Песнь двадцать четвертая 6 глава




 

 

58

 

Отчизна с вами у меня одна;

И я любил и почитал измлада

Ваш громкий труд и ваши имена.

 

 

61

 

Отвергнув желчь, взыскую яблок сада,

Обещанного мне вождем моим;

Но прежде к средоточью[202]пасть мне надо».

 

 

64

 

«Да будешь долго ты руководим, —

Ответил он, — душою в теле здравом;

Да светит слава по следам твоим!

 

 

67

 

Скажи: любовь к добру и к честным нравам

Еще живет ли в городе у нас,

Иль разбрелась давно по всем заставам?

 

 

70

 

Гульельмо Борсиере, здесь как раз

Теперь казнимый, — вон он там, в пустыне, —

Принес с собой нерадостный рассказ».[203]

 

 

73

 

«Ты предалась беспутству и гордыне,

Пришельцев и наживу обласкав,

Флоренция, тоскующая ныне!»

 

 

76

 

Так я вскричал, лицо мое подняв;

Они переглянулись, вняв ответу,

Подобно тем, кто слышит, что был прав.

 

 

79

 

«Когда все просьбы так легко, как эту,

Ты утоляешь, — отклик их гласил, —

Счастливец ты, дарящий правду свету!

 

 

82

 

Да узришь снова красоту светил,

Простясь с неозаренными местами!

Тогда, с отрадой вспомянув: «Я был»,

 

 

85

 

Скажи другим, что ты видался с нами!»

И тут они помчались вдоль пути,

И ноги их казались мне крылами.

 

 

88

 

Нельзя «аминь» быстрей произнести,

Чем их сокрыли дали кругозора;

И мой учитель порешил идти.

 

 

91

 

Я двинулся вослед за ним; и скоро

Послышался так близко грохот вод,

Что заглушил бы звуки разговора.

 

 

94

 

Как та река, которая свой ход

От Монте‑Везо в сторону рассвета

По Апеннинам первая ведет,

 

 

97

 

Зовясь в своем верховье Аквакета,

Чтоб устремиться к низменной стране

И у Форли утратить имя это,

 

 

100

 

И громыхает вниз по крутизне,

К Сан‑Бенедетто Горному спадая,[204]

Где тысяча вместилась бы вполне,[205]—

 

 

103

 

Так, рушась вглубь с обрывистого края,

Мы слышали, багровый вал гремит,

Мгновенной болью ухо поражая.

 

 

106

 

Стан у меня веревкой был обвит;

Я думал ею рысь поймать когда‑то,

Которой мех так весело блестит.

 

 

109

 

Я снял ее и, повинуясь свято,

Вручил ее поэту моему,

Смотав плотней для лучшего обхвата.

 

 

112

 

Он, боком став и так, чтобы ему

Не зацепить за выступы обрыва,

Швырнул ее в зияющую тьму.[206]

 

 

115

 

«На странный знак не странное ли диво, —

Сказал я втайне, — явит глубина,

Раз и учитель смотрит так пытливо?»

 

 

118

 

Увы, какая сдержанность нужна

Близ тех, кто судит не одни деянья,

Но видит самый разум наш до дна!

 

 

121

 

«Сейчас всплывет, — сказал наставник знанья, —

То, что я жду и сам ты смутно ждешь;

Сейчас твой взор достигнет созерцанья».

 

 

124

 

Мы истину, похожую на ложь,

Должны хранить сомкнутыми устами,

Иначе срам безвинно наживешь;

 

 

127

 

Но здесь молчать я не могу; стихами

Моей Комедии[207]клянусь, о чтец, —

И милость к ней да не прейдет с годами, —

 

 

130

 

Я видел — к нам из бездны, как пловец,

Взмывал какой‑то образ возраставший,

Чудесный и для дерзостных сердец;

 

 

133

 

Так снизу возвращается нырявший,

Который якорь выпростать помог,

В камнях иль в чем‑нибудь другом застрявший,

 

 

136

 

И правит станом и толчками ног.

 

 

 

 

Песнь семнадцатая

 

Герион — Круг седьмой — Третий пояс (окончание) — Насильники над естеством и искусством (лихоимцы) — Спуск в восьмой круг

 

1

 

Вот острохвостый зверь, сверлящий горы,

Пред кем ничтожны и стена, и меч;

Вот, кто земные отравил просторы».

