10 августа 1946
1. Приятно отдыхать на небольшом плато. Но мудро спуститься в долину пока есть дневной свет, потому что под густыми деревьями, покрывающими гору, стемнеет очень быстро.
Иисус встал первым и пошел освежить лицо, руки и стопы в ручейке, бегущем от источника. Затем Он позвал Своих апостолов, спящих на траве, и сказал им, чтобы они были готовы отправиться в путь. И пока они один за другим омывались в прохладном ручье и наполняли свои фляги, Он идет к краю лужайки, ожидая их у двух вековых деревьев, ограничивающих ее восточную сторону, и смотрит на далекий горизонт.
Первым к Нему присоединяется Филипп, и, глядя в том же направлении, что и Учитель, говорит Ему: «Этот вид красив! Ты восхищаешься им…»
«Да, но Я смотрел не только на его красоту».
«На что же, тогда? Быть может, ты думал о том времени, когда Израиль станет великим, об этих местах за Ливаном и Оронтом, которые на протяжении веков досаждают и огорчают нас, потому что сердце власти, угнетающей нас посредством своего посла, находится там? Пророчества о них сделанные несколькими пророками действительно ужасны: «Я разобью Ассирию в Моей стране, Я сокрушу ее на Моих горах… Это рука, протянутая против всех народов… И кто сможет противостоять ей?... Дамаск перестанет быть городом, он станет грудой развалин… Такова будет участь наших грабителей”[1]. Исайя говорит это! А Иеремия говорит: “Я зажгу огонь в стенах Дамаска, и он истребит чертоги Венадада”.[2] И это случится, когда Царь Израиля, Обещанный, возьмет Свой скипетр, и Бог простит Свой народ, послав им Царя Мессию… О! Езекииль говорит так: “Горы Израилевы, вы распустите ветви ваши и будете приносить плоды ваши народу Моему Израилю, который скоро возвратится[3]… Я приведу Мой народ к вам, и вы станете их собственным владением[4]… И никогда вновь не позволю Я тебе слышать поругания от народов…”[5] И псалмы, спетые Ефамом Езрахитом: “Я поставил Давида, раба Моего, святым елеем Моим помазал его. Рука Моя поможет ему… Враг его не превозможет его… Моим именем возвысится рог его… Он прострет руку свою над морем и правую руку свою над реками… И сделаю его первенцем, превыше царей земли”[6]. И Соломон поет: “Он пребудет, доколе пребудут солнце и луна… И империя Его будет от моря и до моря, и от реки до концов земли…И поклонятся Ему все цари земные… Все цари земные окажут Ему почтение, все народы будут служить Ему…”[7] Ты Мессия, потому что признаки духа и плоти пребывают в Тебе, все признаки данные пророками. Аллилуйа Тебе, Сын Давидов, Царь Мессия, святой Царь!»
«Аллилуйа!» - восклицаю хором остальные, присоединившиеся к Иисусу и Филиппу и услышавшие последние слова. И аллилуйя отзывается эхом в ущельях и холмах…
2. Иисус очень печально смотрит на них … Он отвечает: «Но разве вы не помните, что говорит Давид о Христе, и что говорит о Нем Исайя… Вы берете сладкий мед и пьянящее вино пророков… но не принимаете во внимание, что для того, чтобы быть Царем царей Сыну человеческому предстоит испить желчи и уксуса и облечься в пурпур Своей собственной Крови… Но в том, что вы не понимаете, нет вашей вины… Ваша ошибка в понимании проистекает из вашей любви. Я хотел бы от вас другой любви. Но в настоящее время вы на нее неспособны… Века греха противостоят людям, препятствуя им видеть Свет. Но Свет разрушит стены и войдет в вас… Пойдем».
Они возвращаются на козью тропу, с которой сошли, чтобы взобраться на удаленное от нее плато, и быстро спускаются в долину. Апостолы вполголоса переговариваются друг с другом…
Затем Филипп бежит вперед, догоняет Учителя и спрашивает: «Я огорчил Тебя, Господь? Я не хотел этого. Ты сердишься на меня?
