13 мая 1946
1. Суббота день покоя. Это уже известно. И люди отдыхают, а их инструменты накрываются или аккуратно кладутся на свои места.
Сейчас, когда красный закат солнечной пятницы почти закончился, Мария, сидевшая за Своим малым ткацким станком в тени огромной яблони, встает, накрывает его, и с помощью Фомы относит его обратно на его место в доме. Она просит Аурею, - сидевшую на маленьком стуле у Ее ног и ушивавшую еще неумелой рукой платья, которые дали ей ее благодетельницы-римлянки, и которые Мария подогнала к ее фигуре, - аккуратно сложить свою работу и положить на полку в своей маленькой комнате. И пока Аурея делает это, Мать вместе с Фомой входит в мастерскую, где Иисус с Зелотом кладут в ряд пилы, рубанки, отвертки, молотки, банки с краской и клеем, сметают опилки и стружки со скамей и подметают пол. Из всей работы, сделанной до сих пор, остались только две маленькие деревянные планки в углу, зажатые в тиски, чтобы высох клей, соединяющий их (это, возможно, часть будущего выдвижного ящика), наполовину окрашенный табурет да еще сильный запах свежей краски.
Аурея тоже входит в мастерскую и наклоняется над произведениями граверного резца Фомы, которые она рассматривает с восхищением, и спрашивает с некоторым любопытством и инстинктивным кокетством, для чего они и не подошли бы они ей.
«Они бы прекрасно подошли тебе, но тебе более к лицу быть добродетельной. Эти украшения украшают только тело, но духу они ни к чему. Нет, если они питают кокетство, то тогда они вредны для духа».
«Тогда почему ты их сделал?» - спрашивает логичная девочка. «Ты хочешь навредить духу?»
Добросердечный Фома улыбается ее замечанию и говорит: «Излишества вредны, если дух слаб. Но если дух силен, то украшение остается именно тем, чем оно является: брошью, удерживающей одежду на месте».
«Для кого ты делаешь это? Для твоей невесты?»
«У меня нет невесты, и никогда ее не будет».
«Значит, для твоей сестры».
«Их у нее больше, чем ей нужно».
«Значит, для твоей матери».
«Бедная старая душа! Что бы она делала с этим?»
«Но это для женщины…»
«Да, но это не ты».
«О! Я бы даже не подумала об этом… Но сейчас, когда ты сказал, что эти вещи вредны для духа, я бы не хотела их иметь. И уберу бахрому со своих платьев. Я не хочу причинять какого-либо вреда тому, что принадлежит моему Спасителю!»
«Умница, девочка! Видишь, благодаря твоей доброй воле ты сделала работу лучшую, чем моя».
«О! Ты так говоришь, потому что ты добрый!..»
«Я говорю это, потому что это правда. 2. Посмотри: я беру этот кусок серебра и превращаю его в тонкие пластинки, так как они мне нужны, затем инструментом, или, вернее, многими инструментами, я сгибаю их таким образом. Но мне нужно еще сделать самую важную работу: соединить все части вместе естественным образом. Теперь только эти два крошечных листочка, соединенные с их маленьким цветком, завершены», - Фома большим пальцем поднимает красивый стебель лилии долин[1], соединенный с листьями, совершенными имитациями живых листьев. Безделушка, сверкающая блеском чистого серебра, поднятая сильными темными пальцами ювелира. Впечатляет.
«О! Восхитительно! Их было много на острове и нам позволялось срывать их перед рассветом. Потому что девочки блондинки никогда не должны были находиться на солнце, чтобы мы стоили дороже. Брюнеток, наоборот, вынуждали оставаться под солнцем, пока их не начинало мутить, чтобы они становились темнее. Они… Что вы говорите, когда кто-то продает что-то, называя эту вещь чем-то, тогда как это что-то другое?...»
«Кто знает!... Обман… мошенничество… Я не знаю».
«Понимаешь, они обманывали их, говоря, что они были арабками, или что они происходят с Верхнего Нила, оттуда, где он берет начало. Они продали одну девочку, сказав, что она происходит от Царицы Савской».
«Подумать только! Они обманывали не девочек, а покупателей. Так ты говоришь: они мошенничали. Ну и народ! Чудесный сюрприз для покупателя, когда он видел… как мнимая эфиоплянка начинала светлеть. Ты слышал это, Учитель? Сколько чего мы не знаем!..»