 

 

4

 

Такую мой вожатый начал речь,

Рукою подзывая великана

Близ пройденного мрамора[208]возлечь.

 

 

7

 

И образ омерзительный обмана,

Подплыв, но хвост к себе не подобрав,

Припал на берег всей громадой стана.

 

 

 

 

10

 

Он ясен был лицом и величав

Спокойством черт приветливых и чистых,

Но остальной змеиным был состав.

 

 

13

 

Две лапы, волосатых и когтистых;

Спина его, и брюхо, и бока —

В узоре пятен и узлов цветистых.

 

 

16

 

Пестрей основы и пестрей утка

Ни турок, ни татарин не сплетает;

Хитрей Арахна[209]не ткала платка.

 

 

19

 

Как лодка на причале отдыхает,

Наполовину погрузясь в волну;

Как там, где алчный немец обитает,

 

 

22

 

Садится бобр вести свою войну,[210]—

Так лег и гад на камень оголенный,

Сжимающий песчаную страну.

 

 

25

 

Хвост шевелился в пустоте бездонной,

Крутя торчком отравленный развил,

Как жало скорпиона заостренный.[211]

 

 

28

 

«Теперь нам нужно, — вождь проговорил, —

Свернуть с дороги, поступь отклоняя

Туда, где гнусный зверь на камни всплыл».

 

 

31

 

Так мы спустились вправо[212]и, вдоль края,

Пространство десяти шагов прошли,

Песка и жгучих хлопьев избегая.

 

 

34

 

Приблизясь, я увидел невдали

Толпу людей,[213]которая сидела

Близ пропасти в сжигающей пыли.

 

 

37

 

И мне мой вождь: «Чтоб этот круг всецело

Исследовать во всех его частях,

Ступай, взгляни, в чем разность их удела.

 

 

40

 

Но будь короче там в твоих речах;

А я поговорю с поганым дивом,

Чтоб нам спуститься на его плечах».

 

 

43

 

И я пошел еще раз над обрывом,

Каймой седьмого круга, одинок,

К толпе, сидевшей в горе молчаливом.

 

 

46

 

Из глаз у них стремился скорбный ток;

Они все время то огонь летучий

Руками отстраняли, то песок.

 

 

49

 

Так чешутся собаки в полдень жгучий,

Обороняясь лапой или ртом

От блох, слепней и мух, насевших кучей.

 

 

52

 

Я всматривался в лица их кругом,

В которые огонь вонзает жала;

Но вид их мне казался незнаком.

 

 

55

 

У каждого на грудь мошна свисала,

Имевшая особый знак и цвет,[214]

И очи им как будто услаждала.

 

 

58

 

Так, на одном я увидал кисет,

Где в желтом поле был рисунок синий,

Подобный льву, вздыбившему хребет.

 

 

61

 

А на другом из мучимых пустыней

Мешочек был, подобно крови, ал

И с белою, как молоко, гусыней.

 

 

64

 

Один, чей белый кошелек являл

Свинью, чреватую и голубую,

Сказал мне: «Ты зачем сюда попал?

 

 

67

 

Ступай себе, раз носишь плоть живую,

И знай, что Витальяно[215], мой земляк,

Придет и сядет от меня ошую.

 

 

70

 

Меж этих флорентийцев я чужак,

Я падуанец; мне их голос грубый

Все уши протрубил: «Где наш вожак,

 

 

73

 

С тремя козлами, наш герой сугубый?»[216]

Он высунул язык и скорчил рот,

Как бык, когда облизывает губы.

 

 

76

 

И я, боясь, не сердится ли тот,

Кто мне велел недолго оставаться,

Покинул истомившийся народ.

 

 

79

 

Тем временем мой вождь успел взобраться

Дурному зверю на спину — и мне

Промолвил так: «Теперь пора мужаться!

 

 

82

 

Вот, как отсюда сходят к глубине.

Сядь спереди, я буду сзади, рядом,

Чтоб хвост его безвреден был вполне».

 

 

85

 

Как человек, уже объятый хладом

Пред лихорадкой, с синевой в ногтях,

Дрожит, чуть только тень завидит взглядом, —

 

 

88

 

Так я смутился при его словах;

Но как слуга пред смелым господином,

Стыдом язвимый, я откинул страх.

