– Мисс Уэдерелл, – увещевал Девлин, – успокойтесь. Подумайте сами: многого ли стоит слово шлюхи против слова священника?
– Я больше не шлюха.
– Хорошо, слово бывшей шлюхи, – поправился Девлин. – Простите, но это так.
Он шагнул к девушке, Анна отступила назад, по-прежнему прикрывая ладонью грудь:
– Если вы приблизитесь еще на шаг, я закричу, разорву лиф и скажу, что это вы сделали. Меня услышат с улицы. Люди тотчас сбегутся.
Девлину никто и никогда не угрожал в таком ключе.
– Я не собираюсь к вам приближаться, – с достоинством проговорил он. – Более того, я отойду подальше, и немедленно.
Он вернулся к своему креслу и сел.
– Я не намерен с вами скандалить, – проговорил он уже спокойнее. – Однако мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Валяйте, – отозвалась Анна, все еще тяжело дыша. – Спрашивайте.
Девлин решил не ходить вокруг да около:
– А вы знали, что платья, которые вы приобрели прошлой зимой у старьевщика, торгующего имуществом с затонувших кораблей, некогда принадлежали Лидии Уэллс?
Анна изумленно воззрилась на него.
– Будьте так добры, ответьте на мой вопрос, – настаивал Девлин. – Я имею в виду те пять платьев, с помощью которых миссис Уэллс шантажировала мистера Алистера Лодербека при пособничестве Фрэнсиса Карвера.
– Что?
– Платья, в каждом из которых содержалось изрядное количество самородного золота, зашитого под подкладку, в швы лифа и по подолу, – продолжал Девлин. – Одно из платьев – оранжевого шелка, остальные четыре – муслиновые: кремовое, серое, бледно-голубое и розовое в полоску. Эти четыре в настоящий момент хранятся в коробке под лестницей в гостинице «Гридирон»; оранжевое платье находится у мистера Обера Гаскуана в его частном доме.
Вот теперь он полностью завладел ее вниманием.
– Откуда вы знаете? – прошептала девушка.
– Я задался целью узнать о вас как можно больше, – отозвался Девлин. – А теперь отвечайте на вопрос.
От лица Анны отхлынули все краски.
– Золото было только в оранжевом, – промолвила она. – В остальных четырех – просто кусочки свинца.
– Вы знали, что эти платья некогда принадлежали Лидии Уэллс?
– Нет, – покачала головой Анна. – Не наверняка.
– Но вы об этом подозревали.
– Я… я слышала что-то такое краем уха. Несколько месяцев назад.
– А когда вы впервые обнаружили содержимое платьев?
– В ночь после исчезновения Эмери.
– После того, как вас арестовали за попытку самоубийства.
– Да.
– И мистер Гаскуан заплатил за вас залог под честное слово; и в его коттедже на Ревелл-стрит вы вместе распороли оранжевое платье и потом спрятали лохмотья под кровать.
– Откуда?.. – в ужасе прошептала девушка.
– По-видимому, вернувшись в «Гридирон» тем же вечером, вы первым делом заглянули в гардероб и проверили четыре оставшихся платья, – продолжал Девлин, не прерывая обличительной речи.
– Да, – кивнула Анна. – Но я их не распарывала. Я только прощупала швы. Я не знала, что там свинец; я думала, еще золото.
– В таком случае, – подвел итог Девлин, – вы, должно быть, решили, что нежданно-негаданно баснословно разбогатели.
– Да.
– Но вы не стали распарывать подолы платьев, чтобы этим золотом выплатить свой долг Эдгару Клинчу.
– Позже я так и сделала, – возразила Анна. – На следующей неделе. Тут-то я и обнаружила свинец.
– Но даже тогда вы не рассказали мистеру Гаскуану о своих догадках, – продолжал Девлин. – Вместо того вы изображали беспомощность и полное неведение, уверяли, что у вас нет ни гроша, и умоляли его о помощи!
– Откуда вы все это знаете? – прошептала Анна.
– Вопросы здесь задаю я, спасибо, – отрезал Девлин. – Почему вы тотчас же не выпотрошили остальные четыре платья?
