Несмотря на все проблемы, Диана старалась «сохранять лицо», чего не скажешь о принце Чарльзе. Он постоянно жаловался друзьям и знакомым, что не оставляет сомнений в угасании его чувства. В ноябре он открыто обратился к друзьям за помощью: «Мне часто кажется, что я в клетке, я бьюсь, не в силах вырваться, и жажду свободы. Как ужасна наша несовместимость, как разрушительны последствия поступков всех участников этой потрясающей драмы! Все это могло бы стать материалом для греческой трагедии… Боюсь, мне необходима ваша помощь, и стыжусь этого…»[233]
И помощь, конечно же, пришла. Друзья Чарльза встали на его сторону против «этой надоедливой девчонки», которая пыталась изгнать их из его жизни. Брэберны, Ромси, Палмер‑Томкинсоны и Николас Соме вновь появились в жизни принца. Паркер‑Боулзы очень своевременно переехали из Боулхайд‑Мэнора в Мидлвич‑хаус, то есть еще ближе к Хайгроуву. Даже официальный биограф не может отрицать, что Чарльз снова начал общаться с Камиллой по телефону и они стали встречаться в Хайгроуве. Эндрю Паркер‑Боулз получил новое назначение и всю неделю проводил в Лондоне.
Возможно, как пишет Димблби, именно Камилла Паркер‑Боулз помогла Чарльзу справиться с депрессией и ощущением безнадежности из‑за постоянного преследования журналистов: «В Камилле Паркер‑Боулз принц нашел теплоту, понимание и силу, которых он так жаждал, но не мог найти в другом человеке…»[234]К сожалению, возможно, что из‑за возобновления старого романа принц стал относиться к Диане менее внимательно, чем раньше. Чувство вины еще больше отталкивало его от жены.
Диана, которая давно подозревала, что муж вернулся к любовнице (не физически, но душой и сердцем), получила окончательное подтверждение воссоединения Чарльза и Камиллы. Они с Чарльзом проводили лето во дворце Маривент на Мальорке по приглашению короля и королевы Испании. У Дианы появился новый телохранитель, детектив Кен Уорф. Она была одна. «„Все ушли, принц отправился рисовать, а я не хочу выходить, – сказала она. – Думаю, вы должны кое‑что знать“. „Вы о чем?“ – спросил Уорф. „Вы же знаете о Камилле?“ „Я знал, – вспоминает Уорф, – потому что коллеги давно об этом говорили“, но ответил: „Понимаете, мадам, мне не хочется об этом говорить, это не мое дело“. А она сказала: „Может быть, и так, Кен, но у меня бывают перепады настроения, и вы должны понимать их причину. Это не связано с вами, все из‑за нее… Я не знаю, как жить… Это не началось снова – это никогда не прекращалось. На свадьбе я думала, что она – его давний друг, и надеялась, что все кончится…“ Я спросил: „А вы говорили об этом с мужем?“ „Он меня не слушает, – ответила она. – Пустая трата времени…“»[235]
Диана в очередной раз обиделась, и Чарльз раньше времени улетел в Балморал – единственное место, где он чувствовал себя защищенным от прессы и ее капризов.
В том же году Диана в отместку завела роман с Джеймсом Хьюиттом, с которым познакомилась летом. Отношения с Хьюиттом, по словам Уорфа, начались «в знак протеста против поведения Чарльза». К несчастью для Дианы, Чарльз узнал об этом (да и не мог не узнать, потому что полиция ничего не скрывала), но почувствовал глубокое облегчение, а вовсе не гнев.
