***
«Согласно указу о внесении изменений в Конституцию Республики Корея от 11 марта 20** года, на основании проекта «Будущее», несовершеннолетние, осужденные за преступления, будут отбывать срок в Исправительных Школах на территории Республики Корея…
…Проект был выдвинут на рассмотрение Министром Образования, и получил хорошие отклики в Голубом Доме…
— Дети — будущее нашей страны, — заявил Министр, — мы не можем запирать их в одних стенах с убийцами и насильниками. Наш проект предлагает помощь квалифицированных врачей, психологов и психотерапевтов. Мы сделаем из этих детей достойную опору для будущих поколений».
***
Небо было ясным, яркие солнечные лучи слепили глаза через лобовое стекло патрульной машины. Младший офицер Кан Сухан доедал свой скудный обед, состоящий из кимпаба и яичных рулетов, когда рация с привычным шипением ожила, и голос диспетчера заполнил салон.
— Всем патрульным машинам, поступил сигнал о возможном убийстве в районе Шинам. Повторяю. Всем патрульным машинам, поступил сигнал о возможном убийстве в районе Шинам.
Сухан чертыхнулся, бросив недоеденный кимпаб обратно в пакет, вытер руки о форменные брюки и схватил рацию.
— Диспетчер, это офицер Кан, я в двух минутах езды.
— Принято, офицер Кан, выезжайте. Офицеры Чон и Ли встретят вас на месте. Передаю адрес.
Сухан завел машину и, включив сирену, вдавил педаль газа в пол. От предвкушения подрагивали руки, а в животе сладко тянуло. Он уже несколько лет патрулировал этот район, и обычно его вызывали разнимать пьяные драки или успокаивать старушек, которым почудился шум во дворе. Но это было совсем не то, о чем он мечтал, когда пошел в полицию. Ему нужно было что-то большее, громкое дело, которое стало бы той самой, первой ступенью на пути к повышению. И убийство как раз подходило на эту роль, как нельзя лучше. Ему больше не нужно будет часами сидеть в душном салоне, обливаясь потом, терпеть насмешки этого выскочки Ю Гёнхи, получившего повышение за счет дяди-капитана, и оттирать с сидений машины рвоту, мочу и кровь. Замечтавшись, Сухан чуть не пропустил нужный поворот. Он крепче сжал руль и, отогнав мысли о собственном столе до лучших времен, свернул в переулок.
На место он прибыл первым, нервно провел рукой по короткому ежику волос и вылез из машины. Приоткрытая калитка магнитом притягивала взгляд. По правилам он должен был дождаться других офицеров, но такой шанс выпадал один на тысячу, и неизвестно, сколько бы ему потом пришлось ждать другой возможности, чтобы проявить себя. Тем более этот старый морж Чон вполне мог присвоить все лавры себе. Нет уж, Сухан не станет ждать, пока удача сама прыгает в руки.
Под скрип несмазанных петель он вошел внутрь, держа руку на табельном револьвере. Двор выглядел запустелым: неухоженный сад, покосившийся деревянный столик со сгнившими ножками, ржавое ведро, сиротливо стоящее возле крыльца. От этого места веяло пустотой. Из самого дома не доносилось ни звука. Сухан взбежал по ступенькам крыльца и тронул дверную ручку. Дверь с тихим скрипом открылась, являя глазам темный коридор с беспорядочно разбросанной обувью. Грязные мужские ботинки с затертыми мысами, несколько пар женских туфель разного размера, поношенные кеды — Сухан мысленно отметил, что в доме как минимум четыре человека. В животе снова потянуло. Если жертв больше, если преступник ещё здесь и он, Кан Сухан, схватит его, то повышение ему гарантировано. Облизнув пересохшие от волнения губы, он, стараясь не шуметь, двинулся прямо по коридору.
На первом этаже никого не было. Сухан тщательно осмотрел кухню и гостиную, заглянул в шкафы, но ничего важного не нашел. Он, стараясь не сильно шуметь, вернулся обратно в коридор и остановился перед лестницей на второй этаж. С улицы донесся вой полицейской сирены. Старый морж Чон и его подхалим Ли были совсем близко. Стараясь не шуметь, Сухан поднялся по ступенькам и приоткрыл первую же дверь и вошел внутрь маленькой спальни с двумя кроватями. Горы учебников, разбросанная по полу одежда, плакаты на стенах — всё говорило о том, что здесь жили подростки. Возможно, их уже нет в живых. Может быть это отец? Или мать? Хотя нет, скорее всего, отец. Сухан читал старые дела, в основном именно мужчина слетал с катушек и убивал всю семью. Если сейчас интуиция его не подводит, то это определенно будет громкое дело. И он будет в самом эпицентре разразившейся бури.
