Этот поразительный эскиз демонстрирует понимание да Винчи главного парадокса, заложенного в самой природе пениса: ведь это единственный орган, который, будучи частью тела, существует отдельно от него. Он также свидетельствует о парадоксальности натуры самого да Винчи. Его творческая деятельность как художника и скульптора убеждала его в верховной власти зрения. Леонардо верил, что именно посредством зрения, а не с помощью умственных построений человек обретает знания, позволяющие ему стать хозяином окружающего мира и собственной судьбы. Однако еще за четыреста лет до Фрейда да Винчи понимал, что фантазии и сны – то бессознательное, о чем с таким жаром говорил впоследствии герр профессор, – могут приблизить человека к истине не менее реальной, чем та, которую способен видеть глаз. Самая яркая тому иллюстрация – часто встречающееся в зарисовках да Винчи изображение пениса, который существует сам по себе, не прикрепленный к телу. Он символизирует независимое и бесконтрольное начало с сильной волей. Конечно, это была лишь игра воображения, однако для да Винчи она была вполне реальной.
Реальность, как это видно из дневников Леонардо, заключается в том, что пенис окутан тайной. А да Винчи обожал тайны, особенно связанные с ним самим. В «Жизнеописаниях самых знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Вазари делает вывод, что эксцентричное поведение Леонардо и его странные манеры были призваны создавать атмосферу загадочности. По мнению профессора Генри Зернера из Гарвардского университета, именно эта причуда побудила его писать в своем дневнике зеркальным почерком – не столько ради шифровки каких‑то откровенных дневниковых записей, сколько из желания озадачить и поразить своих друзей.
Тайное могущество пениса озадачивало и поражало Леонардо. Но каким бы своевольным и непослушным ни был этот орган, художник никогда не относился к нему как к жезлу дьявола. «У нас нет права любить или ненавидеть что‑либо, пока мы не познаем его природу», – писал он. Для да Винчи пенис был предметом изучения на протяжении всей жизни, однако он не сделал по этому поводу никаких конкретных выводов, разве что окончательно убедился в его загадочности. Как красивого мужчину атлетического сложения, вечно окруженного свитой привлекательных молодых протеже, его, возможно, беспокоило то, что могущество пениса способно ослабить и его самого. Однако художника в нем восхищали спонтанность и своевольность этого органа, а ученого – сложность его анатомического строения. Притом что обе ипостаси преклонялись перед его тайной.
Прозрения да Винчи, равно как и непонятные ошибки в его анатомических рисунках вкупе с его пониманием роли пениса в работе мужской психики, свидетельствуют о том, что в своих взглядах гений Возрождения одной ногой опирался на фундамент Средневековья, тогда как другой стоял в Новейшем времени. В такой ситуации нелегко удержать равновесие. Нам с вами трудно понять, как человек, так точно изобразивший анатомию яичек, мог допустить столь грубую ошибку в отношении анатомии пениса – ведь оба органа находятся в одном и том же месте. Согласно одной теории, рисунки яичек да Винчи делал, исходя из реальных анатомических исследований, тогда как рисунки пениса были попыткой художника проиллюстрировать то, о чем он читал в трудах ученых, которые никогда не подвергали этот орган вскрытию. Иначе он бы непременно исправил все свои рисунки.
Известно, что около 1503 года да Винчи занялся самостоятельными анатомическими исследованиями человеческого тела и стал меньше опираться на средневековые медицинские тексты, где было много суеверий и ошибок. И хотя его желанию увидеть, что же кроется внутри человека, препятствовала церковь, он без колебаний предпочел физику метафизике, став первопроходцем на пути секуляризации человеческого тела. Сколько бы ни было в рисунках да Винчи ошибок, главное, что он первым в истории западной цивилизации хотя бы попытался изобразить внутренние органы человека с анатомической точностью. Как отмечает хирург и историк медицины Шервин Б. Ньюленд, «ни в эпоху Леонардо да Винчи, ни до него ни в одном учебнике медицины внутренние органы не изображались в своем реальном виде – обычно это был лишь схематичный или символический образ». В конце XVIII века, пишет Ньюленд, шотландский хирург Уильям Хантер получил разрешение ознакомиться с некоторыми из анатомических рисунков Леонардо, которые незадолго до того были обнаружены в Виндзорском замке в запертом на замок сундуке. Хантер «не ожидал найти там ничего, кроме обычных для художника принадлежностей». Однако, увидев содержимое ящика, он не поверил собственным глазам: Хантер «с изумлением обнаружил, что Леонардо был лучшим в мире анатомом своего времени». Историк XX века Г. Хопсток пошел еще дальше, отдавая дань гению Леонардо в этой области.
