Последний шанс
- Это твой последний шанс, Джек. Если ты его упустишь, то уже никто и ничто не сможет тебя спасти от исправительно-трудовой колонии для малолетних преступников.
Джек, в гордом одиночестве восседавший на заднем сидении автомобиля, не сводил упрямо прищуренных глаз с пухлых белых рук инспектора по делам несовершеннолетних, крепко сжимавших руль. Как же он его ненавидел!
- Этим ты, вообще-то, обязан нашему начальнику отдела, - продолжал между тем господин Льюис. - Он решил - не скрою, вопреки моему совету - дать тебе еще один, последний шанс и найти для тебя новых приемных родителей.
"Когда-нибудь я до тебя обязательно доберусь. Я убью тебя, но делать буду это медленно, чтобы ты дольше помучился. У некоторых ребят порядочные инспектора. Мне же, как на зло, достался именно ты. Ты ведь меня всегда ненавидел, с того самого момента, как я укусил тебя за палец, когда был еще совсем маленьким. Сегодня, будь у меня такая возможность, я бы откусил его тебе подчистую."
- Ты вел себя, как последний негодяй и мошенник, - продолжал свой монолог инспектор, которого, казалось бы, судьба Джека должна была волновать как никого другого. - Несмотря на то, что тебя уже не раз ловили на воровстве и порче чужого имущества, сейчас тебе предоставляется еще одна возможность начать жизнь заново, в деревне, где никто тебя не знает. Тебе, малец, просто невероятно повезло.
"Ну и загнул! - подумал Джек. - Все просто ненавидят меня и только мечтают о том, как бы поскорее от меня избавиться. А этот толкует, что мне невероятно повезло!"
- Семья, согласившаяся взять тебя к себе на воспитание, - продолжал между тем господин Льюис, - уже достигла впечатляющих результатов в работе с трудновоспитуемыми подростками, да и живут они довольно уединенно, далеко от крупно - населенных пунктов, что является немалым преимуществом.
Джек не сводил злобно прищуренных глаз с его рук.
"Ну что ж, тогда он и скоро пожалеют о том, что вообще родились на этот свет. Уж этот-то трудновоспитуемый подросток вскоре убедит их в том, что они в этот раз крупно ошиблись."
На память ему почему-то пришел тот день, когда господин Льюис в первый раз привел его к людям, решившим взять мальчика к себе в семью на воспитание. Это было семь лет назад. Джеку тогда только что исполнилось пять. Он судорожно рыдал всю дорогу, потому что не хотел расставаться с детским домом, в котором провел всю свою жизнь. Но его новая семья ему тоже очень понравилась. Два года он был милым и послушным пай-мальчиком. Но однажды его приемный отец не пришел домой и Джек узнал, что он их бросил. Его приемная мать заявила, что главной причиной их развода стали проблемы и трудности, которые принес в их семью приемный ребенок и Джека снова вернули в детский дом.
Вскоре после этих событий он пришел к выводу, что любые попытки вести себя прилично - лишь пустая трата сил и времени. Всякий раз, когда ему удавалось наладить с сотрудниками детдома более-менее дружеские отношения, они или переходили на другую работу или же совсем увольнялись из-за расшатанности нервной системы. Детей постоянно переводили в другие детские дома или же отдавали на воспитание в приемные семьи. Глупо было пытаться найти себе среди них друзей. Господин Льюис неустанно пытался определить его в какую-нибудь семью, но Джек с самого начала знал, что все равно, рано или поздно его отошлют обратно в детдом. Поэтому он и старался вести себя как можно ужаснее, чтобы посмотреть, насколько у них с ним хватит терпения.
Примерно в это же время начала зарождаться и его слава поджигателя. Горящие спички стали для него попыткой отомстить окружающим за свою боль. Это было незабываемое зрелище - охваченная пламенем классная комната! А центр по работе с детьми и юношеством горел еще жарче! После этого-то у него и появилась кличка "Поджигатель". Джек к этому времени повидал уже столько различных учреждений, что исправительно - трудовая колония была далеко не самым ужасным из всех возможных вариантов.
Они уже давно ехали не по шоссе, а петляли по извилистой проселочной дороге. Со своего заднего сиденья Джек с отвращением обозревал пейзаж. Поля, холмы и леса были без конца и края! И как только люди живут в такой глуши?
- Вот и Лонгфильд! - провозгласил господин Льюис. У Джека не было ни малейшего желания рассматривать ни красивые дома, окружавшие площадь, ни старую церковь, ни уютные маленькие магазинчики. Он закрыл глаза и начал обдумывать свой план.