Быстро оглядевшись по сторонам, Сухан вышел из комнаты и направился к следующей двери. Аккуратно открыв ее, он увидел, что это ванная. Полочки над раковиной были забиты разноцветными баночками, на кафельной стене черным пятном выделялся какой-то жук. Внутри никого не было. Оставалось всего две комнаты. Сухан трясущейся рукой достал револьвер и проверил количество патронов — шесть, должно хватить, даже если преступник ещё здесь и окажет сопротивление.
За очередной дверью оказалась кладовая, с пола до потолка забитая старыми вещами, тронув деревянный поднос, Сухан поднял в воздух облако пыли, от которого тут же заслезились глаза. Он быстро вышел в коридор и снова прислушался. Снизу раздавались тихие голоса, должно быть прибывшие офицеры решили пойти за ним. Сухан остановился перед последней комнатой, вытер вспотевшие ладони о куртку, ещё раз проверил револьвер и толкнул дверь.
Первое, что бросилось ему в глаза — картина над кроватью. Девушки в легких платьях, танцующие босиком посреди цветущих ирисов. Сухан сделал шаг вперед, под ногами что-то захлюпало. В нос ударил тяжелый запах железа. Недавний кимбап подступил к горлу, а на языке разлилась горечь. Сухан перевел взгляд вниз и тут же пожалел о том, что принял этот вызов, что вошёл в этот дом в одиночку, что не стал дожидаться других офицеров.
Кровь была повсюду.
Черная вязкая кровь, какую он до этого видел только в фильмах, заливала пол. На негнущихся ногах он сделал ещё несколько шагов, обходя кровать. На ковре, цвет которого стало невозможно определить из-за пропитавшей его крови, лежало тело. Судя по комплекции — это был мужчина, возраст которого не определить. Горло зияло дырой, на руках было множество порезов, а остекленевшие глаза уставились в пустоту. И кровь, так много крови.
Сухан невольно сделал шаг назад, оглядываясь по сторонам. Пол, стены, кровать, всё было в бурых пятнах, и только картина, словно в насмешку, оставалась невредимой. Сухан поднял револьвер, целясь в невидимого противника. В ушах шумело. Он развернулся на пятках и вскрикнул, наткнувшись взглядом на мальчишку, забившегося в нишу между стеной и шкафом и что-то бубнящего себе под нос. Тот тоже был в крови, на нём её было едва ли не больше, чем на полу. Лицо, волосы, одежда — всё залито ей.
— Эй, — позвал Сухан, опуская оружие, — что здесь случилось?
Мальчишка не отреагировал. Сухан подошел ближе и попробовал снова, уже громче.
— Эй, парень, кто это сделал?
Бормотание прекратилось. Мальчишка поднял на него глаза, и Сухан отшатнулся. Он никогда ещё не видел такого взгляда — темного, безумного. В руках мальчишка держал разбитую бутылку, с запекшейся кровью. Картинка сложилась. Мальчишка начал подниматься, не сводя с него взгляда.
— Не с места! — вскрикнул Сухан, снова поднимая оружие.
Руки тряслись, револьвер вдруг стал таким тяжелым, что Сухану пришлось обхватить ствол двумя руками.
— Не с места, я сказал! — снова вскрикнул Сухан. Собственный голос резанул по ушам.
— Почему ты не можешь просто оставить нас в покое? — прошептал мальчишка и поднял руку с зажатой в ней бутылкой.
— Не двигайся!
— Почему ты не можешь просто уйти? — снова повторил мальчишка, словно вёл какой-то свой разговор.
— Стой на месте! — снова воскликнул он.
— Почему я снова должен тебя убивать?
Дальше всё произошло как в замедленной съемке. Мальчишка бросился на него, замахиваясь разбитой бутылкой, одновременно с ним Сухан нажал на курок, но револьвер не выстрелил. Осечка. «Нужно будет проверить пистолет», — подумал Сухан, прежде чем острые края бутылки вонзились в его шею. Боль волной прошлась по всему телу, револьвер выпал из рук. Сухан пытался закрываться от ударов, но мальчишка всё бил и бил его. Остервенело вонзал стекло в его тело, повторяя «умри, хватит, оставь нас в покое, умри, умри, умри». Мир перед глазами начал раскачиваться, потолок крутанулся, Сухан не сразу понял, что упал и лежит на полу в луже собственной крови. Где-то рядом раздался звон.
— Ты больше не будешь причинять нам боль, — Сухан перехватил чужой взгляд, жуткий, безумный, не несущий в себе ничего человеческого. Он прижал ладонь к шее, чувствуя горячую кровь, толчками выплескивающуюся на пальцы.
