Так трактуемый, некий древний Исторический Башкортостан, по писаниям разным, получается, был ещё и неким плавильным башкирским котлом. Например, всё тот же профессор, доктор исторических наук, академик АН РБ Н.А. Мажитов, который заявлял, что эпос «Урал-Батыр» был сотворен не позднее раннежелезного века, объявлял, причём там же, и очень даже категорично, что так оно и есть. Это и ещё многое другое, как и то, что башкиры восходят своими корнями к древнейшим насельникам Южного Урала времён раннего железного века племенам даев, он озвучил в небольшой статье[1]. Заметка эта, написана, как бы в качестве ответа на интервью профессора БГПУ В.А. Иванова в газете «Аргументы и факты» от 13 октября 2013 года «Память без прикрас…». Мажитов пишет, что считает необходимым ответить на следующее замечание профессора Иванова «…Где надо и не надо упоминается этноним башкорт. Кто бы и когда бы здесь ни жил, они все так или иначе, рано или поздно становились башкирами… », и очень категорично отвечает: «И это действительно так »[2] (Подчёркнуто и выделено мной – И.Г.).
Конечно таковое, то есть включение разных этнических компонентов присуще этногенезу многих и многих народов, однако в истории башкирского народа это проявилось, пожалуй, особенно весомо и многообразно. Как отмечает, подчёркивает Р.Г. Подольный[3], в башкирах это удалось и проследить, выявить особенно явно и наглядно, и он же указывает, что это сделал Р.Г. Кузеев. Этот автор в статье «Большая родня» указанной его книги пишет: «Башкирский ученый Р.Г. Кузеев составил из племенных, родовых и внутриродовых имен настоящую лестницу в прошлое своего народа. Лестницу из семи ступеней. Каждая размерами в целые века. В своей научной работе Кузеев, разумеется, говорит не о лестнице и ступенях, а о лингвистических пластах в этнонимике башкир»[4]. Здесь следует оговориться, читателя не должна смущать ссылка на публикацию издательства «Детская литература», автор статьи. Р.Г. Подольный, был в соавторах даже с известным, именитым историком и этнографом Ю.В. Бромлеем. И как бы, к слову, заметим, что авторы другой книги[5], усматривают в трудах Р.Г. Кузеева уже только пять этапов в формирования башкирского народа. Однако не будем углубляться в подсчёты иными этих ступеней, и этапов этногенеза башкирского народа, и расхождения в их подсчёте, анализе.
Сам же Кузеев, применительно ко времени предшествующему тому территориальному присоединению башкирских, а, в общем-то, разных тюркских племён, и даже некоторых иных племен и народностей к Русскому государству в середине XVI века, писал: «История Башкирии на разных этапах может быть глубоко изучена только во взаимосвязи с историческими процессами того этнополитического мира, частью которого она являлась. В VIII – X вв., когда башкиры впервые упоминаются в восточных источниках, они входили в огромный, преимущественно тюрко-угорский, этнический мир, раскинувшийся на обширной территории от Алтая до Причерноморья. Средневековую жизнь башкир (X– XVI вв.) надо рассматривать в тесной связи с историей печенегов, огузов, волжских булгар, кыпчаков, монголов, а также с историей Золотой Орды и возникших на ее развалинах феодальных ханств…»[6]. И он, Раиль Гумерович Кузеев тщательно, скрупулезно, и блестяще это выполнил.
Здесь, будет более чем уместно указать ссылку на свежайшие материалы по этой теме, причём касающиеся как раз региона нашего Северо-Запада края, интерес к которому был озвучен чуть ли не с первых строк нашего повествования. Это коллективная монография «История татар Западного Приуралья. Том I. Кочевники Великой степи в Приуралье. Татарские средневековые государства»[7], изданная в Казани в 2016 году. Однако в здешней работе, мы навряд ли будем обращаться к материалам этой монографии, скажем так, из-за того упомянутого прозрачного «скрытого» нашего смысла. Да, и название то, какое у этой монографии, мало ли какие эмоции оно вызывает у земляков. Всё же озвучим пару, тройку слов по этому изданию. Тираж его всего лишь 500 экземпляров, да, к тому же, с 2016 года у Казани никак не доходят руки до издания даже второго тома, не говоря уже про третий, задуманного трехтомника. Зато земляки не «в Чишма сидят, а в Уфе гуляют», число томов издания: «История башкирских родов», начиная с 2014 года, перевалило уже за 30 (тридцать, а, в общем-то, автором здешних строк, и счёт их уже потерян). К тому же, пара, тройка томов о двух частях, а один даже в трёх. Да, и тираж каждого из томов несравнимо выше означенной монографии, он в тысячах.
