С 26 апреля крейсер водоизмещением в 13 645 тонн под эскортом двух эсминцев шел курсом из Ушуаи, имея на борту свыше 1000 чел.[213]«Конкерор» атаковал в 3 часа во второй половине дня 2 мая, в 35 милях (65 км) за пределами ПЗЗ, выпустив 8 торпед примерно с 2000 ярдов (1800 метров). Считается, что командир британской субмарины принял решение применить традиционные торпеды, а не имевшиеся на борту новейшие высокотехнологичные торпеды «Тайгерфиш», из‑за недоверия к надежности последних[214]. Затем лодка ушла на глубину, чтобы ускользнуть от расплаты, – все точно по уставу. Команда слышала два мощных взрыва – свидетельство попадания торпед в крейсер, а вскоре за ними последовали другие звуки детонирующей взрывчатки и ударные волны. Это эсминцы сопровождения бросали глубинные бомбы, причем, по всей видимости, наугад и очень далеко от цели, чтобы представлять сколь либо реальную угрозу для «Конкерора». Двадцать минут спустя после атаки коммандер Рефорд‑Браун осторожно поднялся на перископную глубину в 11 милях (20 км) от противника. Первая торпеда угодила кораблю в левый борт, вторая – поразила в корму, вследствие чего погибли или оказались отрезанными от спасения 200 чел., силовая установка и системы связи были выведены из строя[215].
Некоторые военно‑морские эксперты позднее высказывали удивление по поводу произошедшего – большой крейсер быстро накренился и начал тонуть после попадания всего лишь двух торпед. Возникают сомнения: а были ли задраены водонепроницаемые двери? Что если неэффективно сработали службы по борьбе за живучесть корабля? Как бы там ни обстояло дело в действительности, командир «Конкерора» видел, как пораженное им судно все сильнее кренится на левый борт, быстро приближаясь краем к кромке воды, а команда лихорадочно карабкается по нему, стараясь достигнуть больших желтых спасательных плотов. Командир крейсера «Хенераль Бельграно», капитан Эктор Бонсо, отдал приказ покинуть корабль[216]. Аргентинские ВМС понесли огромную утрату – лишились престижного судна. Трое адмиральских сыновей находились среди сотен людей, пытавшихся проложить себе путь к верхним палубам, вырываясь на волю из быстро наполнявшейся водой тьмы внизу. Некоторые старались спасти самое ценное и дорогое им – кассетные плееры, фотографии, памятные вещи. Команда не располагала огнезащитными средствами. Те, кого охватывало пламя, переживали страшные мученья. Среди разливающегося топлива и обломков люди старались добраться до шлюпок и вскарабкаться на борт. Сбившись в кучи на переполненных спасательных плотах, уцелевшие разговаривали, пели, молились на протяжении почти тридцати часов, прежде чем прибыла помощь. Похоже, аргентинский эскорт предпочитал гоняться за подлодкой «Конкерор» или спасаться самому, чем подбирать уцелевших моряков. Условия погоды в море начали стремительно меняться к худшему – приближалась буря. К моменту завершения спасательной операции мертвы были 368 членов команды «Хенераль Бельграно»[217]. Только на следующий день, в 1 час пополудни по лондонскому времени, когда слухи уже циркулировали по Буэнос‑Айресу, когда печатались сообщения в британских газетах, командир АПЛ «Конкерор» сумел послать в Лондон официальное подтверждение об уничтожении крейсера «Хенераль Бельграно».
