Лёнька Щукин и Валька Пескарёв дружили, что называется, с пелёнок. Буквально: их мамы познакомились в роддоме. Лёнька появился на свет на четыре дня раньше, весил на пятьдесят граммов больше и выписался первым. Потом оказалось, что живут они на соседних улицах. И Лёнькина мама, и мама Вальки работали воспитателями в детских садах. Хоть мальчики и не попали в одну группу, это не мешало им ходить друг к другу в гости при каждом удобном случае. Сначала, разумеется, с кем-нибудь из родителей – в итоге Пескарёвы и Щукины стали дружить семьями. Позже, когда ребята подросли, им было разрешено навещать друг друга самостоятельно – ходить всё равно недалеко, да и посёлок, где они жили, был спокойным. Это сблизило мальчиков ещё больше, расставаться стало непросто. Например, однажды вечером Вальке надо было уходить от Щукиных и возвращаться домой, и Лёнька вызвался проводить своего друга. Когда они дошли до места, Валька решил, что не по-товарищески будет отпускать Лёньку в обратный путь одного, и уже в свой черёд сделался провожатым. Вернувшись к дому Щукиных, мальчики опять поменялись ролями. Так бы и ходили они туда-сюда, эскортируя друг друга, до глубокой ночи, если б Валькин отец не вышел навстречу и не закруглил эту одиссею.
Словом, друзья они были – не разлей вода. При том, что разительно отличались характерами. Лёнька – парень бойкий и задиристый, за словом в карман не лез, никогда ничего не боялся и часто становился причиной самых невероятных приключений. Если случалась ссора с другими мальчишками, то драку начинал именно он. Валька, наоборот, рос тихим, застенчивым и мечтательным мальчиком. Он всюду следовал за своим лучшим другом, почти во всём его поддерживал и редко ему перечил. Валька рано, ещё до школы, научился читать, а ещё любил смотреть по телевизору познавательные передачи. Оттого именно он часто придумывал новые интересные игры и выходил на первый план тогда, когда нужно было действовать тонко, дипломатически. Например, помириться с кем-нибудь. В общем, если Лёнька был душой их замечательного дуэта, то Валька мог по праву считаться сердцем. Ну, а функции мозга они делили на двоих.
Они любили ловить майских жуков, играть в шашки и поддавки, в прятки и салки, купаться и кататься на лодке, строить бункеры из снега и лазать по заброшенным домам. А когда мальчики закончили первый класс, их родители подарили обоим по велосипеду марки «Школьник». Так появилась ещё одна общая страсть, да какая! Друзья прямо заболели велосипедной лихорадкой. Первым делом они объехали все окрестные улицы, потом исколесили родной посёлок вдоль и поперёк, затем стали выбираться в ближайшие деревни. Даже на объездной автостраде бывали, даже на бывший военный аэродром тайком от родителей катались. Ребята научились тормозить лихим юзом, ездить «без рук» и немножко на заднем колесе, сидя на багажнике и «по-самокатному», подпрыгивать на трамплинах и без них. Неугомонный Лёнька первым разобрал свой велосипед и собрал его обратно, научился смазывать подшипники в каретке и заклеивать дырки в колёсах, а потом обучил всем этим премудростям Вальку. В свою очередь, Валька придумал новую игру – в прицеп. Это когда один железный скакун привязывается к другому; тогда едущий первым – ведущий – становится буксиром и везёт двоих. Ведомому нужно лишь грамотно рулить и вовремя тормозить. Лёнька ни за что не соглашался быть ведомым и неустанно крутил педали, разрешая помогать только на подъёмах. Валька не спорил, ругаться из-за такой ерунды не хотелось. В конце концов, теперь у него появилось больше свободы глазеть по сторонам и любоваться пейзажами. Так они и катались все каникулы, каждый погожий день. К концу лета в окрестностях не осталось, наверное, ни одной дорожки, ни одной тропинки, где бы друзья не оставили своих змеистых следов.