– Мне хотелось сохранить золото на черный день, – объяснила Анна. – А спрятать металл мне негде. Я думала, спрошу Эмери. Никому больше я не доверяю. Но он к тому времени пропал.
– А как насчет Лидии Уэллс? – спросил Девлин. – Как насчет Лидии Уэллс, которая в тот же день пришла в «Гридирон», и заплатила ваш долг мистеру Клинчу, и приютила вас, и с тех пор окружает вас такой добротой и заботой?
– Нет, – еле слышно отозвалась Анна.
– Вы ей так и не рассказали про платья?
– Не рассказала.
– Поскольку подозревали, что платья некогда принадлежали ей.
– Я что-то такое слышала, – пролепетала Анна. – Я не знала… не знала наверняка, но знала: что-то такое было… и она хочет заполучить их назад.
Девлин скрестил руки на груди. Анна явно напугана тем, как много он знает о ее ситуации, а главное – не поймет откуда. Эта мысль причиняла священнику боль, но, учитывая обстоятельства, он полагал, что страх этот только на пользу – и поумерит ее дерзкую самоуверенность. Еще не хватало, чтобы Анна похвалялась направо и налево этой подделанной подписью.
– Где мистер Стейнз? – задал он следующий вопрос.
– Не знаю.
– А мне кажется, знаете.
– Не знаю, – повторила она.
– Я вынужден вам напомнить, что вы совершили крупное мошенничество, подделав подпись покойного.
– Он жив.
Девлин кивнул: он и надеялся на определенный ответ.
– Откуда вы знаете?
Анна не ответила, и Девлин повторил уже резче:
– Откуда вы знаете, мисс Уэдерелл?
– Мне вести бывают, – наконец выговорила Анна.
– От мистера Стейнза?
– Да.
– Какие именно вести?
– Это личное.
– Как он их передает?
– Не словами, – призналась Анна.
– Тогда как же?
– Я просто его чувствую.
– Вы его чувствуете?
– В моей голове.
Девлин резко выдохнул.
– Вы, наверное, теперь мне не верите, – промолвила Анна.
– Со всей определенностью не верю, – подтвердил Девлин. – Боюсь, мошенникам обычно веры нет.
Анна хлопнула рукой по бумаге, запрятанной у нее на груди.
– Вы за этот документ уж больно долго держались, – парировала она.
Девлин испепелил ее взглядом. Он открыл было рот, чтобы ответить должным образом, но не успел он подобрать нужные слова, как на крыльце послышались быстрые шаги, звякнул замок, донесся шум с улицы – это дверь распахнулась внутрь – и кто-то вошел. Девушка испуганно вскинула глаза на Девлина. Вдова возвратилась из здания суда – и звала Анну по имени.
Сатурн в Деве
Глава, в которой Джордж Шепард не назначает себе заместителя; Цю Луна принимают за другого, а Дик Мэннеринг ставит точку.
Джордж Шепард провел утро 20 марта, надзирая за доставкой разнообразных стройматериалов и оборудования к месту возведения будущей тюрьмы в Сивью, которая, два месяца спустя после начала строительства, с каждым днем выглядела все внушительнее. Уже выросли стены, уже выложили кирпичом дымовые трубы, а внутри основного помещения подогнали и навесили в стальных рамах все бронированные двери. Предстояло еще уладить много всего по мелочи: не завезли лампы, в тюремной кухне по-прежнему недоставало плиты, окна флигеля тюремного надзирателя покамест не остеклили и яму под виселицей не вырыли, – но в общем и целом дело продвигалось на диво быстро благодаря четырехсотфунтовому «пожертвованию» Харальда Нильссена и наконец-то поступившему дополнительному финансированию от Уэстлендского комитета по общественным работам, от Хокитикского совета и муниципального правления. Шепард предрекал, что заключенных удастся перевести из старого помещения еще до конца апреля, а кое-кто из них уже и ночевал в Сивью под надзором Шепарда, который теперь, когда тюрьму почти отстроили, предпочитал тоже спать там, обходясь холодным ужином.