 

 

91

 

Я поместился на хребте зверином;

Хотел промолвить: «Обними меня», —

Но голоса я не был властелином.

 

 

94

 

Тот, кто и прежде был моя броня,

И без того поняв мою тревогу,

Меня руками обхватил, храня,

 

 

97

 

И молвил: «Герион, теперь в дорогу!

Смотри, о новой ноше не забудь:

Ровней кружи и падай понемногу».

 

 

100

 

Как лодка с места трогается в путь

Вперед кормой, так он оттуда снялся

И, ощутив простор, направил грудь

 

 

103

 

Туда, где хвост дотоле извивался;

Потом как угорь выпрямился он

И, загребая лапами, помчался.

 

 

106

 

Не больше был испуган Фаэтон,

Бросая вожжи, коими задетый

Небесный свод доныне опален,[217]

 

 

109

 

Или Икар, почуя воск согретый,

От перьев обнажавший рамена,

И слыша зов отца: «О сын мой, где ты?»[218]—

 

 

112

 

Чем я, увидев, что кругом одна

Пустая бездна воздуха чернеет

И только зверя высится спина.

 

 

115

 

А он все вглубь и вглубь неспешно реет,

Но это мне лишь потому вдогад,

Что ветер мне в лицо и снизу веет.

 

 

118

 

Уже я справа слышал водопад,

Грохочущий под нами, и пугливо

Склонил над бездной голову и взгляд;

 

 

121

 

Но пуще оробел, внизу обрыва

Увидев свет огней и слыша крик,

И отшатнулся, ежась боязливо.

 

 

124

 

И только тут я в первый раз постиг

Спуск и круженье, видя муку злую

Со всех сторон все ближе каждый миг.

 

 

127

 

Как сокол, мощь утратив боевую,

И птицу и вабило[219]тщетно ждав, —

Так что сокольник скажет: «Эх, впустую!»

 

 

130

 

На место взлета клонится, устав,

И, опоясав сто кругов сначала,

Вдали от всех садится, осерчав, —

 

 

133

 

Так Герион осел на дно провала,

Там, где крутая кверху шла скала,

И, чуть с него обуза наша спала,

 

 

136

 

Взмыл и исчез, как с тетивы стрела.

 

 

 

 

Песнь восемнадцатая

 

Круг восьмой (Злые Щели) — Обманувшие недоверившихся — Первый ров — Сводники и обольстители — Второй ров — Льстецы

 

1

 

Есть место в преисподней. Злые Щели,

Сплошь каменное, цвета чугуна,

Как кручи, что вокруг отяготели.

 

 

4

 

Посереди зияет глубина

Широкого и темного колодца,

О коем дальше расскажу сполна.

 

 

7

 

А тот уступ, который остается,

Кольцом меж бездной и скалой лежит,

И десять впадин в нем распознается.

 

 

 

 

10

 

Каков у местности бывает вид,

Где замок, для осады укрепленный,

Снаружи стен рядами рвов обвит,

 

 

13

 

Таков и здесь был дол изборожденный;

И как от самых крепостных ворот

Ведут мосты на берег отдаленный,

 

 

16

 

Так от подножья каменных высот

Шли гребни скал чрез рвы и перекаты,

Чтоб у колодца оборвать свой ход.

 

 

19

 

Здесь опустился Герион хвостатый

И сбросил нас обоих со спины;[220]

И влево путь направил мой вожатый

 

 

22

 

Я шел, и справа были мне видны

Уже другая скорбь и казнь другая,

Какие в первом рву заключены.

 

 

25

 

Там в два ряда текла толпа нагая;

Ближайший ряд к нам направлял стопы,

А дальний — с нами, но крупней шагая.[221]

 

 

28

 

Так римляне, чтобы наплыв толпы,

В год юбилея, не привел к затору,

Разгородили мост на две тропы,

 

 

31

 

И по одной народ идет к собору,

Взгляд обращая к замковой стене,

А по другой идут навстречу, в гору.[222]

 

 

34

 

То здесь, то там в кремнистой глубине

Виднелся бес рогатый, взмахом плети

Жестоко бивший грешных по спине.