Потопление аргентинского крейсера и первоначальные превышающие реальность сведения о людских потерях глубоко поразили воображение моряков британского оперативного соединения и вызвали шок у обывателей всюду в мире. Многие офицеры и матросы выражали удовлетворение фактом устранения одного из источников угрозы для их кораблей. В тесной кают‑компании «Инвинсибла» офицеры радовались и, сжимая кулаки, словно бы взбивали ими воздух. Так они выражали ликование. Но потом реакция изменилась – наступило осознание случившегося. Почти всех потрясли размеры трагедии. «Я рассказывал команде моего корабля сухо и прозаично, как только мог, – вспоминал командир британского эсминца. – Все это походило на этакую смесь ужаса и неверия. Но чего, безусловно, не было – гордости». Очень многие испытали ошеломление из‑за решения правительства потопить крейсер, находившийся за пределами ПЗЗ. Чего же ради устанавливать географические границы, в пределах которых подлежат уничтожению любые неприятельские корабли, а потом проводить атаки в море за этой чертой? Пусть даже Британия формально имела право поступить таким образом? Высказывается мнение, будто, не нанеси «Конкерор» удар немедленно, «Хенераль Бельграно» ушел бы на мелководье, простирающееся в тех краях довольно далеко в Атлантический океан, и так ускользнул бы от подлодки. Трудно, однако, поверить, что оперативное соединение всерьез очутилось бы в рискованном положении, если бы британцы воздержались от атак до предупреждения о расширении ПЗЗ. Когда бы не другие события, быстро последовавшие за уничтожением «Хенераль Бельграно», сильные дипломатические позиции Британии были бы поколеблены, а поддержка со стороны союзников оказалась бы под угрозой.
***
Следующий день, 3 мая, обещал стать хорошим для ударной группы Вудварда. В начале второй половины дня в районе боевого патрулирования примерно в 60 милях (111 км) к востоку от Порт‑Стэнли РЛС эскадренного миноносца «Ковентри» засекла надводную цель, о чем сообщили на «Гермес». Вертолет «Си Кинг», отправленный с флагмана для проверки информации, подвергся обстрелу с двух 700‑тонных аргентинских патрульных судов, «Альферес Собраль» и «Комодоро Сомельера»[218]. Эсминцы «Глазго» и «Ковентри» отправили в полет свои «Линксы», вооруженные пока не опробованными ракетами «Си Скьюа», в спешном порядке доставленными для применения оперативному соединению, когда то двигалось на юг от острова Вознесения. Лейтенант‑коммандер Алан Рич[219]захватил мишень радаром «Си Спрей» и выпустил ракету. «Си Скьюа» вывалилась из вертолета, включился мотор, и она пошла прямо к «Комодоро Сомельера», продолжавшему изрыгать огненные трассы. Последовала слепящая вспышка, раздался взрыв, и патрульный катер начал тонуть. Второй корабль получил сильнейшие повреждения[220]. Оба вертолета развернулись в направлении к их «родным» эсминцам. Кэптен Дэйнид Харт‑Дайк, командир «Ковентри», выбежал на полетную палубу из боевой рубки, спеша поздравить возвращающийся экипаж. Алан Рич, пораженный разрушительной мощью только что примененного им оружия, не мог сдержать охватившую его нервную дрожь. Все же прежде солдатам не приходилось видеть жестокое лицо войны.
Военный вторник, 4 мая, начался в 4.30 пополуночи с очередного рейда «Вулкана», оказавшегося менее успешным. чем налет предшественника[221]. Бомбардировщик не попал во взлетно‑посадочную полосу[222]. Позднее тем же утром три «Си Харриера» отправились в очередной полет против Гуз‑Грина[223]. Вторым самолетом, заходившим на цель, управлял лейтенант Ник Тейлор[224]. Машина угодила под зенитный огонь наводимой по РЛС установки, расположенной за чертой аэродрома[225], и спикировала к земле. Тейлор не катапультировался[226]. Так был потерян первый «Си Харриер». Даже летательный аппараты высочайшего класса не могут атаковать охраняемые зенитками наземные цели на бреющем полете и рассчитывать обойтись без царапины. Общее количество «Си Харриеров», имевшихся в составе Оперативного соединения, сократилось на пять процентов.