Хьюитт родился в 1958 году в семье военных в Лондондерри, в Северной Ирландии. Он учился в Миллфилдской школе и Сандхёрсте, а затем поступил в службу телохранителей и дослужился до майора. Высокий, с густыми вьющимися рыжеватыми волосами и спортивной фигурой, Хьюитт обладал прекрасными манерами и мальчишеским обаянием, столь привлекательным для женщин. Он был воспитан и внимателен, прекрасно играл в поло и не раз был противником принца Чарльза, который выступал за военно‑морской флот. Они играли в Тидворте в 1981 году, и там Хьюитт впервые увидел Диану. Позже он вспоминал, что Диана плакала, ей казалось, что Чарльз не любит ее так, как любит его она. Вновь Хьюитт увидел Диану в Букингемском дворце в день свадьбы Йорков, когда он нес службу. Диана сидела на лестнице, сбросив туфли и жизнерадостно общаясь с кем‑то из персонала. Она оперлась подбородком о колено и перебирала пальцы на босой ноге. Хьюитт был глубоко тронут ее обаянием.
В придворный круг Хьюитта ввел сэр Мартин Гиллиат, личный секретарь королевы‑матери – как‑то раз он пригласил его к себе, – и вскоре Хьюитт и Диана встретились вновь. Его представили принцессе на вечеринке, устроенной фрейлиной Хейзел Уэст и ее мужем, подполковником Джорджем Уэстом, в их квартире в Сент‑Джеймсском дворце. Приглашение к Уэстам Хьюитта удивило: это была приватная вечеринка. Когда его спросили, не было ли это инициативой Дианы, он ответил: «Хейзел намекала на это. Я был совсем немного знаком с Хейзел и Джорджем, и они никогда не пригласили бы меня просто так»[236].
В разговоре с Уэстом Диана призналась, что боится лошадей после падения в детстве. Ей хотелось преодолеть свой страх и снова начать ездить верхом. В обязанности Хьюитта, как ей было известно, входил и надзор за конюшнями. Через несколько дней она ему позвонила и начала заниматься верховой ездой в казармах Найтсбридж, неподалеку от Кенсингтонского дворца. Диану сопровождала ее фрейлина, Хейзел Уэст. Она была единственной из фрейлин, которая могла ездить верхом. Кроме того, между ней и принцессой сложились дружеские отношения.
Позже Диана говорила Хьюитту, что придумала эти уроки, чтобы видеться с ним. Между ними с самого начала вспыхнула настоящая страсть. Когда Хьюитта спрашивали об отношениях с Дианой, он отвечал: «Я не понимал, что во мне привлекательного, но теперь ясно, что она увлеклась мной. У нее был очень напряженный график, но она его изменила, чтобы видеться со мной. Она по‑прежнему боялась лошадей и не получала удовольствия от верховой езды»[237].
Хьюитт был вполне во вкусе Дианы – она питала слабость к мужчинам в форме. Он не был интеллектуалом, и с ним она чувствовала себя вполне свободно. Анна Пастернак, которая написала биографию Хьюитта, говорила, что он «умел уважать и ценить женщин…» Первый роман у него завязался с женщиной на восемь лет старше, которая училась в школе верховой езды, принадлежавшей его матери. Хьюитт был опытным любовником, и Диана это чувствовала. Чарльз ее сексуально не удовлетворял, и она понимала, что мягкий, нежный Хьюитт – именно тот, кто ей нужен. Роман был рискованным. Они встречались в Кенсингтонском дворце, в Хайгроуве и в доме матери Хьюитта в Девоне.
В сексуальном отношении Диана была очень неопытной. Она признавалась Хьюитту, что до брака у нее были увлечения, но, по его словам, «она была куда более наивной», чем ее ровесницы. В ее отношениях с Чарльзом не было страсти – его избаловали опытные зрелые женщины вроде Кенги Трайон. Кроме того, он был давно влюблен в Камиллу Паркер‑Боулз. После разговоров с Дианой Хьюитт понял, что «Чарльз обожал Камиллу и хотел спать только с ней… Ему явно не хотелось ложиться в постель с Дианой, а она нуждалась в этом. Знаете, влюбленность проходит, человек больше не нравится, вам становится скучно. Думаю, он начал отвергать ее». Диана даже признавалась Хьюитту – и другим своим друзьям, – что Чарльз как‑то говорил о том, что он может быть геем. «Так он оправдывал себя перед ней».