Однако всё же продолжим наше повествование, ссылаясь, опираясь более на труды башкирских гуманитариев. Известно, что существует три версии происхождения башкирского народа, с коими можно ознакомиться, например в книге[8]. Все три версии, тюркская, угорская и промежуточная представлены в книге авторами почти как совершенно равнозначные, во всяком случае, никак не выражено отношения к ним, кроме как в очередности их представления. Вместе с тем, есть в этой книге интересное замечание, почему с примером по означенным версиям, мы и обратились именно к ней. Раздел с названием «Об этнониме «башкорт », заканчивается, и, в общем-то, ведь даже заключается, констатируется словами: «О народе с названием «башкорт» свидетельствуют уже первые письменные источники о башкирах, а именно арабские авторы первой половины IX в. С. Тарджеман и Масуди, в 922 г. – Ибн Фадлан. Вспомним еще полузабытое мнение В. Н. Татищева о том, что башкиры называются еще у Птолемея (II в. н. э.) «аскатирами» (История Российская. С. 428). А.-З. Валидов также допускал, что упоминаемый Птолемеем народ по имени Пасиртай напоминает самоназвание башкирского народа «башкорт» (История башкир. Уфа, 1994. С. 11). Все это говорит о том, что народ под названием «башкорт» существовал задолго до прихода тюркских и тюркизированных монгольских племен, их участия в этногенезе башкирского народа. Был ли древний башкирский народ тюркским или угорским, а может быть, тюрко-угорским? На этот вопрос ответят будущие исследования. В свете сказанного, наиболее вероятным является мнение Дж. Киекбаева, к сожалению, замалчиваемое исследователями, о том, что этноним «башкорт» образовался путем изменения слов «бэш угыр» —> «башгур» —> «башкурт» —> сейчас «башкорт». Древнетюркское слово «бэш» по-башкирски означает «биш» (пять). (Мадьяр — Орсал — венгр иле // Совет Башкортостаны. 1965. 17 июня)»[9]. Так именно всё представлено, прописано авторами книги, а ведь согласно содержанию, сути приведённой выдержки получается, что они всё же тяготеют более к угорской версии происхождения башкирского народа. Может это с того, что с этим и нынешняя трактуемая сугубо автохтонная история башкирского народа особо удревняется, цементируется? Не вдаваясь в сиё, заметим, что это вроде, некая теория Мажитова-Руденко.
Р.Г. Кузеев же однозначно считается сторонником и даже законодателем тюркской теории происхождения башкирского народа. Однако если все же не считать башкир самыми величайшими ассимиляторами всех времен и народов, причем ассимиляторами значительного множества разных народов, думается, что Кузеева следует считать приверженцем некоторой смешанной теории происхождения башкирского народа, но да, при доминирующей тюркской составляющей, но, и не без существенного финно-угорского вклада, и несколько, иных тоже.
Да, и сам он в своём основополагающем труде оговаривается, и, похоже, даже специально, что следует «говорить не столько о происхождении, сколько о сложении башкирской народности »[10]. Эту свою оговорку он к тому же усугубляет следующими замечаниями: «Один из важнейших выводов, установленных археологическими изысканиями, заключается в том, что территория Башкирии с древнейших времен до конца I тыс. н. э. была ареной постоянных и многочисленных контактов между разноязычными (иранскими, финно-угорскими, позднее–тюркскими) этническими группами, часть из которых вошла в состав племен, положивших начало башкирскому этносу. В то же время среди изученных археологических памятников Башкирии I тыс. н. э. не удалось выделить культуру, носителей которой можно было бы считать непосредственными и прямыми предками башкир »[11]. Чтобы подытожить этот абзац приведем ещё одну фразу от Кузеева: «башкиры уже на раннем этапе сформировались как разноплеменное образование »[12]. (Здесь и далее, если особо не оговаривается, текст, полужирным шрифтом, курсивом, и подчеркиваниями выделяется мной – И.Г.). В общем же, остаётся вопрос, каким же было изначальное ядро формирования башкирской народности? Учитывая нами подчёркнутое в тексте, возможно, и до тюркское. А если тюркское, то ведь более позднего начала формирования башкирского народа, а то у некоторых авторов есть ведь экскурсы даже к временам раннего каменного века.