На кораблях команды несли дозорные вахты в условиях второй степени боевой готовности[227]. Как и часто в середине утра, обзорные РЛС улавливали ложные сигналы, говорившие о приближении летательных аппаратов – аномальное распространение, как это называется на языке специалистов. На нескольких кораблях моряки в оперативных рубках обсуждали проблему по СВЧ‑телефонам. «Ковентри» переговаривался с «Шеффилдом», который занял обычную позицию «Ковентри» в юго‑западном углу оперативного соединения, примерно в 40 милях (74 км) к югу от Порт‑Стэнли, так как в РЛС 965 корабля Харт‑Дайка возникли технические неполадки. Наступила внезапная тишина. Дэйвид Харт‑Дайк повернулся к стоявшему рядом офицеру службы ПВО и проговорил: «У «Шеффилда» проблемы со связью. Самое время для этого!» Затем они услышали чей‑то неопознанный голос в сети, который бесстрастно произнес: «Поражен «Шеффилд». было 10 часов утра[228]. С «Гермеса» командирам «Арроу» и «Ярмута» приказали немедленно выяснить ситуацию и доложить о случившемся. Запросили молчание «Шеффилд»: «Как‑нибудь доложите обстановку». В район дислокации судна отправили вертолет, а «Глязго» послали принять на себя функции радиолокационного дозора на жизненно важном и уязвимом участке. Стали поступать все более сбивающие с толку сообщения. С «Ярмута» доносили о летящей за ним ракете. На обоих фрегатах утверждали, что видели дорожки торпед. С «Глазгo» подняли вертолет «.Линкс» и сбросили противолодочные торпеды Mk 46, которые тут же настроились на противолодочную приманку на буксире «Ярмута» и «Арроу». По всем оперативным соединениям объявили полную боевую тревогу. Но пока никто ничего не знал, что же в действительности произошло с «Шеффилдом», почему тот окутан поднимающимся вверх облаком черного дыма. Атаконан вражеской подлодкой? Или это всего лишь внутренний взрыв? Затем «Линкс» с «Шеффилда» доставил на борт «Гермеса» начальника оперативной части и офицера ПВО. Они и рассказали Вудварду о постигшей их судно катастрофе.
Погода в то утро выдалась спокойной, а видимость была необычайно хорошей. Кэптен Сэм Солт, сорокадвухлетний подводник[229], отец которого погиб на субмарине во время Второй мировой войны, а крестным был «Рэд» Райдер, заслуживший «Крест Виктории» в Сен‑Назере[230], находился в своей каюте. Невысокий, лысеющий Солт пользовался популярностью и Королевских ВМС. Командование «Шеффилдом» он принял в Момбасе в январе. Команда корабля находилась на тот момент в море уже пять месяцев, и судно прошло «тридцать тысяч миль без неполадок в силовой установке», как любил не без гордости заметить Солт. После такого большого срока в походе моряки страдали от неизбежного дефицита припасов: пиво и шоколад – любимый моряками «орешек» – кончились, а жареную картошку давали раз в дна дня. Но боевой дух и настроение в команде находились на высоте, поскольку после долгих месяцев совместной службы моряки сроднились друг с другом.
Все в Королевских ВМС прекрасно знали о недостатках эсминца типа 42. В начале ввода в жизнь программы постройки этих кораблей их по экономическим причинам уменьшили в размерах, сократив в длину на 30 футов (9 метров). В результате получился не самый удачный по форме корпус, особенно при сильном волнении. Но куда серьезнее другое – как и в случае многих современных британских военных кораблей, при проектировании эскадренного миноносца УРО типа 42, чтобы поддерживать баланс веса оборудования, размещаемого в верхней части судна, и сохранить устойчивость, пришлось пожертвовать мощью вооружения. Любой командир эсминца хотел бы иметь для ближнего боя «Си Вулф», но корабли типа 42 оснащались для защиты от авиации на бреющем полете только зенитными ракетными комплексами «Си Дарт», печально известными неспособностью поражать цели на малых высотах. В начале Фолклендской войны у британской публики повсеместно бытовало убеждение, будто эсминцы и фрегаты станут оказывать совместное противодействие налетам вражеской авиации так, как делали это эскортные суда во время Второй мировой. Как мы уже отмечали, ключевым свойством современных британских боевых кораблей являлось наличие на каждом разнородного арсенала средств для отражения ими рейдов авиации, направленных против себя, тогда как полноценно защитить от атак с воздуха другие корабли они в большинстве случаев не могли. Потому «Шеффилд», как и прочие суда оперативного соединения, перед лицом нападения вражеских самолетов был вынужден полагаться только на собственные возможности.