«Нет, Филипп, Я не сержусь. Но Я бы хотел, чтобы вы, наконец, поняли».
«Ты смотрел туда с таким страстным желанием…»
«Потому что Я думал о том, в сколь многих местах Я еще не был… И не побываю… Потому что Мое время истекает… Как коротко время человека! И как медлителен человек в своих действиях!... Как сильно чувствует дух такие земные ограничения!... Но… Отец, да исполнится воля Твоя!»
«Но Ты покрыл все территории древних колен, мой Учитель. Ты хотя бы однажды освятил их, так что можно сказать, что Ты собрал в Своих руках все двенадцать колен…»
«Это верно. Но, впоследствии, вы сделаете то, что Мне не позволяет сделать время».
«Поскольку Ты можешь останавливать реки и усмирять бушующие моря, не мог бы Ты замедлить время?»
«Мог бы. Но Отец на Небесах, Сын на Земле, Любовь на Небесах и на Земле жаждут завершить Прощение…» - и Иисус погружается в глубокое размышление, уважая которое Филипп оставляет Его в одиночестве и присоединяется к своим товарищам, которым передает содержание своей беседы.
3. … До долины теперь рукой подать и уже видна дорога, настоящая магистральная дорога, ведущая с юга на запад, изгибаясь только у подножия горы вдоль ее основания. Затем она вновь прямо устремляется к красивому селению, утопающему в зелени у небольшой речки, ложе которой покрыто камнями, с немногими оставшимися тут и там камышами, особенно посередине, где течение слабое. Это просто крошечный ручей, упорно текущий к морю.
Все собрались вместе, прежде чем выйти на главную дорогу, и прошли по ней всего несколько метров, когда к ним подошли два человека, приветственно маша руками.
«Два ученика раввина, и один из них левит. Чего они хотят?» - спрашивают апостолы друг у друга, совершенно не радуясь встрече. Я не знаю, как они смогли заключить, что эти двое являются учениками и что один из них левит. Я еще не поняла значения кисточек и бахромы и других секретов одежды израильтян.
Когда Иисус был примерно в двух метрах от этих двух мужчин, и когда была исключена всякая возможность ошибки (в том, кому предназначаются приветствия), так как дорога теперь свободна от путников, спешащих к деревне пешком или верхом, Он возвращает им их повторные приветствия и останавливается в ожидании.
«Мир Тебе, Ребе», - говорит левит, который прежде просто низко кланялся.
«Мир тебе. И тебе», - говорит Иисус, адресуясь другому.
«Ты Ребе, которого зовут Иисус?»
«Это Я».
«В город пришла женщина перед шестым часом и сказала, что говорила на дороге с раввином более великим, чем Гамалиил, потому что наряду с мудростью Он также добр. Эта новость достигла нас и наши учителя отложили наше отбытие в Иерусалим и послали всех учеников искать Тебя: по два на каждую дорогу идущую вниз от Гискалы, до дорог на равнине. Во имя их и через нас они говорят Тебе: “Приди в город, потому что мы хотим посоветоваться с Тобой”».
«О чем?»
«Чтобы узнать Твое мнение о происшествии, которое произошло в Гискале, и последствия которого все еще продолжаются».
«Разве у вас в Израиле нет великих ученых, чтобы спросить у них о их мнении? Зачем обращаться к неизвестному Ребе?»
«Если Ты Тот, о Ком говорят эти раввины, то Ты не неизвестен. Разве Ты не Иисус из Назарета?»
«Это Я».
«Твоя мудрость известна этим раввинам».
«А их горькая ненависть ко Мне известна Мне».
«Не всех их, Учитель. Величайшие и праведные не ненавидят Тебя».
«Я знаю. Но они тоже не любят Меня. Они изучают Меня. Но ребе Гамалиил в Гискале?»