Роман с супругой наследника престола осложнил отношения Хьюитта со старшими офицерами, но его трудно винить в этом. «Она была невероятно обаятельна, естественна, свежа и жизнерадостна и очень красива, – вспоминал он. – Между нами вспыхнула страсть – как ни печально это признавать!»[238]
Поначалу Диана пыталась скрыть свое отчаяние. «Получалось у нее очень хорошо, но постепенно я стал для нее плечом, на котором можно выплакаться. Диана привыкла делиться со мной своими тревогами и страхами. Она чувствовала себя ненужной, и это ее страшно мучило. Она старалась изображать счастье, таила в душе страдание, но временами оно вырывалось наружу… Мы разговаривали, и ей становилось легче»[239].
Тогда же зашел разговор о булимии. Хьюитт никогда об этом не слышал. Когда Диана призналась в своей болезни, он испытал отвращение. «Но я был готов обсуждать ее проблемы, – вспоминал он. – Она сказала: „Когда я с тобой, болезнь отступает“, объяснила мне причины заболевания, и я смог с этим смириться. Но для меня было настоящим шоком, что в моменты отчаяния ее тянет к холодильнику, она наедается до отвала, потом начинается рвота, и все повторяется сначала…»
Пока Диана была с Хьюиттом, приступов не случалось. «Я проводил вместе с ней сутки, а то и двое, и обязательно заметил бы. Но в остальное время это случалось снова – в Кенсингтонском дворце и в других местах. Ужасно! Поставьте себя на ее место… Попробуйте ощутить… Она худела, кожа обвисала…»[240]Когда булимия отступала, состояние заметно улучшалось, нормализовалось дыхание…
Хотя о романе Дианы стало известно, никто не попытался его прекратить. Чарльз и Диана к тому времени достигли соглашения: они стараются пореже видеться и не причинять друг другу неудобств. Диана «рассказывала, что каждую неделю они сверяют свои графики, чтобы она знала его дела, а он – ее»[241]. По словам Хьюитта, на физической близости настояла Диана. «Это может показаться странным, – писал он, – но у меня не было выбора».
Диана была очень слаба эмоционально и физически. Ее мучила булимия, она была страшно худой. «Поведение мужа глубоко оскорбляло ее, – вспоминал Хьюитт. – Так это было или нет, но она считала себя абсолютно одинокой во враждебном мире»[242]. Во дворце помочь ей могла только королева. «Ситуация настолько ухудшилась, что она набралась храбрости и попросила аудиенции у королевы, чтобы все ей объяснить. Диана рассказывала, что королева реагировала с теплотой и дружеским участием и пообещала облегчить положение принцессы. (И действительно пресс‑служба дворца обратилась к редакторам газет с просьбой ослабить нажим на Диану.) Но когда речь зашла о браке с Чарльзом, королева сказала, что ничего не может сделать. Вмешиваться в личную жизнь она считала неправильным»[243]. Позже Диана говорила, что королева ответила ей: «Не знаю, что вам делать. Чарльз безнадежен»[244].
Семейные проблемы пагубно сказывались на самооценке Дианы. С Хьюиттом она была счастлива. «Она приезжала и оставалась [в доме матери Хьюитта в Девоне]. Смеялась, улыбалась, была счастлива. В воскресенье вечером, когда наступало время уезжать, Диана мрачнела, но все остальное время в ее жизни были только смех, веселье и радость», – вспоминал Хьюитт[245]. С лета 1986 года до отъезда Хьюитта в Германию Диана была вполне здорова и счастлива. «Он подходил ей, – говорил один из помощников Дианы, работавший с ней в то время. – С ним она была счастлива»[246].
Умирающий брак
Что еще могут сделать со мной газеты?
Диана о преследовании журналистов, 1987
«В 1987 году Кенсингтонский дворец стал свидетелем умирания брака. Стены его услышали немало горьких слов», – пишет в мемуарах новый секретарь Дианы, Патрик Джефсон. Он сменил на этом посту Ричарда Эйларда, который перешел на работу к Чарльзу. С этого времени секретариат Дианы – «Команда „А“» – располагался в Сент‑Джеймсском дворце. Сотрудники поддерживали дружеские отношения с секретариатом Чарльза, который той весной тоже переехал из Букингемского дворца. Теперь работали сразу в трех дворцах – Букингемском, Сент‑Джеймсском и Кенсингтонском. Переезд секретариата Чарльза стал знаковым событием: принц решил продемонстрировать матери и ее придворным свою независимость. Этот шаг еще более усложнил и отношения между супругами.
Джефсон сразу понял, что брак принца переживает трудные времена. Главная задача приближенных заключалась в том, чтобы скрывать семейные разногласия от публики – во имя блага монархии и юных принцев. Самыми опасными, с точки зрения помощников, были совместные зарубежные поездки супругов – в это время британские и иностранные журналисты пристально изучали состояние королевского брака.
Диана заказала фотографу Теренсу Доновану свой портрет. На нем мы видим новую, решительную принцессу: короткая стрижка, блестящие волосы, вечернее платье с глубоким декольте… Но выражение лица Дианы печальное и настороженное. Фотография была сделана во время первой совместной поездки нового года – в феврале 1987 года Чарльз и Диана отправились в Португалию, где отмечалось шестисотлетие брака дочери Джона Гонта, Филиппы Ланкастер, с королем Португалии Жуаном I.
Пресса сразу же обратила внимание на то, что супруги поселились в разных спальнях великолепного дворца Келуш XVIII века близ Лиссабона. Основная задача визита заключалась в активизации англо‑португальской торговли, но прессе до этого не было дела. Диана пребывала в игривом настроении. Она явно хотела выйти на передний план и позлить принца Чарльза, откровенно флиртовала с президентом Португалии. «Вам не холодно?» – спросил президент Суареш, глядя на ее открытое вечернее платье. «Нет, но если я замерзну, надеюсь, вы предложите мне свой пиджак?» – с улыбкой ответила Диана. Когда они сидели рядом, Диана заметила белые подтяжки под смокингом президента. Она протянула руку и потянула за помочи: «Вы же социалист, не следует ли вам носить красные подтяжки?» На другой вечер президент и гости были на балете. «Какого цвета ваши подтяжки сегодня?» – улыбнулась Диана. Суареш распахнул пиджак… Во время визита стояла пасмурная, хмурая погода, и настроение принца было под стать.
Флиртуя на людях, Диана пыталась поддразнить Чарльза. Это было ее последнее оружие, которым она могла воспользоваться, не рискуя прилюдно навлечь на себя гнев принца. Многие говорят о том, что она боялась Чарльза. Среди них и Джефсон: «Я понял, что Диана испытывает к принцу не только любовь и привязанность, но еще и страх. Да, у нее тоже бывали вспышки гнева, но чаще всего она старалась без нужды его не провоцировать. Когда он злился на нее, на лице Дианы я часто замечал страх – она будто снова становилась маленькой девочкой, которую сурово отчитывают взрослые…»[247]
Во время отдыха в Клостерсе Диана вместе с Ферджи дурачилась перед фотографами. Журналисты щелкали затворами, а братья‑принцы, по словам одного из репортеров, «явно были недовольны». Принц Чарльз поспешил увести Диану. Даже в Daily Mail поведение Дианы назвали «недостойным». Без Чарльза Диана наслаждалась обществом молодых людей, с большинством из которых она была знакома через Ферджи. Среди них были Филипп Данн и Дэвид Уотерхаус. В Лондоне Уотерхаус стал партнером Дианы по бриджу (Чарльз не играл в эту игру).
Постепенно Диана заменяла старых школьных друзей людьми более изысканными. Ее подругами стали Джулия Сэмюэл, Кэтрин Соме (в то время она еще была замужем за Николасом Сомсом, они развелись в 1990 году) и Кейт Мензес. Диана заполняла свою жизнь людьми, которые были ей по душе. Когда Хьюитта спросили, скрывала ли Диана его существование от подруг, он ответил: «Они наверняка все знали, однажды мы были все вместе в опере… Впрочем, она старалась держать меня подальше от них»[248].