Офицер ПВО «Шеффилда», лейтенант‑коммандер Ник Бато, распоряжался в боевой рубке. когда РЛС засекла какой‑то объект, по всей видимости, приближавшийся с запада летательный аппарат. Бато оповестил вахтенного офицера на мостике, лейтенанта Питера Уолпола. Находившийся за пультом управления ракетами лысеющий коротышка, главный старшина по имени Адамсон, принялся с помощью клавиатуры вводить данные в компьютер АБИУС IV[231], стремясь захватить цель. Командиров британских кораблей предупредили о вероятности атак с воздуха ракетами «Экзосет», которые могли выпускаться на максимальной дистанции в 45 миль (83,3 км) с летательных аппаратов на средних высотах. Обнаруженный РЛС объект находился куда ближе и шел много ниже. Он мог бы оказаться возвращавшимся «Си Харриером» или, вероятно, «Миражом», либо «Скайхоком», идущим на задание с бомбами. Находившийся на мостике Уолпол неожиданно увидел на горизонте дым, При подготовке британцев учили, что после обнаружения объекта – советского летательного аппарата до попадания в цель выпущенной им ракеты должны пройти двадцать минут. В сложившейся обстановке с момента засечки цели в боевой рубке прошло меньше двух с половиной минут. Уолпол и очутившийся с ним на мостике лейтенант Королевских ВМС Брайан Лэйшон, пилот «Линкса» с «Шеффилда», одновременно поняли, что за предмет движется в их направлении: «Бог мой, так это же ракета!»
Через пять секунд летевшая со скоростью 680 миль в час (около 1560 км/ч) «Экзосет» ударила в середину корпуса судна, по словам Солта, «с коротким, высоким, невыразительным звуком». С тех пор строились и строятся догадки о том, будто детонировал только неизрасходованный метательный заряд в ракете, однако Солт и его парни уверены – взорвалась сама 363‑фунтовая (165‑килограммовая) боеголовка. Ракету выпустил один из двух самолетов «Супер‑Этандар» французской постройки, входивших в эскадрилью из всего четырнадцати таких машин, часть которых продавец уже отгрузил аргентинцам[232]. Захватив цель с дистанции около 6 миль (11 км), ракета взорвалась в 8 футах (2,4 м) над ватерлинией на второй палубе, вблизи расположенного впереди машинного помещения, оставив раскол в корпусе шириной 10 на 4 фута (3 на 1,2 м)[233]. Взрывная волна сорвала с петель водонепроницаемые двери в переборках и разнеслась вперед и назад от мостика. Она вырвала трапы, переломала снаряжение, и почти тут же нижние палубы начал заполнять едкий черный дым.
Солт очутился на мостике через считанные секунды после взрыва, обнаружив, что силовая установка не действует, как не функционирует и главная сеть селекторной связи. Тотчас же стало ясно – необходимо срочно эвакуировать нижние палубы, чтобы спасти людей от дыма. Поскольку личный состав корабля находился в основном на вахте, потери, по счастью, оказались небольшими. Если бы была объявлена боевая тревога, люди бы толпой повалили через центральный проход как раз в момент попадания ракеты. Многие из погибших сразу после взрыва нашли смерть на камбузе, где готовили ужин, или же оказались запертыми в компьютерном помещении под оперативной рубкой. Команды ликвидации последствий нападения противника тут же приступили к попыткам купировать пожар, дабы ограничить распространение дыма и огня, разгоравшегося в области попадания, но большинство водонепроницаемых дверей закрыть было нельзя. Передвигаться между носовой и кормовой частями корабля под верхней палубой не представлялось возможным. Жар становился нестерпимым. Но что всего хуже, взрыв повредил водопроводные сети корабля, а потому бороться с огнем оказывалось фактически нечем. Когда оглушенные и черные от копоти моряки собрались на верхней палубе, они попробовали запустить переносной газотурбинный насос. Цепь стартера сломалась. Пришлось опускать за борт слабые ручные насосы – в ход шли даже ведра. Солт с большим трудом выбрался с задымленного мостика, поскольку ступеньки снаружи на закрывавшем его металлическом кожухе отсутствовали. Многие из команды сумели подняться наверх с нижних палуб благодаря противогазам. На корабле находилось всего восемь дыхательных кислородных аппаратов. С их помощью некоторые решительные парни начали прокладывать себе путь обратно вниз, дабы дать бой огню.
