Антон Чехов
МЕДВЕДЬ
ШУТКА В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Елена Ивановна Попова, вдовушка с ямочками на щеках, помещица.
Григорий Степанович Смирнов, нестарый помещик.
Лука, лакей Поповой, старик.
Гостиная в усадьбе Поповой.
Попова (в трауре, не отрывает глаз от фотографической карточки) и Лука.
-Лука. Нехорошо, барыня... Губите вы себя только... Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыхание радуется, даже кошка, и та свое удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы цельный день сидите в комнате, словно в монастыре, и никакого удовольствия. Да право! Почитай, уж год прошел, как вы из дому не выходите!..
-Попова. И не выйду никогда... Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в четырех стенах... Мы оба умерли.
-Лука. Ну, вот! Николай Михайлович померли, так тому и быть, божья воля, царство им небесное... Погоревали - и будет. Не весь же век плакать и траур носить. (Вздыхает.) Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком - только бы и жить в свое удовольствие... Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдет годов десять, сами захотите павой пройтись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет.
-Попова (решительно). Я прошу тебя никогда не говорить мне об этом! Ты знаешь, с тех пор как умер Николай Михайлович, жизнь потеряла для меня всякую цену. Я дала себе клятву до самой могилы не снимать этого траура и не видеть света... Слышишь?
-Лука. Чем эти самые слова, пошли бы лучше по саду погуляли, а то велели бы запрячь Тоби или Великана и к соседям в гости...
-Попова. Ах!.. (Плачет.)
-Лука. Барыня!.. Матушка!.. Что вы? Христос с вами!
-Попова. Он так любил Тоби! Как он чудно правил! Сколько грации было в его фигуре, когда он изо всей силы натягивал вожжи! Помнишь? Тоби, Тоби! Прикажи дать ему сегодня лишнюю осьмушку овса. -Лука. Слушаю! (Резкий звонок)
-Попова (вздрагивает). Кто это? Скажи, что я никого не принимаю!
-Лука. Слушаю-с! (Уходит.)
-Попова (одна, глядя на фотографию). Ты увидишь, Nicolas, как я умею любить и прощать... Любовь моя угаснет вместе со мною, когда перестанет биться мое бедное сердце. (Смеется, сквозь слезы.) И тебе не совестно? Я паинька, верная женка, заперла себя на замок и буду верна тебе до могилы, а ты... и тебе не совестно, бутуз? Изменял мне, делал сцены, по целым неделям оставлял меня одну....
-Лука (встревожено) Сударыня, там кто-то спрашивает вас. Хочет видеть...
-Попова. Но ведь ты сказал, что я со дня смерти мужа никого не принимаю?
-Лука. Сказал, но он и слушать не хочет, говорит, что очень нужное дело.
-Попова. Я не при-ни-ма-ю! -Лука. Я ему говорил, но... леший какой-то... ругается и прямо в комнаты прет... уж в столовой стоит...
-Попова (раздраженно). Хорошо, проси... Какие невежи! (Лука уходит)
Как тяжелы эти люди! Что им нужно от меня? К чему им нарушать мой покой? (Вздыхает) Нет, видно уж и вправду придется уйти в монастырь... (Задумывается.) Да, в монастырь.... II. Попова, Лука и Смирнов.
-Смирнов (входя, Луке). Болван, любишь много разговаривать... Осел! (Увидев Попову, с достоинством.) Сударыня, честь имею представиться: отставной поручик артиллерии, землевладелец Григорий Степанович Смирнов! Вынужден беспокоить вас по весьма важному делу...
-Попова (не подавая руки). Что вам угодно?
-Смирнов. Ваш покойный супруг, с которым я имел честь быть знаком, остался мне должен по двум векселям тысячу двести рублей. Так как завтра мне предстоит платеж процентов в земельный банк, то я просил бы вас, сударыня, уплатить мне деньги сегодня же.
-Попова. Тысяча двести... А за что мой муж остался вам должен?
-Смирнов. Он покупал у меня овес.
-Попова (вздыхая, Луке). Так ты же, Лука, не забудь приказать, чтобы дали Тоби лишнюю осьмушку овса. (Лука уходит. Смирнову.) Если Николай Михайлович остался вам должен, то, само собою разумеется, я заплачу; но, извините пожалуйста, у меня сегодня нет свободных денег. Послезавтра вернется из города мой приказчик, и я прикажу ему уплатить вам что следует, а пока я не могу исполнить вашего желания... К тому же, сегодня исполнилось ровно семь месяцев, как умер мой муж, и у меня теперь такое настроение, что я совершенно не расположена заниматься денежными делами.