«Нет. Он уже уехал, чтобы быть в Сепфорисе до Субботы. Он уехал сразу после того, как высказал свое суждение».
Так зачем же вы искали Меня? Мне тоже нужно соблюдать Субботу и Мне просто нужно достичь того места вовремя. Не задерживай Меня больше».
«Ты боишься, Учитель?»
«Я не боюсь, потому что знаю, что до сих пор никакой власти не было дано Моим врагам. Но Я оставляю радость суждения мудрым людям».
«Что Ты имеешь в виду?»
«Что Я не судья. Я прощаю».
«Ты можешь судить лучше, чем кто-либо другой. Гамалиил сказал это. Он сказал: “Только Иисус из Назарета мог бы рассудить по справедливости в данном случае”».
«Хорошо. Но вы уже приняли решение. И дело уже не может быть исправлено. Мое мнение состояло бы в том, чтобы утихомирить страсти, прежде чем наносить удар. Если там была вина заслуживающего порицания человека, то он мог бы покаяться и искупить свою вину. Если же вины не было, то не было бы и наказания, которое, по мнению некоторых людей, в глазах Божьих есть не что иное, как умышленное убийство».
«Учитель! Но как Ты узнал? Женщина клялась, что Ты говорил с ней только о ее вопросе… и… Ты знаешь… Итак, Ты действительно пророк?»
«Я есть Тот, Кто Я есть. До свидания. Мир тебе. Солнце клонится к западу», -и Он поворачивается и идет к деревне.
«Ты правильно поступил, Учитель! Они, определенно, лгут, что ждут Тебя!» Апостолы единодушно поддерживают Учителя.
4. Но восхваления и аргументация внезапно обрываются двумя вышеупомянутыми учениками, которые вновь настигают их и умоляют Иисуса подняться в Гискалу.
«Нет. Закат застанет Меня на пути. Скажите тем, кто послал вас, что Я исполняю требования Закона, если его соблюдение не наносит ущерба исполнению заповедей, которые более важны, чем требования Субботы, потому что это заповеди любви».
«Учитель, Учитель, мы умоляем Тебя. Это именно случай любви и справедливости. Пойдем с нами, Учитель».
«Я не могу. И вы тоже не сможете вернуться вовремя».
«У нас есть разрешение поступить так в этом случае».
«Что? Они упрекали Меня, если Я исцелял больного человека и прощал его в Субботу, а вам позволено пренебречь Субботой ради бесполезной дискуссии? Быть может, в Израиле две меры? Идите! Идите и позвольте Мне уйти».
«Учитель, Ты пророк и поэтому Ты знаешь. Я верю этому, и этот человек тоже верит. Почему же Ты отвергаешь нас?»
«Потому!...» - Иисус пристально смотрит на них и останавливается. Его суровые глаза, пронзающие и проникающие за покровы тела, чтобы читать в их сердцах, властно исследуют двух людей, стоящих перед Ним. И затем Его глаза, столь непереносимые в суровости, столь мягкие в любви, изменяются, принимая такое любящее и милостивое выражение, что если до этого сердце трепетало от страха под их могущественным взглядом, то теперь оно трепещет от эмоций в присутствии обнадеживающей любви Христа. «Потому!» - повторяет Он… «Не Я, но люди отвергают Сына человеческого, и Он должен не доверять Своим братьям. Но тем, у кого в сердце нет злобы, Я говорю: “Приди” и говорю также: «Люби Меня» тем, кто ненавидит Меня…»
«Итак, Учитель…»
«Итак, Я иду в эту деревню, чтобы провести в ней Субботу».
«Хотя бы подожди ради нас».
«Я уйду на закате Субботы. Я не могу ждать».
Двое мужчин смотрят друг на друга, совещаются, отойдя в сторону. Затем тот из них, у кого более открытое лицо, все это время говоривший с Иисусом, бежит обратно. «Учитель, я остаюсь с Тобой до окончания субботы».
