Вскоре обе повозки поравнялись. Кучер Орси замахнулся на Эцио хлыстом, однако молодой человек вырвал у него хлыст. Выждав удобный момент, ассасин бросил поводья и перепрыгнул на крышу повозки Чекко. Лошади же с его повозки взвились на дыбы, а затем бешеным галопом понеслись вперед и скрылись из виду.
– Убирайся! – закричал испуганный кучер. – Откуда ты вообще взялся на мою голову? Спятил ты, что ли?
Без хлыста ему было куда труднее править лошадьми.
– Не валяй дурака, Эцио! – крикнул Чекко из повозки. – Из этой переделки тебе не выбраться живым!
Кучер нарочно ехал зигзагами, пытаясь сбросить Эцио, но молодой ассасин словно прирос к крыше повозки. Впереди показалась заброшенная каменоломня, где добывали мрамор. Ухищрения кучера принесли обратный результат: повозка опрокинулась набок. Кучер вылетел с козел и с размаху ударился о большую груду мраморных плит. Обезумевшие лошади, удерживаемые постромками, отчаянно били копытами, кроша мрамор. Аудиторе ловко спрыгнул и выхватил меч, приготовившись к сражению с похитителем Яблока. Долго ждать не пришлось: Чекко выбрался из опрокинутой повозки с перекошенным от злости лицом.
– Отдай мне Яблоко, Чекко! – потребовал Эцио. – Игра закончена.
– Идиот! Она закончится с твоей смертью!
Чекко замахнулся мечом на своего противника, и тут же один за другим посыпались удары с обеих сторон. Драться приходилось на самом краю обрыва.
– Еще раз повторяю: отдай мне Яблоко – и я оставлю тебя в живых. Ты даже не представляешь, каким могуществом оно обладает!
– Тебе его не видать! А когда оно окажется у нашего магистра, он получит безграничную власть. И мы с Лодовико тоже получим свою долю.
– Лодовико мертв. И неужели ты думаешь, что хозяин оставит тебя в живых, когда надобность в твоей помощи отпадет? Ты и так слишком много знаешь!
– Ты убил моего брата? Тогда вот тебе, получай! За Лодовико! – крикнул Чекко, бросаясь на Эцио.
Он ударил ассасина в левую руку, но металлический наруч отразил удар. Младший Орси оторопел, но лишь на мгновение. Он ударил по правой руке – рана оказалась достаточно глубокой, и Эцио выронил меч.
Чекко хрипло засмеялся, предвкушая скорую победу. Острие его меча было нацелено в горло противнику.
– Молить о пощаде бесполезно, – заявил Орси. – Ты достоин только смерти.
Он отвел руку, готовясь нанести смертельный удар. В этот момент раздался тихий щелчок. Взмахнув двулезвийным клинком, Эцио всадил оба лезвия в грудь своего противника.
Минуту или две Чекко не понимал, что произошло. Он смотрел на кровь, оставлявшую красные всплески на белой мраморной крошке дороги. Потом выронил меч и рухнул рядом с Эцио, схватившись за ногу противника. Молодой ассасин наклонился к нему.
– Ты снова забрал наше сокровище, – прошептал Чекко с кривой улыбкой на губах.
Кровь вовсю хлестала из его раны, а вместе с кровью уходила жизнь младшего Орси.
– Неужели оно стоило стольких жизней? – спросил Эцио.
Чекко засмеялся, а может, закашлялся. На его губах выступила кровь.
– Яблоко – опасная игрушка. Не думай, что оно долго пробудет в твоих руках. – Он дышал с большим трудом. – Я умираю сегодня, но завтра умрешь ты…
Глаза утратили блеск и закатились. Лицо застыло. Тело обмякло.
– Это мы еще посмотрим, мой друг, – сказал мертвецу Эцио. – Покойся с миром.