-Смирнов. А у меня теперь такое настроение, что если я завтра не заплачу процентов, то должен буду вылететь в трубу вверх ногами. У меня опишут имение!
-Попова. Послезавтра вы получите ваши деньги.
-Смирнов. Мне нужны деньги не послезавтра, а сегодня.
-Попова. Простите, сегодня я не могу заплатить вам.
-Смирнов. А я не могу ждать до послезавтра.
-Попова. Что же делать, если у меня сейчас нет!
-Смирнов. Стало быть, не можете заплатить?
-Попова. Не могу... -Смирнов. Гм!.. Это ваше последнее слово?
-Попова. Да, последнее.
-Смирнов. Последнее? Положительно?
-Попова. Положительно.
-Смирнов. Покорнейше благодарю. Так и запишем. (Пожимает плечами.) А еще хотят, чтобы я был хладнокровен! Встречается мне сейчас по дороге акцизный и спрашивает: «Отчего вы всё сердитесь, Григорий Степанович?» Да помилуйте, как же мне не сердиться? Выехал я еще вчера утром чуть свет, объездил всех своих должников, и хоть бы один из них заплатил свой долг! Измучился, как собака. Наконец приезжаю сюда, за 70 верст от дому, надеюсь получить, а меня угощают «настроением»! Как же мне не сердиться?
-Попова. Я, кажется, ясно сказала: приказчик вернется из города, тогда и получите.
-Смирнов. Я приехал не к приказчику, а к вам! На кой леший, извините за выражение, сдался мне ваш приказчик!
-Попова. Простите, милостивый государь, я не привыкла к этим странным выражениям, к такому тону. Я вас больше не слушаю. (Быстро уходит.). III
-Смирнов (один). Скажите пожалуйста! Настроение... Семь месяцев тому назад муж умер! Да мне-то нужно платить проценты или нет? Я вас спрашиваю: нужно платить проценты или нет? Ну, у вас муж умер, настроение там и всякие фокусы... а мне что прикажете делать? Улететь от своих кредиторов на воздушном шаре, что ли? Приезжаю к Груздеву - дома нет, Ярошевич спрятался, с Курицыным поругался насмерть и чуть было его в окно не вышвырнул, у Мазутова - холерина, у этой - настроение. Ни одна каналья не платит! А всё оттого, что я слишком их избаловал, что я нюня, тряпка, баба! Слишком я с ними деликатен! Ну, погодите же! Узнаете вы меня! Я не позволю шутить с собою, черт возьми! Останусь и буду торчать здесь, пока она не заплатит! Брр!.. Как я зол сегодня, как я зол! От злости все поджилки трясутся и дух захватило... Фу, боже мой, даже дурно делается! (Кричит.) Человек! -Лука (входит). Чего вам?
-Смирнов. Дай мне квасу или воды! (Лука уходит)
Нет, какова логика! Человеку нужны до зарезу деньги, впору вешаться, а она не платит, потому что, видите ли, не расположена заниматься денежными делами!.. Настоящая женская, турнюрная логика! Потому-то вот я и не люблю говорить с женщинами. Для меня легче сидеть на бочке с порохом, чем говорить с женщиной. Брр!.. Даже мороз по коже дерет. Стоит мне хотя бы издали увидеть поэтическое создание, как у меня от злости в икрах начинаются судороги. Просто хоть караул кричи..
-Лука (входит и подает воду). Барыня больны и не принимают…
-Смирнов. Пошел! (Лука уходит) Больны и не принимают! Не нужно, не принимай... Я останусь и буду сидеть здесь, пока не отдашь денег. Год будешь больна - и я год... Меня не тронешь трауром да ямочками на щеках... Знаем мы эти ямочки! (Кричит в окно.) Семен, распрягай! Я здесь остаюсь! Скажешь там на конюшне, чтобы овса дали лошадям! (Отходит от окна.) Скверно…жара невыносимая, денег никто не платит, а тут еще этот траурный шлейф с настроением... Голова болит... Водки выпить, что ли? (Кричит.) Человек!
-Лука (входит). Что вам?
-Смирнов. Дай рюмку водки! (Лука уходит) Уф! (Садится и оглядывает себя, идёт к зеркалу смотрится) Нечего сказать, хороша фигура! Весь в пыли, сапоги грязные, не умыт, не чесан, на жилетке солома... Барынька, чего доброго, меня за разбойника приняла. Немножко невежливо являться в гостиную в таком виде, ну, да ничего... я тут не гость, а кредитор, для кредиторов же костюм не писан...
-Лука (входит и подает водку). Много вы позволяете себе, сударь...
