргумент неотвратимости. Тот же, который бросили им в лицо при основании города Фент. «Королевство Летер растет, его нужды увеличиваются. Ваши лагеря у Косы были временными, и после войны они обезлюдели».
Неизбежно, что все новые корабли станут приходить и грабить богатые воды северного побережья. За всеми не уследишь.
Эдур стоит присмотреться к другим племенам, жившим подле прежних границ Летера, к богатому вознаграждению за вассальные клятвы королю Эзгаре Дисканару Летерийскому.
«Но мы не таковы, как прочие племена».
Ворон каркнул со своего каменного престола, махнул головой, отбрасывая пустую ракушку, раскрыл темные крылья и скрылся в ночи. Из темноты донесся последний крик. Тралл сделал жест, охраняющий от зла.
Позади застучали камни под чьими-то ногами. Он обернулся, увидел старшего брата.
— Привет тебе, Тралл, — спокойно сказал Фир. — Доставленные тобою вести взбудоражили воинов.
— А что Король — Ведун?
— Ничего не сказал.
Тралл снова поглядел на шипящие у берега темные волны. — Их взоры прикованы к тем судам.
— Ханнан Мосаг знает, как смотреть далеко.
— Он просил к себе сыновей Томада Сенгара. Что тебе известно?
Фир был уже рядом. Тралл смог разглядеть, как он пожимает плечами. — Видения ведут Короля — Ведуна с самого детства, — ответил он, немного помедлив. — Он несет память крови, восходящую к Темным Временам. В любом пути рядом с ним шагает сам Отец Тень.
Разговор о видениях обеспокоил Тралла. Он не сомневался в их силе — скорее наоборот. Темные Времена наступили после раздоров среди Тисте Эдур, столкновений с магией и армиями чужаков, исчезновения самого Отца Тень. Хотя магия Куральд Эмурланна еще доступна племенам, магический путь для них закрыт. Он разрушен, его фрагментами правят ложные боги и короли. Тралл подозревал, что амбиции Ханнана Мосага простираются гораздо дальше простого объединения шести племен.
— В тебе есть нерешительность, Тралл. Ты успешно прячешь ее, но я вижу недоступное другим. Ты воин, который предпочитает не драться.
— Это не преступление, — буркнул Тралл. И добавил: — Среди Сенгаров лишь у тебя и Отца больше трофеев.
— Я не сомневаюсь в твоей храбрости, братец. Но смелость — наименьшая из наших опор. Мы Эдур. Когда-то мы повелевали Гончими. Мы владели троном Куральд Эмурланна. Владели бы им и посейчас, если бы не предательство. Сначала родичи Скабандари Кровавого Глаза, затем Тисте Анди, пришедшие в этот мир вместе с нами. Наш народ в осаде, Тралл. Летер — лишь один из наших врагов. Король — Ведун это понимает.
Тралл созерцал блеск звездного света на тихой воде залива. — Я не премину сразиться с нашими врагами, Фир.
— Хорошо, брат. И пускай Рулад заткнется.
Тралл застыл. — Он говорит против меня? Этот не омытый кровью… щенок?
— Где он видит слабость…
— Что он видит и что есть на самом деле — большая разница.
— Так покажи это ему, — тихо и спокойно ответил Фир.
Тралл промолчал. Он слишком потакает бесконечным наглостям и вызовам Рулада, и он прав, называя его не омытым кровью. Однако важнее всего, что Тралл строит защитную стену вокруг девицы, готовой стать женою Фира. Но говорить об этом именно сейчас — неправильно. Это вызовет злобу и подозрение между родичами. В конце концов, Майен — возлюбленная Фира, а не Тралла, и опекать ее подобает старшему брату.
Было бы проще, уныло подумал он, если бы ему удалось понять саму Майен. Она не провоцировала Рулада, но и не отворачивалась от него. Она самоуверенно шла по самому краю дозволенного. Так могла бы — и должна была бы — чувствовать любая девица, которой выпало стать нареченной Мастера Оружия племени Хирот. «Это не мое дело», — снова повторил он себе. — Я не покажу Руладу того, что он и так должен видеть, — пробурчал Тралл вслух. — Он ничем не заслужил дар моего уважения.
— Рулад лишен тонкости, потому видит в твоей нерешительности трусость…
— Его ошибка, не моя!
— Ты думаешь, что слепец может перейти брод без помощи? Нет, Тралл, ты ведешь его, пока он наконец не увидит очами ума то, что все давно видят обычными глазами.
— Если все это видят, — ответил Тралл, — тогда слова Рулада лишены силы, и я могу не обращать на них внимания.
— Брат, не один Рулад лишен тонкости.
— Ты хочешь, Фир, чтобы среди сыновей Томада Сенгара родилась вражда?
— Рулад не враг, ни тебе, ни другим Эдур. Он молод и горяч. Ты сам был таким, так что прошу — вспомни себя прежнего. Не время наносить кровоточащие раны. А для не вкусившего крови воина презрение — самая жестокая рана.
Тралл скривился. — Вижу твою правоту. Постараюсь умерить свое неравнодушие.
Брат не ответил на сарказм. — Совет собирается в цитадели, брат мой. Войдем в Зал Короля бок о бок?
Тралл смягчился. — Почту за честь, Фир.
Они отвернулись от черной воды и не заметили смутно различимую крылатую массу, скользящую по ленивым волнам неподалеку от берега.