"Может быть, стоит побыстрее учинить что-нибудь грандиозное, чтобы уже с самого начала нагнать на этих людей страх? - размышлял он. - Или лучше начать с мелочей, а потом набирать темп?" К тому времени, как они свернули на красивую, с двух сторон окаймленную кустарником дорогу, Джек принял решение не вступать ни в какие разговоры и вообще не раскрывать рта.
"Сначала они, конечно же, будут изо всех сил стараться быть любезными и радушными. Когда же все равно не добьются от меня ни слова, то наверняка начнут злиться", - думал он угрюмо.
Наконец они остановились перед домом. С первого взгляда почему - то казалось, что он был сделан из картона. Дом с трех сторон окружал сад, очень похожий на компостную кучу.
"Развалюха будет неплохо гореть, - с удовлетворением отметил Джек, - это и станет моим прощальным приветом".
Дверь дома отворилась, и навстречу им выскочил возбужденно оскаленный охотничий пес.
Весь дом, казалось, был битком набит людьми, очень старавшимися быть приветливыми и радушными. Повсюду пахло жареным луком. Хмурый, замкнутый вид Джека, казалось, совсем не смущал его круглую, как колобок, новую приемную мать, торопливо накрывавшую на стол. Муж ее был человеком довольно невзрачным, от которого, как почувствовал Джек, ему вряд ли стоит ожидать неприятностей. Зато сын их, Петер, произвел на него довольно сильное впечатление.
"Он будет постарше меня, - подумал Джек. - Мне нужно будет его остерегаться."
Еще там была маленькая девочка, которой время от времени наверняка можно будет дать пару подзатыльников. Когда все, наконец, расселись за столом, эта малявка не могла оторвать глаз от его родимого пятна. О, с каким удовольствием он поколотил бы ее!
Джек решил ни к чему за столом не притрагиваться, но то, что стояло перед ним, пахло так аппетитно, что он и оглянуться не успел, как с тарелки исчезла и третья порция добавки.
- Ну что же, до свидания! - помахал на прощание господин Льюис.
"Мы с тобой еще обязательно увидимся, уж в этом-то можешь не сомневаться, - думал Джек, жуя. - Но отсюда я уеду в шикарном полицейском автомобиле, а не на твоей ржавой таратайке".
- Думаю, тебе не терпится увидеть свою комнату, Джек, - сказала толстуха. - Под нее мы специально переоборудовали чердак.
"Просто восхитительно! Они решили поселить меня с пауками и крысами!" - подумал Джек, поднимаясь вслед за ней по крутой лестнице. Но, открыв дверь, вопреки своим ожиданиям, он был приятно удивлен.
- Мы оставили стены голыми, чтобы ты сам развесил на них плакаты, какие тебе хочется. Здесь наверху ты можешь делать все, что захочешь. Никто не войдет в твою комнату без твоего разрешения.
За двенадцать лет жизни у Джека еще никогда не было своей собственной комнаты. Свой, личный маленький мир!
"Можно будет пошиковать здесь пару недель, - размышлял Джек, растянувшись на удобной кровати. - И пока что не устраивать им никакой крупной пакости, чтобы они не выкинули меня отсюда прежде, чем я успею этим всем хорошенько насладиться".
Он лежал на кровати и наслаждался покоем, пока его не позвали вниз пить горячий шоколад с бутербродами. Он никогда еще не встречал такого детского дома, где ему был бы предложен такой сервис.
- Завтра ты пойдешь вместе со мной в школу, - вторгся в его радостные размышления Петер. - Нам придется сначала семь километров трястись в школьном автобусе, но оно того стоит. Наша школа довольно маленькая, всего шестьсот учеников. И учителя неплохие.
Джек в жизни еще не встречал ни одного учителя, который был бы "неплохим". Никто из его знакомых учителей даже приблизительно не подходил под это описание. Все, казалось, ненавидели его так же сильно, как и он их. Но и насолил он им, правда, немало. Он знал, что стал причиной нервного расстройства по крайней мере троих из них. Пятеро же учителей сложили оружие и поменяли профессию. Он сменил одну за другой семь школ и умудрился ни в одной из них ничему не научиться.
- У нас все ходят в школьной форме. Мой старый пиджак, я думаю, будет тебе как раз. Можешь взять и мой запасной галстук, пока не обзаведешься своими собственными вещами.
"Свое тряпье оставь при себе!" - подумал Джек и направился к лестнице, мечтая поскорее улечься в постель.
Джеку редко когда удавалось хорошенько выспаться. Проспать всю ночь напролет, не просыпаясь от храпа или ворочанья соседа, было воистину блаженством. Проснувшись, он нарочно натянул свои самые старые джинсы и самую рваную рубашку.
"Пусть только попробуют заставить меня надеть свою школьную форму!" - решил он, приготовясь к нешуточному бою. Но все, собравшиеся на завтрак, были настолько поглощены вкуснейшей яичницей с салом, что на его одежду никто не обратил ни малейшего внимания.
- Папа работает почтальоном, - объяснила Джеку маленькая девочка, - поэтому его сейчас нет.
Джек толстым слоем намазал на свой кусок хлеба апельсиновое варенье. Меньше всего в мире его интересовало то, где находится в данный момент этот смешной человечек.
- Вот ваши бутерброды, мальчики, - сказала "мадам Студень", так Джек про себя окрестил свою приемную мать. - Вечером я приготовлю для вас настоящий обед, - объяснила она Джеку.
- Если ты будешь одет, как все, в пиджак и с галстуком, тогда к тебе в школе будут не так приставать, - предупредил его Петер, запихивая тетради, книги и бутерброды в портфель. Но видя, что Джек никак на это не отреагировал, Петер тоже не стал продолжать этот разговор и они молча зашагали по дороге.
"Как же я тебя ненавижу! - думал Джек по дороге. - Уж я постараюсь отучить тебя от этих улыбочек еще прежде, чем мне придется вас покинуть".
Все было точно так, как и во всех других школах. По мере того, как за его спиной захлопывались одна дверь за другой, Джек все острее ощущал себя запертым в клетке. И все тот же хорошо знакомый запах дезинфекционных средств, потных ног и школьной столовой. И, как всегда, множество расширенных от ужаса глаз, неотрывно прикованных к его родимому пятну. А после этого те же самые смешки и шепот.
- Это господин Перси, - сказал директор. - Он занимается с отстающими учениками, к которым в данный момент причислен и ты.
"Так, спихнули меня к тупицам", - подумал Джек, с напряжением ожидая неизбежного вопроса. Он прозвучал сразу же после того, как директор вышел из класса.
- Ты умеешь читать? - спросил учитель. Джек почувствовал на себе взгляды всего класса. Он выпучил глаза, отвесил подбородок и издал булькающий звук.
- Да, но... - начал было учитель, и поспешно добавил: - Ничего, не переживай! Садись-ка вот сюда и нарисуй мне что-нибудь.
"Все идет как по маслу, - отметил удовлетворенно Джек. - Он не будет загружать меня работой."
Но он не намеревался и дальше играть идиота. Когда прозвенел звонок на большую перемену, он со всеми вместе вышел на улицу.
Джек до мелочей знал все, что произойдет дальше. Мускулы его напряглись, все тело приготовилось к драке. Как и следовало ожидать, скоро он оказался в тесном кольце насмешливых физиономий.
- Уж не опрокинула ли мамочка на твое бледненькое личико банку с красной краской? - язвительно спросил толстый мальчишка в очках.
- А кто это сделал тебе такую химическую завивку? - насмешливо протянул другой, в то время, как рыжий мальчишка в новеньком пиджаке, пристально изучая старую рубашку Джека, хихикнул: - Моль, да?
Все это Джек выслушивал со сделанным равнодушием, пока кто-то наконец не додумался до шутки с "красно-бело-черным." Тут он уже не выдержал. Насмешники не успели опомниться, как у троих из них оказались расквашены носы, а у одного под глазом появился синяк.
- Ага, червяк начал извиваться! - заорал толстяк. Но никто из них не мог по-настоящему противостать Джеку. Поэтому, услышав звонок на урок, все с облегчением бросились по классам. На дворе остался лишь толстяк, со слезами искавший свои очки. Рыжий мальчишка стонал и всхлипывал.
После этого и учителя и ученики должны были бы оставить Джека в покое. Так, по крайней мере, было во всех его бывших школах.
Вечером, когда Джек и Петер вернулись из школы домой, родители и их дочь уже сидели за столом. От запаха еды, которую "мадам Студень" щедро накладывала на их тарелки, начинали течь слюнки.
Джек заранее приготовил ответы на все их замечания и вопросы о его синяках и шрамах, но госпожа Джарвис лишь дружелюбно спросила:
- Ну, как прошли занятия?
Джек лишь скривился и пожал плечами, но Петер, сидевший напротив, расплылся в одобрительной улыбке.
- Я видел, как ты отделал этих ребят из шестого класса, - сказал он. - Это было просто здорово! С этими негодяями можно справиться только так. Я бы вышел тебе помочь, но у нас как раз шел урок французского.
Джек украдкой взглянул на почтальона. Один из его приемных отцов, когда до него доходили известия об очередной его драке, беспощадно порол Джека ремнем. Этот же коротышка, казалось, и не слышал всего сказанного. Джек взял еще один кусок яблочного пирога и в первый раз за этот день почувствовал себя поистине вольготно.
Жгучая ненависть
Субботним утром Джек не спешил выбираться из-под одеяла, размышляя о том, чем же в этой глуши можно заняться в выходные дни. Петер куда-то уехал на своем велосипеде, девочка читала в гостиной. Судя по запахам, "мадам Студень" орудовала на кухне.
"Неплохо было бы устроить перекур, - лениво подумал Джек. - Жаль, что я сейчас на мели. Нужно будет потихоньку спуститься вниз, пока они все заняты своими делами, и попробовать отыскать кошелек толстухи. Думаю, там всегда можно будет разжиться мелочью". Сумочка хозяйки дома висела вместе с ее необъятным пальто, в темном углу в самом конце узкой прихожей. Джеку пришлось пробираться через завалы резиновых сапог, сумок, игрушек и собачьих мисок. Пухлый кошелек живо напомнил Джеку его владелицу.
- Джек! - раздался голос сзади. Джек замер - рука его все еще была в кармане. На другом конце прихожей господин Джарвис прикрыл за собой входную дверь и начал неторопливо снимать свою форменную куртку.
"Что же теперь будет?" - спрашивал себя Джек, медленно опуская руку вниз. Но коротышка, весело насвистывая, как ни в чем не бывало пересек прихожую, чтобы повесить свою куртку рядом с пальто жены. Джек был основательно сбит с толку, но в то же время и раздражен: "Неужели же он так глуп, что не догадывается о моих намерениях? Или же он просто боится об этом заикнуться?"
- Я хочу сегодня поработать в саду, Джек, - сказал наконец почтальон. - И мне нужен помощник, который бы сжигал весь ненужный хлам и мусор. Не возьмешься ли ты за это?
Джеку очень хотелось отказаться, но огонь был самой большой страстью в его жизни. Он невольно кивнул и нисколько потом об этом не пожалел. Джек с таким увлечением сжигал груды хлама, накопившегося у двери черного хода, в теплице и садовом домике, что и не заметил, как День подошел к концу.
"Как же здесь все запущено, если накопилось столько хлама!" - подумал он. Но когда, загудев, пламя взметнулось ввысь, он не мог оторвать от него зачарованного взгляда.
Когда начали сгущаться сумерки, они все еще работали в саду. Джек не мог припомнить ни одного дня, который принес бы ему столько радостного удовлетворения.
Ну а потом пришло воскресенье. За завтраком, жуя теплые булочки с медом, Джек заметил, что все остальные были очень нарядно одеты.
- По воскресеньям мы ходим в церковь, - пояснила госпожа Джарвис. - Пойдешь с нами?
Джек так энергично затряс головой, что казалось, она вот-вот оторвется. Он очень не любил церкви. Воспитательница в одном из того множества детских домов, где он побывал, рассказала ему однажды, что непослушных мальчиков Бог наказывает и когда-нибудь он будет гореть в аду.
Джек не боялся ада, потому что любил огонь, но к Богу относился настороженно.
- Мы ходим в маленькую зеленую церковь из листов жести, здесь, на нашей улице, - объяснила ему Дженни, дочь хозяев, - там, правда, очень интересно!
"Гневный Бог может жить не только в огромных храмах, но и в церквях из жести", - подумал Джек, скривился и опять покачал головой.
"Как это типично - нацепив воскресные наряды, бежать в церковь", - злился он, глядя им вслед.
Нужно было где-то убить это бесконечно тянущееся воскресное утро. От скуки он решил исследовать деревню. Эта идея была не так уж и плоха. Он взял на заметку три стога сена, сторожку и старый сарай. Что-нибудь из этого можно будет поджечь, если жизнь в Лонгфильде станет очень уж монотонной.
Куда бы Джек ни пошел, его взгляду неизменно открывалась одна и та же картина погрузившейся в тишину и покой деревни. На выросшего в городе Джека эта тишина наводила жуть и вскоре стала просто невыносимой. Он с облегчением перевел дух, услышав вдали веселый говор. Сгорая от любопытства он бегом завернул за угол и с разбегу влетел в толпу людей, которые, весело переговариваясь и смеясь, заняли всю дорогу. Слишком поздно Джек сообразил, что все эти люди были на богослужении в маленькой зеленой церкви, двери которой сейчас были распахнуты настежь.
Джек медленно пробирался сквозь толпу и вдруг оказался рядом с госпожой Джарвис. Она беседовала с высокой дамой с длинной шеей, которая тут же одарила Джека угрожающим взглядом и промолвила:
- Ага, так это и есть ваша новая "небольшая проблема", госпожа Джарвис.
Медленно надвигаясь на Джека, она надменно продолжала:
- Тебе действительно очень повезло, мой мальчик, что ты можешь жить в нашей замечательной деревне. Надеюсь, ты будешь хорошо себя вести.
Ответ Джека был очень неприличным. Воспользовавшись наступившим после этого ошеломленным молчанием, он бросился бежать вниз по улице.
Оказавшись под спасительной сенью пустого дома, Джек задумался над тем, что сделают с ним Джарвисы, когда вернутся домой. На память ему пришла поистине бурная сцена, когда его заставили извиниться перед тетей его приемной матери за сказанные в ее присутствии слова, подобные сегодняшним. Но при одной мысли о том, что этот невзрачный почтальон может заставить его что-то сделать, Джека разобрал смех. Сжав кулаки и приготовившись к жаркой схватке, он, расположившись в гостиной, стал ждать возвращения семьи.
Но эта семья, казалось, была сделана совсем из другого теста, чем большинство людей. Джек решил, что все семейство сошло с ума, когда они, без единого слова, едва переводя дух от смеха, ввалились в комнату.
- Ой, мамочка! - судорожно глотала воздух Дженни. - Ну ты даешь! Ты бы видела ее лицо, когда ты сказала, что очень рада, что Джек наконец-то обрел дар речи!
Госпожа Джарвис без сил опустилась на диван, вытирая выступившие слезы:
- Я думала, что она сейчас лопнет от злости.
Петер закутался в покрывало и вместо шляпы нахлобучил на голову подушку.
- Ну, если его дар речи годен лишь на это, - заговорил он, подражая голосу длинношеей дамы, - то остается лишь пожелать, чтобы он утратил его вновь и уже навсегда. Но если серьезно, Джек, - добавил он, освобождаясь от покрывала, - то не стоит считать мадемуазель Диксон типичным представителем приходящих в нашу церковь людей. Она всего-навсего старая лицемерка, которая приходит на собрания лишь для того, чтобы всех критиковать. Она никак не может смириться с тем, что папа и мама берут детей на воспитание.
Почтальон, казалось, вовсе не разделял веселого настроения своей семьи. Сейчас он печально стоял у окна.
- Мы не должны судить ее так строго, - спокойно сказал он. - Это неправильно, Джек, называть кого-либо таким словом, а особенно даму. Но она сама вела себя нетактично, и я прекрасно могу понять, что творилось у тебя на душе.
Джек отправился в свою комнату. То, что вся эта история окончилась совершенно непредвиденно этим легким укором, пробудило в нем неуверенность. Поднимаясь по лестнице, он услышал новый взрыв хохота из гостиной. Подавать этой глупой семье хоть малейший повод для веселья совсем не входило в его планы.
Прошло несколько недель, и Джек почувствовал, что веселье, постоянно царившее в этом доме, начинало действовать ему на нервы. Никогда еще в жизни он не встречался с людьми, подобными этим. В этом доме не очень-то заботились о соблюдении тишины и порядка, и тем не менее, казалось, они никогда не злились друг на друга. И вся эта шумиха с Богом... Они даже поесть не могли, не поговорив сначала с Ним, как будто и правда считали, что Он сидит вместе с ними за столом. Казалось, они и не замечали угрюмой молчаливости Джека. Они просто все время с ним разговаривали, не задавая ему при этом прямых вопросов. Этим они лишали его удовольствия презрительно отшить их.
Джек начал задумываться над тем, не ошибся ли он в своей оценке почтальона. Может быть, этот тихоня вовсе не был таким глупым, каким он его считал. От глаз Джека не укрылось то выражение, с которым смотрел на него этот человек. Он с тревогой чувствовал, как взгляд этих добрых, мягких глаз проникает во все уголки его маленького, построенного из одной только ненависти, мира.
Но больше всех остальных его раздражал Петер. Ну с чего бы этот сильный малый, далеко не последний в спорте и в учебе, забивал себе голову такими вещами, как религия? Джек еще не встречал человека покладистей, чем Петер. Немало времени у Джека уходило на придумывание всевозможных способов вывести Петера из себя. В этом он был мастер, за его плечами были долгие годы упорных тренировок. Он включал радио на всю громкость, когда знал, что Петер сидит в своей комнате за уроками; часами запирался в ванной, когда видел, что тот хотел принять душ. Утром, перед самым уходом, когда они спешили, чтобы не опоздать на автобус, он прятал его спортивную одежду или кроссовки. Тетради, библиотечные книги, ручки бедняги постоянно исчезали и находились при самых странных обстоятельствах.
Само по себе все это было не так и страшно, но если сложить все эти мелочи вместе, то они могли бы уже разозлить Петера. Каждый день Джек с нетерпением ожидал того момента, когда терпение Петера все-таки лопнет. Он знал, что Петер выйдет победителем из любой драки, но уж очень хотелось ему увидеть его разъяренным. Через две недели Джеку с глубоким разочарованием пришлось признать, что план его не удался.