Хьюитт не принадлежал к лондонскому кругу Дианы, хотя постоянно присутствовал в ее жизни: они вместе проводили выходные в Девоне с его семьей. Диану сопровождал Кен Уорф. В Хайгроуве спутниками Дианы были ее преданная подруга Кэролайн Бартоломью и ее муж Уильям. Диана уже точно знала, что в Хайгроуве Чарльза навещает Камилла, которая даже играет роль хозяйки дома. По словам Хьюитта, эта сторона новой жизни пугала ее больше всего – Диана была в ужасе от того, что Камилла «становится хозяйкой дома, когда ее там нет».
То, что Чарльз и в личном, и в сексуальном плане отдает предпочтение Камилле, было очевидно. И Диана неизбежно бросалась за утешением и любовью к другим мужчинам. Она была очень осторожна, завязывала дружбу только с представителями собственного класса. Эти мужчины, по словам Кена Уорфа, «всегда были красивыми, хорошо образованными и из аристократических семейств… Они неплохо играли в бридж, ходили с ней в кино, приглашали на ужины в самые модные рестораны, умели часами вести светские беседы ни о чем – это была их профессия. Они знали, как доставить удовольствие принцессе – рискованно шутили и играли во взрослые игры»[249].
Диана флиртовала с Филиппом Данном, которого за сходство с Кларком Кентом прозвали Суперменом, и Дэвидом Уотерхаусом. Пронырливый репортер Джейсон Фрейзер расположился напротив дома Кейт Мензес в Южном Кенсингтоне, который Диана считала «безопасным». Принцесса провела там вечер в обществе Уотерхауса. Репортеру удалось сфотографировать Диану в дверях. (Кен Уорф схватил репортера за шиворот и заставил засветить пленку.)
Димблби называет Уотерхауса «частым гостем в Кенсингтонском дворце». Он приходил с собакой и проводил там долгие часы, что доказывает, что он был ближе всех к Диане из ее друзей‑мужчин. Вместе с Джулией Сэмюэл, Кэтрин Соме и Кейт Мензес они стали новым кругом Дианы, с ними она получила возможность вести более свободную жизнь. А для секса, романтики и обожания у нее был Хьюитт. Его присутствие и бескорыстная поддержка играли важную роль в повышении самооценки Дианы.
А тем временем Ферджи и Диана перестали быть близкими подругами. Теперь Диане уже не нравилось, когда американские журналисты называли Ферджи ее соперницей – не только в борьбе за симпатии королевской семьи, но и в мире моды. Летом в журнале Vanity Fair написали, что Ферджи похудела на двадцать восемь фунтов и заказала двадцать восемь костюмов у Ива Сен‑Лорана, затмив Диану, которая хранила верность британским модельерам. На скачках в Аскоте журналисты выбрали Сару «победительницей в модном конкурсе». 19 июля фотография Ферджи появилась на обложке Sunday Times Magazine с заголовком: «ПРЕВЗОШЛА САМУ ДИАНУ». Автор статьи сравнивал двух женщин, явно отдавая предпочтение Саре. Диану журналист называл «Красавица и Долг», тогда как Саре достался титул «Свобода и Веселье».
В том году газеты пестрели статьями о «потрясающей Ферджи»: Ферджи учится летать и позирует с двадцатью тремя миниатюрными макетами самолетов, приколотыми к прическе; Ферджи откровенно веселится в вечерней телевизионной программе. Чарльз категорически запретил Диане принимать участие в этом недостойном деле.