Когда колокол на уэслейской церкви прозвонил полдень, Шепард копал еще одну выгребную яму в будущем работном доме. Гулкий звон плыл снизу, из города; бригадир крикнул заключенным: «Перерыв!» Шепард отставил лопату, утер лоб рукавом и выкарабкался из ямы, заметив между тем, что по другую сторону стальных ворот мыкается рыжеволосый юнец, заглядывая сквозь прутья и явно дожидаясь возможности поговорить.
– Мистер Эверард, – поприветствовал его Шепард, выступая вперед.
– Начальник Шепард.
– Что привело вас нынче утром в Сивью? Полагаю, не пустое любопытство.
– Я рассчитывал побеседовать с вами, сэр.
– Надеюсь, вам не пришлось долго ждать.
– Отнюдь.
– Не хотите ли войти? Я прикажу, чтобы отперли ворота.
После трудов праведных Шепард изрядно вспотел: он снова вытер лоб рукавом.
– Ничего-ничего, – покачал головой гость. – Я лишь с сообщением.
– Так выкладывайте, – велел Шепард, подбоченившись.
– Я пришел от имени мистера Барнза. От имени Брантона, Соломона и Барнза.
– Я никого из них не знаю.
– Это поставщики разного снаряжения. У них новый торговый склад на Кэмп-стрит, – объяснил Эверард. – Вот только вывеску еще не нарисовали… сэр… – поспешно добавил он.
– Продолжайте, – поощрил Шепард, по-прежнему подпирая руками бока.
– Пару месяцев назад вы дали понять, что хорошо бы не спускать глаз с одного китайца.
Лицо Шепарда сей же миг посуровело.
– Совершенно верно.
– Спешу доложить, что нынче утром некий китаец приобрел пистолет, – сообщил юнец.
– Я так понимаю, в магазине мистера Барнза.
– Так точно, сэр.
– И где этот китаец сейчас?
– Не могу сказать, – отвечал Эверард. – Я только что от Барнза: он сказал, что нынче утром продал китайцу револьвер Керра, и я тотчас же побежал к вам. Не знаю, ваш это китаец или нет… но я подумал, в любом случае надо бы вас упредить.
Шепард не удостоил его ни похвалой, ни благодарностью:
– Как давно совершилась купля-продажа?
– Часа два назад по меньшей мере. Может, еще раньше. Барнз сказал, этот парень явно пришел по наводке: он ни за что не соглашался выложить за Керр больше пяти фунтов. Твердил как заведенный: «Ровно пять фунтов», словно с чьей-то подачи. Знал цену на товар.
– А чем он заплатил?
– Бумажной банкнотой.
– Еще что-нибудь?
– Да, – кивнул Эверард. – Револьвер ему зарядили прямо в магазине.
– Кто зарядил?
– Барнз. По просьбе китайца.
Шепард кивнул:
– Очень хорошо. Так вот. Слушайте меня внимательно. Ступайте обратно в Хокитику, мистер Эверард, и расскажите всем и каждому, что Джордж Шепард ищет китайца по имени Су. Раструбите повсюду, что если кто-то увидит сегодня в городе Джонни Су, не важно почему и не важно где, то пусть пошлют за мною безотлагательно.
– Вы предложите награду за его поимку?
– Про награду ничего не говорите, но и не отрицайте, если кто спросит.
Юнец напыжился:
– То есть я – ваш заместитель?
Шепард ответил не сразу.
– Если вы обнаружите Джонни Су, – проговорил он наконец, – и найдете способ задержать его без лишнего шума, я взгляну сквозь пальцы на ваш метод захвата, каков бы он ни был. Больше я ничего не скажу.
– Я вас понял, сэр.
– Вы можете еще кое-что для меня сделать, – добавил Шепард. – Вы знаете в лицо такого Фрэнсиса Карвера?
– У него шрам на щеке.
– Да, – кивнул Шепард. – Передайте ему от меня сообщение. Вы найдете его в гостинице «Резиденция».
– И что же мне ему передать, сэр?