Мальчишка сполз на пол и, обхватив руками колени, стал раскачиваться из стороны в сторону. Он что-то говорил, Сухан видел, как движутся его губы, но не мог разобрать слов. Почему-то это показалось важным. Он, тратя последние силы, попытался приподняться, напрягая слух. Комната теряла краски, Сухан не чувствовал ног, в глазах темнело.
— Что ты говоришь? — пытался спросить он, но изо рта вырвались только хрипы.
Сухан подтянулся в последний раз и замер, не в силах больше пошевелиться. До угасающего сознания донесся тихий голос. Мальчишка напевал:
Bird of prey
Bird of prey
Flying high
Flying high
Am I going to die [1]
«А, это всего лишь песня», — пронеслось в голове. Сухан закрыл глаза, и тьма поглотила его.
***
«Сегодня в районе Шинам было совершено двойное убийство. Подозреваемый, семнадцатилетний Ким Тэхён, ученик старшей школы, был задержан на месте преступления. При нем было найдено орудие убийства…
…Прибывшие на место сотрудники полиции утверждают, что подозреваемый не оказывал сопротивления при аресте…
…Первая жертва, Ким Санхён, был отцом подозреваемого. Вторая, Кан Сухан — первым прибывшим на место офицером полиции…
…Общественность в ужасе…
…Начальник полиции, господин Ли, пока не давал комментариев…»
***
«Сегодня состоялось слушание о двойном убийстве, произошедшим в районе Шинам. Подозреваемый, семнадцатилетний Ким Тэхён, был признан виновным. Согласно Статье 17 Уголовного Кодекса Республики Корея и статье 111 Конституции Республики Корея его направят в Исправительную школу Содэмун».
***
Год спустя
Лето выдалось холодным. Столбик термометра не поднимался выше двадцати двух градусов последние несколько недель, а дожди шли не прекращая. В редкие дни, когда небо не было завешано свинцовыми тучами, ученики высыпались во внутренний двор и разбредались каждый в свою сторону, под внимательными взглядами надсмотрщиков, что следили за каждым их шагом.
Тэхён лежал на сырой после дождя земле, закинув руки за голову, и не обращал внимания на влагу, пропитывающую робу. Он рассматривал небо с кружащими там птицами. Свободными лететь, куда им вздумается, вольными сопротивляться ветру и бушующей стихии. Тэхён хотел бы быть птицей — сильным, свободным, не запертым в бетонной клетке, как дикий зверь.
Иногда он думал, что нужно было позволить тогда отцу убить их. Его, сестру, маму. И тогда не было бы этих бетонных стен и кружащих над головой птиц. Он бы не просыпался ночью в холодном поту от собственного беззвучного крика. Ему бы не мерещились повсюду лужи черной, вязкой, как трясина, крови.
Воспоминания о том дне постоянно приходили к нему в кошмарах. Отец снова напился, стал распускать руки, бить их, приговаривая, что они бесполезный мусор, а потом наступила чернота, из которой Тэхён вынырнул только на заднем сидении полицейской машины, скованный наручниками. В участке его отвели в комнату для допросов. Тэхён повернул голову к большому двустороннему зеркалу и не узнавал человека в отражении. Это был не он, а кто-то другой. Кто-то покрытый бурой запекшейся кровью с головы до ног.
А потом камера со стальными прутьями сменилась залом суда, люди в полицейской форме — людьми в черных мантиях. Зал гудел, как рассерженный улей, щелкали камеры, журналисты стучали по клавишам, на месте свидетеля навзрыд плакала его мать, проклинавшая день, когда он появился на свет. Сестра даже не взглянула на него. Школьная форма сменилась серой робой с черными бирками и порядковым номером.
Исправительная Школа Содэмун по факту являлась не школой, а большой исследовательской лабораторией, где каждый из них был белой мышью, бесконечно бегающей по лабиринту в поисках выхода. Лекарства на завтрак, лекарства на обед, лекарства на ужин, врачи, психиатры, стетоскопы и датчики, иглы и разговоры. Из них пытались слепить других людей, говорили, как им мыслить и как жить. Одни ломались сразу. Другие из последних сил цеплялись за свой разум. А третьи… у них не было будущего.
Тэхён вынырнул из своих воспоминаний и сел, проводя пальцами по черной нашивке.
Убийца.
Клеймо, которое не смыть. Ярлык, поднявший его на вершину школьной иерархии. Метка, из-за которой его обходили стороной в коридорах, а соседи по комнате боялись смотреть в глаза при разговоре. Вот кем он теперь стал. Не человеком. Убийцей.
Какое-то время один из ведущих политических деятелей, господин Хан, настаивал, что таких, как Тэхён, нужно казнить. Его слова вызвали резонанс в обществе, кто-то пытался защищать их, кто-то поддерживал господина Хана, а кому-то было всё равно.