Отметим здесь одно важное обстоятельство, к уже озвученным словам Р.Г. Кузеева о том, что следует более говорить о сложении, а не происхождении башкирского народа. Последняя Х глава его знаменитой работы заканчивается разделом с названием «Башкирское общество в XV – первой половине XVI. Присоединение Башкирии к Русскому государству и сложение башкирской народности »[13]. Так ведь получается, что Раиль Гумерович связывал сложение, формирование башкирской народности, его консолидацию более всего, во всяком случае, в некоторой завершающей стадии этого, именно с этим актом присоединения башкир к России, и последующей интеграцией, адаптацией в состав этого государства. Если автор здешних строк не прав, пусть специалисты гуманитарии, возразят, поправят.
Позволим себе в продолжение сказанного, несколько забегая вперёд, и всё с тем же желанием, чтобы «на ум пошло» привести очень интересную и важную выдержку, в особенности в подчёркиваемой, выделяемой нами её части, практически завершающую эту Х главу и означенный раздел работы Р.Г. Кузеева: «На северных землях – от долины Быстрого Таныпа до Сылвы и верховьев Чусовой – в XV-XVI вв. продолжаются уже ставшие традиционными этнические контакты башкир с местным финно-угорским населением. В то же время в этих районах, особенно в западной их части, этнические процессы приобретают новое направление, связанное с возрастающим потоком миграции татар из внутренних районов разгромленного Казанского ханства. Примерно в это время начинается проникновение татар во все районы северо-западной Башкирии – от верховьев Ика на юге до Тулвы на севере. Смешение северо-западных башкир с татарами, при наличии некоторой специфики в ранних этапах их этнической истории, создало предпосылки для обособления икских, нижне-бельских и северных башкир в самостоятельную географическую группу. Однако завершение этого процесса относится к более позднему периоду, когда массовая миграция приволжских татар в Приуралье и их смешение с башкирами существенным образом повлияли на направление этнических процессов в этом районе »[14]. Вот ведь как, и, в общем-то, даже не надо призывать, чтобы сиё «на ум пошло, и так всё ясно, и прозрачно очевидно.
Несколько повторяясь, отметим, что о большом многообразии этногенеза можно говорить относительно многих народов, только степень акцепторства, приёма иных народов в свой состав, могла быть разной. И как уже выше отмечалось, Кузеев очень наглядно показал, что для башкир последнее издавна имело очень высокую степень и большое многообразие, и, наверняка, именно потому, и писал он более о сложении башкирского народа, нежели о его происхождении. Вместе с этим, и у него иногда, и у других советских авторов наблюдалось, а у многих современных башкирских гуманитариев это непременно и повсеместно присутствует, некоторая заданность на некий издавна, уже с древности далёкой, существовавший единый башкирский народ. И к тому же действительно поражает, трактуемая очень давняя и продолжительная по времени «высокая ассимиляторская» способность башкир. Приходили волнами разные народы, приходили и сами башкиры к другим народам, но все они непременно поглощались этим народом, башкирами, или башкортами. Так ли всё это? И причём ведь народом, который при всём при том, даже не оставил археологических следов изначальной своей культуры в регионе, не имел своей письменности, и как утверждает, он же, Кузеев, что и «Время приобщения башкир к мусульманской религии (и соответственно заимствования арабского письма) с достоверностью не установленно»[15]. Учёный продолжал: «В X в. башкиры не были еще мусульманами (Ибн-Фадлан, 1939); судя по имеющимся источникам, распространение ислама среди башкир заняло несколько столетий и завершилось не ранее XIV – XV вв. (Бартольд, 1964а, стр. 316; 1968в, стр. 494; Катанов, 1920, стр. 3; Вельяминов-Зернов, 1859, стр. 257 – 287)»[16].
Заметим, что по чтению записок Ибн-Фадлана, как-то не складывается впечатление, что у башкир была особо развита и традиционная для тюрков древняя вера в Тенгри, а более было лишь примитивнейшее язычество, причем очень даже разнообразное. К тому же и единой государственности, как таковой, в обозримом прошлом у башкирского народа никак не наблюдалось, несмотря на все попытки отыскания этого современными башкирскими историками.