Сам он чувствовал себя прескверно. Голова болела и кружилась. Рана на правой руке продолжала кровоточить. Аудиторе заставил себя подойти к опрокинутой повозке. Он успокоил лошадей, обрезав постромки. Забравшись в повозку, быстро нашел драгоценную шкатулку. Открыв ее и убедившись, что Яблоко на месте, Эцио плотно закрыл крышку и взял шкатулку в левую руку.
Лошади с повозки, на которой ассасин преследовал похитителя, не успели далеко ускакать. Они бродили, пощипывая жесткую траву. Эцио смотрел на них, прикидывая, сумеет ли забраться на лошадиную спину и проехать хотя бы часть пути до Форли. Как-то там Никколо и Катерина? Аудиторе думал, что выслеживание Чекко займет у него меньше времени. Но главное, он вернул Яблоко ордену ассасинов. А то, что возвращение оказалось столь трудным… он и не рассчитывал на легкую победу. Во всяком случае, время потрачено не напрасно.
Эцио снова посмотрел на лошадей. Остановил выбор на коренном. Из всей четверки он показался молодому ассасину наиболее выносливым.
Держа шкатулку под мышкой, Аудиторе взялся левой рукой за гриву и попытался подтянуться, поскольку ни седла, ни стремян у лошади не было. Его зашатало, и он понял, что сегодня никуда не поедет. Он потерял слишком много крови. Поэтому перво-наперво следовало перевязать раны, а потом уже думать обо всем остальном. Но прежде чем заняться раной, Эцио привязал выбранную лошадь к дереву. Разорвав рубашку Чекко на лоскуты, перевязал рану. Тело убитого оттащил подальше от дороги и спрятал среди мраморных плит. Если кто-то поедет мимо и не будет особо приглядываться, решит, что повозка налетела на глыбу мрамора и опрокинулась. Однако время двигалось к вечеру, а в темноте по горным дорогам ездить было опасно.
Все это унесло остатки его сил. «Даже мне нужно иногда отдыхать», – устало подумал Эцио. Он уселся в тени дерева, слушая, как пасущаяся лошадь мягко перебирает копытами. Шкатулка стояла рядом с ним. Молодой ассасин еще раз осмотрелся по сторонам. Места были не из тех, где можно задерживаться надолго. Но веки Аудиторе уже отяжелели. Глаза закрылись сами собой. Эцио заснул, не заметив молчаливого наблюдателя, который следил за ним с придорожного холма, прячась за деревом.
Когда молодой ассасин проснулся, было уже темно. На небе светила неяркая луна, но ее света хватило, чтобы различить человеческую фигуру, двигавшуюся неслышно, словно призрак.
Острая боль в правой руке стала тупой. Эцио хотел встать, как вдруг увидел, что левая рука придавлена тяжелым куском мрамора, который кто-то принес из каменоломни. Тогда молодой ассасин попытался встать, но и это у него не вышло. Вспомнив о Яблоке, он повернул голову туда, где лежала шкатулка.
Но ее не было.
Незнакомец, одетый в черный cappa[154]и белую сутану доминиканского монаха, заметил, что Эцио проснулся. Повернувшись к нему, незнакомец передвинул обломок, еще сильнее придавив левую руку молодого убийцы. Руки монаха двигались быстро. На одной недоставало пальца.
– Постой! – крикнул Аудиторе. – Кто ты? Что ты делаешь?
Монах не отвечал. Потом он нагнулся и поднял шкатулку.
– Не трогай ее! Делай что хочешь, только не…
Но монах уже открыл крышку. Изнутри вырвался ярчайший свет, словно там было спрятано маленькое солнце.
Эцио показалось, что монах удовлетворенно вздохнул. Потом молодой человек снова провалился в сон.