Насколько нам известно, никто до него не совершал такого количества анатомических исследований тела человека и не мог так правильно интерпретировать полученные данные… Он первым дал правильное описание скелета человека… Он первым правильно изобразил практически все мышцы человеческого тела… Никто до него не изображал нервы и кровеносные сосуды с такой точностью – в этом ему нет равных.
Хотя да Винчи так и не завершил свою анатомическую книгу, процесс, который он инициировал своими рисунками, был не просто гигантским скачком в познании. Это был еще и акт экзорцизма – изгнания дьявола, который якобы завладел этим органом. В дневниках Леонардо мы видим первые признаки масштабного переворота, который вскоре произойдет в людском сознании – увы, слишком поздно, чтобы спасти «ведьму» Анну Паппенхаймер и ей подобных[69]. В отличие от Блаженного Августина, который, будучи человеком проницательным и страстным, также пытался осмыслить силу и предназначение этого загадочного органа, Леонардо на этих замечательных страницах подвел итог своим размышлениям не с религиозным негодованием, а с мирским почтением.
«Неправ тот, кто стыдится изобразить пенис или назвать его своим именем, – писал да Винчи. – Его надлежит не тщательно скрывать, а, наоборот, демонстрировать, и притом с гордостью».
* * *
Через двадцать четыре года после смерти да Винчи бельгийский врач Андреас Везалий написал первую иллюстрированную книгу по анатомии на основании опыта, полученного при вскрытиях, в которой был предложен нерелигиозный систематический подход к человеческому телу. «De humani corporis fabrica» («О строении человеческого тела»), изданная в 1543 году, была так хорошо написана и проиллюстрирована, что один из историков впоследствии утверждал (как потом оказалось, ошибочно), будто это – плагиат утраченных работ Леонардо.
Сын аптекаря, Везалий еще мальчиком занимался вскрытием трупов кошек и собак, чтобы подготовиться к исследованию внутренних органов человека на поприще анатома. Однако, поступив в Парижский университет, он был весьма разочарован предлагавшимся там курсом обучения. Анатомические исследования человеческих трупов осуществлялись всего два раза в год, причем проводивший эти занятия профессор сам не делал иссечений[70]. Вместо этого он зачитывал с кафедры длинные отрывки из трудов Галена или иного древнего источника, а его невежественный ассистент, чаще всего брадобрей, делал разрезы и предъявлял на всеобщее обозрение разлагающиеся органы. Много лет спустя Везалий издевался над подобными преподавателями за их «воронье карканье с возвышения кафедры о том, чем сами они никогда не занимались». Вот как описывались гениталии в одной из книг, служивших им подспорьем в карканье.
Яички… состоят из белой, мягкой и губчатой плоти сродни той, какая образует железы… Прежде чем попасть в яичко, субстанция спермы собирается в определенной фолликуле (сумке), где она видоизменяется и белеет… Пенис [ствол] – это мускул с нервами внутри, пустой и круглый… образованный двумя связками, расположенными бок о бок поперек его, что необходимо по двоякой причине. Во‑первых, чтобы он мог извергнуть сперму в вульву, по этой причине он снабжен нервами… пустой же он, чтобы при наличии страстного желания он мог расшириться и восстать, достигнув максимальной жесткости.
Вышеописанный пенис предъявлялся студентам в ходе так называемых Салернских демонстраций – курса, существовавшего в XVI на всех медицинских факультетах Европы[71]. Однако это был… свиной пенис! Сам факт того, что пенис человека считался анатомически эквивалентным пенису домашнего скота – не только в церковных проповедях с их уничижительными аналогиями, но и в ведущих европейских центрах образования и просвещения – красноречиво свидетельствует о его презренном статусе в Средние века и даже в начале Нового времени.