Юн Джихо, один из его новых соседей, пересказывал ему последние новости, втягивая голову в плечи и стараясь казаться меньше. Будто Тэхён в любой момент мог наброситься на него. У Джихо были синие нашивки на робе, прямоугольные очки в черной оправе и стопка книг на прикроватной тумбочке. Такому, как он, было не место в этих стенах. Но преступления против государственной власти карались, как и любые другие. Даже если это всего лишь протест перед зданием суда.
В коридорах было тихо. Тэхён мягко ступал по выложенному плиткой полу, засунув руки глубоко в карманы. Его комната находилась в конце коридора на втором этаже. Из окна открывался вид на центральные ворота и помещения для досмотра. Потянув на себя дверь, Тэхён вошел внутрь, кивнул Джихо и забрался на свою кровать у дальней стены. Из приоткрытого окна тянуло сквозняком. Тэхён поежился и, взяв в руки учебник по истории, стал лениво переворачивать страницы, даже не пытаясь читать, что на них написано. Ему не нужны были знания, которые школа пыталась в них впихнуть. Его никто не ждал по другую сторону стен. У него не было будущего.
Время лениво текло. Тэхён зевнул, когда зазвучала сирена, и коридор наполнился эхом чужих шагов и гулом голосов. Дверь распахнулась, и в комнату влетел Чольсу, возбужденно размахивающий руками.
— Завтра приезжают новенькие, вы слышали? — его высокий голос неприятно резанул по ушам.
Пак Чольсу, по прозвищу Большой Лу, походил на хулиганов из школьных дорам. Высокий, выше самого Тэхёна на пол головы, с обвисшим животом и гладковыбритым черепом, он скалился в улыбке, демонстрируя неровные ряды желтых зубов. Сжатые кулаки походили на два огромных молота, а от виска к щеке тянулся уродливый шрам. Он гордо выпячивал вперед грудь с красными нашивками на форме, избивал тех, кто был ниже его в иерархии, но не лез на рожон к тем, кто мог дать сдачи. Чольсу был не так уж и глуп, жесток, и с ним не стоило связываться.
— Ещё месяц назад, — недовольно протянул Джихо, отрываясь от своих записей. Он постоянно что-то писал своим мелким убористым почерком.
Чольсу бросил на Джихо угрожающий взгляд, и тот тут же поднял руки в знак примирения, гулко сглатывая. Тэхён молча наблюдал за ними, предпочитая не вмешиваться. Его самого Чольсу не боялся, только с завистью смотрел на черные нашивки. Однажды ночью Тэхён увидел, как тот любовно гладил бирки на его куртке, а потом набросил её на плечи и крутился возле зеркала, осматривая себя со всех сторон. Наутро Тэхён сделал вид, что ничего не было, и никогда не поднимал эту тему.
О том, что новеньких действительно привезут, комендант вскользь объявил ещё месяц назад на общем собрании, между разглагольствованием о том, что государство тратит на них, малолетних преступников слишком много денег, и тем, что уж он-то точно сделает из них нормальных людей.
— Эй, Тэхён, а ты об этом слышал? — Чольсу повернулся к нему.
— Уже завтра? — сделал удивленное лицо Тэхён. Ссориться не хотелось.
Чольсу с энтузиазмом закивал и, не спрашивая разрешения, сел на его кровать, подбирая под себя одну ногу. Джихо послал ему сочувствующий взгляд и снова уткнулся в свои записи. Тэхён отложил бесполезный учебник на тумбочку и пододвинулся к изголовью, упираясь затылком в стену. Он скрестил ноги, чтобы не касаться ими Чольсу, и сложил руки на коленях.
— Слышал об инциденте в Каннаме? Говорят, того ублюдка направят к нам.
Тэхён слышал. СМИ трубили об этом целый месяц, каждый ученик в школе хотя бы раз, но упомянул о перестрелке, в которой погибло восемь человек.
— Не направят, — покачал головой Тэхён, и пока Чольсу не начал возражать, добавил. — Ему двадцать через несколько недель. Подержат в комнатах предварительного заключения, а оттуда сразу направят в тюрьму и в петлю.
— Откуда знаешь? — сощурился Чольсу.
— В газете писали, — уклончиво ответил Тэхён и сцепил руки в замок. На самом деле ему рассказала доктор Ча, которую он посещал трижды в неделю, как часть терапии.
— А, — протянул Чольсу, теряя интерес к теме. Ему самому недавно исполнилось девятнадцать и разговоры о том, что будет потом, ему не нравились. Чольсу жил здесь и сейчас и не думал о будущем.