Ко всему отмеченному Р.Г. Кузеев указывал, что башкиры вплоть даже «до Октябрьской революции не относились к народностям с высоким уровнем консолидации»[17]. А что же тогда говорить о более ранних этапах истории. Причины для консолидации башкирского народа, конечно же, были, и мы это отметим, но следует оговориться, к таковым никак нельзя отнести государственнический фактор.
Повторимся ещё с названием Башкирия. А.З. Асфандияров целый параграф в своей книге[18], причем первый и в первой же главе, посвятил упоминаниям названия «Башкирия» в прошлом. Параграф действительно изобилует большим перечнем примеров с указанием на это название, хотя и преимущественно русскими таковыми примерами. Думается, что даже за огромную Сибирь, такого множество примеров никто не собирал. Уфимский историк И.В. Кучумов таковое творчество метко и справедливо назвал, как «простое перечисление упоминаний этого слова в разновременных источниках»[19]. Отмечая, и рекомендуя для прочтения эту небольшую по объёму статью этого историка, заметим, что она по широте охвата темы и глубине её анализа, очень даже интересная работа. И да, она охватывает более больший период, чем только предшествующий к тому присоединению. Наверняка, и далее, мы будем обращаться к ней, а здесь, и сейчас только ещё одна цитата из этой работы: «Башкирия» как культурное и географическое пространство, до 1917 г. не обладая реальным территориальным и легитимным воплощением (за исключением периода 1798-1865 гг.), долгое время являлась воображаемой категорией, существовавшей лишь в умах людей»[20]. Однако, как бы в дополнение к этому, приведем слова этого автора уже касательно собственно башкир: «… термин «башкиры» у средневековых авторов в то время обозначал собирательный образ племен, о самоидентичности которых мы практически ничего не знаем и вряд ли сможем когда-то узнать. Нам неизвестно, насколько они ощущали (и ощущали ли) себя общностью, стоящей ступенью выше племени, как отличали себя от других племён, как воспринимали соседей и т.д… Лично я полагаю, что в строго научном смысле назвать обитателей Южного Урала того времени башкирами, что подразумевает наличие у них коллективной идентичности довольно высокого порядка, нецелесообразно. Поскольку мы доподлинно не знаем конфигурацию возможных тогда племенных союзов, нам неизвестно и то, как называли они эту территорию и как представляли её границы»[21].
Отсттупая несколько от канвы здешнего текста, остановимся и на некоторых других замечаниях И.В. Кучумова. В частности, он отмечает влияние политической конъюнктуры на концепцию башкирского этногенеза Р.Г. Кузеева: «Конечно, надо учитывать и то, что этногенетические труды Р.Г. Кузеева создавались в определенных общественно-политических условиях и в какой-то мере выполняли социальный заказ тогдашних властных элит. Для учёного представляло, видимо, огромную трудность совместить свое собственное научное восприятие проблемы с тем, что от него требовали ‟сверху”, то, что ждала от него интеллектуальная элита. Особенно, наверное, было трудно объединить не всегда совпадающие требования правящих кругов страны и местной региональной бюрократии, сделать так, чтобы и “овцы были целы, и волки сыты”.
Вероятно, чтобы подыграть находившейся тогда у власти в Башкирии элите из западных и северо-западных районов (фактически татар, ради возможностей карьерного роста ставших башкирами) и легитимизировать её властные претензии, Р.Г. Кузеев выдвинул тезис о Бугульминско-Белебеевской возвышенности (западный Башкортостан) как месте формирования башкирского народа. Разумеется, для «мягкого» примордиалиста эта концепция и приложенные к книге 1974 г. полуфантастические карты её обоснования были не более чем политическим реверансом – анализ последующих работ учёного показывает, что он не был твердым сторонником раз и навсегда заданных «прародин» и склонялся к представлениям о динамичности этносов. Тем не менее, игра в «поддавки» помогала не чуждому гедонизма профессору нормально удовлетворять кое-какие личные материальные запросы и карьерные амбиции, однако до вульгарной политизации в ущерб науке Р.Г. Кузеев никогда не опускался и даже его мифологизированные с точки зрения сегодняшнего дня построения несут отпечаток высокого академического уровня. Через несколько лет, когда «западную» элиту сменила «восточная» (из южных и юго-восточных районов, где проживали этнические, а не сословные, как на западе башкиры) и одержал победу взгляд, что «настоящие» башкиры именно оттуда, о бугульминско-белебеевской «прародине» благополучно забыли, заменив её «восточным Башкортостаном» или даже более маргинальным здесь Шумером»[22].