Наступила осень, за ней зима, и всё это время верные «Школьники» простаивали без колёс в сараях. А потом пришла весна, и случилось знаковое событие: Валькину маму за отличную работу премировали новым велосипедом. Мальчишки как увидели это транспортное средство, так и влюбились в него без памяти. Высокий блестящий руль, пупырчатые рукоятки, широкое и удобное седло, крепкий багажник, рама с двумя перекладинами, на одной из которых наклеены крупные буквы «Л А М А», большая ведущая звёздочка, пластмассовый диск, защищающий цепь от зажёвывания мальчишеских штанов. А эти изящные крылья, эти яркие катафоты, этот мелодичный звонок! А цвет? Кремовый, плавно переходящий в вишнёвый. И никаких острых углов, никаких лишних деталей – велосипед выглядел по-особому стильно, элегантно, напоминая классический автомобиль из шестидесятых. И – самое главное! – воспитательнице датского сада такое сокровище было ни к чему, потому что на работу она ездила на автобусе. Надо ли говорить, что Валька стал слёзно выпрашивать новинку в собственное пользование? Разумеется, мама скоро сдалась, и сыновнему счастью не было предела.
Но вместе с «Ламой» на горизонте мальчишеской дружбы показались первые тучи. Лёнька, лишь только увидев новый велосипед, сразу же заявил на него свои права: мол, у «Ламы» и колёса больше, и скорость выше, поэтому возить Вальку на прицепе будет сподручнее. Но у Вальки на этот раз было иное мнение: раз велосипед принадлежит ему, то и буксиром теперь будет он. И пассажиров брать тоже будет он, потому что багажник «Ламы» выше, крепче и удобнее. Да и вообще, на этом велосипеде можно спокойно обогнать даже Лёньку – доселе непревзойдённого дворового гонщика – а потому вроде как Валька теперь главный и может выбирать, куда и зачем ехать. Любой «Школьник», что Лёнькин, что Валькин, на фоне новенькой сверкающей красавицы смотрелся бледно, и потому голос того, кто ездил на «Ламе», автоматически приобретал решающий вес. Но Лёнька-то привык быть вожаком и не умел уступать. В тот день ребята так и не пришли к компромиссу, серьёзно поссорились и потом не общались целую неделю. Помирились только при помощи родителей. В итоге выход из затруднительного положения вроде как был найден: решили ездить на яблоке раздора по очереди. И ещё, если кто-то один не мог воспользоваться своей очередью по какой-либо причине, то другой имел право забрать велосипед себе на целый день. Покатушки возобновились, размолвка потихоньку стала забываться, а новое лето обещало ещё больше радостей, игр и путешествий.
Впрочем, путешествуют не только дети, но и взрослые. Щукины и Пескарёвы, как уже говорилось, дружили семьями и часто помогали друг другу то советом, то делом. Однажды мама Вальки одолжила Лёнькиной маме велосипед для поездки в деревню к родственникам. Вояж затянулся, возвращаться пришлось уже в сумерках, и женщина решила, что можно отложить возврат велосипеда на завтра. Она только позвонила своей подруге, чтобы та не волновалась. Но завтра оказалось недосуг: днём на работе задержали, а вечером ждал огород. То же самое повторилось и на следующий день, и на следующий, и ещё. Мама Лёньки так увлеклась делами, что вспоминала о велосипеде только перед сном, ложась в постель. Можно было бы отправить с поручением сына – лишний раз навестил бы товарища; но Лёнька, как назло, все эти дни пропадал с отцом в автохозяйстве, помогал перебирать автобусный двигатель. В общем, дотянули до выходных. А в субботу Валькина мама позвонила сама.
- Привет, Вер, это Надя. Как у вас дела?
Вера Щукина вспомнила, что «Лама» всё ещё стоит у них в сарае, и страшно смутилась.
- Ой, Надь, привет! Ты прости, я ведь совсем забыла про велосипед. Забегалась, понимаешь. Давно хотела завезти, а всё никак.
- Да ладно, ничего, бывает, – совсем не обиделась Надя Пескарёва. – Я просто подумала: вдруг случилось чего? Ты как, съездила?
- Да, спасибо ещё раз. От Сапоговых тебе привет.
- Как они поживают?