Везалий отверг подобное «равенство» и с головой погрузился в поиски анатомической истины. Однажды, прогуливаясь ночью за городской стеной, он набрел на повешенного преступника, чей труп оставили гнить на виселице. Везалий вскарабкался по столбу и оторвал у трупа руку, после чего спрятал ее за пазуху и поспешил домой. Там он тайком разрезал ткани и исследовал ее строение. Две ночи подряд Везалий возвращался на то же место и разбирал труп на части. Эти тайные исследования стали для молодого бельгийца настоящим откровением. Он сделал ошеломляющий вывод: многое из написанного Галеном о теле человека не соответствовало действительности. А вскоре двадцатитрехлетний Везалий, ставший профессором анатомии в университете итальянского города Падуи, получил возможность публично продемонстрировать результаты своих изысканий. К счастью для нас, сохранилось свидетельство очевидца – немецкого студента Бальдазара Хезелера, изучавшего медицину в Болонском университете, куда Везалия пригласили в 1540 году для прочтения публичной лекции. Он‑то и описал анатомическую демонстрацию Везалия. К приезду профессора были подготовлены три трупа казненных преступников, а через пять дней к ним прибавился еще один повешенный. Больше всего зрителей собралось тогда на публичную анатомическую Демонстрацию № 17, во время которой Везалий препарировал пенис.
Сотни студентов сгрудились вокруг профессора у секционного стола, толкая друг друга локтями, чтобы получше рассмотреть происходящее. Везалий продемонстрировал им, как «сперматические сосуды… тянутся, многократно изгибаясь и скручиваясь… к мясистым железам яичек, – писал Хезелер, – и как из яичек выходят другие сосуды, по которым семя передается через пенис.
Все это он показывал последовательно, в особенности то, что сосуды, в которых находится семя… многократно опоясывают яички… Развернув их в одну линию, он продемонстрировал нам большую длину сперматических сосудов, в коих семя созревает… Наконец, он сделал иссечение… [ствола] пениса, который, как он заметил, присоединен к os pubis и к os sacrum[72]. Он показал нам… мочевыводящие пути, сделав нужное иссечение, а также канал для семени…
И еще он показал нам губчатую трубку [внутри пениса], которая начинается чуть ниже, возле ануса».
Когда все это было проделано и разрезанный орган оказался на столе, Хезелер показал себя достойным учеником своего нового ментора. «Подойдя к столу, я взял препарированный пенис в руки, – писал он. – Я увидел, что fistula spermatis была довольно‑таки губчатая, а яички на ощупь были мягкие и легкие».
В августе 1543 года Везалий опубликовал свой труд «О строении человеческого тела». Двадцать восемь сантиметров в ширину, сорок два в высоту, в переплете из пурпурного бархата и объемом в 663 страницы, изящно отпечатанный и с раскрашенными вручную иллюстрациями – так не издавалась еще ни одна книга по медицине (а возможно, и никакая другая!). Считается, что большинство иллюстраций к ней сделал Ян (Иоганн) Стефан ван Калькар, представитель тициановской школы. Если прежде на фронтисписе книг по анатомии восхвалялись «каркающие вороны», которых Везалий безмерно презирал, то на титульной странице его собственного труда был изображен труп. Главным авторитетом в медицине стало тело человека. На этой иллюстрации Везалий, запустив руку в труп, указывает на что‑то целой толпе студентов. В верхней же части страницы изображена Смерть в виде скелета. Но это не «мрачный жнец», собирающий свою дань. Вместо косы в руках у скелета скипетр. Это Смерть, прирученная Наукой, – не наказание за первородный грех, но анатомический путь к истине через человеческое тело.