Вместе с тем, вполне можно согласиться и с утверждениями Асфандиярова о прошлом и частом упоминания названия края русским словом «Башкирия», однако разве этот край, и в частности его Северо-Запад, уже издавна был населен повсеместно только башкирским, причем организованным башкирским монолитом? Ну, никак не удается согласиться с этим. Не удаётся, хотя Асфандияров и в своих справочных книгах «История сел и деревень Башкортостана», и в упомянутой сводной по этим изданиям книге, и другим своим работам, проповедовал преимущественно башкирскую населенность края и сопредельных территорий до самого его присоединения к русскому государству, а, в общем-то, и после этого тоже. Не удается согласиться с этим утверждением о большой башкирской монолитности края, уже с прочтения работ Р.Г. Кузеева и других авторов. Не говоря, в частности, о материалах упомянутой монографии по истории татар Западного Приуралья. Но об этом, и о других насельниках края, и, скажем так, более поздних времён, разговор ещё предстоит. К сказанному же, и, забегая вперёд, следует отметить, что и добровольно к Русскому государству присоединялись «монолитные» башкиры вполне растянуто по времени и как-то по отдельности даже в пределах означенных «разделенных частей Башкирии», не говоря уже о последовательности присоединения самих этих частей.
Р.Г. Кузеев в своей работе перечислял премногое множество племен, родов и всяческих других этнических групп, причем даже не тюркских, включавшихся в этногенез башкирского народа. Однако, помимо этого многообразного родоплеменного состава, эти рода и племена ведь были ещё разделены географически в пределах той так называемой Исторической Башкирии, и, в общем-то, определённым образом сгруппированы. Сам Кузеев к этому писал, что «Разнообразие территориальных особенностей в хозяйстве, культуре и физическом типе башкир привлекало внимание исследователей еще в XVIII–XIX вв.»[23]. И констатировал, что всё же «Впервые работу по историко-этнографическому районированию Башкирии выполнил С. И. Руденко (Руденко, 1925, стр. 320— 325)»[24], который «В соответствии с профилирующим типом хозяйства и особенностями материальной и духовной культуры, выделил четыре области расселения башкир:
1. Восточная область — зауральские и южные степи с прилегающими предгорьями.
2. Горная область — центральная часть Южного Урала.
3. Юго-западная область — обширная, преимущественно лесостепная территория к западу от горных башкир и среднего течения р. Сакмары.
4. Северная область — территория к северу от широты, г. Уфы и к западу от Уральского хребта»[25].
Приводимые характеристики этих областей С.И. Руденко здесь опущены, обратимся за этим к самому Кузееву. Он пишет: «Обзор эволюции хозяйства позволяет сделать важный вывод о том, что культура башкир возникла и формировалась преимущественно на основе кочевого скотоводческого хозяйства. Юго-восточные, северо-восточные, горные, юго-западные башкиры в конце XIX в. сохраняли в той, или иной степени скотоводческую основу культуры »[26]. И здесь, как раз следует оговориться, или вернее вспомнить собственные же наши слова, что, конечно же, не одной только государственностью определяются консолидационные процессы народов. Одним из таких факторов является общая территория и общая хозяйственная деятельность. Отмечается, например, что: «Различные группы кыпчаков, занимавшие огромные территории от Дуная и до Иртыша на востоке, до мусульманских государств на юге, так и не смогли создать единого государственного образования. Одна из причин этого – вовлечение кыпчаков в разных районах их проживания в орбиту влияния уже сложившихся государств (Русь, Волжская Булгария, Хорезм)»[27]. Так разве пример с кыпчаками, это не пример консолидированного народа общей географии с общей хозяйственной деятельностью, но без образования единого государственного образования. Причём ведь народа с подобным башкирам богатым родоплеменным делением. И ведь действительно именно так и с башкирами, как и в случае с кыпчаками. Башкирские племёна, или, в общем, тюркские, и не только тюркскике племена общего кочевого хозяйствования были вовлечены в орбиту влияния, или, в этом случае, даже более вернее говорить, в зависимость, в подчинение от бытовавших соседних государств. Утверждается же, что они, эти племена пред тем самым присоединением к Московскому государству были разделены между тремя государствами, осколками распавшейся Золотой орды. Однако только слово разделены, здесь несколько не уместно, поскольку ранее этого «разделения» не известно о существовании некоего единого целого. Означенные же племёна общего хозяйствования были просто в составе, и в подчинении Ногайской орды и Сибирского ханства. Вместе с тем, как и в примере с кыпчаками территория проживания этих племён, в общем-то, тоже была общая. Тем более что границы бытовавших тогда этих государственных образований были достаточно рыхлыми. И согласно Р.Г. Кузееву эти означенные племена даже до скончания XIX века придерживались кочевого скотоводческого хозяйства, и сохраняли соответствующую скотоводческую основу культуры. Вот же она, и основа для консолидации родов и племён в сложении башкирского народа. Если ваш покорный слуга не прав, пусть специалисты гуманитарии поправят, а то, и возразят, раскритикуют. Мы же к сказанному добавим, что, если бы у этих племён и родов не было бы общности, консолидации, они не сумели бы выстоять ни в Ногайской орде, ни в противостоянии с киргиз-кайсаками, и с калмыками тоже. Однако они выстояли, и благодаря именно им, и их стойкости сохранился и здравствует ныне родственный нам татарам, но, в общем-то, и отличный, отдельный от нас, татар, башкирский народ.