Когда он пробудился, было утро. Все лошади исчезли. Сон частично восстановил его силы. Левая рука оставалась придавленной обломком мрамора, однако стоило ею пошевелить, и обломок чуть-чуть приподнимался. Оглядевшись вокруг, Эцио увидел достаточно толстую ветку. Наверное, ее сломало ветром, причем совсем недавно. Листья на ветке еще не успели пожухнуть. Стиснув зубы, молодой ассасин схватил ветку и подсунул под обломок. Правая рука сразу же отозвалась острой болью. Рана снова стала кровоточить. Аудиторе еще глубже протолкнул ветку под мраморный обломок и нажал на нее как на рычаг. В мозгу вспыхнуло изречение, которое Эцио когда-то учил в школе: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю»… Он еще сильнее надавил на рычаг. Обломок чуть шевельнулся, но тут силы оставили ассасина, и плита снова придавила ему левую ладонь. Он лег, стараясь медленно дышать. Потом сделал еще одну попытку.
От третьей попытки у него заныло все тело. Казалось, жилы в раненой правой руке вот-вот оборвутся. Но Эцио приналег на импровизированный рычаг с такой решимостью, словно это был вопрос жизни и смерти… В какой-то момент проклятый обломок приподнялся, перевернулся и откатился в сторону.
Тяжело дыша, молодой ассасин сел. Левая рука болела, но все кости были целы.
Почему таинственный монах попросту не убил его, пока он спал? Наверное, не хотел брать грех на душу. Пока было ясно одно: доминиканец и шкатулка с Яблоком исчезли в неизвестном направлении.
Поднявшись на ноги, Эцио кое-как добрался до ручья, текшего неподалеку. Там он жадно напился, затем промыл и заново перевязал рану. Искать лошадей было бесполезно, и молодой Аудиторе пошел пешком, держа путь на восток, в сторону Форли.
Он шел несколько дней. Наконец вдалеке показались городские башни. К этому времени Эцио чувствовал себя выжатым до последней капли. Дело, которому он служил неустанно, забрало все его силы. Постигшая неудача омрачала душу. Никогда еще ему не было так одиноко. За дни пути он много думал о Кристине и о том, как сложилась бы его жизнь, не возьми он на себя этот крест. Но Эцио уже не мог изменить свою жизнь. И как он понял сейчас, не хотел.
Наконец он подошел к мосту возле южных ворот. На парапетах стояли караульные. Здесь чудовищное измождение наконец одолело его, и Эцио упал, потеряв сознание.
Очнувшись, он увидел, что лежит не на земле, а на кровати, укрытый безупречно чистым одеялом. Кровать стояла на солнечной террасе, стены которой были густо увиты плющом. Чья-то прохладная рука коснулась его лба и поднесла к губам кружку с водой.
– Эцио! Слава богу, вы очнулись! Как вы себя чувствуете? Что с вами приключилось? – засыпала его вопросами Катерина.
– Я… я не знаю…
– Вас заметили караульные на парапетах. Послали за мной. Даже не представляю, сколько дней вы провели в пути, да еще с такой ужасной раной.
Эцио напряг память:
– Кое-что припоминаю… Я сумел отобрать шкатулку у Чекко… потом появился другой человек. Он забрал у меня Яблоко.
– Кто?
– Он был в черном, будто монах… Кажется… без одного пальца! – Эцио с трудом сел на кровати. – Как давно я здесь лежу? Мне нужно ехать. Немедленно! – Он попробовал встать, но руки и ноги были свинцовыми. Голова отчаянно закружилась, вынуждая его снова лечь. – Надо же! Что этот монах сделал со мной?
– Эцио, сейчас вы никуда не поедете, – сказала Катерина, склоняясь над ним. – Прежде чем вернуться на поле боя, вам нужно поправиться и окрепнуть. А вас ждет долгий и нелегкий путь. Но не унывайте! Никколо вернулся во Флоренцию. Он будет зорко следить за положением дел. Не дремлют и остальные ваши собратья-ассасины. Так что позвольте себе отдых…
Катерина поцеловала его сначала в лоб, а потом в губы. Первый поцелуй был робким, остальные – все более смелыми.
– И если есть что-то, чем я могу… ускорить ваше выздоровление, скажите только слово.
Ее рука незаметно скользнула под одеяло и, пропутешествовав там, остановилась в известном месте.
– Ой! – улыбнулась она. – Кажется, вам уже становится лучше.