Но было жарко, слишком жарко, да и дым не позволял ничего рассмотреть. Люди на верхней палубе чувствовали жар через подошвы ботинок и видели пар, поднимавшийся от бортов корабля. Передняя надстройка жутким образом нагрелась. Подошел фрегат УРО «Арроу», его командир вступил в разговор с Солтом по дуплексному портативному радиотелефону, спрашивая, чем можно помочь в тушении огня, но ситуация уже стала безнадежной. Трое моряков в надувной моторной лодке «Джемини» с борта «Шеффилда» попытались направить воду в пробоину в борту корпуса. Солт очень перепугался за них, когда рядом фрегат «Ярмут» неожиданно выстрелил из противолодочной минометной установки и известил о замеченных торпедных дорожках. Нахождение в данном ареале субмарины не подтверждено, однако британцы, потрясенные трагедией «Шеффилда», вовсе не хотели пытать счастья узнать, ложными или нет были засеченные эхолокатором шумы. Солт посмотрел на часы и решил, что те сломались. С момента попадания ракеты прошло, как казалось, всего минут двадцать. Однако стрелки не врали – миновали четыре часа. Около сорока пострадавших, в основном обожженных и наглотавшихся дыма, вывезли с корабля. Густой дым, валивший из корпуса, сменил цвет с черного на белый, и на короткий момент капитану с командой показалось, будто они начинают одерживать верх в борьбе за спасение корабля. Но жар внизу по‑прежнему был ужасным. Чрезвычайно смелый старшина, пробившийся в чрево корабля, исчез в клубах дыма. Больше его не видели – вероятно, бедняга задохнулся. Огонь распространялся на отсек, где хранились ракеты «Си Дарт». Стало очевидно – на какой бы риск ни шла команда, корабль все равно будет непригоден к дальнейшим боевым действиям.
Пока фрегаты гонялись за то появлявшимися, то исчезавшими сигналами, вероятно исходившими от субмарины, становилось все очевиднее – оперативное соединение находится под прямой угрозой со стороны противника. Солт принял горькое решение покинуть «Шеффилд». Лейтенант‑коммандер Пол Будерстоун подвел «Арроу» к терпящему бедствие судну, и моряки принялись перепрыгивать с борта на борт, тогда как других на лебедке поднимали в зависший «Си Кинг»[234]. Наконец осталась только горстка людей, находившихся в двух единственных точках, пригодных для обитания: на баковой надстройке и на вертолетной палубе. Солт, черный с ног до головы, как и его команда, неожиданно почувствовал, что чертовски промок и замерз. Кэптена вместе с его первым лейтенантом, Майком Норманом, и судовым механиком, Бобом Раули, подняли на борт «Си Кинга» и доставили на «Гермес», располагавшийся примерно в 30 милях (55 км) в восточном направлении. Двадцать один человек погиб[235].
«Шеффилд» продрейфовал трое суток прежде, чем Солт вновь ступил на его палубу. Утром 9 мая судно взял на буксир «Ярмут», чтобы, как надеялись, оттащить остов в Южную Георгию, а уже оттуда транспортировать домой. Ранним утром 10 мая, находясь на краю ПЗЗ в условиях волнующегося моря, корабль вдруг принялся резко крениться, после чего перевернулся и затонул. «Все говорят, будто современные военные корабли рассчитаны на одно попадание, – с грустью заметил Сэм Солт. – Но никто не задумывался о применении такого «одноразового» судна на расстоянии 8000 миль от дома. Это куда хуже, чем угодить в аварию на машине. Тут теряешь все и, конечно же, постоянно задаешь себе вопрос: «Что я мог сделать для предотвращения этого?»