«Да, Я слышал. Но печальная сторона здесь не обман покупателей… а судьба девочек…»
«Верно. Души оскверненные навечно. Погибшие…»
«Нет. Бог всегда может вмешаться…»
«Он сделал это ради меня. Ты спас меня!..» - говорит Аурея, обратив свои ясные спокойные глаза к Господу. И она заключает: «И я так счастлива!» Так как она не может пойти и обнять Иисуса, то она сжимает Марию одной рукой, склоняя свою светловолосую голову на плечо Девы жестом доверительной любви. Две светловолосые головы выделяются своими различными тенями на фоне темной стены. В высшей степени благородная пара.
Но Марии нужно позаботиться об ужине. Они вместе выходят из комнаты.
3. Могу я войти?» - говорит несколько хриплый голос Петра за дверью мастерской, выходящей на дорогу.
«Симон! Открой дверь!»
«Симон! Он не смог оставаться вдали!» - смеясь, восклицает Фома и бежит открывать.
«Симон! Этого следовало ожидать…» - говорит Зелот улыбаясь.
Но за дверью показалось не только лицо Петра. Тут все апостолы с озера, за исключением Варфоломея и Искариота. И к ним уже присоединились Иуда и Иаков Алфеевы.
«Мир вам! Но почему вы пришли в такую жару?»
«Потому что… мы больше не могли оставаться вдали. Уже две с половиной недели, Ты знаешь? Ты понимаешь? Мы не видели Тебя две с половиной недели!» - и кажется, что Петр говорит: «Двести лет! Невообразимо долго!»
«Но Я сказал вам, чтобы вы ждали Иуду на каждую Субботу».
«Да, но он не приходил в последние две субботы… и мы пришли сюда на третью. Нафанаил остался там, потому что он себя не очень хорошо чувствовал. И он встретит Иуду, если он придет туда… Но он не придет… Проходя через Тиверию по пути к нам, прежде чем пойти к Великому Ермону, Вениамин и Даниил сказали нам, что они видели его в Тиверии, и… Конечно. Я расскажу Тебе позже…» - говорит Петр, прервавшись, так как его брат дернул его за тунику.
«Хорошо. Ты Мне расскажешь… Но вы все стремились отдохнуть, а теперь, когда у вас появилась эта возможность, вы предпринимаете такой марш-бросок. Когда вы отправились в путь?»
«Вчера вечером. Озеро было как зеркало. Мы причалили у Тарихеи, избегая Тиверии… чтобы не встретиться с Иудой…»
«Почему?»
«Потому что, Учитель, мы хотели насладиться Твоим обществом в мире».
«Вы эгоистичны!»
«Нет. Он уже обрел свои радости… Хорошо! Я не знаю, кто дал ему так много денег, чтобы наслаждаться ими с… Да, я понял, Андрей. Но не дергай мою тунику так яростно. Ты же знаешь, что она у меня только одна. Ты хочешь, чтобы я вернулся обратно в лохмотьях?»
Андрей краснеет. Остальные смеются. Иисус улыбается.
«Ну. мы причалили у Тарихеи также потому, ну, не упрекай меня… Это могло быть из-за жары, из-за того, что я становлюсь грешником, когда я вдали от Тебя, это могла быть мысль о том, что он покинул Тебя, чтобы встретиться… Послушай, прекрати терзать мой рукав! Ты же видишь, что я во время останавливаюсь!.. Итак, Учитель, это могло быть по многим причинам… Я не хотел совершать греха, а если бы я увидел его, то я бы его совершил. Поэтому я пошел прямо к Тарихее. И на рассвете мы отправились в путь».
«Вы прошли через Кану?»
«Нет. Мы не хотели идти долгим кружным путем. Но это был, тем не менее, долгий путь. И рыба начала портиться. Мы отдали ее людям в доме, где приняли пристанище на несколько часов… жарких часов. И двинулись в путь после девятого часа, примерно в середине следующего часа… Это было подобно печи!...»
«Вы могли бы избавить себя от этих беспокойств. Я бы скоро пришел…»
«Когда?»
«Когда солнце вышло бы из Льва».
«И Ты думаешь, что мы могли бы так долго оставаться без Тебя? Мы не обратим внимания на тысячу таких жарких дней и придем, чтобы увидеть Тебя. Наш Учитель! Наш обожаемый Учитель!» - и Петр обнимает свое потерянное Сокровище.