-Смирнов (сердито). Что?
-Лука. Я... я ничего... я собственно...
-Смирнов. Молчать! С кем ты разговариваешь?!
Лука. (бурчит под нос) Навязался, леший, на нашу голову... Принесла нелегкая...
-Смирнов. Ах, как я зол! Так зол, что, кажется, весь свет стер бы в порошок... Даже дурно делается... (Кричит.) Человек!
IV
-Попова (входит, опустив глаза). Милостивый государь, в своем уединении я давно уже отвыкла от человеческого голоса и не выношу крика. Прошу вас убедительно, не нарушайте моего покоя!
-Смирнов. Заплатите мне деньги, и я уеду.
-Попова. Я сказала вам русским языком: денег у меня свободных теперь нет, погодите до послезавтра.
-Смирнов. Я тоже имел честь сказать вам русским языком: деньги нужны мне не послезавтра, а сегодня. Если сегодня вы мне не заплатите, то завтра я должен буду повеситься.
-Попова. Но что же мне делать, если у меня нет денег?
-Смирнов. Так вы сейчас не заплатите? Нет?
-Попова. Не могу...
-Смирнов. В таком случае я остаюсь здесь и буду сидеть, пока не получу... (Садится.) Послезавтра заплатите? Отлично! Я до послезавтра просижу (Вскакивает) Я вас спрашиваю: мне нужно заплатить завтра проценты или нет?..
-Попова. Милостивый государь, прошу вас не кричать! Здесь не конюшня!
-Смирнов. Я вас не о конюшне спрашиваю, а о том - нужно мне платить завтра проценты или нет?
-Попова. Вы не умеете держать себя в женском обществе!
-Смирнов. Нет-с, я умею держать себя в женском обществе!
-Попова. Нет, не умеете! Вы невоспитанный, грубый человек! Порядочные люди не говорят так с женщинами!
-Смирнов. Ах, удивительное дело! Как же прикажете говорить с вами? По-французски, что ли? (Злится и сюсюкает.) Мадам, же ву при… (франц. je vous prie – я вас прошу) как я счастлив, что вы не платите мне денег... Ах, пардон, пардон, что обеспокоил вас! Такая сегодня прелестная погода! И этот траур так к лицу вам! (Расшаркивается)
-Попова. Не умно и грубо.
-Смирнов (дразнит.) Не умно и грубо! Я не умею держать себя в женском обществе! Сударыня, на своем веку я видел женщин гораздо больше, чем вы воробьев! Да-с! Было время, когда я любил, любил страстно, бешено, прожил на нежном чувстве половину состояния, но теперь - слуга покорный! Теперь меня не проведете! Довольно! Очи черные, очи страстные, алые губки, ямочки на щеках, луна, шёпот, робкое дыханье - за всё это, сударыня, я теперь и медного гроша не дам! Я не говорю о присутствующих, но все женщины, от мала до велика, ломаки, кривляки, сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга костей, а что касается вот этой штуки (хлопает себя по лбу), то, извините за откровенность, воробей любому философу в юбке может дать десять очков вперед! Посмотришь на иное поэтическое созданье: полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу - обыкновеннейший крокодил! Да разве женщина умеет любить кого-нибудь, кроме болонок?.. Скажите же мне по совести: видели ли вы на своем веку женщину, которая была бы искренна, верна и постоянна? Не видели! Верны и постоянны одни только старухи да уроды!
-Попова. Позвольте, так кто же, по-вашему, верен и постоянен в любви? Не мужчина ли?
-Смирнов. Да-с, мужчина!
-Попова. Мужчина! (Злой смех.) Мужчины верны и постоянны! Коли на то пошло, так я вам скажу, что из всех мужчин, каких только я знала и знаю, самым лучшим был мой покойный муж... Я любила его страстно, всем своим существом, как может любить только молодая, мыслящая женщина; я отдала ему свою молодость, счастье, жизнь, свое состояние, дышала им, молилась на него, и... и - что же? Этот лучший из мужчин самым бессовестным образом обманывал меня на каждом шагу! После его смерти я нашла в его столе полный ящик любовных писем, а при жизни - ужасно вспомнить! - он оставлял меня одну по целым неделям, на моих глазах ухаживал за другими женщинами и изменял мне. И, несмотря на всё это, я любила его и была ему верна... Мало того, он умер, а я всё еще верна ему и постоянна. Я навеки погребла себя в четырех стенах и до самой могилы не сниму этого траура...