***
Трудно переоценить воздействие гибели «Шеффилда» на личный состав британского оперативного соединения. Солдаты и офицеры в одинаковой степени испытывали состояние шока, глубокого разочарования и подавленности, ибо один‑единственный самолет противника, выстрелив дешевой – £300 000 – и ни в коем случае не сверхсовременной ракетой, летящей на предельно малой высоте над поверхностью моря, смог пустить ко дну британский боевой корабль, целевым образом предназначенный служить для нужд противовоздушной обороны. Столь удручающе подействовал на людей даже не сам факт уничтожения судна, – большинство осознавали неизбежность потерь на войне, – а сделанное вдруг открытие: техника их отнюдь не совершенна. Тут же последовали жесткие обсуждения случившегося. Почему «Шеффилд» не выпустил заряд «соломы»? Потому что команда не считала опасность ракетной угрозой. В будущем любое судно должно будет применять «солому» даже при лишь предположительной ракетной атаке. Оставалось загадкой, как же «Ярмут» избежал попадания АМ 39 «Экзосет», выпущенной вторым «Супер‑Этандаром» из атакующей пары.
«Шеффилд» не смог задействовать систему подачи воды для тушения огня из‑за повреждений от взрыва по причине того, что ранее капитанам предписывалось применять ее как нечто целое, дабы упростить заливание водой отсека с боеприпасами при возникновении чрезвычайной ситуации. Отныне все пожарные насосы надлежало использовать отдельно. Но что делать со смертоносной опасностью воспламенения кораблей? Пластиковая изоляция кабелей проводки загорелась и внесла свою лепту в распространение облака токсичного дыма, охватившего «Шеффилд», неадекватные аварийные насосы, длинные узкие коридоры, тянущиеся через весь корабль и обеспечивающие доступ к машинным отделениям и к другим механическим узлам. Незамедлительно снабдить команды судов огнезащитными костюмами вместо обмундирования из искусственного волокна, оказавшегося пугающе горючим, возможным не представлялось. Люди с ностальгией вспоминали стальные корабли Второй мировой войны, выдерживавшие множественные попадания, но не загоравшиеся, тот же эсминец класса «Флетчер», переживший пять таранивших его камикадзе в 1945 г., но так и не вспыхнувший. Командование отдало распоряжение поставить по возможности как можно более частые дымовые заграждения на всем протяжении ареала, занимаемого оставшимися кораблями флота, закрыть горизонтальные проходы, а кроме того – чаще отправлять вертолеты с ложными ракетными целями на облет авианосцев, фрегатов и эсминцев.
Что еще можно было сделать? Единственное, пожалуй, – начать воспринимать войну как чертовски опасную штуку? «Мы стали понимать, что война вещь отвратительная и на ней действительно убивают. Мы неожиданно почувствовали себя уязвимыми и очень‑очень разозлились на аргентинцев», – рассказывал один молодой офицер. Возможно, отчасти повинен в случившемся весь целиком британский подход к противостоянию в Южной Атлантике, ведь до уничтожения «Шеффилда» личный состав оперативного соединения, как и их соплеменники на родине, почти не испытывали вражды к противнику. Если сами британцы не ненавидели аргентинцев, им оказывалось непросто поверить, что аргентинцы в свою очередь могут ненавидеть англичан до крайней степени – до готовности пойти на многое в стремлении убивать их.
Правда гибели «Шеффилда», как признавал едва ли не каждый на флоте, состояла в том, что британцы жили в условиях некой вымышленной реальности, где война представлялась чем‑то искусственным. Нет‑нет, задачи свои они выполняли серьезно, но не хватало каких‑то последних граммов напряжения, осторожности, всегдашней собранности, которые ощущаются только в обстановке настоящей опасности – причем опасности тебе самому, а не кому‑то абстрактному. После гибели «Шеффилда» основные силы оперативного соединения никогда уже не будут действовать так близко к берегу. С того момента перед адмиралом Вудвардом возникла неразрешимая дилемма: целью его служило соблазнить аргентинцев на битву, но как со стратегической, так и с политической точки зрения он не имел права подвергнуть себя риску потерять хотя бы один авианосец, выдвинув его на позиции под нос неприятелю.