Несколько повторяясь и продолжая, оконтурим, закрепим сказанное словами, его же, Раиля Гумеровича: «…ни до монгольского нашествия, ни после башкиры не создали своей государственности; их история во всей полноте (общественный строй, этнические процессы, политические события) может быть изучена и понята в связи с историей политических организаций, которые образовали здесь печенеги, огузы, булгары, хазары, кыпчаки, монголы, с историей Золотой Орды и возникших на ее развалинах феодальных государств. С XVI в., когда Башкирия становится частью Русского государства, исторический путь развития ее народа еще более усложняется. Будучи связаны традиционными узлами и происхождением с тюркским степным миром, башкиры оказались в орбите сильного и многостороннего влияния совершенно иного мира, находящегося на более высокой ступени развития. Столкновение и взаимодействие этих линий в социально-экономическом, этнокультурном и политическом развитии, приведшие к весьма существенным сдвигам в исторической судьбе этой страны, являются основным содержанием истории Башкирии в последующие столетия. Таков исторический фон путей развития башкирского народа»[28].
А теперь о башкирах той четвертой отмеченной области, о тех северо-западных тюркских племенах, про коих Р.Г. Кузеев писал: «До начала монгольского нашествия, например, часть башкирских племён составляла восточную провинцию Булгарского государства»[29]. Он же писал: «распространенный в исторической литературе тезис о том, что башкиры издревле заселяли ту же территорию, какую они занимали, например, в XVIII в., в том числе северную и северо-западную части края, вызывает сомнение. Почти вся территория северо-западной Башкирии в междуречье рек Уфа и Белая сплошь была покрыта хвойными и лиственными лесами, прерываемыми редкими пятнами лесных прогалин по правобережью среднего течения р. Танып. О былом господстве здесь густых, часто непроходимых лесов свидетельствует структура почвенного покрова этой части края: к северу от Уфы преобладающими типами почв являются дерново-подзолистые и серые лесные почвы, формирующиеся под хвойными и широколиственными лесами. Даже сравнительно недавно, в середине XIX в., когда истребление башкирских лесов достигло значительных масштабов, карта распространения лесов в северной Башкирии все же существенно отличалась от современной (рис. 2 и 3). Не менее показательны в этом отношении этнографические материалы. Башкирские предания о расселении, записанные в северо-западных районах, обычно включают такой фрагмент: прадеды башкир ставили дома из деревьев, «рубленных на том же месте, так как кругом стеной стояли леса и на многие десятки верст не было даже открытых полян. Север и северо-запад современной территории Башкирии были, таким образом, по преимуществу лесной зоной, не пригодной или местами малопригодной для кочевого скотоводства. Вот почему мысль о том, что эта территория уже в X в. была прочно заселена древними башкирами, которые в то время жили в условиях господства кочевого скотоводства, трудно допустима. Скорее напротив: северные и северо-западные лесные районы тогда оставались еще за пределами активных передвижений кочевников, и если они пересекали такую серьезную для них в летнее время преграду, как р. Белая, то это случалось, очевидно, лишь эпизодически»[30]. Серъёзная поправочка Р.Г. Кузеева к собственным же словам: «Территория, занимаемая башкирами в Х веке, почти не изменилась до середины XVI века, когда башкиры вошли в состав Русского государства», и: «Занимаемая башкирами территория в основе своей осталась неизменной до ХIХ–ХХ веков», проиведённые нами в предшествующем разделе. Однако, в связи с этим есть вопрос, северные и северо-западные лесные районы были безлюдными? Вдаваться в это здесь и сейчас не будем, как и в то с каких времён эти районы стали осваивать собственно башкиры. Думается Кузеев, всё это как-то освещал.