— У меня скоро занятия, — Тэхён поднялся на ноги и потянулся к сумке, под недовольным взглядом Чольсу.
— Можешь пропустить, — спросил тот.
— Эти не могу.
— Кабинет 204?
— Да.
— Удачи, — тихо сказал Джихо, когда Тэхён прикрывал за собой дверь.
Кабинет 204 считался красной зоной, куда каждый из них шел как на эшафот. Тэхён был не исключением. Иногда ему в кошмарах вместо залитой кровью комнаты приходили люди в белых халатах с проводами датчиков, а проснувшись, он чувствовал знакомую горечь лекарств на языке. После сеанса «терапии» его рвало в туалете, а весь оставшийся день проходил как в густом вязком тумане.
***
— Смотри, приехали! — Чольсу вцепился руками в оконную решетку и пытался просунуть голову между прутьев, чтобы лучше рассмотреть прибывших.
Тэхён лежал поперек кровати, разглядывая паутинку трещинок на потолке. Новенькие его не интересовали. Джихо в комнате не было, тот убежал с самого утра, возбужденно поблескивая глазами за стеклами очков, и что-то бормоча под нос про новые книги.
— Как думаешь, кто там? Может быть, нам опять подселят какого-нибудь желтого придурка, как Ли Хёну?
Тэхён перевел взгляд на пустую кровать с отсутствующим матрасом. Ли Хёну прожил с ними всего несколько недель, а потом попал в лазарет с передозировкой. Откуда тот достал наркотики, никто не знал, но Тэхён подозревал, что Чольсу приложил к этому руку.
— Может быть, — кивнул Тэхён, прикрывая глаза. Его всё ещё немного тошнило после «терапии», а под закрытыми веками вспыхивали фрагменты вчерашних пленок.
Зазвучала сирена, Чольсу подпрыгнул на месте и, как маленький, захлопал в ладоши. Со стороны это должно было выглядеть смешно, но над Чольсу никогда не смеялись. Тот умел быть мстительным и изворотливым. За последние полгода он отправил в лазарет больше людей, чем все надзиратели вместе взятые, но никто так и не смог связать его с этими преступлениями. Или просто не хотели.
— Пошли вниз, посмотрим на свежую кровь.
Чольсу сдернул его с кровати, как тряпичную куклу, и поволок за собой. Тэхён пытался сопротивляться, но силы были не равны. Захоти, Чольсу мог бы придушить его одной рукой, но черные нашивки действовали на того как сигнал стоп. Тэхёна не трогали. Не только Чольсу, но и другие ученики, даже надзиратели и те, старались лишний раз обойти его стороной. СМИ раздули из его преступления громкое дело, навешали прозвищ и ярлыков, его имя ставили в один ряд с Кан Хосуном[2], и никому не была нужна правда. Офицеры, схватившие его в доме, стали героями и были приставлены к награде. Его мать и сестру преследовали, и тем пришлось уехать из страны. Он был один, и никого не было на его стороне.
На улице моросил дождь, липкой пленкой оседая на коже. Новенькие ровной шеренгой стояли перед комнатами для досмотра, кто-то вызывающе смотрел на сбившуюся поглазеть толпу зевак, кто-то нервно оглядывался по сторонам, кто-то стискивал в руках вещи и не поднимал взгляда от земли.
— Ты посмотри, вон на того, третьего справа, какая конфетка, — присвистнул Чольсу, пихнув Тэхёна локтем.
Тэхён послушно перевел взгляд в нужном направлении, равнодушно оглядывая невысокого блондина в красной футболке. Чольсу облизнул губы и сжал кулаки.
— Надеюсь, его подселят к нам.
Парня стало жаль. Чольсу, как ребенок, любил новые игрушки, любил ломать их на части, чтобы узнать, как всё устроено внутри. Последним был Кёнсу, которого увозили из Содэмуна на машине скорой помощи. Доктор Ча сказала, что тот не выжил.
— Пошли, здесь больше не на что смотреть, — Чольсу попытался схватить его за локоть, но Тэхён сделал несколько шагов вперед, бросая:
— Иди, я хочу побыть здесь ещё немного.
— Неужели тоже кого-то себе насмотрел? — Чольсу поиграл бровями и плотоядно улыбнулся. Выглядело жутко. — Тот блондинчик мой, и я не уступлю его даже тебе, понял?
— Не претендую, — Тэхён повел плечами, чувствуя чей-то пристальный взгляд.
Чольсу скрылся в корпусе, Тэхён развернулся и направился к мокрым скамьям на другом конце двора. Вокруг никого не было. Он присел и вытянул вперед ноги, рассматривая кроссовки с липучками. Тэхён скучал по шнуркам, глупо, но он тосковал по возможности завязывать банты и узлы. Вспоминал иногда, как учил сестру правильно завязывать шнурки, или как вплетал ей голубые ленты в длинные волосы.