«После «Шеффилда» сделалось очевидным, что любая попытка достигнуть превосходства в воздухе будет сопряжена с опасностью лишиться авианосцев», – говорил один из старших капитанов оперативного соединения. – Это стало поворотным пунктом в том смысле, что убедило Сэнди Вудварда в необходимости соблюдать дистанцию». Позднее Вудвард и сам признавался, что на протяжении трех суток после потери эсминца пребывал в состоянии глубокой подавленности. Всякий раз, когда он не находился на командном пункте на борту «Гермеса» или не беседовал по шифрованной телефонной связи с адмиралом Халлифаксом, начальником штаба в Нортвуде, командир часами лежал на койке и прокручивал в мозгу возможные тактические варианты. Вудвард говорил, что за более чем три месяца, проведенных на море, прочитал всего три книги. В отличие от своих подчиненных он не находил для себя возможным пойти и расслабиться на часик‑другой вечером, сидя перед телеэкраном и смотря видео. Осознание собственного долга как «человека, нанятого выполнить работу», крепко вцепилось в его естество, пока адмирал вновь и вновь размышлял, как лучше справиться с заданием – изыскать способ решить хитрую головоломку, как покончить с угрозой с воздуха, но не дать ей покончить с ним. Совещаясь с командирами кораблей по радиосвязи в отношении следующих шагов, адмирал послал сигнал всем своим подчиненным: «Мы еще будем терять корабли и людей. Но мы победим».
6 мая два находившихся в патрульном полете «Си Харриера» неожиданно исчезли с экрана РЛС. На судах сочли, что машины столкнулись и рухнули в море[236]. Ударная группа недосчитывалась теперь 15 процентов сил прикрытия с воздуха, а военно‑морской штаб пришел в ярость, узнав о том, что находившиеся при флоте корреспонденты успели сообщить об этом миру… с санкции Министерства обороны. 7 мая Британия распространила полную запретную зону – уничтожению подлежал любой вражеский боевой корабль, застигнутый в море на дистанции свыше 12 миль (около 22 км) от аргентинского берега. Теперь британцы располагали всем морским пространством, необходимым им для ведения боевых действий. Атомные подводные лодки «Спартан» и «Сплендид» патрулировали на возможно близкой дистанции от побережья – «искали клиентов». Однако после потопления крейсера «Хенераль Бельграно» в перископах британских субмарин ни разу не появился ни один неприятельский боевой корабль. АПЛ занимались новым и крайне важным делом: устроившись вблизи аргентинских авиабаз, они использовали электронное снаряжение, эхолокаторы и приборы визуального наблюдения для оповещении о взлетах самолетов, отправлявшихся в направлении Фолклендских островов.
***
Основной кулак оперативного соединения следовал по своей ежедневной, проложенной с севера на юг и с юга на север «беговой дорожке» на почтительном удалении от островов к востоку. Ночью корабли приближались для обстрела вражеских позиций на побережье. Всегда, когда позволяла погода, «Си Харриеры» прочесывали огнем аэродромы и позиции РЛС. Но теперь они отказались от атак на малых высотах – слишком непозволительным был риск потерь. Вместо того летчики «метали бомбы» – освобождались от полезной нагрузки на подлете к цели, а потом поворачивали назад на максимальном расстоянии от очагов вражеской обороны. От них не ждали способности сделать непригодными для использования противником взлетно‑посадочных полос, к тому же на малых высотах многие бомбы проявляли строптивость и не взрывались, как, впрочем, позднее и аргентинские. Часто вылеты вообще предпринимались с целью подразнить неприятеля и соблазнить его на ответные действия. «Си Харриеры» висели над Порт‑Стэнли на высоте 20 000 футов (6000 м), выше рабочего потолка вражеских зенитных ракет «Роланд». Один пилот даже наблюдал, как ракета с хвостом пламени летела в его направлении, но затем словно захлебнулась и стала падать примерно с 18 000 футов (5400 м). Адмиралу не приходилось особенно беспокоиться об опасности перегрузить работой экипажи самолетов и команды авианосцев. Зачастую вылеты отменялись, и летчики просто по очереди часами сидели в своих кабинах на полетной палубе, готовые в любой момент отправиться в полет, если обложная облачность неожиданно немного рассеется. Проходили дни, а противник не появлялся.
