Но почему именно крест? Хирам стал думать о символике креста. Две перпендикулярные линии: горизонтальная и вертикальная, с одной-единственной точкой соприкосновения. По сути дела это — жизненный путь человека, который идет в вечность и даже не оглядывается на тех, с кем он сталкивается по пути. И у каждого из людей — свой путь... Свой крест.
«Но сегодня он уже не является символом нашего жизненного пути, — думал Хирам. — Сегодня мы — не прямые, а кривые, замкнутые на самих себя, помещенные внутрь маленьких сфер. Никто не хочет выбираться из своей сферы наружу. Это страшно. Каждый кричит: «Не вытаскивайте меня отсюда! Мне здесь так уютно и безопасно! Не дайте мне выпасть из моей скорлупы и оказаться на краю мира, откуда можно рухнуть в неведомое!» Мир и так колеблется на грани падения в неведомое, это ясно. Но упасть должны все; нам претит мысль, что кто-то может выкарабкаться и уцелеть. А сам-то я хочу выкарабкаться и уцелеть?»
Эпоха крестов миновала. Наступила эпоха сфер. Скорлупок.
— Мы — ваши друзья! — убеждал с экрана пожилой проповедник. — Мы можем вам помочь!
«Если бы вы знали, какое это наслаждение — брести по жизни одному», — мысленно ответил священнику Хирам.
— Зачем вам страдать от одиночества, если Иисус способен взять ваши тяготы на себя?
«Будь я по-настоящему один, у меня не было бы никаких тягот».
— Так возьмите же свой крест и вступите в битву, — взывал проповедник.
«С удовольствием, если бы я только знал, где именно мой крест», — ответил ему Хирам.
Он вдруг сообразил, что не слышит голоса, исходящего из колонок гигантского телевизора. Вместо этого он вслух произносил собственную проповедь. Трое прихожан на последней скамье удивленно косились на него. Хирам виновато улыбнулся, втянул голову в плечи и поспешно вышел.
По дороге домой он весело насвистывал.
— Тедди, Тедди! — встретил его голос Сары Уинн. — Что мы наделали? Что теперь будет?
— Все было изумительно, — ответил Тедди. — Я рад, что это наконец-то произошло.
— Ой, Тедди! Я никогда себя не прощу!
И Сара, разумеется, заплакала.
Хирам ошалело стоял перед экраном. Итак, Пенелопа уступила домогательствам, бросила ткать и согрешила с Тедди.
«Тут что-то не так», — подумал он.
— Тут что-то не так, — вслух повторил Хирам.
— Я люблю тебя, Сара, — сказал Тедди.
— Я этого не вынесу, Тедди, — всхлипывала Сара. — Сердцем чувствую: я убила Джорджа! Я его предала!
Пенелопа, неужели в мире не осталось добродетели? И куда подевалась Артемида-охотница? Осталась лишь Афродита, готовая ежечасно совокупляться с любым мужчиной, богом и даже бараном, которые обещают ей вечную любовь, а дают жалкие крохи.
«Все их обещания оказываются лживыми, все до одного», — подумал Хирам.
И тут на экране появился Джордж.
— Моя дорогая! — воскликнул он. — Моя любимая Сара! Сегодня ко мне вернулась память, и я сразу поспешил к тебе. Представляю, сколько ты пережила, бедняжка, оплакивая мою смерть. Но в машине сгорел мой случайный попутчик, который попросил его подвезти. Я отделался лишь царапинами и временной амнезией. Знала бы ты, как я счастлив вернуться домой!
Хирам закричал. Он кричал, и кричал, и кричал.
Ариец вскоре получил тревожный отчет от исследовательской группы, анализирующей результаты реакции телезрителей на мыльные оперы. Он покачал головой, у него противно заныло под ложечкой.
«Бедный мистер Клауэрд, — подумал Ариец. — Сколько мучений мы доставляем людям, пытаясь их защитить».
— Простите меня, — сказал он, приехав домой к Хираму.