Дождь усилился, тяжелые капли барабанили по бетонным дорожкам, заливали траву. Тэхён поморщился, когда холодная вода попала за воротник и тоненьким ручейком потекла вниз по спине. Он поднялся на ноги и поспешил обратно. Новеньких на улице уже не было.
***
Чольсу не появлялся до самого отбоя. Того не было в столовой во время обеда, занятия он не посещал, и пропустил ужин. Новенькие пытались вести себя нагло, кто-то в открытую щеголял нашивками, кто-то наоборот прикрывал их руками. Тэхён без аппетита ел безвкусное рагу, борясь с тошнотой. Джихо с другой стороны стола кидал на него сочувствующие взгляды. К ним никто не пытался подсесть. Черная бирка на светло-серой робе бросалась в глаза каждому, кто проходил мимо. Со всех сторон раздавались шепотки, от пристальных взглядов зудело между лопатками.
— Будешь доедать? — Тэхён пододвинул почти полную тарелку к Джихо и встал. Ножки стула с противным скрипом заскользили по полу. В висках стрельнуло.
— Ты почти не ел, — заметил Джихо, но тарелку взял.
— Не голоден.
В коридорах было оживленно. Где-то играла музыка, звучал смех. Тэхён попытался улыбнуться, но губы не слушались. Какой-то парнишка отшатнулся при виде него и, громко топая, унесся прочь. Тэхён проглотил тяжелый вздох. Иногда его это задевало. В те редкие дни, когда его душа была обнажена, чужой страх иголками колол внутренности.
Дверь в комнату была приоткрыта, но внутри никого не было. Сбросив обувь и одежду, Тэхён забрался под одеяло и сжался в комок, стараясь унять дрожь. Его колотило, в глаза, словно песка насыпали, а в голове стучали отбойные молоточки. Громко чихнув, он перевернулся на другой бок и затих, проваливаясь в густую дремоту.
***
Утро наступило не с воя сирены, как привык Тэхён, а с криков и хлопанья двери. Он с трудом разлепил веки, силясь понять, что происходит. Джихо жался к стене возле своей кровати и дрожал, обхватив себя руками за плечи. Чольсу мрачной тучей нарезал круги по комнате, чередуя проклятия с ругательствами.
— Что происходит? — прохрипел Тэхён, заходясь в кашле.
— Что происходит? — Чольсу перевел на него бешеный взгляд. — Я скажу тебе, что происходит. У нас должен был быть сосед, представляешь. И угадай кто? — он выдержал драматическую паузу и, не дождавшись ответа, выплюнул. — Тот самый блондинчик. Но в последний момент всё перемешалось и его подселили к поджигателю.
Чольсу сплюнул и снова заметался по комнате. Всё вставало на свои места. Стало понятно, где тот пропадал целый день и, видимо, половину ночи.
— К Юнги? — переспросил Тэхён, чтобы быть уверенным наверняка.
— Да, — рыкнул Чольсу.
— Так его же выпускают через два месяца, — подал голос Джихо.
— Я не с тобой разговариваю, — заорал Чольсу и, в два прыжка оказавшись возле Джихо, приложил того затылком о стену. Джихо всхлипнул и тряпичной куклой повалился на пол.
— Он жив? — Тэхён приподнялся на локтях, пытаясь разглядеть соседа.
— У этих задротов крепкие головы, сколько не бей, всё равно не подохнут, — Чольсу пнул того в живот.
— Сколько времени? — спросил Тэхён, когда Чольсу упал на свою кровать.
— Не знаю. Четыре. Или пять, — он повернулся на бок лицом к Тэхёну и уставился на него, подперев щеку рукой. — Знаешь, что я выяснил?
Тэхёну было всё равно. У него раскалывалась голова, выламывало кости и хотелось спасть.
— Конфетка-то, оказывается, с гнильцой. У него красные нашивки, представляешь? У кого-то вроде него и вдруг красные, — Тэхён представлял. Тэхён каждый день видел своё отражение в зеркале и чужие взгляды. — Хотя ему бы больше подошли голубенькие, как небо, — Чольсу сально улыбнулся. — Он избил папашу своего любовничка, когда тот застукал их. А потом сам же вызвал полицию и скорую. И говорят, что он сидел на крыльце, весь в крови и ждал, пока прибудет патруль. Вот только папаша до больницы не доехал, подох в дороге. Ну а дальше расследование, суд, и наша старая добрая школа.
Сознание уплывало. Голос Чольсу доносился как сквозь толщу воды. Тэхён разобрал только «голубенькие», «любовничка» и «подох», прежде, чем отключиться.