Петр, стоящий рядом с Иисусом, дергает Его за тунику, вынуждая Его обернуться к себе, и шепчет: «Нет. Шпион». Иуда Фаддей стоящий за своим двоюродным Братом, говорит тихим голосом: «Не доверяй ему». Нафанаил, шедший впереди с Симоном и Филиппом, оборачивается, и его суровый взгляд означает: «Нет». Даже двое самых доверчивых, Андрей и Иоанн, качают своими головами из-за спин надоедливых просителей.
Но Иисус не обращает внимания на их подозрения и страхи и кратко отвечает: «Останься», и остальные вынуждены подчиниться.
Молодой человек сейчас так рад, что чувствует себя как дома. Он чувствует, что должен назвать свое имя, кто он, почему он в Палестине, хотя был рожден в диаспоре, что он был посвящен Богу от самого рождения, потому что он был «утешением своих родителей», которые, благодарные Господу за то, что заимели его, доверили его родственникам в Иерусалиме, чтобы он мог быть при Храме. Он был в Храме, пока служил Дому Господа, что затем он встретил Гамалиила и стал его усердным и любимым учеником. «Меня назвали Иосифом, потому что подобно древнему Иосифу я избавил свою мать от печали о ее бесплодии. Но моя мать всегда говорила “мое утешение”, когда кормила меня, так что для всех я стал Варнавой. Великий Ребе тоже зовет меня так, потому что он находит утешение в своих лучших учениках».
«Будь таким, чтобы и Бог мог сказать это о тебе, и, прежде всего, чтобы Он мог назвать тебя так», - говорит Иисус.
5. Они входят в село.
«Ты знаком с этим местом?» - спрашивает Иисус.
«Нет, я никогда здесь не был. Я в первый раз прихожу сюда, в Неффалим. Ребе отправил меня сюда вместе с другими людьми, потому что я один, у меня нет родственников…»
«Бог твой Друг?»
«Я надеюсь, что это так. Я стараюсь служить Ему как можно лучше».
«Тогда ты не один. Грешник одинок».
«Я тоже могу согрешить».
«Так как ты являешься учеником великого ребе, тебе, конечно, известны условия, при которых действие становится греховным».
«Все, Господь, является грехом. Человек грешит непрерывно, потому что заповеди более многочисленны, чем число мгновений в дне. И размышление и обстоятельства не всегда помогают нам избегнуть греха».
«Это верно, что обстоятельства наиболее часто вводят нас во грех. Но есть ли у тебя ясное представление о главном атрибуте Бога?»
«Справедливость».
«Нет».
«Власть».
«И не это».
«… Суровость».
«Менее всего».
«И все же это было так на Синае и даже позже…»
«Всевышнего видели тогда посреди сверканий, которые окружали лик Отца и Создателя ужасными ореолами. Тебе действительно не известен истинный лик Божий. Если бы ты знал Его в Его духе, ты бы знал, что главным атрибутом Бога является Любовь, и притом милосердная Любовь».
«Я знаю, что Всевышний любит нас. Мы избранный народ. Но служить Ему страшно!»
«Если ты знаешь, Что Бог есть Любовь, то как можешь ты говорить, что Он страшен?»
«Потому что, согрешая, мы теряем Его любовь».
«Я уже спрашивал у тебя, знаешь ли ты условия, при которых действие становится грехом».
«Если это действие не соответствующее шестисот тринадцати заповедям, или традициям, решениям, обычаям, благословениям и молитвам, наряду с десятью заповедями Закона, или оно не соответствует учению книжников, тогда оно является грехом».
«Даже если человек совершает его не с полной осознанностью и совершенным согласием воли?»
«Да, даже в этом случае. Потому что кто может сказать: “Я не согрешаю”? Кто может надеяться на то, что обретет мир в Аврааме после смерти?»
«Совершен ли дух человека?»