Но Хирам даже не шелохнулся. Он сидел на полу и смотрел телевизор. Разумеется, после отчета исследовательской группы местное отделение «Белл Телевижн» прекратило показ всех сериалов и, прежде всего, мыльной оперы с Сарой Уинн. Вместо этого пустили шоу-игры. Временно, конечно: до тех пор, пока аналитики не разберутся и не исправят ошибки в сценариях.
— Поверьте, мне искренне жаль, — сказал Ариец, однако Хирам попытался его оттолкнуть.
На экране телевизора чернокожая женщина отказалась от красивой шкатулки, выбрав скромный конверт. И не прогадала. Хирам сделал бы то же самое. В конверте оказалось пять тысяч долларов, а в шкатулке — всего-навсего безделушка: ослик, запряженный в повозку, на которой сидела обезьяна. Негритянка никак не могла поверить, что ей посчастливилось избежать ловушки.
— Мистер Клауэрд, раньше я думал, что только вы все так усложняете. Я ошибся. Разумеется, вы были и остались маргиналом, но мы не знали, как влияет Сара Уинн на остальных наших телезрителей.
«Отвали ты со своей Сарой», — подумал Хирам, не отрывая взгляда от экрана.
Чернокожая женщина прыгала от радости.
— Это целиком наша вина, мистер Клауэрд. Сара Уинн нанесла серьезный вред тысячам подобных маргиналов. Мы не предполагали, насколько сильным окажется эффект идентификации. Даже представить себе не могли.
«Где уж вам, — подумал Хирам. — Вы же не утруждаете себя чтением и не знаете, как сильно влияют на людей фантазии».
Но сейчас его больше занимала передача «Главная ставка дня». Хирам мотнул головой, веля Арийцу убираться.
— Не беспокойтесь, агентство по защите прав потребителей будет выплачивать вам пожизненную компенсацию, втрое больше вашего нынешнего пособия. Они также возьмут на себя все расходы по вашему лечению.
Терпение Хирама лопнуло.
— Проваливайте! — заявил он Арийцу. — Мне куда интереснее, сумеет ли эта дамочка выиграть машину.
— Дайте мне подумать, — попросила негритянка. Она заметно волновалась.
— Да что тут думать! — крикнул Хирам. — Дверь номер три! Ну что ты на меня пялишься? Выбирай дверь номер три!
Ариец молча наблюдал за ним.
— Дверь номер два, — выпалила негритянка. Хирам застонал. Ведущий на экране улыбнулся.
— Итак, вы утверждаете, что машина находится за дверью номер два? — еще раз спросил ведущий. — Что ж, Давайте проверим.
Дверь открылась. Оттуда вышел, наигрывая на стареньком банджо, человек в одежде то ли лесника, то ли смотрителя заповедника. Зрители в зале ахнули. Человек проникновенно запел «Домик в лесу густом». Негритянка кусала губы.
— А теперь давайте посмотрим, что ожидало вас за дверью номер три, — предложил ведущий.
Он толкнул легкую дверцу. За ней стоял автомобиль.
— Я с самого начала это знал, — с досадой проговорил Хирам. — Ну почему меня никогда не слушают? Я столько раз повторял: дверь номер три. А все — ноль внимания.
Ариец повернулся, чтобы уйти.
— Я ведь и вам говорил об этом, правда? — всхлипнул Хирам.
— Да, — ответил Ариец.
— Я так и знал. С самого начала! И оказался прав.
Хирам зарыдал на груди Арийца не хуже Сары Уинн, обливающей слезами Тедди.
— Да, — повторил Ариец.
Затем осторожно оторвал от себя Хирама и поспешил в представительство «Белл Телевижн», чтобы подписать необходимые документы. Теперь Клауэрда уже можно было отнести к определенной категории, а человек не способен долго существовать вне рамок категории. Ариец понимал это куда отчетливее, чем прежде.
«Мы создаем нового человека, — подумал он. — Homo categoricus. Человека классифицированного».
Но он зря так торопился с бумагами. Вскоре после его ухода Хирам забрался в ванну и... присоединился к самой обширной из всех людских категорий.