«И тем не менее, когда мы вместе, вы ничего не делаете, кроме того, что жалуетесь на погоду, на дальность путешествий…»
«Потому что мы глупы. Потому что, когда мы вместе, мы в действительности не понимаем, чем Ты являешься для нас… Но здесь мы понимаем. Мы все уже разместились. Некоторые остановятся у Марии Алфеевой, некоторые у Симона Алфеева, некоторые у Ишмаэля, некоторые у Асера, а некоторые здесь, рядом, у Алфея. Мы сейчас отдохнем, а завтра вечером мы уйдем, и мы будем более счастливы».
4. В прошлую Субботу здесь с нами были Мирта и Наоми, они пришли, чтобы снова повидать девочку», - говорит Фома.
«Ты видишь, что все, кто может это сделать, приходят сюда!»
«Да, Петр. А что ты делал в течение этих дней?»
«Мы рыбачили… красили лодки… чинили сети… Марциан часто ходил на рыбалку со слугами, что уменьшило оскорбления моей тещи по адресу “лентяя, который позволяет своей жене умирать от голода после того, как привел к ней своего незаконного сына”. И все же Порфирии никогда не было так хорошо, как сейчас, когда у нее есть Марциан для ее сердца… и для всего остального. Три овцы превратились в пять, и скоро их станет больше… Это великая помощь для такой маленькой семьи, как наша! И Марциан рыбной ловлей возмещает то, чего я не делаю, за исключением редких случаев. Но у этой женщины язык гадюки, тогда как у ее дочери язык голубки… Но я вижу, что Ты тоже работал…»
«Да, Симон. Мы работали. Все мы. Мои братья в их доме, эти апостолы и Я – в Моем. Чтобы обрадовать наших матерей и позволить им отдохнуть».
«Хорошо, мы тоже работали», - говорят сыновья Зеведея.
«Моя жена и я работали у ульев и в винограднике», - говорит Филипп.
«А что у тебя, Матфей?»
«Мне некого радовать… поэтому я порадовал самого себя, записывая то, что хочу запомнить…»
«О! В таком случае мы расскажем тебе притчу о крашении. Я, очень неопытный маляр, был ее причиной…» - говорит Зелот.
«Но ты быстро научился этому ремеслу. Посмотрите, как гладко он выкрасил это сиденье!» - говорит Фаддей…
Они пребывают в совершенной гармонии. И Иисус, Который выглядит более спокойным с тех пор, как Он дома, светится радостью оттого, что Его дорогие апостолы с Ним.
5. Пришла Аурея и остановилась на пороге от неожиданности.
«О! Она здесь! Посмотрите, как она хорошо выглядит! В этих одеждах она выглядит как настоящая маленькая еврейка!»
Аурея краснеет и не знает, что сказать. Но Петр так дружелюбен и так по-отечески к ней относится, что она вскоре преодолевает смущение и говорит: «Я стремлюсь стать ею… и с помощью моего Учителя я надеюсь скоро стать ею… Учитель, я пойду сказать Твоей Матери, что эти люди здесь…» - и она быстро уходит.
«Она хорошая девочка», - констатирует Зелот.
«Да. Я бы хотел, чтобы она осталась с нами в Израиле. Варфоломей потерял хорошую возможность и много радости, отказавшись от нее…» - говорит Фома.
«Варфоломей очень почитает… формулы», - говорит Филипп, извиняя его.
«Это его единственный недостаток», - замечает Иисус.
Входит Мария…
«Мир Тебе, Мария», - говорят те, кто пришли из Капернаума.
«Мир вам… Я не знала, что вы здесь. Я сейчас же позабочусь об этом… А вы тем временем войдите…»
«Наша мать идет из нашего дома с какими-то припасами, и Саломия тоже собирается. Не беспокойся, Мария», - говорит Иаков Алфеев.
«Давайте выйдем в сад… Поднялся вечерний бриз и там сейчас приятно…» - говорит Иисус.
И они выходят в сад и садятся тут и там, по-братски беседуя, тогда как голуби воркуют, соперничая за последний корм, который Аурея разбрасывает на землю… Затем приходит пора поливки цветочных клумб и прекрасных овощей, столь полезных для людей. И апостолы с готовностью хотят сделать это, пока уже пришедшая Мария Алфеева, Аурея и Дева готовят пищу для гостей. И запах шипящей на огне пищи смешивается с запахом сырой земли, тогда как чириканье птиц, нахально соперничающих за лучшее место среди густых листьев над садом, смешивается с низкими или высокими голосами апостолов…
[1] Лилия долин – ландыш.