– Катерина Сфорца, вы – потрясающая женщина.
Она засмеялась:
– Tesoro, если бы мне однажды вздумалось написать историю моей жизни, мир был бы потрясен до основания.
Эцио был сильным и крепким тридцатилетним мужчиной. Он находился в расцвете лет. К тому же выучка, пройденная им, еще больше закалила его тело и характер. Неудивительно, что он поправлялся и восстанавливал силы значительно быстрее, чем большинство его сверстников. Однако правая рука, пострадавшая в поединке с Чекко, требовала особой заботы. Молодой ассасин знал: чтобы вернуть ей прежнюю силу, придется нещадно упражняться, не давая себе поблажки. Он больше не спорил с Катериной, проявлял терпение и старался с пользой проводить каждый день. Аудиторе любил сидеть на террасе, погруженный в одно из сочинений Полициано. Но чаще он занимался на открытом воздухе, вспоминая Монтериджони и уроки дяди Марио.
Как-то утром, заглянув к нему, Катерина увидела Эцио готовым отправиться в путь. Слуга помогал ему надевать сапоги для езды.
– Значит, время настало? – спросила она, присаживаясь на кровать.
– Да. Больше откладывать свой отъезд я не могу.
Катерина печально вздохнула и молча вышла, чтобы вскоре вернуться со свитком.
– Что ж, это должно было случиться рано или поздно. Видит бог, дело твоей жизни важнее наших утех. Но я надеюсь, что мы снова свидимся, причем довольно скоро! – Она протянула Эцио свиток. – Это мой прощальный подарок.
– Что это?
– То, что тебе непременно пригодится.
Катерина развернула свиток. Эцио увидел достаточно подробную карту Апеннинского полуострова от Ломбардии до Калабрии. Молодой человек сразу же обратил внимание на крестики, проставленные красными чернилами.
– Это и есть карта, о которой говорил Макиавелли? Карта твоего мужа…
– Моего покойного мужа, mio caro, – тут же поправила его Катерина. – Пока ты странствовал, мы с Никколо сделали пару важных открытий. Во-первых, мы весьма своевременно… устранили Джироламо, поскольку он был близок к разгадке. А во-вторых, карта эта поистине бесценна. Даже завладев Яблоком, тамплиеры без нее все равно не сумеют найти хранилище.
– Ты знаешь о существовании хранилища?
– Дорогой, иногда ты бываешь таким наивным! Конечно, я знаю о хранилище. – Ее тон стал более деловым. – Но чтобы полностью обезоружить наших врагов, ты должен вернуть Яблоко. Карта тебе поможет завершить это великое дело.
Их пальцы сами собой переплелись. Они смотрели друг на друга, не в силах оторваться.
– Неподалеку отсюда, в низинах, есть монастырь, – наконец сказала Катерина. – Доминиканский. Их орден носит черные плащи с капюшонами. Я бы начала оттуда.
Ее глаза увлажнились, и она отвернулась.
– А теперь – поезжай! Найди нам этого чертова монаха!
Эцио улыбнулся:
– Катерина, я буду по тебе скучать.
Она тоже улыбнулась (лучезарнее, чем то допускали приличия). Впервые в жизни смелость покинула ее.
– В этом я не сомневаюсь.
Монах, встретивший Эцио в низинах, был толстеньким и румяным, как большинство его собратьев, но хитрые глазки, огненно-рыжие волосы и акцент выдавали в нем иностранца. Эцио уже слышал такой выговор у кондотьеров дяди Марио, ирландцев по происхождению.
– Да пребудут благословения Господа с вами, брат, – произнес монах.
– Grazie, padre.
– Меня зовут брат О’Каллахан.
– Могли бы вы мне помочь в одном деле?
– Для этого мы здесь и существуем, брат. Правда, живем мы в трудные времена. Тяжело держать мысли ясными, когда в животе пусто.
– Вы хотели сказать, в кошельке пусто?
– Вы меня неправильно понимаете, брат. Я ни о чем вас не прошу. – Монах всплеснул руками. – Но Господь помогает щедрым.
Эцио протянул ему несколько флоринов:
– Если этого недостаточно…
Брат О’Каллахан задумался.
– Вы верно уловили мысль. Однако Господь охотнее помогает более щедрым.
Эцио отсчитал еще несколько монет. Взор брата О’Каллахана просиял.
– Орден по достоинству оценивает вашу щедрость, брат. – Монах сложил пухлые ручки на животе. – Так какое же дело привело вас в нашу скромную обитель?
– Я ищу монаха, носящего черный плащ с капюшоном. У него на одной руке недостает пальца.
– Дайте подумать… У брата Гвидо на ногах только девять пальцев. Вы уверены, что недоставало пальца именно на руке?
– Вполне.
– Есть еще брат Доменико, но у того вообще отсутствует левая рука.
– Нет. Простите, но я точно уверен, что у этого монаха недоставало пальца на руке.
– На руке, на руке… – бормотал брат О’Каллахан, погруженный в раздумья. – Погодите! Помню я монаха в черном плаще. У него действительно не хватало одного пальца… Да! Как я сразу не вспомнил? Я его видел в нашей тосканской обители, когда мы в прошлый раз праздновали День святого Винченцо.
– Я хорошо знаю ту обитель. Попробую расспросить там. Grazie.
– Ступайте с миром, брат.
– Я всегда ступаю только с миром.
Эцио пересек горы и отправился на запад, в Тоскану. Путешествие было долгим и утомительным. Наступавшая осень делала дни короче, а ночи – длиннее и холоднее. Чем ближе был молодой ассасин к цели своей поездки, тем тревожнее становилось у него на душе. Почти десять лет назад именно здесь он убил Стефано да Баньоне, секретаря Якопо Пацци, одного из участников заговора против Лоренцо Медичи. Как оказалось, настоятель монастыря был свидетелем той расправы.
– Простите, – начал Эцио, – я хотел спросить, не могли бы вы…
Но настоятель, узнав его, в ужасе попятился и закричал:
– Взываю к нашим небесным покровителям – архангелам Уриилу, Рафаилу, Михаилу, Сариилу, Гавриилу и Рагуилу! Употребите все ваше могущество и защитите нас! – Пылающий взгляд настоятеля опустился с небес на молодого ассасина. – Изыди, нечестивый демон!
– В чем дело? – спросил оцепеневший Аудиторе.
– В чем дело?! Он еще спрашивает, в чем дело?! Ты убил брата Стефано здесь, на священной земле!
Вокруг, стараясь держаться поодаль, собрались встревоженные монахи. Увидев их, настоятель снова закричал:
– Он вернулся! Убийца монахов и священников снова здесь!
Последние слова настоятель произнес громовым голосом и бросился бежать. Братия последовала за ним.
Эцио бросился вдогонку. Однако, в отличие от настоятеля и монахов, он не знал плана монастыря. Вскоре молодой ассасин устал от бессмысленной беготни по каменным коридорам и галереям и забрался на крышу, чтобы лучше оценить обстановку. Однако это повергло братию в еще большую панику, и они принялись кричать что есть мочи:
– Он пришел! Он пришел! Вельзевул в нашем монастыре!
Пришлось слезть с крыши и возобновить погоню.
Наконец Эцио их нашел. Монахи сгрудились во внутреннем дворике. Настоятель был весь мокрый и тяжело дышал. Как часто бывает, отчаяние придало этому человеку смелости.
– Изыди, демон! – выкрикнул настоятель, поворачиваясь к Эцио. – Оставь нас в покое! Мы грешим, но грехи наши несопоставимы с твоими!
– Выслушайте меня! – Аудиторе тоже устал от беготни и ловил воздух ртом. – Я всего лишь хочу кое о чем вас спросить.
– Мы не призывали демонов! И на тот свет пока не торопимся!
Эцио опустил руки ладонями вниз:
– Calma![155]Прошу вас. Я не причиню вам зла!
Но настоятель не слушал. Закатив глаза к небу, он снова запричитал:
– Бог мой, Боже милосердный, зачем Ты меня покинул? Я еще не готов войти в сонм ангелов Твоих!
Настоятель собрался было вновь спасаться бегством, но Эцио сбил его с ног и сам упал вместе с ним. Затем оба встали, отряхивая пыль со своей одежды. Монахи молча глазели на странную парочку.
– Не бегайте от меня, прошу! – взмолился Эцио.
– Нет! Помилосердствуйте! Я не хочу умирать!
Тщательно подбирая слова, молодой ассасин сказал:
– Выслушайте меня, отец настоятель. Я убиваю лишь тех, кто убивает других. А ваш брат Стефано был убийцей. Почти десять лет назад он пытался убить герцога Лоренцо. – Аудиторе помолчал, глотая воздух. – Я уверен, что вы, отец настоятель, не убийца.
Эти слова немного успокоили настоятеля, но его глаза все так же подозрительно смотрели на Эцио.
– Так что вам от меня надо? – наконец спросил монах.
– Хорошо. А теперь послушайте меня. Я разыскиваю одного человека. На нем было одеяние доминиканца, а на одной руке не хватало пальца.
Вопрос опять насторожил настоятеля.
– Говорите, пальца не хватало? Как у фра Савонаролы?
– Савонарола? – переспросил Эцио. – Кто он такой? Вы его знаете?
– Знал когда-то, синьор. Он был одним из нас… какое-то время.
– А потом?
Настоятель пожал плечами:
– Скорее всего, отправился в горы, чтобы вести отшельническую жизнь. Монастырский распорядок ему… не годился.
– Похоже, что и отшельническая жизнь ему наскучила. Вы знаете, куда еще он мог отправиться, кроме гор?
– Дайте подумать… – Настоятель наморщил лоб, что-то припоминая. – Если он решил прекратить отшельничество, то, скорее всего, вернулся во Флоренцию. Он там учился при церкви Санта-Мария дель Кармине. Поспрашивайте там.
– Спасибо вам, святой отец, – облегченно вздохнул Эцио. – Благослови вас Бог.
Молодой ассасин и не думал, что поиски приведут его в родной город, где он так давно не был. Столько воспоминаний… однако усилием воли Эцио остановил их поток. Обстоятельства требовали, чтобы о его возвращении никто не знал. Ему нельзя было видеться даже со старыми друзьями и союзниками, чтобы не спугнуть врагов.
Если город выглядел вполне спокойным, то церковь, к которой направлялся Аудиторе, бурлила, как потревоженный улей. У него на глазах оттуда выскочил перепуганный монах. Эцио преградил ему путь:
– Постойте, брат. Кто вас так напугал?
– Не вздумайте входить в церковь, друг мой, – прошептал монах, глядя округлившимися от ужаса глазами, – если вам дорога ваша жизнь!
– А почему? Что там происходит?
– Нашу церковь захватили солдаты из Рима. Разогнали всех наших братьев, пристают с какими-то бессмысленными вопросами. Без конца требуют, чтобы мы отдали им фрукты.
– Какие фрукты?
– Яблоки!
– Яблоки? Diavolo! Родриго опять меня обскакал! – пробормотал Эцио.
– Солдаты поволокли одного нашего брата-кармелита на задний двор! Думаю, они собрались его убить!
– Кармелита? Так вы не доминиканцы?
Оставив монаха, молодой ассасин бесшумно, как мангуст, готовящийся к поединку с коброй, двинулся вдоль внешних стен церкви. Достигнув церковного сада на заднем дворе, он перебрался на крышу. То, что творилось внизу, заставило похолодеть даже его, привыкшего видеть издевательства над людьми. Несколько солдат Борджиа избивали высокого монаха. На вид тому было лет тридцать пять.
– Говори! – требовал их командир. – Говори, иначе отделаем тебя так, что пожалеешь о своем появлении на свет. Где Яблоко?
– Сжальтесь! Я ничего не знаю. Я не знаю, о каком яблоке вы говорите!
Командир склонился к монаху:
– Признавайся! Тебя зовут Савонарола?
– Да. Я же вам сказал!
– Тогда отвечай нам, и мы тебя пощадим. Где это чертово Яблоко?
Монах молчал. Тогда командир ударил его ногой в пах – несчастный взвыл от боли и скрючился.
– Тебе это хозяйство все равно ни к чему! – загоготали солдаты.
Эцио с тревогой наблюдал за издевательствами над монахом. Если этот несчастный действительно Савонарола, головорезы Борджиа, не добившись от него ответа, попросту его убьют. Такого исхода молодой Аудиторе допустить не мог. Он и сам не питал симпатий к Савонароле, но тот оставался единственной ниточкой, связывающей его с Яблоком.
– Неужели тебе не надоело нам врать? – зашел с другого бока командир. – Моему хозяину очень не понравится, когда он узнает, что я забил тебя до смерти. Хочешь, чтобы у меня были неприятности?
– У меня нет никакого яблока, – всхлипывал монах. – Я простой смиренный монах. Пожалуйста, отпустите меня!
– Простой смиренный монах? Так я тебе и поверил!
– Я действительно ничего не знаю! – жалобно закричал монах.
Командир снова ударил его в пах.
– Если хочешь, чтобы я перестал тебя избивать, говори правду, брат Джироламо… Савонарола!
Монах закусил окровавленную губу, но с прежним упорством ответил:
– Я сказал вам все, что знаю!
Командир ударил его в третий раз, после чего кивнул солдатам. Те схватили монаха за ноги и поволокли по каменистой земле. Голова Савонаролы вздрагивала, ударяясь об очередной камень. Монах громко кричал, пытаясь сопротивляться.
– Ну что, еще недостаточно намучился, abominato?[156]– спросил командир и нагнулся над монахом. – Что, не терпится поскорее встретиться с Творцом? Похоже что так, иначе ты бы не злил нас своим упорным враньем.
– Я – простой монах, – всхлипывал кармелит. Эцио мысленно отметил, что его сутана по цвету и покрою не отличается от доминиканской. – У меня вообще нет никаких фруктов! Умоляю вас…
Солдаты продолжили бить монаха в одно и то же место, и тело несчастного корчилось от боли и унижения.
Молодой ассасин решил, что с него хватит. Неслышно, как и подобает призраку возмездия, он спрыгнул и пустил в ход оба своих клинка, один из которых впрыскивал яд. Не прошло и минуты, как он уложил всех головорезов Борджиа. Кто-то умер сразу, кто-то еще корчился в муках, похожих на те, что совсем недавно испытывал монах, который с рыданиями обхватил колени своего избавителя.
– Благодарю, благодарю, спаситель!
– Успокойтесь, брат, – сказал Эцио, поглаживая его по голове.
Аудиторе посмотрел на левую, затем на правую руку монаха. Все пальцы были целы.
– Так у вас… десять пальцев, – разочарованно протянул молодой ассасин.
– Да! – воскликнул монах. – У меня десять пальцев. И я не знаю ни про какие яблоки, кроме тех, что по четвергам нам привозят с рынка! – Он встал, отряхивая пыль с сутаны. – Боже милосердный, неужели Тебе угодно, чтобы мир сошел с ума?
– Кто вы? Почему они вас схватили? – спросил Эцио.
– Они узнали, что моя фамилия – Савонарола. Но разве я мог выдать брата этим душителям?
– Вы знаете, почему они его разыскивают?
– Я ничего не знаю! Он – такой же монах, как и я. Только он выбрал орден доминиканцев, отличающийся более строгими правилами. Но…
– У него недостает одного пальца?
– Да. Но как могли…
В глазах монаха что-то вспыхнуло.
– Что за человек Джироламо Савонарола? – допытывался Эцио.
– Мой двоюродный брат – человек набожный. Служитель Господа. А кем, позвольте спросить, являетесь вы, дабы я знал, кого мне поминать в своих молитвах?
– Я… у меня нет имени, – ответил Аудиторе. – Но сделайте одолжение, назовите мне свое.
– Фра Марчелло Савонарола, – тоном человека, привыкшего подчиняться, ответил монах.
В мозгу Эцио лихорадочно неслись мысли.
– Где сейчас может находиться Джироламо? – спросил он.
Чувствовалось, фра Марчелло решал, не будет ли сказанная правда сделкой с совестью.
– Мой брат всегда имел… свои воззрения на служение Богу. Это правда… Он открыто проповедовал эти воззрения… Возможно, вы найдете его в Венеции.
– Что он там делает?
Марчелло распрямил плечи:
– Я считаю… Джироламо избрал неверный путь. Он грозит людям адскими муками. Утверждает, что видит будущее. – Глаза Марчелло, распухшие от слез, были полны душевной боли. – Но по-моему, он безумен и заражает своим безумием других!
Эцио чувствовал, что потратил слишком много времени и сил на поиски, казавшиеся ему бесплодными. Поиски Савонаролы были равнозначны погоне за блуждающим огоньком, химерой или собственным хвостом. Но невзирая на его ощущения, поиски должны были продолжаться – неустанно и неумолимо. У этого служителя Господа недоставало одного пальца, но зато он владел Яблоком. Савонарола и представить себе не мог безграничное могущество, которое давал этот древний артефакт. Все усугублялось тем, что Яблоко находилось в руках религиозного фанатика, еще более непредсказуемого, чем сам Великий магистр Родриго Борджиа.
Эцио приплыл в Венецию на равеннском галеоне. Его встречала Теодора.
В 1492 году Венеция по-прежнему находилась под правлением довольно честного и справедливого дожа Агостино Барбариго. Город бурлил, обсуждая последнюю новость. Некий генуэзский мореплаватель по имени Христоффа Коромбо вознамерился переплыть океан в поисках нового пути в Индию. На снаряжение экспедиции требовались деньги, и поначалу он обратился за помощью к Венеции, которая отвергла его затею как безумную и разорительную. Зато испанцы отнеслись к замыслам Христоффы всерьез и ссудили его деньгами. Теперь корабли готовились к отплытию. Венецианцы чесали в затылке и спрашивали друг друга: неужели у Венеции не нашлось бы денег на снаряжение кораблей? Можно сколько угодно называть затею Коромбо безумной, но вдруг он и впрямь найдет морской путь в Индию? Тогда Европа перестанет зависеть от прежнего пути по суше, перегороженного сейчас оттоманскими турками.
Эцио слушал Теодору вполуха. Его не волновали чужие политические и торговые интересы. Мозг был занят совсем другими мыслями.
– Мы получили твои сведения, – сказала Теодора. – Но ты уверен в них?
– Это единственная зацепка, которая у меня есть. По-моему, сведения вполне достоверные. Яблоко находится в руках Савонаролы. Слышал, он проповедует адские муки, огонь и смерть. Все это в скором времени должно обрушиться на род человеческий.
– Я это слышала собственными ушами, – сказала Теодора.
– Так тебе известно, где его можно найти?
– Нет. Я слышала проповедь человека, которого называют Вестником. Он собирает толпы в той части города, где живут ремесленники, и грозит людям всеми ужасами, о которых ты упомянул. Возможно, он – ученик того монаха. А теперь идем. Думаю, ты остановишься у меня. Так будет удобнее во многих отношениях. Передохнешь с дороги, и потом мы пойдем туда, где проповедует Вестник.
Людям образованным и здравомыслящим, к числу которых принадлежали Эцио с Теодорой, было понятно, почему проповеди об адских мучениях начинают захватывать все большее число умов. Близился 1500 год, после которого начнется вторая половина тысячелетия. Многие верили, что наступит конец света и состоится второе пришествие Христа. «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую»[157].
Страшный суд, описанный в Евангелии от Матфея, занимал воображение очень и очень многих.