9 мая Вудвард прибег к новой тактике. Помимо «Си Харриеров», оружием дальнего радиуса действия выступали также два оставшихся эсминца УРО типа 42 («Ковентри» и «Глазго») с их ракетами «Си Дарт» с дальностью огня до 40 миль (74 км)[237]. Как ожидалось, действуя в паре с фрегатом УРО типа 22 («Бриллиант» или «Бродсуорд»), вооруженным «Си Вулф» для «латания дыры», вызванной «слепотой» «Си Дарт» к целям на малых высотах[238], один эскадренный миноносец типа 42 сможет нанести в пределах дальности оружия чувствительный урон воздушному движению у неприятеля[239].
Соответственно «Ковентри» и «Бродсуорд» приблизились на 12 миль (22 км) к Порт‑Стэнли. Фрегат оснащался более эффективной доплеровской РЛС 997/98, в меньшей степени, чем прочие такого рода системы у британцев подверженной «засветке» и способной выявлять цели вблизи от суши. Ранним утром на британских кораблях засекли идущий курсом на Стэнли военно‑транспортный самолет «Геркулес» – один из ночных челноков, с помощью которых разочарованный военно‑морской штаб пытался ослабить удавку блокады. Транспортник сопровождала пара «Скайхоков». «Ковентри» выпустил «Си Дарты» с почти предельной дальности 38 миль (70 км). Ракеты в «Геркулес» не попали, но одна взорвалась внизу под «Скайхоками». Поначалу британцы решили, что попросту промазали. Затем увидели, как «Скайхоки» пропали с экрана радиолокатора. Пилоты почти наверняка катапультировались[240]. Вскоре после того «Ковентри» вновь отправил в полет «Си Дарт» по засеченной РЛС цели в 13 милях (24 км) от судна. Оранжевое облако вспыхнуло на месте только что взорвавшегося вертолета «Пума»[241]. Впервые в ракетную эру Королевские ВМС били залпами не по учебным мишеням.
В то утро, т. е. 9‑го, флайт‑лейтенант КВВС Дэйвид Морган, сидевший за штурвалом «Си Харриера» из 800‑й эскадрильи, обнаружил 1400‑тонный аргентинский траулер «Нарвал»[242]. Десятью сутками ранее один из фрегатов Королевских ВМС[243]перехватил это подозрительное судно, мотавшееся позади британской ударной группы[244], и предупредил о необходимости немедленно покинуть ареал. Однако траулер не ушел и, вполне очевидно, собирал разведданные[245]. Морган запросил приказ на атаку и получил разрешение. Он отбомбился по «Нарвалу» и обстрелял его[246], в то время как в район незамедлительно отправилась группа морских пехотинцев на двух вертолетах в сопровождении третьего[247]. Через несколько минут они взяли на абордаж поврежденный и дрейфующий траулер. Некоторые из членов команды уже садились в спасательную шлюпку, другие в страхе стояли на палубе, подняв вверх руки, а иные прятались внизу. Из тридцати аргентинцев на борту один погиб[248], а двенадцать получили ранения. Среди пленных британцы обнаружили офицера аргентинских ВМС[249], вступившего на борт корабля, когда 22 апреля тот в разведывательных целях отправлялся в путь из порта Мар‑дель‑Плата. Взятый на буксир, «Нарвал» пошел ко дну на следующие сутки[250].