"Он, должно быть, так же туп, как и его папаша, - с горечью думал Джек. - Можно подумать, что он ничего не замечает. Нужно придумать что-нибудь похлеще."
Возможность для этого представилась уже в следующую субботу. Петер должен был, как представитель их округа, участвовать в легкоатлетическом забеге графства Сассекс. Вся семья собралась присутствовать на этих соревнованиях. Джек очень любил футбол, всякую же беготню просто так, без мяча, считал напрасным занятием.
- Джек, - сказала госпожа Джарвис, - я оставила тебе обед на столе. Его можно съесть и холодным, не разогревая. Если же ты снова проголодаешься, то возьми себе что-нибудь из холодильника. Ты точно уверен, что не хочешь поехать с нами?
Джек, как всегда, лишь скорчил гримасу и повернулся к ней спиной. Через две минуты все семейство скрылось за поворотом.
"Какие же они глупые, оставить меня здесь одного! - подумал Джек. - Они же наверняка знают о моем прошлом!"
В поисках идеи он прямиком отправился наверх, в комнату Петера. Но сама мысль о том, что они ему доверяют, удержала его от того, чтобы что-нибудь там сломать или испортить. Джек выскочил в сад. Там он увидел велосипед Петера. Он стоял у стены возле двери черного хода. Велосипеда у Джека никогда не было, но он всегда о нем мечтал.
"Ну что ж, сначала немного покатаемся, а там посмотрим", - сказал он себе. Спустя минуту он уже мчался вниз по улице. Чувство, овладевшее в следующие полчаса всем его существом, было поистине незабываемо. Его охватило неописуемое возбуждение. Быть в гордом одиночестве, в мире, состоявшем, казалось, лишь из скорости, ветра и свободы - это дарило ему столько же удовольствия, как и зрелище бушующего пламени. На пути к дому в его голове пульсировала лишь одна мысль: "Хочу, чтобы у меня был велосипед! Почему у Петера должны быть его собственные родители, которые его очень любят, собственный дом, из которого его никто не выгонит, да еще и собственный велосипед, на котором он может кататься, когда только пожелает?"
Исполненный злорадством, Джек разложил костер. Он истратил уйму дров из зимнего запаса семьи Джарвисов, чтобы огонь пылал пожарче. Сжечь велосипед оказалось задачей не из легких. Джек счел дело сделанным, лишь когда в огне исчез и насос.
Когда, наконец, у гаража послышался стук двигателя старенькой машины Джарвисов, от велосипеда осталась лишь обугленная рама.
- Я сгоняю быстренько на велосипеде в деревню за бутылкой колы, мама, - услышал Джек голос Петера. Потом, через несколько минут: - Мама, а где мой велосипед? Я точно помню, что поставил его у черного входа.
Свой костер Джек развел в дальнем углу сада, у самой стены. Увидев шагающего к нему по изрытой кочками лужайке Петера, он пожалел лишь об одном: что он отрезал себе все пути к бегству.
- Где мой велосипед, Джек? - спросил Петер. В своем спортивном костюме он выглядел поистине огромным, а его мускулы были похожи на кротовые холмики на лужайке.
"Уж не хватил ли я через край?" - спросил себя Джек, когда Петер обнаружил покореженные останки сожженного велосипеда. Его лицо стало белее мела. Он сделал шаг в сторону Джека.
"Ну наконец-то! - подумал Джек с внезапным торжеством. - Безразлично, что он со мной сделает - мои усилия не пропали даром!"
Но Петер остановился, и руки его повисли, как плети.
- Я хочу тебе кое-что рассказать, - сказал он. - У меня на следующей неделе день рождения, и папа собирал деньги на новый спортивный велосипед. По дороге домой я сказал ему, что этот велосипед я хочу подарить тебе. Сжег ты не мой велосипед, а свой собственный.
Увидев боль и обескураженность в глазах Джека, он круто развернулся и пошел к дому.
Оставшись у затухающего костра в полном одиночестве, Джек горько пожалел, что Петер его не ударил. Тогда бы у него была причина ненавидеть его, а не себя. Уставившись немигающим взглядом на остатки того, что могло бы быть его собственным велосипедом, он ругал себя за свою глупость.
ЧП в Лонгфильде
- На этой неделе состоится очень важный матч, Джек, - сказал однажды Петер, следуя избранной их семьей тактике как можно чаще говорить с Джеком. - Команда нашей деревни по крокету считается лучшей командой нашего графства. На следующей неделе она будет играть со своим самым сильным соперником из Тайдехерста. Это будет главный матч сезона.