Вместе с тем он указывал: «Культура северо-западных башкир постепенно перестраивалась: сначала (до XVI в.) на основе лесного хозяйства и промысловой охоты, а затем - оседлого земледелия»[31]. Это же можно дополнить и словами от С.И. Руденко, приведёнными им же Кузеевым: «Северные башкиры (территории к северу от широты г. Уфы и к западу от Уральского хребта) были издавна оседлыми земледельцами. В культуре много общих черт с культурой соседних татар и финских народов»[32]. И здесь вопрос, с, когда же «издавна»? Кузеев к этому всё же, наводит и некий рубеж, перехода северо-западных башкир, в общем-то, уже ведь оседлых, в лесах же не покочуешь, к земледелию, это XVI век. Так это как раз же век того присоединения башкирских племён к Русскому государству, начатого с падения Казанского ханства. И к этому, почти смешной вопрос. Северо-западные башкиры именно со времени присоединения стали особо активно изводить свои леса, объект своего прежнего хозяйствования и промысловой охоты, для того чтобы с пришлыми народами, того же бывшего Казанского ханства заняться оседлым земледелием? На смешные вопросы, пусть и свои всё же не станем отвечать. А уже со слов Руденко о множестве общих черт в культуре этих башкир с культурой соседних татар и финских народов, думаем, что не погрешим против истины, если просто заметим о бытовании давней общности населения Северо-Запада края с насельниками Казанского ханства, а ранее Волжско-Камской Булгарии, ну, и других прилегающих территорий тоже, и даже с ещё более ранних времён. И по типу хозяйствования, и по многим, многим другим вещам. Остается только, озвучить вопрос, ну вновь, как бы в арифметике, чтоб «на ум пошло», а преимущественно с какими именно насельниками?
И пока, как бы отдельной строкой, надо и отметить, что XVI век действительно же рубеж, рубеж начала времени особо массовой миграции пришлого населения в край. И здесь тоже вопрос, вопрос о преимущественном составе этого пришлого населения?
А ведь так получается, что в социально-культурном, хозяйственном отношениях северо-западные башкиры уже издавна вполне разительно отличались от башкир других, означенных выше Юго–Восточных областей края. Ну уже, хотя бы своей хозяйственной деятельностью, что, впрочем, очень даже важное различие. Необходимо также отметить, что и территориально, эти северо-западные башкиры были несколько отделены от башкир других вышеперечисленных областей. Нет, не стеной же, какой-то, но те означенные области преимущественного кочевого скотоводческого хозяйства всё же, не очень удобный регион для ведения лесного хозяйства и промысловой лесной охоты, а в лесах северо-западных башкир, или позднее, их оседлого земледелия проблематично, если не сказать большего, вести кочевое скотоводство. Тогда как, они, северо-западные башкиры не были так отделены от соседнего населения, вначале государства Волжско-Камской Булгарии, затем соответствующего вилайета Золотой Орды, а затем и Казанского ханства, с которыми они издавна пребывали во взаимодействии длительные времена.
Закрепим последние слова, мнением другого авторитета башкирской исторической науки А.Н. Усманова: «Западные башкиры действительно находились под властью Булгарского ханства. В период господства Золотой Орды эта часть башкир разделила ту же участь, что и камско-волжские болгары. Впоследствии те же башкиры оказались в составе Казанского ханства»[33]. Очень интересны в означенном плане следующие его слова: «Территория западных и северо-западных башкир, ранее подчиненная булгарам, а впоследствии оказавшаяся под властью Казанского ханства, в русских источниках называлась «Беловоложской землей » («Белой Воложкой», как известно, называлась тогда р. Белая). Это название сохранялось до XVII в. Остальную Башкирию те же источники называли «Башкирским улусом », «Башкирской землей »[34]. Ну на таковое, и, причём, очень даже значимое, мы уже обращали внимание и записывали чтоб «на ум пошло». Заметим, что таковое, причём и с некоторым этническим разделением этих территорий, фиксировалось и на картах, и даже XVIII века, как например, на карте 1720 гг. картографа Johan Baptist Homann были отмечены по этим районам Уфимские тартары и Башкирские тартары.
(Из открытых источников)
Отдельно касательно Казанского ханства и его восточных границ Усманов писал: «Границы Казанского ханства в конце XV – начале XVI в. трудно поддаются определению. Но нас интересуют, главным образом, его восточные границы. Здесь владения казанских ханов достигали р. Вятки и шли далее по р. Каме выше устья Белой (Белой Воложки). Есть основание полагать, что власть казанских ханов временами распространялась до устья р. Уфы, т. е. до г. Уфы. Башкиры, живущие по Ику, впадающему в Каму, а также по р. Мензеле, тоже были подчинены Казанскому ханству»[35]. Насколько временами, конечно, вопрос, но всё же, власть казанских ханов распространялась, и до будущей Уфы. И, в общем-то, получается, что большая часть будущей Уфимской губернии, так или иначе, была под непосредственным влиянием Казанского ханства. Ну, ханы властвовали, а народы?
Вместе с тем, хотя отмечалось, что границы Булгарского государства, а затем и Казанского ханства были весьма неопределенны, Р.Г. Кузеев в своей работе неожиданно ко времени образования Казанского ханства достаточно определённо очерчивал внутренние татаро-башкирские этнические границы. Он, писал: «С образованием Казанского ханства, когда достаточно четко определились этнические пределы башкирского Приуралья и татарского Волго-Камья, р. Ик на всем протяжении стала постепенно приобретать значение этнографической границы между Башкирией и Татарией, хотя башкиры еще долго продолжали жить значительно западнее реки»[36]. Прям какая-то берлинская стена образовалась что ли?
Однако у него же Кузеева много утверждений о большой общности этногенеза татарского и башкирского народов. И, конечно же, это, имело место, прежде всего, и в особенности в зоне непосредственного их контакта, то есть, на Северо-Западе современного Башкортостана, и, на Юго-Востоке нынешнего Татарстана, и некоторых других прилегающих территорий. Оговоримся, что разговор здесь о татарах Поволжско-Уральского региона, и остановимся несколько подробнее на этом. Раиль Гумерович про долину р. Ик, ставшую по его же словам некоей татаро-башкирской этнической границей, предваряя это писал следующие слова: «Долина р. Ик – издревле заселенный район. В середине I тыс. н. э. на ее берегах, особенно в лесных районах среднего и нижнего течения, обитали финно-угорские племена волжско–камского этнического мира. Но сюда очень рано нашли пути и кочевники с юга. Во второй половине и конце I тыс. н. э. поблизости от бассейна Ика находились районы расселения угров-мадьяр и волжских булгар»[37]. Ну вот и нескотлько ответ, что северо-западные лесные районы не были безлюдными. И как-то неожиданно, но, в общем-то, вполне категорично и утвердительно, оконтурил это словами: «Икская долина стали родиной, по крайней мере части тех тюркских кочевников, которые составили вместе с булгаро–угорскими племенами основу древнебашкирского этноса» [38]. Кузеев, и, в общем же, выдвинул тезис о Бугульминско-Белебеевской возвышенности (западный Башкортостан) как месте формирования башкирского народа.
Однако далее. Другой, и тоже несомненный авторитет башкирской исторической науки Б.Х. Юлдашбаев, правда, несколько о более поздних временах, и не столь категорично писал: «В этот период–Среднетюркскую эпоху кыпчакские племена разделились на кыпчакско–половецкую и кыпчакско–булгарскую ветви, чему способствовал происшедший в XV в. распад Золотой Орды на ряд обособленных ханств. В составе второй ветви, собственно, и образовался тогда башкирский народ. Она включала в себя прежде всего смесь булгар и кыпчаков, которые взаимно ассимилировались друг с другом, давая будущую « татарскую» народность поволжских тюрков »[39]. Вот так, не более, но, и не менее, определяет общность этногенеза тюркского населения края Билал Хамитович. Однако не станем вослед ему обобщать это вообще на наши народы, но относительно Северо – Запада нынешнего Башкортостана, общность этногенеза тюркского населения этого региона с собственно процессами формирования татарского народа Поволжья и Урала сложно отрицать. Вопрос только в том, каков был вектор в этих процессах, происходящих в регионе?
Это, и заглядывая всё же даже далее, попунктно подсказывал Раиль Гумерович:
<