Плоскость и рельеф в книге.




 

Вопрос плоскости листа поднимался неоднократно, и все равно этот вопрос еще не раскрыт полностью. Наиболее известным исследователем изобразительной плоскости листа в книге был В.А. Фаворский. Он считал, что плоское изображение даже в черно-белой графике, даже в шрифтовой странице невозможно в принципе, т.к. любые изобразительные средства пластичны, что создает своего рода изобразительный рельеф. «Если показываешь кому-нибудь, даже из художников, но не графиков, а живописцев, шрифтовую композицию и говоришь об ее пространственной выразительности и о своеобразном цветовом рельефе черного и белого, то по большей части в ответ высказывается сомнение, есть ли тут какое-либо пространство, и часто утверждают, что все это плоско, так как средства изображения очень ограничены – черные пятна и линии на белой бумаге… В графике есть только черное и белое, но есть линии разной толщины, пятна разной формы, переходы одной формы в другую, контрасты влияния, отношения. Все это дает такую пластичность средствам, что о плоском тут говорить не приходится, и можно, наоборот, поднять вопрос, возможно ли вообще плоское изображение. Действительно, так как любые самые скромные средства, используемые изображением, пластичны, то, по-видимому, плоское изображение не может быть осуществлено» [60, с.82].

В.А. Фаворский говорил о том, что классическое искусство стремится сохранить плоскость листа как основу изображения. При этом картина становилась пусть сложным, но рельефом, а пространство строилось либо от плоскости в глубину (Рембрандт и Тициан), либо как объем на плоскости (Дюрер). Но при этом такое искусство оставалось пространственным. В то же время В.А. Фаворский говорил о так называемом иллюзионистическом методе изображения, уничтожающем плоскость. Он осуждает этот метод, справедливо полагая, что полной иллюзорности добиться невозможно, как и уничтожить плоскость до конца, и это противоречие между иллюзорностью и плоскостью разрушает саму картину.

Плоскость листа в книге и плоскость листа в станковой графической работе различаются. В станковой работе активно действует принцип рамы. Рама закрывает край листа, этим лишая ее массивности. Поэтому станковая картина предполагает большую глубину пространства, чем книжный лист. «Рама, ограничивая изображение, усугубляет внутрь пространственную глубину и создает как бы замкнутый мир, а наружу делает изображение вещью, предметом другого пространства, в станковой картине предметом интерьера, можно сказать, мебелью, живущей наряду со стульями, столами и тому подобное». [60; c. 86] В книге такой рамы нет, поэтому глубина изображения уменьшается. Но края листа являются тоже своего рода рамой, т.к. делают плоскость листа обозримой, при этом не лишая ее массивности. «В нашем восприятии изобразительная плоскость – это «пещера», края ее сходятся к раме, а центральная часть наиболее всего удалена от зрителя» [32; c. 96]. Поэтому самому принципу иллюстрации ближе членение пространства изображения на слои, а не на планы, что роднит иллюстрацию с фреской.

Н.Н. Волков в книге «Композиция в живописи» определяет отличия слоев от планов.

План – часть изображенного пространства над куском горизонтальной плоскости, завершается неким фронтальным построением. Слои же, в отличие от планов:

1. Не имеют меры в глубину

2. Не размещаются в пространстве, а создают его

3. Иногда нарушают реальные масштабы

4. Пользуются свободой метафор и символов

5. Не имеют ракурсов (либо очень немного) и ходов в глубину

Также существует проблема использования в книге шрифта и орнамента. В некотором смысле книжное пространство сложнее пространства станковой работы. Шрифт, сам по себе двухмерный, на плоскости листа становится трехмерным, так как зрительно лежит либо на плоскости, либо в ее глубине. При этом рельеф и трехмерность шрифта очень малы, т.е. чисто шрифтовая страница имеет малую пространственную глубину. Когда на странице рядом со шрифтом появляется иллюстрация, возникает разноглубинность страницы. Если иллюстрация линейна, и линии эти сопоставимы с линией шрифта, разноглубинности не возникает, но чаще всего это не так. Даже чисто пятновая, силуэтная иллюстрация имеет другую глубину, нежели шрифт. Глаз «ныряет» в пространство иллюстрации и скользит по плоскому рельефу шрифта. Поэтому вопрос сохранения плоскости как основы в книге стоит еще острее, чем в станковой картине.

Также есть проблема разноплотности шрифта и иллюстрации. Чтобы сохранить единую плотность страницы, избежать темных «дыр», следует по возможности соблюдать правило одинаковой визуальной плотности текста и изображения. Недаром есть выражение «серебро набора». Блок текста вместе с фоном воспринимается единым серым пятном, которое может иметь разную плотность в зависимости от вида шрифта, кегля и начертания. И иллюстрация по плотности не должна резко отличаться от текста. В времена первых печатных книг было простое правило – самый тонкий штрих в изображении не должен был быть тоньше самого тонкого штриха в выбранном шрифте, а самый толстый не мог быть толще. То же самое с разноразмерными и разноцветными текстами. «Текстовые элементы (за исключением каких-то гипотетических сверхакцидентных случаев) должны быть абсолютно плоскостны. Единственный текстовый блок на странице, как правило, абсолютно плоскостен, так как имеет ясные очертания, и на полосе отсутствуют возможности для появления разных масштабов (разномасштабность может приводить к разрушению плоскостной поверхности). Для того чтобы та же степень плоскостности сохранялась в композициях, составленных из разноразмерных и разноцветных текстов, необходимо, во-первых, чтобы все элементы имели максимально близкую оптическую плотность (не только за счет присвоенного цвета, но и за счет, например, меньшей контрастности более мелких шрифтов), во-вторых, чтобы общее очертание как каждого отдельного элемента, так и групп элементов не имело ракурсных характеристик (пятно в форме трапеции, например, ракурсно, в отличие от прямоугольника), в-третьих, чтобы белое вокруг этих элементов имело ясную форму, также не имеющую покушений на ракурсность» [41; с.31]

Мы в принципе не можем воспринять иллюстрацию в книге как иллюзорную. Этому мешают и то, что мы видим край листа, и то, что ощущаем тяжесть книжного блока в руках, и то, что шрифт слишком сильно держит плоскость. И попытки создания иллюзорных иллюстраций губительны не только для страницы, но и для целостности книги. Даже чрезмерно глубокое пространство, «эффект воронки», тоже помешают нашему восприятию.

Но введение в книгу орнамента и рамы позволяет создавать более глубокое пространство. Если мы ограничим иллюстрацию орнаментом или рамой, мы создадим собственное пространство иллюстрации, и в этом пространстве возможна большая глубина изображения. Но все равно следует избегать пространственных воронок и разрушения плоскости. Сам орнамент тоже меняем поверхность листа. «Орнамент может «углублять» поверхность, и это на первый взгляд странно. Но покрой поверхность розетками, вот такими глазами на тебя смотрящими, - просто удивишься, какой она станет глубокой. Наоборот: поверхность, покрытая листьями, приобретает мягкость, плоскостность» [60; c. 187]

ВЗГЛЯДЫ, СОГЛАСНО КОТОРЫМ ВСЕГДА НАДО СОХРАНЯТЬ ПЛОСКОСТЬ, ВЕСЬМА СПОРНЫ!!!!

Прорыв плоскости имеет право на существование, в том числе и в иллюстрации. Пространственные иллюстрации представляются более интересными с точки зрения образа, вовлечённости зрителя в мир повествования (в особенности, сказки).

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: