Когда от нас в иной мир уходит необыкновенный человек, образуется пространство какой-то метафизической пустоты. Конечно, духовная связь с ним способна отчасти заполнить эту пустоту. Но лишь отчасти. Остаётся чувство сиротства, воскрешая в памяти снова и снова образ родного человека.
Многие знавшие отца Анатолия согласятся, что он был проповедником, а главное проводником светлого, радостного, позитивного христианства. Предельным основанием его жизни была постоянная благодарность и признательность Богу, жизни, людям. Этой благодарностью, а вместе и жизненным энтузиазмом, выраставшим из благодарности, он просто заражал всех вокруг себя.
В общении с ним всегда ощущалась его открытость собеседнику или собеседнице, желание поделиться чем-то самым важным. Почти все его беседы, выступления, советы заканчивались лаконичным и решительным – «Давайте жить со Христом!» «Жить в единении с Ним – вот, что самое важное!». Из этого источника отец Анатолий черпал свою радость, отсюда – лучистость его глаз и улыбки.
Он никогда не избегал острых вопросов. То со спокойствием совы, то с неистовостью льва мог отстаивать свою точку зрения, как с равными споря даже с очень молодыми собеседниками… Но с этим всегда сочеталось умение признать – и свою ошибку и недостаточное знание предмета разговора. Такие человечные, очеловечивающие качества души – предельная скромность, трезвая самооценка.
Конечно, были у отца Анатолия, как и у любого из нас, свои странности. Взять хотя бы идею-фикс относительно необходимости получить «авторские права» на свой перевод книги речей выдающегося немецко-американского богослова-лютеранина Пауля Тиллиха. Думаете, прибыли ради? Нисколько. Но «чтобы никто», по его словам, «не внёс искажающие правки». Публикации этого перевода отец Анатолий, к сожалению, не дождался совсем немного. Хотя очень хотел. Это, конечно, ещё больше омрачило для многих из нас его преждевременную кончину.
Да, именно преждевременную, потому как жизнь он любил необычайно – никогда не мог насытиться общением с людьми, служением им. А взять страсть отца Анатолия к классической литературе, а постоянный горячий интерес к новым авторам, к театру, к кино, к просветительскому телевидению, к политической публицистике! Казалось, что с его неистощимой энергией на исходе 9-го десятка, с его не слабеющим восторгом перед жизнью, с его приветливостью ко всем он живёт в вечности, а смерть ему чужда по определению и он будет с нами всегда. Однако законы природы неумолимы…
Но самой сильной духовной страстью о. Анатолия была, конечно, теология. Погружаясь в неё, он постоянно искал слова и формы для выражения христианской веры не сказочно-магическим, а живым современным языком. Как теолог-практик он старался выдавливать из себя (и помогал другим делать то же самое) нашу православную дремучесть и суеверия. Звал преодолевать присущую нам патологическую убежденность в какой-то особой избранности, которая идёт рука об руку с нетерпимостью и страхом перед другими христианскими церквями и религиями, перед иной культурой и духовным опытом…
Очень живо сейчас вспомнились два эпизода из личного общения с отцом Анатолием.
Как-то мы с Танюшей, моей женой, были у него в гостях. Заметив на его зимних ботинках расходящиеся молнии, мы обратили внимание батюшки на эту неполадку. Для него это оказалось новостью: «Ходил и не замечал». Потом, как ни в чём не бывало, отмахнулся с улыбкой: мол, ботинки очень удобные; а что касается молний, то «он давно подозревал эту технологию быстрого застегивания в крайней ненадежности». И заключил: «Вот шнурки они-то никогда не подведут, они на все времена». Но обувь так и не сменил за всю зиму, и в ремонт тоже не сдал. Истинный философ!
В одну из наших встреч он, помнится, спросил меня: «А вот как ты, Паша, понимаешь замысел Бога о твоей жизни и твоём призвании?» Меня даже поразила такая созвучная мне постановка вопроса. (К слову сказать, в то время я как раз был увлечен опытом харизматического христианства.) Я начал что-то с воодушевлением проповедника говорить о необходимости испрашивать в молитве себе особой близости к Богу и специальных даров от Него, что тогда Бог откроет уникальный путь лично для тебя… Помню добродушную улыбку и слова отца Анатолия: «Но ведь Бог через Христа всегда одинаково близок ко всем людям и для каждого без исключения у него уготована наилучшая судьба». Меня это сильно поразило. Помню, в тот же день поздно вечером, уже дома, я впал от этих слов в какое-то умиротворённо-восторженное переживание присутствия Христа, и долго ещё не мог уснуть…
Да, благодарность, принятие себя, скромность и добродушная расположенность ко всем людям – это, думаю, самый прямой путь к Божественной Глубине внутри себя и к Божественному Присутствию в других людях, в природе, в жизни. Это путь отца Анатолия.