- Ой, знаешь, тётя Римма захворала. Её где-то продуло, видно, и спину-то прострелило. Отлёживается. Так что вовремя я попала к ним, дяде Ене подсобила по хозяйству: наличники покрасила, «Викторию» и лук выполола.
- Ну, даст Бог – скоро поправится тётка Римма, не переживай, – приободрила Надя подругу. – И про велосипед не переживай, Валя как-нибудь придёт и заберёт.
Валька в это время наливал воду в баню. Он, как никто, был заинтересован в скорейшем возвращении обожаемого велика. Повесив трубку, Надя Пескарёва решила не откладывать дело в долгий ящик и кликнула сына.
- Дойди до Щукиных, забери наш велосипед, – коротко наказала она. – И не задерживайся, дел дома много.
- Ну, наконец-то! – был сыновний ответ.
«Наконец-то они наездились, сколько можно?! Теперь я за все дни покатаюсь!» Воодушевлённый своей донельзя приятной миссией, Валька отправился к другу. А Вере Щукиной после телефонного разговора сделалось совестно. Желая загладить свою оплошность, она подозвала Лёньку – тот носил в баню дрова.
- Чего, мам? – спросил подошедший сын.
- Лёнь, слушай, я брала у Пескарёвых велосипед и забыла вернуть. Отвезёшь его им?
- «Лама» всё это время была у нас? – опешил мальчик. – И ты молчала?!
- Потому что забыла, я же говорю, – сердито одёрнула мать. – Тебе всё равно не до него было: изображали с папкой Винтика и Шпунтика... В общем, затопляй баню, потом сходи за молоком к тёте Любе – и поезжай к Пескарёвым. Отдай велосипед прямо в руки тёте Наде и скажи, – Вера вздохнула, – скажи, что маме очень стыдно: обещала завезти сразу, а не завезла.
- Ну ладно, – пожал плечами Лёнька, раздосадованный несколькими упущенными днями покатушек. – В руки – так в руки. Только про то, что стыдно, сама говори, я не буду.
Он кончил управляться с баней, взял чистую двухлитровую банку и ушёл к соседке тёте Любе, которая держала корову. Через минуту на дворе Щукиных, скрипнув калиткой, появился Валька. Он хотел сразу пройти в дом, но заметил Лёнькину маму: та развешивала выполосканное бельё на верёвках в саду.
- Здрасьте, тёть Вер, – крикнул Валька.
- Привет, Валь, – отозвалась Вера Щукина, занятая простынёй и прищепками. – Лени пока нет, он к соседям ушёл.
- Да я за великом только.
- Так Лёньку-то подожди!
- Не, мне велено не задерживаться.
Посчитав разговор оконченным, Валька привычно зашёл в сарай, забрал оттуда «Ламу», вывел её за калитку, прыгнул в седло и покатил к дому. В это время на улицу с банкой молока в руках вышел Лёнька. Удаляющаяся Валькина спина его не обрадовала.
- Стой! – закричал он. – Сто-ой! Стой, кому говорят!
Оставив банку под забором, Лёнька со всех ног бросился догонять велосипедиста. Тот всё-таки услышал окрик и остановился в конце улицы, у поворота в переулок. Каково же было Валькино удивление, когда запыхавшийся друг вместо того, чтобы поздороваться, мёртвой хваткой вцепился в велосипедный руль!
- Ты куда намылился? – сердито рыкнул Лёнька.
- Как «куда»? Домой. Ты чего, Лёнь?
- Куда велик забрал, говорю? Тебе кто разрешал?
- Вообще-то это мой велик, – нахмурился Валька. – С чего бы мне разрешение у тебя спрашивать?
- С того, что он стоял в моём сарае. И я должен его твоей матери отвезти. Я, понятно?
- Это с какого перепугу?
- С такого, что мне велели! Мне велели – я и отвезу, усёк? – и Лёнька дёрнул руль на себя. Вальке это совсем не понравилось.
- Лёнька, ты с дуба рухнул? Отпусти руль! У тебя сколько времени было, чтоб кататься без очереди? Вон сколько! Так и не качай права теперь.
- Это я-то катался без очереди? – задохнулся от возмущения Лёнька.
- Нет, блин, Пушкин! А теперь буду я! И мне велели забрать, вот я и забираю. Радуйся, что тебе не надо никуда таскаться. Иди домой! – и Валька потянул руль обратно.
- Ах, так! – Лёнька выпустил велосипед и, что есть силы, толкнул друга в грудь. Валька покачнулся, потерял равновесие и упал на асфальт, больно стукнувшись мягким местом. Велосипед грохнулся рядом. Лёнька переступил через железного коня и шагнул к Вальке, сжимая кулаки.
- Ах, без очереди катался? – брызгал слюной мальчишка. – Ах, таскаться не надо? Ну, я тебе сейчас покажу Пушкина!
Он бросился на поднимающегося Вальку. Мальчишки вцепились друг в друга, как разъярённые уличные псы, и принялись драться. Да так, как ни с кем раньше не дрались. Лёнька был ловчей, сноровистей, от ярости он сделался сущим дьяволом, но Валька считал себя правым, и праведный гнев удесятерял его силы. Пыль стояла столбом, во все стороны летели клочья одежды.
- Я те покажу «домой»! – пыхтел красный, как помидор, Лёнька. – Я те покачаю права!
- Отстань, псих! – ревел Валька в ответ. – Чокнутый!
На шум уже спешила со своего участка Вера Щукина. Из-за заборов выглядывали головы озадаченных соседей. Невесть откуда подскочила маленькая облезлая собачонка и, обрадованная суматохой, залилась тонким визгливым лаем. Драчуны между тем успели утомиться и, обменявшись особенно смачными оплеухами, откатились друг от друга. Они встали по разные стороны от велосипеда, глубоко дыша, пожирая друг друга полными ненависти взглядами. Валька размазывал по лицу слёзы, перемешанные с кровью из расквашенного носа. Лёнька кривился от боли и зажимал ладонью рассеченную бровь.
- Так из-за чего сыр-бор? – полюбопытствовал кто-то из зевак.
Лёнька оглянулся на свою мать, сплюнул и от души лягнул ни в чём не повинную «Ламу».
- Ну и подавись своим велосипедом, баран тупорылый! – с этими словами Щукин развернулся и, прихрамывая, побрёл восвояси. А Пескарёв поднял свою стальную любимицу и, уже не сдерживая рыданий, поехал прочь с места происшествия. Лёнькина мама что-то кричала ему вслед, удерживая за руку вырывающегося отпрыска, но Валька её уже не слышал.
Надя Пескарёва пришла в ужас, увидев, в каком состоянии вернулся её «воин».
- Ма-амоньки! Валька-а! Кто это тебя так, а?
Она достала аптечку и развила кипучую деятельность, кружась вокруг сына, словно квочка вокруг цыплёнка. Валька стоял с опущенной головой и пытался сдерживать слёзы, но получалось плохо. А мама всё причитала:
- Нос разбит! На щеке ссадина! Ох, Валька-а! Где ещё болит? Зубы не шатаются? Нет? Футболка разорвана, штанина порвана... Да кто же это так, а?
- Л... Лё... – Валька выдавливал из себя через силу букву за буквой. – Лён...
- Кто?
- Лёнька.
Надя замерла с пузырьком перекиси в одной руке и кусочком ваты в другой.
- Кто??? Лёнька? Лёнька Щукин?
- Д... д... да-а.
Женщина в смятении опустилась на диван.
- Валь... вы же друзья. Что случилось? – мальчик вместо ответа лишь всхлипывал, и ей пришлось повысить голос: – Что случилось, Валь? За что Лёнька тебя побил?
- Он не побил. Мы... мы подрались.
- Из-за чего подрались?
На Вальку было жалко смотреть. Он лепетал:
- Я забрал велосипед... а он догнал... а я не отдавал...
- Ну? Говори нормально!
- Я взял велосипед, как ты велела, – наконец, немного собрался Валька. – Поехал домой. А Лёнька догнал и стал отбирать. Сказал, что отвезёт сам. А я сказал, что нет, что теперь моя очередь кататься. Я послал его домой. Мы стали драться.
- Ах, вон как! Понятно.
Надя, уже абсолютно спокойная, покончила с обработкой «боевых ранений» сына. Потом она отправила Вальку переодеваться, а сама подошла к телефону и набрала номер Щукиных. Вера ответила не сразу.
- Алло, – прозвучал из трубки усталый голос.
Надя не стала миндальничать и с ходу пошла в атаку.
- Знаешь, что натворил твой бандит?
- Погоди, погоди, мне не послышалось? – изумлению Веры не было предела. – Мой бандит?
- Твой, чей же ещё.
- Ты что хочешь этим сказать?
- То, что твой сынок опять отличился. Валя пришёл сейчас домой, и на нём живого места нет. Говорит, что его избил Лёнька.
- Ах, Лёнька его избил, значит?
- Да. И, заметь, не первый раз такое. Сколько тебе на Лёньку уже жаловались? А? Он постоянно кого-нибудь колотит, с поводом и без повода. Батьку не слушает, с мамкой препирается. Вот и случилось то, что давно уже могло случиться. Я говорю тебе, как воспитательница – воспитательнице: накажи его. Накажи так, чтоб он понял и запомнил, а не так, что «Ой, Лёнечка, не пойдёшь гулять сегодня, а то поставлю в угол!» - Пескарёва очень удачно спародировала интонации подруги. Но подруге это не понравилось.
- Ты будешь меня учить, как воспитывать сына? А за своим последить не хочешь? Ещё не известно, кто из них бандит!
- Чего?
- Того! Твой Валька моему бровь рассадил так, что зашивать придётся! Да ещё грязи в ранку занёс, целый пузырёк перекиси пришлось вылить! И ведь из-за чего? Из-за какого-то велосипеда! Валька думает, что, раз у него теперь такая игрушка, то он лучше моего сына?
Тут уже Надя рассердилась не на шутку.
- А может, это Лёнька завидует? Драться из-за чужого велосипеда? Что ж, тогда он-то точно не лучше!
Вера кипела от негодования.
- Да чтоб вам пусто было со своим велосипедом! Подумаешь, сокровище! Понтов – кот наплакал, а ведёте себя, как баре! Унижаешься тут перед вами, извиняешься! Тьфу!
- Знаешь что, Верочка? Ты тоже завидуешь, что мне премию дали, а тебе нет. Так что яблоко от яблони недалеко упало.
- Лучше быть яблоней, чем одного с вами поля ягодой!
На этом Вера Щукина бросила трубку. Но, хоть последнее слово осталось за ней, победительницей в этой зряшной перепалке чувствовала себя Надя Пескарёва.
- Переоделся? – крикнула она Вальке. – Марш в огород! И не вздумай бегать к Лёньке и просить мировую! Пусть он просит прощения! А тебя я ещё накажу.
Конечно, женщины в тот раз наговорили друг другу много обидного. Но не настолько много, чтобы путь к примирению был заказан. Ещё можно было всё поправить. Беда в том, что обе они были очень гордыми. Никто не желал делать первый шаг к примирению. Валька, сбитый с толку давлением матери, вконец признал себя потерпевшей стороной и, уверовав в это, не видел собственных ошибок. Что до Лёньки, то он понимал, что полез в драку сгоряча, и вообще стоило сперва поговорить. Но велосипед остался у Вальки. И теперь пойти с повинной значило для него, Лёньки, потерять перед Валькой авторитет. А этого мальчик, столь же гордый, как и его мать, и привыкший верховодить, допустить никак не мог. Главы семейств, выслушав своих, попытались утрясти конфликт и наладить мирный диалог. Но предвзятых оценок избежать не удалось, кончилось тем, что разругались и отцы. Потом Щукиных и Пескарёвых пытались помирить общие приятели и знакомые. Увы, их усилия пропали втуне. С каждым днём пропасть непонимания только ширилась, время играло против былых уз. Через пару месяцев велосипедом премировали и Веру Щукину, но это уже ровным счётом ни на что не влияло. Бывшие друзья перестали общаться, больше не здороваются, а Лёнька с Валькой, пересекаясь в школе или на улице, делают вид, что не знают друг друга.