– Расскажите ему в точности все то же, что рассказали мне, – велел Шепард. – И пусть понадежнее пристегнет кобуру.
Эверард заметно сник:
– То есть это он – ваш заместитель?
– У меня нет заместителя, – отрезал Шепард. – Теперь ступайте. Поговорим потом.
– Ладно.
Шепард, взявшись за прутья решетки, проводил юнца глазами. И вдруг окликнул:
– Мистер Эверард!
Юнец остановился и обернулся:
– Да, сэр.
– Вы хотите стать полицейским?
– Очень надеюсь, сэр, – просиял тот.
– Лучший полицейский – тот, кто способен обеспечить соблюдение закона безо всякой бляхи, – заявил Шепард, невозмутимо глядя на него сквозь решетку. – Помните об этом.
* * *
Эмери Стейнз числился пропавшим без вести вот уже больше восьми недель, и мировой судья посчитал этот срок достаточным, чтобы аннулировать право собственности на все его золотоносные прииски. Постановлением мирового судьи все рудники и участки, принадлежавшие мистеру Стейнзу, возвращались в ведение Короны, и передача имущественных прав вступила в силу в пятницу на прошедшей неделе. Разумеется, в числе прочих «бесхозных» участков оказалась и «Аврора», и в результате этой передачи Цю Лун наконец-то освободился от своих бессмысленных обязательств по отношению к этому бесплодному клочку земли. С утра в понедельник он первым делом отправился в Хокитику, дабы выяснить, где ему теперь предстоит работать по контракту и на кого.
А-Цю очень не любил бывать в офисе компании, ведь там с ним обходились неучтиво и всегда заставляли ждать. Однако насмешки служащих он сносил невозмутимо: сидел себе на стуле, делая вид, будто не замечает, как младшие клерки обстреливают его шариками из жеваной бумаги и зажимают нос, проходя мимо. Наконец его подозвали к окошку регистратуры изложить свое дело чиновнику. После очередной долгой задержки, объяснить причину которой никто не удосужился, ему определили новый участок в Каньере, выдали справку о переводе на другое место и отправили восвояси – а к тому времени рыжеволосый мистер Эверард добрался до Хокитики и пересказывал направо и налево распоряжения Джорджа Шепарда.
А-Цю вышел из офиса компании на Уэлд-стрит, сжимая в руке документальное подтверждение своего контракта, – и тут кто-то завопил благим матом. Китаец недоуменно поднял глаза и, к вящей своей тревоге, обнаружил, что на него бегут с двух сторон. Он вскрикнул, вскинул руку. А в следующий миг он уже лежал на земле.
– Где пистолет, Джонни Су?
– Пистолет где?
– Проверь за поясом.
Чьи-то руки зашарили по его телу, похлопывая и ощупывая. Кто-то пнул китайца под ребра; тот аж задохнулся.
– Сныкал небось.
– А это у тебя что такое? Ксива китаезная?
У китайца вырвали из рук контракт, проглядели и отшвырнули в сторону.
– А теперь чего?
– Ну что скажешь в свою защиту, Джонни Су?
– А-Цю, – наконец-то сумел выговорить бедолага.
– Ага, так язык у него все-таки есть!
– Или говори по-английски, или вообще заткнись.
Новый удар по ребрам. А-Цю охнул от боли и сложился пополам.
– Да это ж не тот, – буркнул один из нападавших.
– Какая разница? – отмахнулся другой. – Все равно ж китаеза. Все равно ж вонючий.
– При нем нет пистолета, – указал первый.
– Он сдаст нам Су. Они все одним миром мазаны.
А-Цю снова пнули, на сей раз в зад; носок ботинка пришелся в аккурат по копчику, и позвоночник пронзила резкая боль, докатившись до самой челюсти.
– Ты Джонни Су знаешь?
– Ты Джонни Су знаешь?
– Ты его видел?
– Нам надо поговорить с Джонни Су.
А-Цю крякнул, попытался было подняться на четвереньки – и рухнул навзничь.
– Ишь молчит, как воды в рот набрал, – заметил первый.