— Проклятье, — только и сказал Ариец, узнав об этом.
Игры с ДНК: финал
Мы добирались туда целых три недели. Если хроники не врут, так долго в космосе еще не болтался никто. Не могу сказать, что условия полета были райскими: нам пришлось уместиться вчетвером на небольшом исследовательском корабле серии «Охотник III», жизненное пространство которого сведено к минимуму. Вот теперь мы смогли по достоинству оценить подвиг наших далеких предков, отважившихся отправиться в безграничные космические просторы со скоростью в одну десятую скорости света. Неудивительно, что им удалось основать всего-навсего три колонии. Должно быть, все остальные переселенцы съели друг друга в первый же месяц полета.
К концу третьей недели эта прогулка изрядно нам осточертела. Хэролд едва не сцепился с Амаури, и, не поймай мы сигнал радиомаяка, я бы приказал развернуться и лететь домой, на Нункамаис. Впрочем, «домой» — не совсем верно сказано. Это для остальных Нункамаис был домом, где, как поется в старинной песне, «и мать меня ждет, и яблочный пирог». Для меня все обстояло по-другому, потому что я родом с Пенсильвании... Так вот, мы поймали сигнал радиомаяка и задали бортовым компьютерам работенку, заставив их копаться в древних картах. Они возились несколько часов и наконец нашли стационарную орбиту над каким-то Прескоттом* в штате Аризона.
* Современный Прескотг — городок с населением около 30 тысяч жителей, расположенный в центральной части Аризоны. — Примечание переводчика.
Во всяком случае, такие сведения выдал нам геологический компьютер, а компьютеры врать не умеют. Однако то, что лежало под нами, было совершенно не похоже на Аризону, о которой говорилось в древних книгах.
И тем не менее кто-то упорно посылал сигналы, вещая на древнеанглийском языке: «Боже, благослови Америку. Спускайтесь, посадка гарантирована». Лингвистический компьютер уверял, что слово «гарантия» в древнеанглийском было вполне пристойным и означало нечто, чему вполне можно доверять. Мы только усмехнулись.
Не подумайте, однако, что нам было все равно. Когда наши пра-пра-пра (и так далее до десятого колена) дедушки и бабушки восемьсот лет назад свалили с тогдашней матушки Земли, они сделали это не от хорошей жизни. На их родной планете вспыхнула биологическая война. Поначалу этого особо никто не заметил. В какой-то секретной лаборатории на Мадагаскаре произошла авария, опасные вирусы и микробы быстро расплодились, и люди начали погибать... уж не помню, от какой именно болезни. Ученые в Южной Африке изобрели лекарство, однако тамошним политикам захотелось заставить весь мир за него заплатить. Мир не остался в долгу и нанес ответный удар вирусной формой рака. Что было дальше — догадаться нетрудно.
Нас отделяло от планеты всего две мили, и, судя по всему, война там продолжалась до сих пор. Но кто же тогда посылал эти чертовы сигналы, обещая нам «гарантированную» посадку?
— Obviamente automática*, — заметил Амаури.
* Ясное дело — автоматика (порт.).
— Que máquina, que não pofa em tantos anos, bichinha! Não acredito!* — закричал Хэролд, и я испугался, что они опять сцепятся, как вчера.
* Слушай, козявка, никакая автоматика не выдержит столько лет! Не верю! (порт.)
— Переходите на английский, — потребовал я. — Заодно привыкнете к этому языку. Внизу придется разговаривать на английском — во всяком случае, хотя бы несколько дней.
Владимир вздохнул.
— Merda*.
* Дерьмо (порт.)
Я засмеялся.
— Ладно. Свои копрологические комментарии можешь высказывать на лингва депорто.
— А с чего ты взял, что на планете еще есть люди? — спросил Владимир.
Какой довод я мог привести — что чую это нутром? Поэтому я ничего не сказал, а только швырнул в него губкой, разбрызгав по кабине питьевую воду. Несколько минут продолжаюсь водное сражение.