В следующий раз он пришел в себя под бормотание Джихо. Тот снова сидел со своим блокнотом и что-то быстро записывал, закусив губу.
— Как голова? — прокаркал Тэхён, чувствуя, как дерет горло.
— Болит, — Джихо поморщился и повернулся, демонстрируя слипшиеся от крови волосы. — А ты? Выглядишь не очень.
— Нормально, — соврал Тэхён, поднимаясь. Мир качнулся, и он с трудом устоял на ногах.
— Может, зайдешь в лазарет?
Тэхён неопределенно махнул рукой и поплелся к умывальнику. Плеснув в лицо холодной воды, он уставился на свое отражение: красные глаза, посеревшая кожа, потрескавшиеся губы. Чтобы сказала мама, увидев его таким? Быстро одевшись, Тэхён схватил сумку и направился за своей порцией лекарств. Есть не хотелось.
Помимо кабинетов, где в них тыкали иголками и заставляли проходить всевозможные психологические тесты, в Содэмуне преподавали и обычные предметы из старшей школы: историю, литературу, математику и корейский язык. Вместо учителей были надзиратели, которые монотонно зачитывали вслух учебник за учебником и давали задания, которые потом никто не проверял. Тэхён исправно посещал все занятия, но никогда не вел записи. Мыслями он витал не здесь. Он думал о старшей школе, о друзьях, которые остались там, в Тэгу, о доме, в котором прошло его детство. И о семье.
Ему не было жаль. Отец получил то, что заслужил. Об убитом офицере Тэхён старался не думать. Он даже не помнил его имени. Ему показывали фотографии в участке, но Тэхён не узнавал человека на них. Незнакомый мужчина чуть старше тридцати — вот и всё, что осталось в его памяти.
В кабинете было пусто. Тэхён занял дальнюю парту у окна и, сложив руки, уткнулся в них горячим лбом. Он, видимо, задремал, потому что когда он поднял голову, вокруг было много людей, тихо переговаривающихся между собой. Место рядом с ним тоже оказалось занятым. Тэхён перевел взгляд на невольного соседа, узнавая в нём того самого блондина, на которого положил глаз Чольсу. Тот, заметив, что его рассматривают, широко улыбнулся, от чего его глаза превратились в маленькие щелочки, и протянул руку, представляясь:
— Я — Пак Чимин.
Тэхён несколько секунд рассматривал открытую ладонь и, повинуясь, незнакомому порыву, ответил:
— Ким Тэхён.
Улыбка сползла с лица Чимина. Тэхён отчетливо видел, как изменился его взгляд, как напряглись плечи, а глаза наполнились пониманием.
— Очень приятно, — прошептал тот, быстро убирая руку и отворачиваясь.
К горлу снова подступила тошнота.
А чего он ждал?
Хлопнула дверь, надзиратель Ким прошел за кафедру и, не дожидаясь, пока все сами успокоятся, рявкнул:
— Молчать.
Тэхён перевел взгляд на затянутое облаками небо и под монотонную лекцию надзирателя о корейско-японской войне, наблюдал за птицами. На Чимина он больше не смотрел.
После истории у него была встреча с доктором Ча. Собрав свои вещи, Тэхён покинул кабинет и направился в восточный корпус на четвертый этаж. Доктор Ча ему нравилась. Она была одной из немногих, кто действительно пытался заботиться о них, кто хотел их спасти. Но правда в том, что Тэхён не хотел, чтобы его спасали.
Внутри было светло и пахло жасмином. Доктор Ча заправила за ухо локон каштановых волос и тепло улыбнулась.
— Как твои дела? — её высокий голос звенел колокольчиками.
— Хорошо, — Тэхён опустился на диван и откинул голову на спинку, прикрывая глаза.
— Мы же договорились, что ты не будешь лгать, — Тэхён промычал что-то неопределенное. — Ты плохо выглядишь. Простудился?
— Всё хорошо, — устало повторил он. — Плохо спал.
— Снова кошмары? — доктор Ча присела рядом и накрыла его руку своей. От её ладони исходило ровное тепло.
Прикосновения Тэхёну не нравились. От них в голову лезли воспоминания, которые он предпочел бы забыть.
— Вроде того, — Тэхён высвободил руку и немного отодвинулся. Доктор Ча понимающе улыбнулась и пересела в кресло.
— Давай поговорим о твоей сестре. Какая она?
— Она… — он нахмурился, пытаясь подобрать правильные слова, — она добрая.
— Что ещё?
— Когда она улыбалась, её глаза превращались в маленькие щелочки, — вдруг сказал Тэхён и резко сел, уставившись в пустоту.
— Что-то случилось? — доктор Ча наклонилась вперед, с беспокойством разглядывая его.