-Смирнов (презрительный смех). Траур!.. Не понимаю, за кого вы меня принимаете? Точно я не знаю, для чего вы носите это черное домино и погребли себя в четырех стенах! Еще бы! Это так таинственно, поэтично! Проедет мимо усадьбы какой-нибудь юнкер или куцый поэт, взглянет на окна и подумает: «Здесь живет таинственная Тамара, которая из любви к мужу погребла себя в четырех стенах». Знаем мы эти фокусы!
-Попова (вспыхнув). Что? Как вы смеете говорить мне всё это?
-Смирнов. Вы погребли себя заживо, однако вот не позабыли напудриться!
-Попова. Да как вы смеете говорить со мною таким образом?
-Смирнов. Не кричите, пожалуйста, я вам не приказчик! Позвольте мне называть вещи настоящими их именами. Я не женщина и привык высказывать свое мнение прямо! Не извольте же кричать!
-Попова. Не я кричу, а вы кричите! Извольте оставить меня в покое!
-Смирнов. Заплатите мне деньги, и я уеду.
-Попова. Не дам я вам денег!
-Смирнов. Нет-с, дадите!
-Попова. Вот на зло же вам, ни копейки не получите!
-Смирнов. Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не люблю.
-Попова (задыхаясь от гнева). Вы сели?
-Смирнов. Сел.
-Попова. Прошу вас уйти!
-Смирнов. Отдайте деньги... (В сторону.) Ах, как я зол! Как я зол!
-Попова. Я не желаю разговаривать с нахалами! Извольте убираться вон!
(Пауза) Вы не уйдете? Нет? -Смирнов. Нет. -Попова. Нет? -Смирнов. Нет! -Попова. Хорошо же! (Звонит.)
V
-Попова. Лука, выведи этого господина! -Лука (Смирнову). Сударь, извольте уходить, когда велят! Нечего тут... -Смирнов (вскакивая). Молчать! С кем ты разговариваешь? Я из тебя салат сделаю! -Лука (хватается за сердце). Батюшки!.. Угодники!.. (Падает в кресло.) Ох, Дурно, Дурно! Дух захватило! -Попова. Извольте убираться вон! -Смирнов. Не угодно ли вам быть повежливее? -Попова (сжимая кулаки и топая ногами). Вы мужик! Грубый медведь! Бурбон! Монстр! -Смирнов. Как? Что вы сказали? -Попова. Я сказала, что вы медведь, монстр! -Смирнов (наступая). Позвольте, какое же вы имеете право оскорблять меня? -Попова. Да, оскорбляю... ну, так что же? Вы думаете, я вас боюсь? -Смирнов. А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру! -Лука. Батюшки!.. Угодники!.. Воды! -Смирнов. Стреляться! -Попова. Если у вас здоровые кулаки и бычье горло, то, думаете, я боюсь вас? А? Бурбон вы этакий! -Смирнов. К барьеру! Я никому не позволю оскорблять себя и не посмотрю на то, что вы женщина, слабое создание! -Попова (стараясь перекричать). Медведь! Медведь! Медведь! -Смирнов. К барьеру! -Попова. Стреляться хотите? Извольте!
-Смирнов. Сию минуту!
-Попова. Сию минуту! После мужа остались пистолеты... Я сейчас принесу их сюда... (Торопливо идет и возвращается.) С каким наслаждением я влеплю пулю в ваш медный лоб! Чёрт вас возьми! (Уходит.)
-Смирнов.Стреляться, вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Я подстрелю её из принципа, подстрелю, как цыпленка! Но какова женщина? (Дразнит) «Чёрт вас возьми... влеплю пулю в медный лоб...» Какова? Раскраснелась, глаза блестят... Вызов приняла! Честное слово, первый раз в жизни такую вижу...
-Лука. Батюшка, уйди!
-Смирнов. (приобняв Луку) Это - женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!
-Лука (плачет). Батюшка... родимый, уйди!
-Смирнов. Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить... и злость прошла... Удивительная женщина!
VI
-Попова (входит с пистолетами). Вот они, пистолеты... Но, прежде чем будем драться, вы извольте показать мне, как нужно стрелять... Я ни разу в жизни не держала в руках пистолета.
-Лука. Спаси, господи, и помилуй... Пойду садовника и кучера поищу... Откуда эта напасть взялась на нашу голову... (Уходит)
-Смирнов (осматривая пистолеты). Видите ли, существует несколько сортов пистолетов... Есть специально дуэльные пистолеты Мортимера, капсюльные. А это у вас револьверы системы Смит и Вессон, тройного действия с экстрактором, центрального боя... Прекрасные пистолеты!.. Цена таким минимум 90 рублей за пару... Держать револьвер нужно так... (В сторону.) Глаза, глаза! Зажигательная женщина!