 

 

37

 

О, как проворно им удары эти

Вздымали пятки! Ни один не ждал,

Пока второй обрушится иль третий.

 

 

40

 

Пока я шел вперед, мой взор упал

На одного; и я воскликнул: «Где‑то

Его лицом я взгляд уже питал».

 

 

43

 

Я стал, стараясь распознать, кто это,

И добрый вождь, остановясь со мной,

Нагнать его мне не чинил запрета.

 

 

46

 

Бичуемый, скрывая облик свой,

Склонил чело; но труд пропал впустую;

Я молвил: «Ты, с поникшей головой,

 

 

49

 

Когда наружность носишь не чужую, —

Венедико Каччанемико[223]. Чем

Ты заслужил приправу столь крутую?»

 

 

52

 

И он: «Я не ответил бы совсем,

Но мне твоя прямая речь велела

Припомнить мир старинный. Я был тем,

 

 

55

 

Кто постарался, чтоб Гизолабелла

Послушалась маркиза,[224]хоть и врут

Различное насчет срамного дела.

 

 

58

 

Не первый я болонец плачу тут;

Их понабилась здесь такая кипа,

Что столько языков не наберут

 

 

61

 

Меж Савеной и Рено молвить sipa;[225]

Немудрено: мы с алчностью своей

До смертного не расстаемся хрипа».

 

 

64

 

Тут некий бес, среди его речей,

Стегнул его хлыстом и огрызнулся:

«Ну, сводник! Здесь не бабы, поживей!»

 

 

67

 

Я к моему вожатому вернулся;

Пройдя немного, мы пришли туда,

Где длинный гребень от скалы тянулся.

 

 

70

 

Мы на него взобрались без труда

И с этим истязуемым народом,

Направо взяв, расстались навсегда.

 

 

73

 

И там, где гребень нависает сводом,

Чтоб дать толпе бичуемой пройти, —

Мой вождь сказал: «Постой — и мимоходом

 

 

76

 

Свои глаза на этих обрати,

Которых ты еще не видел лица,

Пока им было с нами по пути».

 

 

79

 

Под древний мост спешила вереница

Второго ряда, двигаясь на нас,

Стегаемая, как и та станица.

 

 

82

 

И вождь, не ждав вопроса этот раз,

Сказал: «Взгляни вот на того, большого:

Ему и боль не увлажняет глаз.

 

 

85

 

Как полон он величества былого!

То мудрый и отважный властелин,

Ясон, руна стяжатель золотого.

 

 

88

 

Приплыв на Лемнос средь морских пучин,

Где женщины, отринув все, что свято,

Предали смерти всех своих мужчин,

 

 

91

 

Он обманул, украсив речь богато,

Младую Гипсипилу, в свой черед

Товарок обманувшую когда‑то.

 

 

94

 

Ее он бросил там понесшей плод;

За это он так и бичуем злобно,

И также за Медею казнь несет.[226]

 

 

97

 

С ним те, кто обманул ему подобно;

Про первый ров и тех, кто стиснут в нем,

Нет нужды ведать более подробно».

 

 

100

 

Достигнув места, где тропа крестом

Пересекает грань второго вала,

Чтоб дальше снова выгнуться мостом,

 

 

103

 

Мы слышали, как в ближнем рву визжала

И рылом хрюкала толпа людей

И там себя ладонями хлестала.

 

 

106

 

Откосы покрывал тягучий клей

От снизу подымавшегося чада,

Несносного для глаз и для ноздрей.

 

 

109

 

Дно скрыто глубоко внизу, и надо,

Дабы увидеть, что такое там,

Взойти на мост, где есть простор для взгляда.

 

 

112

 

Туда взошли мы, и моим глазам

Предстали толпы влипших в кал зловонный,[227]

Как будто взятый из отхожих ям.

 

 

115

 

Там был один, так густо отягченный

Дерьмом, что вряд ли кто бы отгадал,

Мирянин это или постриженный.

 

 

118

 

Он крикнул мне: «Ты что облюбовал

Меня из всех, кто вязнет в этой прели?»

И я в ответ: «Ведь я тебя встречал,

 

 

121

 

И кудри у тебя тогда блестели;

Я и смотрю, что тут невдалеке

Погряз Алессио Интерминелли[228]».

 

 

124

 

И он, себя темяша по башке:

«Сюда попал я из‑за льстивой речи,

Которую носил на языке».