– Ну-ка, отойди чуток…
Второй нападающий танцующей походкой отбежал в сторону и ринулся на А-Цю, точно подающий мяч футболист. В последний момент почувствовав его приближение, А-Цю проворно перекатился ему навстречу, пытаясь смягчить удар. Ребра отозвались невыносимой болью. Вдохнуть удалось лишь самой верхней частью легкого. Нападавшие хохотали. Голоса угасали, сливались в невнятный гомон. И тут над улицей прогремел новый голос:
– Друзья, вы не того сцапали.
Нападающие обернулись. В дверях кофейни на Уэлд-стрит, скрестив на груди руки, возвышался магнат Дик Мэннеринг. Его габаритная фигура заполняла весь проем; он являл собою внушительное зрелище, даже будучи безоружным; при виде его двое нападавших тут же оставили Цю Луна в покое.
– Нам поручено задержать китайца по имени Джонни Су, – объяснил первый, по-мальчишески пряча руки в карманы.
– Этого парня зовут Джонни Цю, – сообщил Мэннеринг.
– Так мы ж не знали, верно, ребята? – отозвался второй, тоже засовывая руки в карманы.
– Начальник тюрьмы распорядился, – подхватил первый.
– Все ловят китаезу по прозванью Джонни Су, – пояснил второй.
– У него пистолет.
– Он вооружен и очень опасен.
– Так вот, вы не того сцапали, – повторил Мэннеринг, сходя по ступеням на улицу. – Теперь вы это знаете, потому что я так говорю, а говорю я в последний раз. Этого парня зовут Джонни Цю.
Неумолимо надвигающийся Мэннеринг внушал еще больше страха, и при его приближении драчуны наконец-то сдались.
– Мы ж ничего плохого не хотели, – буркнул первый. – Убедиться-то надо.
– Ишь любитель желтопузых выискался, – пробормотал второй, но так тихо, что Мэннеринг не расслышал.
Мэннеринг дождался, пока те не уйдут, и только тогда опустил взгляд на А-Цю, который перекатился на бок, проверил, целы ли ребра, с трудом поднялся, подобрав при этом затоптанный контракт, и стряхнул с него пыль. В горле у бедняги стоял комок.
– Спасибо, – выговорил он, наконец отдышавшись.
Мэннеринга, похоже, слово благодарности лишь раздосадовало. Он смерил А-Цю хмурым взглядом:
– Что это еще за история насчет Джонни Су с пистолетом?
– Не знаю, – прошептал А-Цю.
– Где он?
– Не знаю.
– Ты его видел? Хоть где-нибудь?
А-Цю не видел соотечественника вот уже месяц, со времен вечернего сеанса у вдовы; вернувшись поздно ночью из «Удачи путника», он обнаружил, что А-Су пакует свой скудный скарб и с деловитой непреклонностью исчезает в шелестящей ночи.
– Нет, – повторил он.
Мэннеринг вздохнул.
– Тебя, надо думать, перевели на другой участок, теперь, когда «Аврора» отошла банку, – промолвил он, помолчав. – Что у тебя там в бумаженции? Посмотрим, куда тебя назначили. Дай-ка сюда. – И Мэннеринг протянул руку.
Документ был краток и составлен без участия А-Цю: там значился «предполагаемый возраст» вместо фактического, порт приписки судна, на котором он прибыл, вместо Кантона как места рождения, и краткий список его рабочих характеристик. Тут же красовалась цифра 5, возвещая, что срок действия его контракта – пять лет, и печать компании. Мэннеринг скользнул взглядом по странице сверху вниз. В графе «настоящее место работы» название «Аврора» было вычеркнуто, а вместо него вписано: «Английская мечта».
– Вот уж не везет тебе, парень, так не везет! – вздохнул Мэннеринг. – Это мой участок! Один из моих. Мой участок-то! – Он постучал себя в грудь. – Ты снова вкалываешь на меня, Джонни Цю. Как в добрые старые времена. Когда ты нарезал вокруг меня круги со своим треклятым тиглем да доил из Анны Магдалины песочек.