В отношении пениса истина, как писал Везалий, заключается в том, что «при акте зачатия этому органу дана такая сила наслаждения, что [мужчин] она возбуждает, так что и молодые, и старые, и даже вовсе лишенные разума ощущают потребность размножаться – как если бы в них вселилась великая мудрость». Это единственный комментарий Везалия касательно функции пениса. Главное же внимание он уделил его форме: «У мужчины имеются два яичка, прикрытые кожей, которую называют мошонкой… Семя, когда оно создано, попадает в крупный червякообразный сосуд, который растет в задней части яичек и сложным образом переплетается там, подобно щупальцу…
Для семени и мочи предусмотрен общий канал, который идет наклонно вниз, а затем изгибается кверху, к наружному сочленению лобковых костей, что находятся под телами, образующими пенис. С обеих сторон лобковой кости имеются нерв и округлое тело с мышечной тканью… по структуре своей напоминающее гриб… Соединенные вместе, эти тела образуют пенис, который благодаря такой субстанции способен к эрекции и к увеличению в размерах, когда он готовится извергнуть сперму… В ином состоянии… он вялый и невелик размером».
С литературной точки зрения это описание не слишком примечательно. Но в том‑то и вся суть и вместе с тем одно из великих достижений Везалия. Чтобы осознать это, надо вспомнить, в какой атмосфере и при каких нравах Везалий создавал свой труд: ведь к моменту его публикации в 1543 году в ходу было 13 изданий практического руководства по борьбе с ведьмами – «Молота ведьм», в котором цветистым и напыщенным стилем доказывалось, что над пенисом Бог дал Сатане больше власти, чем над любым другим органом. В том же «Молоте ведьм» самые витиеватые хвалы возносились мужчинам, которые отрезали себе этот проклятый орган, чтобы стать «евнухами для Царствия Небесного». Поэтому непритязательный язык труда Везалия нужно воспринимать именно в этом контексте. Уйдя от дутой религиозной риторики и представив пенис таким, какой он есть – ни божественным, ни дьявольским, а просто человеческим, – поставив во главу угла не функцию, а форму, Везалий сделал огромный шаг туда, куда стремился да Винчи, но чего он так и не достиг.
В книге «О строении человеческого тела» было исправлено более двухсот ошибок, содержавшихся в наследии Галена, хотя некоторые из них Везалий все же повторил. Самой поразительной и даже шокирующей было изображение вагины в виде перевернутого пениса. В пятом томе своего труда Везалий приводит рисунок матки в вертикальном положении. В верхней части этого органа имеется закругление, похожее на рудиментарную мошонку. Остальное же точно повторяет форму ствола мужского органа. Губы влагалища явно копируют головку члена, только разделенную посередине надвое. Эта «чудовищная» иллюстрация, как назвал ее один современный исследователь, напоминает нам о том, что катализатором любых идей является интеллектуальное мировоззрение той или иной эпохи. В XVI веке идеи Галена по‑прежнему определяли систему медицинских взглядов, а он учил, что всей человеческой биологией управляет внутреннее тепло[73]. Гален писал, что это тепло выталкивает пенис из мужского организма, тогда как в женщинах недостаток тепла заставляет тот же орган расти внутрь, принимая форму влагалища.
Для Галена биология была метафорой, выражавшей космическую истину: превосходство мужчины над женщиной. Женщины – это несовершенные мужчины, которым не хватает тепла, и именно эта нехватка вынуждает их удерживать внутри то, чему надлежит находиться снаружи. Для античных греков и средневековых европейцев мужчина был мерилом всех вещей, в то время как мерилом самого мужчины был его пенис. Такая «стандартная операционная система» определяла не только степень мужского начала, но и, как показывает рисунок влагалища в книге Везалия, отношение к человеческой сексуальности в целом. Столетием позже в одном из первых руководств по интимной жизни на английском языке, получившем название «Шедевр Аристотеля», хотя его автором, конечно, был не Аристотель, для доказательства этого момента использовалась поэтическая форма:
Обследовал я женщин тайные места,
Поведаю теперь, что всё в них неспроста:
Хотя в сравненьи с нами все они – иного пола.
Однако в целом – то же, что мужчины, если голы.
А если кто в анализе своем особо будет рьян,
Найдет у них всего один изъян:
Они точь‑в‑точь, что мы, но не забудь
Их при осмотре наизнанку повернуть.
Считалось даже, что в принципе женщина способна «вывернуться наружу нужной стороной». В 1573 году Амбруаз Паре писал об одной деревенской девочке по имени Мария, у которой, когда она бежала за стадом свиней, вдруг ни с того ни с сего «появился мужской жезл». Посоветовавшись с врачом и, разумеется, с епископом, Мария изменила свое имя, став Жерменом, после чего пошла служить в солдаты. (Слава о Марии‑Жермене разнеслась такая, что легендарный французский путешественник и философ Монтень однажды специально заехал познакомиться с ним по пути из Парижа в Рим. Марии‑Жермена не оказалось дома, однако Монтеню рассказали, что он все еще не женился, хотя у него уже выросла «большая и очень густая борода»[74].)
Хотя Везалий и заблуждался по поводу влагалища, он все же был прав в отношении пениса, что в конечном счете повлекло за собой мощный культурный скачок. Об этом свидетельствует еще одна иллюстрация. В приложении к книге «О строении человеческого тела», задуманном как краткий курс подготовки студентов к работе за секционным столом и получившем название «Epitome» (что по‑латыни означает «Извлечение»), есть рисунок Адама и Евы. В отличие от стандартного изображения прародителей человечества, считавшегося нормой в христианской Европе на протяжении тысячи лет, они изображены там обнаженными, но не жалкими в своей наготе – не бесполыми инструментами уничижения, а впечатляющими образчиками красоты, грации и совершенства человеческого тела. Грудь у Евы небольшая, но крепкая и привлекательная; торс Адама мускулистый и широкий. Эти Адам и Ева являют собой не патологию человеческой формы, а напротив – ее совершенство, хоть и ограниченное в силу человеческой бренности.
Однако пенис дарует человеку «бессмертие». Вот почему изображение Адама так примечательно. Он не стремится стыдливо скрыть свое мужское достоинство под фиговым листком. Напротив, его правая рука отведена от туловища, открывая его взору. Пенис Адама не возбужден, но в то же время не выглядит вялым. Он возлежит на клумбе лобковых волос как символ жизненной потенции, словно молодой побег на ветке дерева. Это не напоминание о первородном грехе и не передаточное звено этого греха потомкам. Это инструмент, увековечивающий человеческое существование. И хотя Везалий не читал дневник Леонардо да Винчи, идеи последнего касательно пениса явно были ему очень близки. Адам – первый человек и праотец всех людей на Земле – демонстрирует свой орган «с гордостью».
* * *
После Везалия анатомические исследования пениса стали походить на географические открытия Колумба и Магеллана, с той лишь разницей, что исследователи‑анатомы не водружали на вновь открытые «земли» крест, а просто давали им свои имена. Везалий никогда не утверждал, что он «открыл» хотя бы один из органов или частей тела. А вот двое его самых знаменитых студентов, Габриэлло Фаллопио и Бартоломео Эустакио[75], оказались не столь скромны, как их учитель. Не скромничали и их последователи. Оттого сегодня на изображениях мужских половых органов в медицинских учебниках можно встретить такие названия, как фасция Бака, куперова железа, подушечки Эбнера и полость Леката[76]– каждая из этих частей тела названа именем «открывшего ее» исследователя. Начиная с XVI века пенис окончательно перешел в руки анатомов – примерно в это время наука начала оспаривать монополию религии в вопросах изучения человеческого тела и его функций. Однако этот новый мир воспринимался теперь учеными скорее как некая машина, а не как полный тайн материк. Фаллопио же вообще воспринял метафору о пенисе как рычаге коробки передач почти буквально, призывая матерей к тому, чтобы они стимулировали пенис своих малолетних сыновей энергичными движениями. По его мнению, это позволяло «подкачать насос», чтобы впоследствии половые органы мальчиков могли без помех приумножать людской род.
Для церкви, однако, тело человека вовсе не было машиной. Оно было священной тайной, приютом как для божественной души, так и для рвоты, кала и самой ядовитой из всех выделений субстанции – спермы. Желая подкрепить эту теорию доказательствами, католическая церковь выступала против чуть ли не всех светских исследований человеческого тела. Если какая‑то из научных схем и была приемлема для римской церкви, так это позиция Галена, твердившего о совершенстве человеческого тела. После издания книги «О строении человеческого тела» преподаватель Везалия в Париже Яков Сильвий[77]обрушился на своего бывшего студента с нападками и защищал Галена так рьяно, что сегодня это выглядит просто абсурдным. Если пенис при его анатомическом исследовании в XVI веке не обнаруживает тех особенностей, которые отмечал Гален, писал Сильвий, то это лишь доказывает, насколько выродилось тело человека в сравнении с идеальной формой, представшей во втором веке взору непогрешимого грека.
Последователи Везалия стремились искоренить любые идеалистические предрассудки, связанные с половыми органами. Для голландца Готтфрид Бидлоо[78], чья «Анатомия человеческого тела» стала самым грандиозным атласом тела после труда Везалия, истина была прекрасна, даже если она не отличалась особой красотой. В 1685 году он изобразил[79]свои препараты пригвожденными к секционному столу, с отчетливо прорисованными секционными иглами. На одной из иллюстраций внимание зрителя привлекала к пенису… ползавшая по трупу муха. Бидлоо умышленно гипертрофировал грубость и несовершенство тела. Он изобразил пенис не как безукоризненное произведение гениального скульптора – Бога, а таким, каков он есть на самом деле: переменчивым по форме и асимметричным, не духовным, а плотским.
В 1668 году соотечественник Бидлоо Ренье де Грааф осуществил самое всестороннее исследование строения пениса на тот момент. Его «Трактат относительно генеративных органов мужчин» был трудом врача и физиолога, явно воодушевленного своей работой. Несмотря на научную строгость, «Трактат» оказался на удивление удобочитаемым документом, в котором нашлось место и для юмора, и для личных наблюдений. Он отличался отсутствием всякого религиозного пиетета (хотя де Грааф был верующим католиком) и изобиловал подробными отчетами об эксцентричных экспериментах самого де Граафа, включая тот, где он взял член трупа мужчины и, создав у него непреходящую эрекцию, превратил его в анатомическое пособие для студентов. «Пенис следует готовить таким образом, – писал де Грааф. –
Во‑первых, надо аккуратно выжать кровь, которая всегда имеется внутри… затем вставить трубку в губчатую субстанцию, там, где она приближается к кости лобка. Полость пениса следует наполовину заполнить водой с помощью спринцовки и слегка его встряхнуть. Когда вода с кровью вытечет, надо снова наполнить его пресной водой и повторять эту операцию, пока из него не станет вытекать совершенно чистая вода… [Далее] необходимо аккуратно отжать между двумя кусками корпии всю воду, которая есть в corpora canervosa[80]. Напоследок пенис следует надуть до натурального размера… а после завязать. Надутый пенис… можно исследовать по мере надобности; все будет ясно и отчетливо видно в том естественном виде, который он приобретает в ходе полового акта».
Все, что имело отношение к пенису в процессе полового акта, пробуждало в де Граафе любопытство. К примеру, многие думают, что крупный нос свидетельствует о внушительных размерах члена. Но так ли это? «При рассечении трупов анатомы часто наблюдают обратное», – свидетельствует де Грааф. Правда, даже у него некоторые трупы вызывали в этом смысле восхищение и удивление. «Иногда мы проводили анатомическое исследование трупов с, казалось бы, небольшим пенисом, – писал он, – однако при надувании [вышеописанным способом] он невероятно увеличивался, превращаясь в настоящего исполина».
Но насколько все‑таки важен размер члена? Иногда, утверждал да Грааф, «меньше» значит «больше». «В некоторых семьях передается по наследству невероятная мощь и стать орудия сладострастия, – писал он. – Так [один коллега] сообщил мне о молодом человеке знатного происхождения, который женился на девственнице… из прекрасной [семьи], однако на второй год их супружества та не только не зачала, но занемогла какохимией[81].
Причиной этому стала невероятная длина пениса у ее супруга, который причинял ей сильные боли как во время половых сношений, так и после. Однако известного рода защитное приспособление с отверстием в соответствующем месте способствовало сокращению длины входившего в нее пениса и избавило ее от болей, сделав сношения с супругом настолько приятными, что впоследствии она ни разу на них не пожаловалась».