* * *
Тринадцать лет назад Удинаас был юным матросом, служившим купцу Интаросу из Трейта, самого северного города Летера. Третий год по семейному контракту. Он тогда возвращался из вод племени Бенеда на борту китобоя «Ударный». Они убили трех маток под покровом ночи и тянули их тела в нейтральное Корыто, к западу от залива Келеч, когда сзади увязались пять Хиротовых ладей к'орфан.
Жадность капитана накликала неудачу, и его гибель оказалась неизбежной.
Удинаас отлично помнил лица офицеров китобоя, в том числе самого капитана, когда их привязывали к китовой туше, оставляя на корм акулам и дхенраби. Простых матросов забрали на берег, вместе с кусками железа и вообще всем, что привлекло Эдур. Затем на «Ударный» спустили теневых духов, чтобы те сожрали и разрушили остатки летерийского корабля. Две туши потащились вслед за сделанными из черного дерева ладьями к'орфан, а третья досталась глубинным хищникам.
Удинаас остался равнодушен к жестокой участи капитана и его помощников. Он родился должником, как и его отец, и дед. Контракт и рабство — по сути, одно и то же. Жизнь в невольниках у хиротов оказалась не особенно тяжелой. Покорность вознаграждалась, хижины и одежда защищали от дождя и снега, хватало и пищи. До последнего времени.
Среди множества обязанностей Удинааса значилась починка сетей для принадлежащих знатному семейству Сенгар четырех рыболовных ладей кнарри. Он был моряком, поэтому покидать сушу ему не разрешали. Штопать сети и привешивать к ним камни — грузила приходилось на южном берегу реки, в некотором отдалении от морского простора. Хотя он не особенно мечтал бежать от Эдур. В селении было много рабов — все летерийцы, конечно — и компании соотечественников, пусть жалкой, ему хватало. С другой стороны, роскошь городов Летера не стимулировала на невозможно трудный побег — он помнил эту роскошь, но не помнил, чтобы ему дозволялось припадать к ней. И, наконец, Удинаас ненавидел море всеми силами души, с самых первых дней матросской службы.
В наступающем сумраке он разглядел на другом берегу реки двух старших сыновей Сенгара и не удивился, смутно расслышав их спор. Летерийские суда снова напали — новость пронеслась среди рабов раньше, чем юный Рулад вошел в ворота цитадели. Созван совет, как и ожидалось. Удинаас решил, что недолго осталось ждать резни, смертельной и ужасающей схватки стали и магии, всегда отмечавшей столкновения Эдур с южанами. По правде говоря, Удинаас желал им доброй охоты. Украденные летерийцами тюлени означали голод среди Эдур, а от нехватки пищи первыми страдают рабы.
Удинаас хорошо понимал свой народ. Для летерийцев имело значение лишь золото. Золото и обладание им определяли всю их жизнь. Сила, статус, самоуважение — все можно было купить за звонкую монету. Воистину только долги связывали королевство, определяя все отношения между людьми, мотивы поведения, каждое действие и решение. Эта авантюра с тюленями — лишь первый шаг игры, в которую Летер много раз играл с племенами на границах. Для летерийцев Тисте Эдур ничем не отличались от прочих народностей. «Но они другие, о глупцы!»
Следующий ход должен быть сделан на Большой Встрече. Удинаас подозревал, что Король — Ведун и его советники, несмотря на весь свой ум, попадутся в ловушку, как слепые старцы. Что его тревожило — так это последствия.
Народы двух стран готовы были упасть в глубокие и опасные воды. Словно несмышленые черепашки, только что вышедшие из яиц.
Мимо прошагали трое рабов из дома Бун, тащившие связки сухих водорослей. Один крикнул Удинаасу: — Ночью будет вещать Пернатая Ведьма! Сразу после начала хозяйского сборища.
Удинаас начал сворачивать сеть вокруг сушильного шеста. — Я буду там, Халед.
Рабы прошли, и Удинаас снова остался один. Поглядев на север, он увидел, что Фир и Тралл идут к задним воротам селения.
Закончив с сетями, он сложил инструменты в корзину, приладил крышку и встал.
Услышал сверху хлопанье крыльев и задрал голову, удивившись птице, летящей так поздно ночью. Смутная тень пронеслась над водой и пропала.
Удинаас мигнул, стараясь увидеть ее снова, говоря себе: «это совсем не то. Что угодно, кроме этого». Шагнул влево, на ровный клочок песка. Согнулся, левой рукой торопливо нарисовал на песке оберег, правую руку поднял к лицу, двумя пальцами закрыл веки, прошептал молитву: — Вниз Костяшки, Спаситель да узрит меня сей ночью. Странник! Взгляни на всех нас с высоты!
Опустив правую руку, он посмотрел на сделанный им на песке знак.
— Прочь, Ворон!
Вздохи ветра, шепот волн. Затем карканье издалека. Удинаас задрожал, подскочив на месте. Схватил корзину и пустился бежать к воротам.
* * *
Королевское Присутствие было просторным круглым залом. Черные балки перекрытий сходились у закопченного центрального просвета. Не омытые кровью из знатных родов расположились по краям зала, составляя внешний круг допущенных на совет. Перед ними сидели на скамьях матери семейств, замужние женщины и вдовицы. Далее располагались девицы и невесты — эти сидели на кожах, скрестив ноги. Пространство в середине понижалось на локоть, и в этом углублении восседали воины. В самом центре было возвышение, шириной в пятнадцать шагов. Там стоял Ханнан Мосаг, Король — Ведун, а кресла вокруг него занимали сидевшие лицами к присутствующим пятеро принцев — заложников.
Тралл и Фир спустились в центральную яму, чтобы занять место среди омывших себя кровью. Тралл взглянул на своего короля. На первый взгляд Ханнан Мосаг, Эдур <