– Вы, – произнес А-Цю, массируя ребра.
– Снова вместе, – мрачно подвел итог Мэннеринг. – «Английская мечта», скажут тоже! Скорее «Английский кошмар».
– Беда, – вздохнул А-Цю.
– Для тебя или для меня?
А-Цю промолчал, потому что вопроса не понял. Внезапно Мэннеринг расхохотался, встряхнув головой:
– Боюсь, это в природе контракта: поставив подпись, ты как бы отказываешься от своей удачи в чью-то пользу. Отказываешься от любого счастливого шанса. Так любой договор устроен. А договор-то надо выполнять, понимаешь; рано или поздно он вернется к отправной точке. Я всегда говорил, везунчик – тот, кому один раз повезло, и после того он смекнул, куда стоит вкладываться. Удача приходит лишь однажды, и всегда – по чистой случайности. А контракты вечно возвращаются на круги своя. Контракты – это капиталовложения, и обязательства, и всякая канцелярщина; это бизнес. Я тебе еще одну умную вещь скажу. Если хочешь разбогатеть, никогда не ставь подпись на бумаге, которую не ты сам составил. Я этому правилу свято следую, Джонни Цю, я в жизни не подписал ни одного договора, состряпанного не мною самим.
– Очень хорошо, – похвалил А-Цю.
Мэннеринг обжег его свирепым взглядом:
– Надеюсь, у тебя хватит ума не пытаться надуть меня еще раз. Ты уже дважды играл против меня: один раз с «Авророй», второй раз с Анной. А я считать-то умею.
– Очень хорошо, – повторил А-Цю.
Мэннеринг вернул ему документ:
– Ну что ж, ты, верно, будешь только рад распрощаться с «Авророй». А насчет «Английской мечты» не тревожься – участок в полном порядке.
– Не пустышка? – хитро переспросил А-Цю.
– Нет, этот – нет, – заверил Мэннеринг. – Слово даю. На «Английской мечте» тебе понравится. Самородки с участка, конечно, выгребли подчистую, но отвалы песочком богаты. Для такого, как ты, – самое оно. У тебя ж глаз – алмаз. Разбогатеть ты там не разбогатеешь, Джонни Цю, ну да кому из ваших это удавалось?
А-Цю кивнул.
– Ступай обратно в Каньер, – посоветовал Мэннеринг наконец и вернулся в кафе.
Венера в Рыбах
Глава, в которой капеллан теряет терпение, а вдова – компаньонку.
– И кто ж это у нас такой? – промолвила Лидия Уэллс. – Никак, духовное лицо?
Она стояла в дверях, улыбаясь краем губ, и, подергивая за кончики каждого из пальцев по очереди, стягивала перчатки. Анна и Девлин глядели на нее в немом ужасе, как будто бы их застали за совершением блудодейства, – хотя Анна замерла у окна, по-прежнему прижимая ладонь к груди, а Девлин, мирно сидевший на диване, порывисто вскочил на ноги, красный как рак.
– Вот те на, – протянула Лидия Уэллс, высвободив молочно-белую ручку, и, зажав одну перчатку под мышкой, принялась стягивать вторую. – Прямо пара невинных овечек!
– Добрый день, миссис Уэллс, – поздоровался Девлин, вновь обретая дар речи. – Меня зовут Коуэлл Девлин. Я – капеллан будущей тюрьмы в Сивью.
– Очаровательная рекомендация, – обронила Лидия Уэллс. – А что вы делаете в моей гостиной?
– Мы беседовали на… богословские темы, – отозвался Девлин. – За чаем.
– Кажется, про чай вы позабыли.
– Он еще заваривается, – промолвила Анна.
– И в самом деле, – согласилась Лидия Уэллс, даже не глянув на поднос. – Ну что ж, в таком случае я очень вовремя. Анна, сбегай принеси еще чашку. Я к вам присоединюсь. Обожаю богословские споры.
Бросив отчаянный взгляд на Девлина, Анна кивнула, пригнулась и выскользнула из комнаты.