«Нет, потому что Адам согрешил, и мы несем в себе этот недостаток. От этого мы стали слабыми. Человек лишился Милости Господней, единственной силы поддерживающей нас…»
«Знает ли об этом Господь?»
«Он знает все».
6. «Итак, ты думаешь, что Он немилосерден, если мы примем во внимание то, из-за чего человек стал слабым. Ты думаешь, что Он взыскивает с караемых потомков то, что Он должен был бы взыскать с первого Адама? Вот где лежит различие, которое ты не принимаешь во внимание. Бог справедлив, Я согласен. Он есть Власть, Я согласен. Он может также быть Суровостью для нераскаянных грешников, которые упорствуют в своем грехе. Но когда Он видит, что один из Его детей, - все люди являются детьми на Земле, пребывание на которой для духа является одним часом вечности, они становятся взрослыми во время духовного испытании своего вечного совершеннолетия в момент принятия индивидуального решения суда, - когда Он видит, что один из Его детей ошибается, потому что он рассеян, или медлителен в различении, или не очень хорошо образован, или потому что он очень слаб в одном или нескольких отношениях, неужели ты думаешь, что Всесвятой Отец может судить его с непреклонной суровостью? Ты сам сказал, что человек утратил Милость, силу противостоять Искушению и побуждениям. И Бог знает об этом. И не следует бояться Бога и избегать Его, как поступил Адам после своего согрешения. Только человеку следует помнить, что Он есть Любовь. Его лик сияет на человека не для того, чтобы испепелить его, но для того, чтобы утешить его, подобно тому, как солнце утешает своими лучами. Любовь, а не Суровость, излучаются от Бога: солнечные зайчики, а не вспышки молний. Во всяком случае… Что возлагает Любовь по Своей собственной воле? Непереносимое бремя? Кодексы с бесчисленными главами, которые легко забыть? Нет. Только десять заповедей, чтобы обуздать как жеребенка животного человека, который без узды терзается и гибнет. Но когда человек спасен, когда ему возвращается Благодать, когда устанавливается Царство Божие, то есть Царство любви, детям Божьим и подданным Царя будет дана только одна заповедь, которая заключает в себе все: “Возлюби Бога твоего всем своим существом и ближнего твоего как самого себя”. Потому что, поверь, о человек, что Бог-Любовь может только облегчить ярмо и сделать его приятным, и любовь сделает приятным служение Богу, когда Он больше не пугает, а любим. Только любим, любим Сам и любим в наших братьях. Каким простым будет последний Закон! Таким же простым как Бог, Который совершен в своей простоте. Послушай: возлюби Бога всем своим существом, возлюби брата своего как самого себя. Подумай. Разве бремя шестисот тринадцати заповедей и всех молитв и благословений уже не содержатся в этих двух предложениях, освобожденные от всех недостатков, которые являются не религией, а рабством по отношению к Богу? Если ты любишь Бога, ты будешь, конечно, почитать Его в каждый час дня. Если ты любишь своего ближнего, ты не станешь делать чего-нибудь, что может опечалить его. Ты не будешь лгать, воровать, убивать или ранить, не будешь прелюбодействовать. Разве не так?»
«Так… Праведный Учитель, я бы хотел остаться с Тобой. Но Гамалиил уже потерял своих лучших учеников, перешедших к Тебе… я…»
«Еще не наступил час твоего прихода ко Мне. Когда он придет, об этом тебе скажет сам твой учитель, потому что он праведник».
«Он праведник, не так ли? Ты признаешь это?»
«Я говорю это, потому что это истина. Я не из тех, кто сбивает людей с ног, чтобы подняться над теми, кто был повержен. Я признаю права всех… Но нас зовут… Они, должно быть, нашли для нас жилье. Пойдем…»
[1] Ис. 17. 1,14
[2] Иер. 49. 27
[3] Иез. 36. 8
[4] Иез. 36.12
[5] Иез. 36. 15
[6] Пс.88. 21-28
[7] Пс. 71. 8-11