Исследуя яички животных, де Грааф сделал наблюдение, которое счел своим самым важным открытием. Он обнаружил, что мужское яичко не твердое, но состоит из множества трубочек‑канальцев. Вот как он описывал увиденное в 1668 году.
Если кто‑то спросит нас, что представляет собой… субстанция яичек, мы ответим, что это просто набор крошечных сосудов или канальцев, в которых зарождается семя; если эти канальцы распутать… и связать друг с другом, их общая длина намного превзойдет длину двадцати голландских угрей[82].
Де Грааф исследовал весь пенис – все составляющие этой хорошо продуманной конструкции. Он отметил отсутствие жира под кожей члена и то, что кожа эта тоньше, свободнее и эластичнее практически любого другого участка кожи на поверхности тела, благодаря чему пенис может изменять форму и консистенцию, как ни один другой орган. Тонкое «чувство осязания» у головки члена тоже вызывало у него восхищение, равно как и весь механизм возникновения желания, управляемый центральной нервной системой, через которую «животный дух» втекает или не втекает в пенис. «Если бы зрелый муж был подобен Сатиру, а его пенис был бы постоянно эрегирован, это было бы крайне неподобающим… и не позволяло бы ему заниматься никакими мирскими делами», – писал де Грааф. Это наблюдение оказалось провидческим: лишь двести лет спустя физиологи смогли документально подтвердить роль головного и спинного мозга, а также прочих частей нервной системы в том, что «по умолчанию» пенис настроен на режим вялого бодрствования.
Как и предыдущие исследователи, де Грааф правильно описал роль крови в достижении эрекции. Однако он намного превзошел их в проницательности, заявив, что при достижении эрекции важно не сколько крови поступило в пенис, а сколько крови в нем удерживается. А вот предположение, что это происходит за счет сжатия мышц, окружающих эрегируемые части, оказалось неверным. Де Грааф ошибался и в отношении функции семенных пузырьков, считая их – совершенно безосновательно – хранилищем поступающей из яичек спермы. Но едва ли его можно осуждать за неверные выводы. Ведь большинство урологов, пользовавшихся куда более совершенными исследовательскими приборами, нежели де Грааф, даже по прошествии нескольких веков по‑прежнему разделяли эту точку зрения. Не исключено, что многие физиологические тайны пениса были бы раскрыты много раньше, если бы этот передовой ученый прожил более долгую жизнь. Однако Ренье де Грааф умер 17 августа 1673 года, по имеющимся данным, леча больных во время эпидемии начавшейся в Дельфте чумы. Ему было тридцать два года.
К счастью, его усилия не пропали даром. Голландец Фредерик Рюйш (1638–1731) воспользовался изобретенным де Граафом шприцем‑«сифоном»[83], а также жидкостью особого состава, который изобрел он сам, для дальнейших исследований внутренней анатомии полового члена[84]. Это позволило Рюйшу изготавливать препараты частей тела, словно отлитые из воска и раскрывавшие тайны внутреннего строения пениса с невиданной прежде достоверностью. После исследований Рюйша смехотворность представлений о том, что причиной возникновения эрекции якобы является «ветер», стала особенно очевидной. Восковые слепки Рюйша с препарированных мужских пенисов – с ясно различимыми артериями, венами и капиллярами – свидетельствовали о том, что этот расширяющийся и сжимающийся орган являет собой чудо гидромеханического искусства. Создав модели практически всех внутренних органов, Рюйш в конце концов стал выставлять их на всеобщее обозрение: сперва – для ученых у себя в лаборатории, а впоследствии и для широкой публики, в специально снятых для этой цели помещениях. До Рюйша подобная техника восковых отливок использовалась в основном для изготовления мощей: грубо сработанных костей и других частей тела различных святых. Теперь же любопытствующие граждане, а также представители царствующих домов Европы (включая русского царя Петра I, который впоследствии купил всю эту коллекцию) могли не стыдясь разглядывать удивительно правдоподобные копии человеческих гениталий. Прежде название мужского органа было невозможно даже произнести в приличном обществе, теперь же пенис обсуждали ученые и царствующие особы; прежде его скрывали, а теперь стали «с гордостью» выставлять напоказ как чудесный природный механизм.