– Миссис Уэллс, – быстро прошептал Девлин, едва шаги Анны стихли в конце коридора, – можно задать вам очень странный вопрос, пока мы одни?
– Я зарабатываю на хлеб тем, что отвечаю на странные вопросы, – улыбнулась Лидия Уэллс. – И кому и знать, как не вам, что мы – не одни.
– Да, конечно, – согласился Девлин, чувствуя себя крайне неловко. – Но вопрос мой таков. Умеет ли мисс Уэдерелл читать?
Лидия Уэллс изогнула брови.
– Вопрос и в самом деле странный, – отозвалась она, – хотя и не из-за ответа. Любопытно, чем он подсказан.
Анна вернулась с чашкой и блюдцем и поставила их на поднос рядом с прочими.
– И каков же ответ? – негромко осведомился Девлин.
– Анна, ты тут похозяйничай, – бросила Лидия Уэллс. – Присядьте, ваше преподобие. Вот так. Как это мило – священник к чаю! Прямо чувствуешь себя в цивилизованном мире. Мне с печеньицем, пожалуйста, и с сахаром.
Девлин присел.
– Насколько мне известно, ответ – нет, – промолвила вдова, тоже опускаясь в кресло. – А теперь я в свою очередь задам странный вопрос. Когда служитель Божий говорит неправду, это какая-то особая разновидность лжи или нет?
– Я не понимаю, что стоит за вашим вопросом, – попытался увильнуть Девлин.
– Но, ваше преподобие, так нечестно, – запротестовала вдова. – Я ответила на ваш вопрос, не спрашивая о причинах; почему бы вам не сделать того же самого для меня?
– Что за вопрос он задал? – вклинилась Анна, озираясь по сторонам, но ее проигнорировали.
– Я спрашиваю, это какая-то особая разновидность лжи или нет, если лжец – служитель Божий?
Девлин вздохнул:
– Это особая разновидность лжи, только если священник использует свою духовную власть во зло. Пока ложь не имеет отношения к его сану, никакой разницы нет. Мы все равны в глазах Господа.
– Ах вот как, – отозвалась вдова. – Благодарю. Итак, вы только что сказали, что беседовали на богословские темы, ваше преподобие. А можно и мне поучаствовать?
Девлин вспыхнул. Открыл было рот – и замялся: никакого алиби у него наготове не нашлось.
– Когда я очнулась в тюрьме, преподобный Девлин был рядом, – пришла к нему на помощь Анна. – Он молился за меня, и молится с тех самых пор.
– То есть вы говорили о молитве? – не отступалась вдова, по-прежнему обращаясь к Девлину.
Но к капеллану уже вернулось самообладание.
– Помимо всего прочего, – подтвердил он. – Еще мы обсуждали Божий промысел и нежданные Дары.
– Восхитительно, – обронила Лидия Уэллс. – И часто ли вы, ваше преподобие, навещаете юных девиц в отсутствие их опекунов, дабы обсудить тет-а-тет теологические проблемы?
– Вы едва ли являетесь опекуншей мисс Уэдерелл, – возразил Девлин, оскорбленный подобным обвинением. – Она жила самостоятельно не один месяц еще до того, как вы прибыли в Хокитику; что за внезапная нужда у нее в опеке?
– Насколько я могу судить, нужда эта и впрямь велика, – парировала Лидия Уэллс, – учитывая, как бессовестно ее прежде использовали в этом городе.
– Не могу не подивиться выбранному вами наречию, миссис Уэллс! То есть вы хотите сказать, что сейчас ее не используют?
Лидия Уэллс заметно напряглась.
– Возможно, вы не находите повода для радости в том, что эта молодая женщина больше не торгует еженощно своим телом, то и дело подвергаясь риску физического насилия и ежедневно одурманивая себя презренным наркотиком, – холодно проговорила она. – Возможно, вы бы предпочли, чтобы она вернулась к прежней жизни.
– Хватит с меня этих ваших «возможно»! – вспыхнул Девлин. – Что за дешевая риторика! Это все равно что запугивание, а запугать себя я не позволю. Не позволю, и все тут.
– Ваше обвинение меня глубоко озадачивает, – пожала плечами Лидия Уэллс. – И кого же это я запугиваю?
– Да ради всего святого, девушка вообще лишена свободы! Она здесь оказалась против воли, и вы держите ее на немыслимо коротком поводке!
– Анна, – проговорила Лидия Уэллс, по-прежнему обращаясь к Девлину, – ты пришла в «Удачу путника» против воли?
– Нет, мэм, – отвечала Анна.
– Почему ты пришла и поселилась здесь?
– Потому что вы мне предложили, и я согласилась.
– Что именно я тебе предложила?
– Вы предложили авансом заплатить мой долг мистеру Клинчу и сказали, что я могу поселиться у вас в качестве вашей компаньонки, если стану помогать вам в вашем бизнесе.
– Я свои договоренности выполнила?
– Да, – убито признала Анна.
– Спасибо, – отозвалась вдова. Она не сводила глаз с Девлина, а к чаю так и не притронулась. – Что до длины поводка, меня крайне удивляет, что вы протестуете против жизни добродетельной и аскетичной и ратуете за – как вы сказали? – за «свободу». Какую именно свободу, уточните, пожалуйста. Свободу якшаться с теми самыми мужчинами, что некогда развращали ее и дурно с нею обращались? Свободу обкуриваться до одурения в каком-нибудь китайском притоне?
– Но почему вы сделали ей такое предложение, миссис Уэллс? – не удержался от подначки Девлин. – Почему вы предложили заплатить долги мисс Уэдерелл?
– Из жалости к девушке, естественно.
– Чушь, – фыркнул Девлин.
– Прошу прощения, но Аннино благополучие меня весьма заботит, – возразила Лидия Уэллс.
– Да вы на нее посмотрите! За минувший месяц от бедняжки только тень и осталась. Она голодает. Вы ее голодом морите.
– Анна, – промолвила Лидия Уэллс, словно выплюнув это имя, – я морю тебя голодом?
– Нет, – отвечала Анна.
– По-твоему, ты голодаешь?
– Нет, – повторила Анна.
– Избавьте меня от этой пантомимы, – заявил Девлин, разозлившись не на шутку. – Вам никакого дела до этой девочки нет. Вы ее жалеете ничуть не больше, чем кого бы то ни было, а насколько я о вас наслышан, жалости в вас ни на грош.
– Еще одно чудовищное обвинение, – вздохнула Лидия Уэллс. – И от кого же? От тюремного капеллана! Полагаю, мне следует очистить свое доброе имя. Анна, расскажи его преподобию, чем ты занималась в Данидине.
Повисла пауза. Девлин искоса глянул на Анну: уверенности у него слегка поубавилось.
– Говори, что ты сделала, – настаивала Лидия Уэллс.
– Я повела себя в вашем доме как змея подколодная.
– А именно? Расскажи ему в точности, что ты сделала.
– Я спала с вашим мужем.
– Верно, – подтвердила Лидия Уэллс. – Ты соблазнила моего мужа мистера Уэллса. А теперь расскажи его преподобию вот что. Как поступила в отместку я?
– Вы меня отослали, – отвечала Анна. – В Хокитику.
– В каком положении?
– Беременную.
– Беременную от кого, будь так добра?
– От вашего мужа, – прошептала Анна. – От Кросби.
Девлин потрясенно слушал.
– Итак, я отослала тебя прочь, – покивала вдова. – И я по-прежнему считаю, что поступила правильно?
– Нет, – покачала головой Анна. – Вы раскаялись. Вы попросили у меня прощения. Не единожды.
– Ты точно уверена? – с деланым изумлением переспросила миссис Уэллс. – А то вот его преподобие утверждает, что мне никакого дела нет до благополучия ближних, тем более, надо полагать, тех, кто играет роль искусительницы под моим же собственным кровом! Ты точно уверена, что я способна попросить у тебя прощения?
– Довольно! – воскликнул Девлин, воздевая руки. – Довольно.
– Это правда, – заявила Анна. – Это правда, что она просила у меня прощения.