-Попова. Так?
-Смирнов. Да, так... Засим вы поднимаете курок... вот так прицеливаетесь... Голову немножко назад! Вытяните руку, как следует... Вот так... Потом вот этим пальцем надавливаете эту штучку - и больше ничего... Только главное правило: не горячиться и прицеливаться не спеша... Стараться, чтоб не дрогнула рука.
-Попова. Хорошо... В комнатах стреляться неудобно, пойдемте в сад.
-Смирнов. Пойдемте. Только предупреждаю, что я выстрелю в воздух.
-Попова. Этого еще недоставало! Почему?
-Смирнов. Потому что... потому что... Это мое дело, почему!
-Попова. Нет, сударь, вы не виляйте! Извольте идти за мною! Я не успокоюсь, пока не пробью вашего лба... вот этого лба, который я так ненавижу! А-а-а-а! Вы струсили? Струсили?
-Смирнов. Да, струсил.
-Попова. Лжете! Почему вы не хотите драться?
-Смирнов. Потому что... потому что вы... мне нравитесь.
-Попова (злой смех). Я ему нравлюсь! Он смеет говорить, что я ему нравлюсь! (Указывает на дверь.) Можете!
-Смирнов (молча кладет револьвер, берет фуражку и идет; около двери останавливается, полминуты оба молча глядят друг на друга; затем он говорит, нерешительно подходя к Поповой). Послушайте... Вы всё еще сердитесь?.. Я тоже чертовски взбешен, но, понимаете ли... как бы этак выразиться... Дело в том, что, видите ли, такого рода история, собственно говоря (Кричит) Ну, да разве я виноват, что вы мне нравитесь? Вы мне нравитесь! Понимаете? Я... я почти влюблен!
-Попова. Отойдите от меня - я вас ненавижу!
-Смирнов. Боже, какая женщина! Никогда в жизни не видал ничего подобного! Пропал! Погиб! Попал в мышеловку, как мышь!
-Попова. Отойдите прочь, а то буду стрелять!
-Смирнов. Стреляйте! Вы не можете понять, какое счастие умереть под взглядами этих чудных глаз, умереть от револьвера, который держит эта маленькая бархатная ручка... Я с ума сошел! Думайте и решайте сейчас, потому что если я выйду отсюда, то уж мы больше никогда не увидимся! Решайте... Я дворянин, порядочный человек, имею десять тысяч годового дохода... попадаю пулей в подброшенную копейку... имею отличных лошадей... Хотите быть моею женой? -Попова (возмущенная, потрясает револьвером). Стреляться! К барьеру!
-Смирнов. Сошел с ума... Ничего не понимаю... (Кричит.) Человек, воды!
-Попова (кричит). К барьеру!
-Смирнов. Сошел с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает её за руку, она вскрикивает от боли.) Я люблю вас! (Становится на колени.) Люблю, как никогда не любил! Двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня, но, ни одну из них я не любил так как вас... Разлимонился, рассиропился, раскис... стою на коленях, как дурак, и предлагаю руку... Стыд, срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок, и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов! Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! (Встает и быстро идет к двери)
-Попова. Постойте...
-Смирнов (останавливается). Ну?
-Попова. Ничего, уходите... Впрочем, постойте... Нет, уходите, уходите! Я вас ненавижу! Или нет... Не уходите! Ах, если бы вы знали, как я зла, как я зла! (Бросает на стол револьвер.) Отекли пальцы от этой мерзости... (Рвёт от злости платок.) Что же вы стоите? Убирайтесь!
-Смирнов. Прощайте.
-Попова. Да, да, уходите!... (Кричит.) Куда же вы? Постойте... Ступайте, впрочем. Ах, как я зла! Не подходите, не подходите!
-Смирнов (подходя к ней). Как я на себя зол! Влюбился, как гимназист, стоял на коленях... Даже мороз по коже дерет... (Грубо.) Я люблю вас! Очень мне нужно было влюбляться в вас! Завтра проценты платить, сенокос начался, а тут вы... (Берет ее за талию) Никогда этого не прощу себе...
-Попова. Отойдите прочь! Прочь руки! Я вас... ненавижу! К ба-барьеру!
(Продолжительный поцелуй)
VII Те же, Лука с топором, садовник с граблями, кучер с вилами.
-Лука (увидев целующуюся парочку). Батюшки! (Пауза)
-Попова (опустив глаза). Лука, скажешь там, на конюшне, чтобы сегодня Тоби вовсе не давали овса.
Занавес