Во время визита в Португалию Диана явственно почувствовала, что журналистам более интересна Ферджи, чем она. В июле Сара вместе с Эндрю отправилась в Канаду, где имела шумный успех – особенно когда сфотографировалась в шляпе Дэви Крокетта и проплыла на каноэ. Не так давно журналисты критиковали Диану за походы на дискотеки, поп‑концерты и танцы с Филиппом Данном на свадьбе в Вустере. Им не нравились ее спутники – владелец ночного клуба Питер Стрингфеллоу, поп‑звезды Элтон Джон и Бой Джордж. Диану осуждали за то, что она предпочитает развлечения серьезным ужинам в обществе друзей и наставников своего мужа.
Печально, что Ферджи пользовалась большей популярностью и в королевской семье, главным образом у королевы. «Королева любила Ферджи, – вспоминает один из придворных. – Она принимала участие во всех затеях. Ферджи могла надеть ярко‑розовые брюки, но королеве все равно нравилась»[250]. Ферджи прекрасно вписалась в семью, где обожали отдых на природе. В отличие от Дианы, она прекрасно ездила верхом и любила лошадей. Она училась управлять экипажем – принц Филипп это просто обожал, поскольку больше играть в поло не мог.
В Букингемском дворце, когда Эндрю пять ночей в неделю проводил на службе, королева приглашала Ферджи к ужину. Слуги любили и уважали Диану, а Ферджи их шокировала своим абсолютно некоролевским поведением. Она могла напиться в пабе за королевским дворцом или устроить вечеринку с лакеями, на которой она сама и ее отец обменивались весьма рискованными подарками. На официальных ужинах могла вести себя неподобающим образом. Когда крестная говорила, что ей нужно вести себя при дворе поприличнее, она пожимала плечами и отвечала: «Я просто буду самой собой». К несчастью для Сары и королевской семьи, так оно и было. Сара слишком часто совершала необдуманные поступки.
«Я страшно ревновала, а она ревновала ко мне, – признавалась Диана. – …Ей действительно нравилось жить в этих местах [Балморале и Сандрингеме], мне же приходилось там бороться за выживание. Я не могла понять, почему ей все дается так легко, думала, что она станет такой, как я – опустит голову и будет вести себя скромно. Но получилось совершенно по‑другому. Сара очаровала всех в той семье и сделала это блестяще. Она буквально втоптала меня в грязь… В Шотландии она делала все, чего не могла я. Я думала: „Так не может долго продолжаться! У нее когда‑нибудь должны кончиться силы“. А на меня все смотрели и твердили: „Бедная Диана! Она такая тихая, вечно… пытается разобраться в себе, прирожденный интроверт“»[251].
Чарльз окончательно отдалился от Дианы, и ей становилось все труднее выдерживать его присутствие. Он всегда был одиночкой, теперь же искал в одиночестве избавления от семейной дисгармонии. В марте он на четыре дня уехал в пустыню Калахари вместе с Лоуренсом ван дер Постом. Затем три дня вел жизнь отшельника на Внешних Гебридах, заслужив жестокие нападки репортеров: «Опять один – странные поиски внутреннего удовлетворения».
Особое внимание королевский брак привлек к себе в октябре, когда журналисты делали ставки – сколько дней супруги проведут врозь. После совместной поездки на Мальорку Чарльз отправился в Италию, чтобы заняться живописью, а Диана вернулась в Англию. Все заметили, что шестую годовщину свадьбы супруги провели врозь – он был в Корнуолле, она – в Тидворте. После обычного посещения Балморала супруги соединились в Лондоне. 16 сентября они провожали Гарри в его первую школу. После этого Чарльз вернулся в Шотландию – супругов не видели вместе до 21 октября, когда они совершили краткую (шестичасовую) поездку в Уэльс, чтобы поддержать жертв наводнения в районе Кармартен. Принц и принцесса не обменялись и словом. Чарльз сразу же улетел в Шотландию, предоставив Диане возвращаться домой в одиночестве.