Он продолжал что-то говорить, но Джек его уже не слушал. Никто из членов семьи ни разу в его присутствии ни одним словом не обмолвился о сожженном велосипеде. Но с того самого дня Джек прекратил свои попытки вывести Петера из себя. Это занятие почему-то просто перестало его прельщать.
- У нас прекрасная команда, - продолжал между тем Петер. - Майк Тернер, например, играет за Кембридж. А полковник Уайт, он у наших тренер, недавно увидел меня в игре и сказал, что если я буду продолжать в том же духе, то, может быть, в следующем году меня возьмут в команду.
Джек никому в этом не признавался, даже самому себе, но в обществе Петера он чувствовал себя все вольготнее. В этот вечер он даже пошел вместе с ним наблюдать за тренировкой команды Лонгфильда.
Команду составляли в основном сынки богатеев, живших в красивых домах, окружавших центральную площадь деревни. Но среди них была и парочка молодых мускулистых фермеров, а также Джордж, владелец автозаправочной станции.
"И почему они не могут играть в какую-нибудь путевую игру, например, в футбол?" - подумал Джек.
- Никогда еще победа над Тайдехерстом не была так близка как сейчас, - хвастал полковник перед командой, рассевшейся по ступенькам павильона. - На этот матч соберется все графство, чтобы увидеть честную игру.
Петер лежал на животе в мягкой траве и с почтительного расстояния восхищался командой. Джек сидел рядом и наблюдал, как все длиннее становились послеполуденные тени на коротко подстриженной, ярко-зеленой траве игрового поля. Крокетное поле было главной гордостью и радостью деревни. Одолеваемый скукой, Джек стал бесцельно бродить вокруг павильона. Внезапно он заметил, что дверь подсобного помещения была не заперта на замок, а лишь прикрыта. Любопытный, как всегда, Джек осторожно проскользнул внутрь. В полутьме, между косилками и граблями, ему в голову пришла великолепная идея. Его мозг лихорадочно заработал в тот момент, когда его взгляд упал на мешок с надписью "Средство для уничтожения сорняков".
"Так значит, все графство соберется, чтобы увидеть честную игру? - бормотал он себе под нос. - Ну, на этот раз они увидят нечто поистине необычное".
Он быстренько выволок мешок из подсобки и вместе с большой лейкой спрятал за горой пустых ящиков. Разыскав торчащий из стены павильона водопроводный кран, он в сумеречной тишине отправился домой.
Полковник, поздно вечером замыкавший дверь подсобки, не заметил ничего необычного. Самодовольно насвистывая себе под нос, он бодро зашагал домой через примыкающий к крокетному полю луг.
Солнце еще не взошло, когда Джек выбрался из-под одеяла, оделся и выскользнул из дома. Он не ошибся в своих предположениях: в столь ранний час на улицах Лонгфильда действительно не было ни одной живой души. От одного из своих приемных отцов он узнал много всякой всячины об уничтожении сорняков. Этот мужчина питал такую ненависть ко всякого рода сорнякам, что уничтожал их с каким-то неестественным злорадством, не обращая никакого внимания на гибнущие при этом цветы. Джек не раз наблюдал за тем, как он высыпал в лейку с водой белые шарики. Поэтому он прекрасно знал, что и как ему сейчас надо было делать. Он вытащил лейку на самую середину знаменитого игрового поля и не торопясь, размеренно принялся за работу. Ему не раз еще приходилось бегать с лейкой к водопроводному крану, прежде чем он остался доволен результатом. Если бы в этот момент его мог увидеть господин Перси из класса для отстающих, то ему пришлось бы признать, что Джек совсем неплохо умеет писать.
Задолго до того, как молочница начала свой ежедневный обход деревни, Джек снова лежал под одеялом. Когда сторож, пришедший в ужас, вызвал полковника по телефону на крокетное поле, тогда ничего нельзя было исправить.
- Никому об этом ни единого слова! - полковник с трудом дышал. - Нам остается надеяться, что видно это станет после выходных!
В это субботнее утро вся деревня походила на растревоженный улей. Джордж украшал свою автозаправочную станцию разноцветными вымпелами. Элегантные дамы, стараясь перещеголять друг друга, пекли самые невероятные торты и пироги: Лонгфильд славился своими "крокетными чаепитиями". Местная газета прислала своих лучших репортеров. Однако же, когда один за другим начали прибывать дорогие автомобили с членами команды Тайдехерста, в толпе началось хихиканье и перешептывание. Лица игроков из Лонгфильда залила краска смущения, когда они прочитали непристойное слово, выведенное огромными буквами из сожженной, желтой травы поперек их любимого игрового поля. Игроки, мягко говоря, были далеко не в лучшей своей форме. Тайдехерст выиграл с перевесом в 90 очков.