 

 

127

 

Потом мой вождь: «Нагни немного плечи, —

Промолвил мне, — и наклонись вперед,

И ты увидишь: тут вот, недалече

 

 

130

 

Себя ногтями грязными скребет

Косматая и гнусная паскуда

И то присядет, то опять вскокнет.

 

 

133

 

Фаида[229]эта, жившая средь блуда,

Сказала как‑то на вопрос дружка:

«Ты мной довольна?» — «Нет, ты просто чудо!»

 

 

136

 

Но мы наш взгляд насытили пока».

 

 

 

 

Песнь девятнадцатая

 

Круг восьмой — Третий ров — Святокупцы

 

1

 

О Симон‑волхв[230], о присных сонм злосчастный,

Вы, что святыню божию, Добра

Невесту чистую, в алчбе ужасной

 

 

4

 

Растлили ради злата и сребра,

Теперь о вас, казнимых в третьей щели,

Звенеть трубе назначена пора!

 

 

7

 

Уже над новым рвом мы одолели

Горбатый мост и прямо с высоты

На середину впадины смотрели.

 

 

 

 

10

 

О Высший Разум, как искусен ты

Горе, и долу, и в жерле проклятом,

И сколько показуешь правоты!

 

 

13

 

Повсюду, и вдоль русла, и по скатам,

Я увидал неисчислимый ряд

Округлых скважин в камне сероватом.

 

 

16

 

Они совсем такие же на взгляд,

Как те, в моем прекрасном Сан‑Джованни[231],

Где таинство крещения творят.[232]

 

 

19

 

Я, отрока спасая от страданий,

В недавний год одну из них разбил:

И вот печать, в защиту от шептаний![233]

 

 

22

 

Из каждой ямы грешник шевелил

Торчащими по голени ногами,

А туловищем в камень уходил.

 

 

25

 

У всех огонь змеился над ступнями;

Все так брыкались, что крепчайший жгут

Порвался бы, не совладав с толчками.

 

 

28

 

Как если нечто маслистое жгут

И лишь поверхность пламенем задета, —

Так он от пят к ногтям скользил и тут.

 

 

31

 

«Учитель, — молвил я, — скажи, кто это,

Что корчится всех больше и оброс

Огнем такого пурпурного цвета?»[234]

 

 

34

 

И он мне: «Хочешь, чтоб тебя я снес

Вниз, той грядой, которая положе?

Он сам тебе ответит на вопрос».

 

 

37

 

И я: «Что хочешь ты, мне мило тоже;

Ты знаешь все, хотя бы я молчал;

Ты — господин, чья власть мне всех дороже».

 

 

40

 

Тогда мы вышли на четвертый вал

И, влево взяв, спустились в крутоскатый

И дырами зияющий провал.

 

 

43

 

Меня не раньше отстранил вожатый

От ребр своих, чем подойдя к тому,

Кто так ногами плакал, в яме сжатый.

 

 

46

 

«Кто б ни был ты, поверженный во тьму

Вниз головой и вкопанный, как свая,

Ответь, коль можешь», — молвил я ему.

 

 

49

 

Так духовник стоит, исповедая

Казнимого, который вновь зовет

Из‑под земли, кончину отдаляя.[235]

 

 

52

 

«Как, Бонифаций[236], — отозвался тот, —

Ты здесь уже, ты здесь уже так рано?

На много лет, однако, список[237]врет.

 

 

55

 

Иль ты устал от роскоши и сана,

Из‑за которых лучшую средь жен,[238]

На муку ей, добыл стезей обмана?»[239]

 

 

58

 

Я был как тот, кто словно пристыжен,

Когда ему немедля возразили,

А он не понял и стоит, смущен.

 

 

61

 

«Скажи ему, — промолвил мне Вергилий: —

«Нет, я не тот, не тот, кого ты ждешь».

И я ответил так, как мне внушили.

 

 

64

 

Тут грешника заколотила дрожь,

И вздох его и скорбный стон раздался:

«Тогда зачем же ты меня зовешь?

 

 

67

 

Когда, чтобы услышать, как я звался,

Ты одолеть решился этот скат,

Знай: я великой ризой облекался.

 

 

70

 

Воистину медведицей зачат,



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: