В Константинополе в начале XIV века продолжается такая же, как в позднем XIII веке, намеренная классицистическая ориентация культуры. Камерная и изысканная, она концентрировалась вокруг двора императора Андроника II. Здесь ценилась гуманистическая образованность, поощрялось изучение античности, культивировался утонченный вкус. Еще раз классицизм оплодотворил византийскую культуру. Искусство первой трети XIV в. называют «Палеологовским ренессансом». Эстетические идеалы искусства этой эпохи, блестящий его артистизм, его ретроспективизм как в фокусе сосредоточились в ансамбле мозаик и фресок церкви монастыря Хора (турецкое название – Кахрие Джами), выполненных между 1315 и 1321 гг. по заказу Федора Метохита, великого логофета при императорском дворе, одного из образованнейших людей своего времени. Декорации представляют собой сцены или фигуры небольшого размера, расположенные на сводах и стенах двух нартексов (мозаики) и парекклесиона (фрески), пристроенных в это же время к старому храму XI в. В узком интимном пространстве этих помещений, на сравнительно небольшом расстоянии от глаз размещены композиции, с редкой для византийских живописных циклов подробностью иллюстрирующие жизнь Христа и Богоматери. Изображения стелются сплошным ковром, хотя и соответствуют тектоническим членениям здания. Маленькие сцены или фигуры, обрамленные архитектурными профилями как рамами, напоминают иконы. Многофигурные композиции последовательно и детально обрисовывают события. Общий характер росписи, включающей много редких сюжетов, – повествовательный и литературный. В ней нет ничего от величественной монументальности старого византийского искусства. Напротив, ее общая лирическая настроенность располагает к более личному восприятию религиозных сюжетов. Композиции приближаются к иллюзионистическим картинам. Богатая архитектура фонов кажется размещенной в конкретном, обозримом пространстве. Фигуры часто представлены в стремительном движении; их развевающиеся одежды будто колышутся ветром. Легкие формы лишены тяжести и массивности. Верные изящные пропорции фигур, грациозные позы, свобода и гибкость ритмических чередований фигур и предметов, ясность подробной пластической моделировки, разнообразие оттенков светлой переливчатой цветовой гаммы – все это черты свободного живописного стиля, восходящего к эллинизму. Образцами для такого искусства могли служить миниатюры старых рукописей либо раннехристианской эпохи, либо, скорее всего, Х в., типа Парижской псалтири (gr. 139 из Национальной библиотеки в Париже) или Свитка Иисуса Навина (cod. Palat. gr. 431, Ватиканская библиотека).
Классицизм был главным, но не единственным содержанием искусства раннего XIV в. Кроме изысканной придворной культуры, ориентированной на классическое прошлое, была потребность в создании образов строгих, аскетических, отвечающих молитвенному состоянию. Эти два начала присутствовали в византийском искусстве параллельно в разные времена, одно из них всегда было доминирующим, причем иногда настолько, что второе оказывалось в тени и становилось мало заметным, ибо шло в разрез с основной модой времени.
Именно так было в византийском искусстве в десятилетия Палеологовского ренессанса. Рядом с великим множеством классических типов возникали весьма суровые аскетические образы; по сравнению с первыми они были редкими, даже единичными созданиями. Такие образы есть в мозаиках Фетие Джами (до 1310 г.). Это святители и преподобные, расположенные на крутых сводах и в узких глубоких нишах. Среди образов этого ансамбля, прославленных классической красотой и деликатным мастерством, они выделяются неожиданной строгостью длиннобородых лиц, пронзительностью выражения, углубленностью взглядов. Будто на всех них – печать отрешенности и аскезы.
Такой же, только еще более остро выраженный духовный тип воплощен во фресках начала XIV в. в церкви Одигитрии (Афендико) в Мистре и во фресках парекклесиона Кахрие Джами (1316–1321). Наиболее выразительный среди последних – образ столпника Давида Фессалоникийского: старое высохшее лицо; высоченный мудрый лоб, узкие, как щели, запавшие глаза, как будто спрятанные под густыми зарослями бровей; острый, даже пронзительный взгляд; бескровное лицо песочного цвета. В нем нет никакой физической красоты или особой внешней выразительности; напротив, незаметность лица, как бы «спрятанность» индивидуального облика-портрета, молчание, вглядывание в невидимые миру образы и неслышимые миру голоса. Это созерцатель, отшельник, пустынник, преодолевший мир и его эмоции, ушедший от его суеты и его внешней привлекательной красоты. Этот образ православного мистика, духовидца резко контрастирует со спокойной гармонией и элегантностью ансамбля и впечатляет напряженным акцентом содержания. В сущности, это и есть подлинный образ исихаста, воплотивший идею духовного подвига, безмолвия и созерцания, современный подъему исихазма в духовной жизни Византии в раннем XIV в.
Период Палеологовского ренессанса завершился примерно в начале 30-х гг. XIV в. Следующий краткий, совсем особый этап, 30–40-е гг., можно назвать «периодом церковных споров». Примерно с конца XIII – начала XIV в. в византийской религиозной жизни появляется интерес к исихазму – древнему православному духовному созерцанию, ведущему к мистическому единению с Богом. Этот ранневизантийский духовный опыт оживает с новой большой силой в конце жизни Византии, в XIV в. На протяжении 30х – 40х гг. развертываются острые дискуссии между Св. Григорием Паламой, афонским монахом, приверженцем исихии, и Варлаамом, греческим монахом из Италии (Калабрии), приехавшим ок. 1330 г. в Константинополь. Учение Паламы о Божественных энергиях, могущих отделяться от Божественной сущности, присутствовать в мире и сообщаться человеку, преображая его и делая его «обоженным», отрицалось Варлаамом. Напряженные дискуссии происходили в эти годы и в Константинополе, и особенно в Фессалониках. Рядом с Фессалониками находится монашеский Афон, к этому времени широко знавший практику исихазма.
В атмосфере церковных диспутов 30–40-х гг. возникает искусство, стремящееся воплотить подчеркнуто спиритуальный образ и найти для этого специальные приемы. Этот процесс отразился во всех видах живописи, особенно в миниатюрах. Таковы иллюстрации в Новом Завете с Псалтирью из Москвы (ГИМ, Син. гр. 407), в Венском Евангелии (gr. theol. 300, Австрийская национальная библиотека), в Евангелии из Бодлеанской библиотеки (Canongr. 38), в Минологии деспота Фессалоник Димитрия Палеолога 1322–1340 гг. из той же библиотеки (gr. th. f. 1) и др. Подобные черты можно видеть и в некоторых иконах этого времени, таких как Христос Пантократор (Византийский музей, Афины), Иоанн Креститель (Эрмитаж), Николай Чудотворец (Дечаны), Николай Чудотворец (Хиландар), Христос Пантократор кира Исаака Дука Керсака (Охрид).
Стиль искусства этой эпохи всего больше проявился в миниатюрах. В большинстве из них можно видеть избыточность драпировок, линий, светов; во многих – тяжелые, завязанные узлами велумы; везде – большие столы, кресла, подножия, пюпитры, тесно заставляющие пространство. Образы часто имеют драматическую окрашенность. Острые эмоции искажают лица. На них бывают запечатлены часто – вдохновение и восторг, нередко – возбужденность, порыв; иногда – горесть, даже страдание; преувеличенное, подчас мрачноватое напряжение; глубокое раздумье, мистическая озаренность и полная потрясенность (Иоанн Богослов перед Апокалипсисом, миниатюра в Новом Завете с Псалтирью, ГИМ, Син. гр. 407). Движение – сильное, нередко аффектированное, вызывающее ощущение вихря. Ракурсы – анатомически сложные; жесты соответствуют страстным эмоциям: ангелы рыдают, жены стенают, пророк Аввакум изогнулся от ошеломленности, Иоанн Богослов перед Апокалипсисом съежился и сгорбился от мистического ужаса. Рисунок складок одежды или скал пейзажа имеет линии отрывистые, стреловидные. Силуэты иногда очерчены белым контуром, поэтому кажутся чуть светящимися. В композициях много света, благодаря чему и персонажи, и пейзаж выглядят озаренными, даже блистающими. Столь же много и яркого цвета, с преобладанием интенсивного синего или интенсивного красного. Насыщенному цвету соответствуют плотные, будто тяжелые краски. Во всем – густота и чрезмерность.
Искусство такого типа, эмоциональное, острое и возбужденное, осуществившееся на протяжении всего двух десятилетий XIV в., все отмечено поисками нового образа и стиля. В истории византийской Церкви 30–40-е гг. XIV в. представляют собой период сплошных дискуссий, в которых уже твердо звучали, но были еще далеки от всеобщего признания главные идеи византийской религиозности XIV в. – идеи исихазма. В государственной истории Византии – это время гражданской войны (1341–1347) и общей нестабильности.