Для тех, кто был знаком с привычками принца, в его любви к тишине и покою Беркхолла не было ничего удивительного. Он привык к такому образу жизни и не собирался менять свои привычки, чтобы водить сына в школу или удовлетворять требования жены. «Принц всегда проводил это время года в Шотландии и не понимал, почему ему нужно отказаться от этой привычки, – говорит его помощник. – Когда Диана потребовала, чтобы они вернулись в Лондон, потому что начинается учебный год, Чарльз спросил, почему бы им не сходить в местную школу»[252].
В январе 1987 года обожаемая няня Уильяма, Барбара Варне, которая была рядом с ним четыре с половиной года, ушла «по взаимному согласию». Многие считали, что Диана ревнует сына к Барбаре. Последней каплей стало то, что бывшие работодатели Барбары, лорд и леди Гленконнер, пригласили ее на Мюстик (один из Гренадинских островов). Диана не возражала, но по возвращении няню ожидал холодный прием. Ходили слухи, что Диана считала, что няня «не должна ездить в такие места к таким людям» – другими словами, должна знать свое место. Барбара удивилась: «Что я сделала не так?» – не получила ответа и ушла. Выносить напряженную атмосферу было более невозможно. Уильям сохранил теплые воспоминания о няне. Он приглашал ее на свое восемнадцатилетие и на праздник в честь двадцать первого дня рождения.
Контраст между Чарльзом, который отдыхал и писал картины на берегу реки Ди, и Дианой, которая возила ребенка в школу, слишком бросался в глаза, потому газеты захлестнула волна враждебности и жестокости, какой не было раньше: «33 дня врозь», «Чарльз и Диана не разговаривают», «Займись починкой своего брака, Ди». Говорили, что Чарльза видели с Кенгой Трайон (выяснилось, что этот слух пустил пресловутый «шакал» Флит‑стрит Рокки Райан).
Медовый месяц с прессой закончился. Sun пришла в ярость, когда стало известно о словах Дианы: «Что еще газеты могут со мной сделать?» – и обрушилась на свою бывшую любимицу: «Sun может ответить ее восхитительности одним словом – ВСЁ! Газеты сделали ее одной из самых знаменитых женщин мира. Газеты окружили ее аурой блеска и романтики. Без них все семейство Виндзоров скоро станет скучным и никому не нужным, как семьи правителей Дании или Швеции. А когда это произойдет, люди начнут спрашивать, а зачем им вообще члены королевской семьи? В том числе и очаровательная принцесса Ди».
Слухи заставили репортеров выслеживать Чарльза в его убежище. По его словам, журналисты «запустили в газетах настоящий ураган лицемерия, цензуры… Целые караваны пронырливых фотографов и репортеров шныряли вокруг Балморала и выслеживали меня на озере Лох‑Мьюик…»[253]В том же письме Чарльз даже сочувствует Диане, за которой в Лондоне гоняются папарацци на мотоциклах.
Известный психолог считает, что популярная пресса страдала от двойного заблуждения. Во‑первых, журналисты считали себя создателями королевской пары и не могли смириться с тем, что их творение начинает вести себя незапланированным и непредвиденным образом. Во‑вторых, им казалось, что стоит лишь пожелать, и они смогут уничтожить свое порождение. «Казалось, что сделать это очень легко», – замечал психолог.
В статье «Странный поворот сказочного сюжета» Алан Русбриджер писал о том, как репортеры подначивают людей задавать королевской чете неприятные вопросы во время их поездок. Семейные проблемы принца Уэльского стали предметом обсуждения на американском и британском телевидении, но широкая публика продолжала надеяться, что все разногласия преодолимы, и не хотела верить слухам. В Букингемском дворце знали правду, но предпочитали скрывать ее как можно дольше.
Брак Дианы рушился, и она искала утешения в благотворительности. Особенно привлекали ее фонды, которые поддерживали детей, пожилых и страдающих людей. Она всегда умела находить общий язык с этими людьми. Особенно успешно Диана работала в детском благотворительном фонде «Барнардос», президентом которого стала в 1984 году. Кроме того, она работала с фондами помощи жертвам СПИДа и «Помощь пожилым людям».