— Нет, ничего. Мне нездоровится, можно я пойду?
Доктор Ча жестом указала на дверь, но по поджавшимся губам, по сведенным к переносице бровям, Тэхён видел, что она беспокоится. И был благодарен за это. Но не сейчас. Не здесь.
Он не помнил, как попал в комнату. Как забрался под одеяло прямо в робе и, закрыв руками уши, беззвучно кричал в пустоту.
***
Случайная мысль превратилась в навязчивую идею. Тэхён наблюдал за Чимином, когда никто не видел, подмечал детали, говоря себе, что тот совсем не похож на Суён. Но это не помогало. Чимин улыбался светло, смеялся, а Тэхён видел на его месте сестру.
Чольсу с каждым днём мрачнел всё больше. Обычно равнодушный ко всем Юнги взял Чимина под свою опеку, не подпуская к тому никого. Джихо клялся, что однажды видел, как тот улыбается.
Тэхёну Юнги нравился. Тот не кичился своими красными нашивками, не пересказывал свою историю на каждом шагу и главное, его, Тэхёна, не боялся. Юнги нёс свой крест. В пожаре устроенном им, погибло трое — подростки, совсем ещё дети, такие же, как они. Тех ребят не должно было быть в том здании, как и самого Юнги. Он не должен был устраивать пожар, а они не должны были умирать. Но судьба рассудила иначе.
Юнги боялись. Он не калечил людей, как Чольсу, не имел связей с надзирателями, как Кибом, но было в нём что-то такое, заставляющее людей держаться подальше. Тот же Чольсу никогда не лез к Юнги, предпочитая обходить стороной. Сколько Тэхён помнил, тот всегда был один, ни с кем не разговаривал, часами сидел в музыкальном классе, с разрешения заместителя начальника, и играл на пианино. А потом появился Чимин, и Юнги изменился. Ту улыбку, о которой говорил Джихо, Тэхён видел сам, прогуливаясь во дворе.
Несколько недель пролетели в бесплодных попытках убедить себя, что Пак Чимин — не Суён. Он — не его забота. И когда Чольсу в радостном возбуждении залетел в комнату и громким шепотом поделился что всё готово, Тэхён просто закрыл глаза.
Он — не его забота.
На следующий день, после визита в кабинет 204, Тэхён блевал в туалете на третьем этаже. С тихим шорохом открылась дверь, и на пороге застыл Чимин. Тэхён поднял на того больные глаза, подмечая разбитые губы и сбитые костяшки. Чимин прошел внутрь, прихрамывая на правую ногу и держась за левый бок. Внутри всё сжалось, внутренности скрутило, и Тэхён снова склонился над унитазом.
— Эй, ты в порядке? — Чимин присел рядом с ним, морщась от боли, и протянул было руку, но в последний момент передумал. Тэхён молча поднялся, утерев рот рукавом робы и вышел за дверь, не проронив ни слова.
По дороге в комнату он встретил Юнги и, повинуясь порыву, тронул того за руку.
— В красной зоне на третьем этаже.
Он не желал Чимину зла. Но и мешать Чольсу не собирался.
Через несколько дней Юнги сам нашел его на улице, присел рядом на траву и запрокинул голову вверх, подставляя лицо солнцу.
— Спасибо, — проронил он.
Тэхён не ответил. Птиц сегодня не было, и он просто лежал, вглядываясь в чистое голубое небо.
— Ты мог бы поговорить с ним, — Тэхён слегка повернул голову, — с Чольсу. Возможно, тебя он бы послушал. Чимин не заслуживает такого.
— С чего ты взял, что мне есть дело до Чимина? — тихо спросил Тэхён. Многие уже стали поглядывать в их сторону.
— Я прошу тебя об этом.
— А с чего ты взял, что мне есть дело до тебя?
Тэхён поднялся с земли и отряхнул прилипшие к брюкам травинки.
— Ты ничуть не лучше, — выплюнул Юнги ему вслед.
Возле дверей в столовую Тэхён едва не столкнулся с Чимином. Тот смотрел себе под ноги, из рассеченной брови тоненьким ручейком бежала кровь. Один глаз не открывался, на шее красным наливался след чужой ладони. Таким он был совсем не похож на Суён.
***
Чольсу напоминал сытого толстого кота, загнавшего добычу в угол. Постоянно улыбался, шутил, дружески хлопал Джихо по плечу, и даже однажды помог тому притащить из библиотеки книги, чем едва не довел беднягу до панической атаки. Чем счастливее становился Чольсу, тем мрачнее — Юнги. Чимин не появлялся на занятиях уже неделю, его не было видно в столовой и во дворе. Поговаривали, что тот лежал в лазарете со сломанными ногами, но Тэхён не вер<