В то время, как местный полицейский начал вести расследование, репортер газеты, очень довольный происшедшим, вернулся в свое бюро и начал обдумывать заголовок своей статьи, что-то вроде "Неизвестный вредитель запятнал честь деревни". Он задавался вопросом, позволит ли главный редактор процитировать в газете это неприличное слово. Когда торжествующая и радостная команда Тайдехерста наконец отбыла домой, в павильоне собрались Майк Тернер и несколько молодых игроков команды Лонгфильда, чтобы дать простор своему гневу.
- Я бы того, кто это сделал, задушил собственными руками! - прорычал Джордж, владелец автозаправки.
- Спорим, что это дело рук краснокожего чудища почтальона?! - предположил племянник полковника.
- Точно, больше некому! - подпрыгнул от возбуждения Джордж. - Как это мы раньше не догадались?
- Да, из нашей деревни никто на такое не способен, - поддержал его Майк Тернер. Чем дальше они развивали эту мысль, тем яростнее вскипало их негодование.
- Этот мерзкий мальчишка. Его обязательно нужно проучить, - решили ребята. Дождавшись сумерек, они отправились на поиски Джека.
Джек никогда еще не видел ни одного крокетного матча, но зато этот доставил ему истинное наслаждение. Он сидел на заборе на своей улице и все еще тихонько посмеивался. Вдруг из сгущавшихся сумерек бесшумно вынырнуло несколько фигур. Медленно и неуклонно, как стая волков, сжимали они кольцо, готовые к смертельному прыжку. Джек почувствовал нависшую над ним опасность. Во рту у него внезапно пересохло.
- Это ты тот негодяй, который превратил нас в посмешище для всего графства? - спросил Майк. Его пальцы легли на горло Джека как стальные клещи. Джек знал, что никаких доказательств у них нет и быть не могло. Но, взглянув на их лица, он понял, что пощады не дождется.
"Сейчас тебя, дорогой, отлупят так, как не лупили еще ни разу в жизни, - подумал Джек. - И ты ничего не сможешь предпринять!"
Следующие несколько минут были ужаснее, чем он себе это мог представить. Их было пятеро высоких, сильных парней и к тому же они были вне себя от ярости. Позже он мог припомнить лишь несколько тяжелых пинков ногами и сокрушительные удары кулаком. В ушах стоял шум, глаза заливала кровь, бежавшая из рассеченного лба. Когда он между двумя пинками под ребра и в желудок глотнул воздуха, то пожелал одну минуту передышки, чтобы спокойно умереть.
В тот момент, когда Джек уже всерьез поверил, что ему пришел конец, раздался знакомый голос Петера:
- И как же вы, такие здоровые, додумались избивать двенадцатилетнего?
В первый раз за весь этот день ребята из крокетной команды чувствовали себя поистине вольготно. И они никак не могли допустить, чтобы 15-летний Петер испортил им все удовольствие. Племянник полковника протянул язвительно:
- А кто знает, уж не помогал ли он своему братишке? Лучше всего будет отвесить и ему пару оплеух на память.
Джек услышал глухой удар и яростный крик Петера. Когда же в следующий момент на дороге появился старенький автомобиль почтальона, Джек погрузился во тьму.
Он не помнил ничего из того, что произошло дальше, вплоть до той самой минуты, когда, открыв глаза, обнаружил, что лежит на диване в гостиной Джарвисов. Петер сидел в кресле и прикладывал себе мокрый платок к огромному синяку на челюсти. Он негромко бубнил себе под нос что-то нелестное о поведении своих бывших кумиров.
Джек знал, что никогда не сможет забыть той заботы, которой окружила его в тот вечер госпожа Джарвис. Он поклялся себе никогда больше не называть ее "мадам Студень". Она не задавала ему никаких неприятных вопросов и не ставила в неловкое положение излишней хлопотливостью. Она промывала, дезинфицировала и перевязывала раны Джека так, как - будто бы во всем мире для нее не существовало человека важнее этого чужого мальчика. Почтальон медленно, с ложечки вливал ему в рот теплый, сладкий чай, всячески оберегая его разбитые, распухшие губы. Держа чашку, господин Джарвис вдруг усмехнулся и сказал:
- Досталось тебе, конечно, по заслугам, но нам все равно очень жаль, что это произошло.
- Слава Богу, что ты, папа, появился как раз вовремя, - сказал Петер, откусывая огромный кусок от маминого шоколадного пирога. - Они успели ударить меня только один раз - но, ой, моя челюсть! Я могу примерно себе представить, что пришлось пережить нашему бедному Джеку.
- Никто из нас не скажет другим о