«Диана великолепно умела общаться со всеми, – вспоминал один из членов попечительского совета фонда „Барнардос“ в 1988 году. – Она несла счастье… Ее магия была ощутима почти физически… Я никогда прежде не видел ничего подобного… Когда она набралась опыта, мы решили провести в Бирмингеме большую конференцию – слет всех волонтеров нашего фонда – тетушек в цветных платьях, которые работали в магазинах и собирали деньги. Это было важное событие… Люди не пошли обедать, потому что она приехала днем, вставали на стулья и тянулись, чтобы прикоснуться хотя бы к подолу ее платья. …К этому времени Диана уже набралась опыта, но атмосфера была настолько удивительной, что она, пораженная, не сдержала чувств и воскликнула: „Боже мой!“ После заседания она разговаривала с людьми. Я был рядом и видел их реакцию… У тех, к кому она подходила, буквально колени подкашивались… Они слабели и цеплялись друг за друга… Это какая‑то магия… настоящее чудо. Все, с кем она встречалась, сразу же подпадали под ее обаяние – и мужчины, и женщины… Она действовала абсолютно на всех – и на простых людей, и на тех, кто занимал высокое положение».
Диана была одинаково привлекательна и для подростков‑бунтарей, и для голливудских звезд. «Общаясь с детьми, она не сюсюкала, как многие, а приседала, чтобы их лица находились на одном уровне… Они спрашивали: „Ты – настоящая принцесса?“ Не хуже она общалась с подростками с безумными ирокезами на головах – блестяще справлялась и с этой задачей. Мы проводили конференцию, посвященную СПИДу. Она выступила с прекрасной речью, а потом пошла общаться с присутствующими. Мрачные, дерзкие подростки сидели на полу и даже не пошевелились, когда она приблизилась. Она посмотрела на них и спросила: „Вам удобно?“ Это было именно то, что нужно. Они почувствовали себя полными идиотами, но в то же время Диана их не унизила».
На конференции «Барнардос» был организован обед для детей, проявивших особую смелость или добившихся выдающихся достижений. Сильвестр Сталлоне завалил руководство фонда просьбами о том, чтобы на обеде его посадили рядом с принцессой. «В конце концов ему пришлось сидеть поодаль: между Дианой и Сталлоне сидел ребенок, очень больной ребенок. Диана вела себя так, что малыш ни на минуту не чувствовал себя одиноким и смущенным. Она успевала и флиртовала со Сталлоне, и разговаривать с больным мальчиком. Помню, как она сказала Сильвестру: „Мы с Трейси хотим спросить, а сейчас вы женаты?“ Это было так весело! В какой‑то момент Сильвестр Сталлоне поднялся и хотел уйти, а Диана с улыбкой спросила: „Получили лучшее предложение?“»
«Лишь после ее смерти я понял, какой след общение с ней оставило в жизни людей, которые сталкивались с очень серьезными трудностями. Она беседовала с ними, писала письма, переживала за них. Я этого не знал. Подобные отношения с людьми много значили для нее в жизни, давали ей возможность чувствовать себя хорошим человеком, а она всегда этого хотела. А когда после наших мероприятий она садилась в машину, лицо ее сразу блекло. Было ясно, что счастье кончилось. Это сразу чувствовалось… Ей предстояло вернуться в Кенсингтонский дворец, где с ней никто не разговаривал, не спрашивал, хорошо ли она провела день…»[254]
В большинстве благотворительных организаций заметили перемены, произошедшие в Диане. Из застенчивой юной девушки она превратилась в уверенную в себе молодую женщину, которая преодолела страх перед публичными выступлениями и могла защищать самые радикальные идеи. Они видели, как умело она устанавливает контакт с любой публикой – это раздражало правящие круги и в некоторой степени средства массовой информации. Диана была единственным членом королевской семьи, который умел достигать полного взаимопонимания с людьми, о котором современной монархии приходится только мечтать. Сегодня недостаточно всего лишь помахать рукой и улыбнуться. Люди хотят чувствовать, что кто‑то действительно думает о них.