Знаю, сейчас вы спросите: «А как же дисциплина?» Но не забывайте, что на «Охотнике III» был не армейский батальон, а экипаж исследовательского корабля. И уж лучше пусть члены экипажа ведут себя, как чокнутые дети, чем превратятся в чокнутых взрослых.
Я и сам сомневался, есть ли на планете люди. При том уровне технологии, каким обладали наши предки в 1992 году, как могли они создать аппаратуру, действующую аж в 2810 году? Оставалось одно из двух: либо поверить в долгоиграющую автоматику, либо признать, что на Земле до сих пор живут люди. Но как они ухитряются там жить — вот в чем вопрос? Значит, как-то ухитряются. В конце концов, нас затем и послали, чтобы разузнать, что здесь к чему.
Мое распоряжение надеть «обезьяньи шкуры» (так мы называли облегченные скафандры) экипаж встретил в штыки.
— Мы же прилетели на матушку Землю! — орал Хэролд. — На нашу прародину!
Этот увалень с коэффициентом умственного развития в полторы сотни иногда вдруг превращался в законченного baiano*.
* Тупица (порт.)
— Может, я просто не разглядел внизу городов? — язвительно вопросил я. — И не заметил миллионов людей, снующих по улицам? А может, они за эти сотни лет научились превращаться в невидимок?
— Зря споришь, там могут быть бактерии и вирусы, — подлил масла в огонь Амаури, произнеся это на редкость отвратным голосом.
Людям с кожей шоколадного цвета только дай поспорить. Пришлось мне сменить обычный тон на командирский.
— Мы будем следовать правилам высадки на незнакомую планету, и мне плевать — матушка это Земля или чертова бабушка!
И тут вместо монотонного сигнала радиомаяка раздался чей-то голос:
— Ждем ответа! Ждем ответа! Отвечайте, кто вы, не то мы надерем вам задницу!
Мы ответили, и вскоре уже брели в своих «обезьяньих шкурах» сквозь нечто, напоминающее густой гороховый суп. Эта желто-зеленая субстанция доходила нам до пупка, хотя поди разберись, где именно у тебя пупок, когда ты облачен в легкий сверхпрочный скафандр, снабженный всякими предохранительными штучками. Добравшись до скалы и увидев массивную бронированную дверь, мы остановились и стали ждать, когда она откроется.
Она открылась и пропустила нас в помещение с решетчатым полом. Толика «горохового супа», который мы притащили с собой, стекла в прорези решеток. Пока мы ждали, камера стерилизации заполнилась неким газом, довольно скоро превратившим «гороховый суп» в сгустки обыкновенной грязи.
— Mariajoseijesus!* — пробормотал Амаури. — Aquela merda vivia!**
* Иезус Мария! (порт.)
** Да это дерьмо живое! (порт.)
— Говори по-английски! — рявкнул я в интерком «обезьяньей шкуры». — И последи за своим лексиконом.
— Значит, эта дрянь была живой, — уже по-английски и в более пристойных словах повторил Амаури.
Думаю, мои подчиненные поняли, что бы нас ожидало, реши мы высадиться без «обезьяньих шкур». Мне и самому стало не по себе.
В голове моей теснились не слишком веселые мысли. А вдруг у современных землян существует обычай съедать пришельцев из космоса? Или приносить их в жертву какому-нибудь местному божку?
Четыре часа мы томились в стерилизационной камере, и за это время у меня родилось пять планов побега, один невероятнее другого. Мы уже начали впадать в отчаяние, когда открылась вторая дверь, и на пороге появился человек.
Его белая одежда смахивала на одежду фермера. Незнакомец был коротышкой, но улыбался искренне и приветливо. Значит, мы не напрасно сюда летели: этот человечек был лучшим доказательством того, что на Земле уцелели люди!
Теперь-то мы знаем, что ликовали напрасно, но в ту пору даже не подозревали, что нас ждет, поэтому очень обрадовались. Мы хлопали маленького землянина по плечу, сжимали в объятиях так, что чуть не раздавили. Потом он повел нас по лабиринтам Форпоста-004 — подземной военной базы Соединенных Штатов.
Все остальные земляне оказались такими же низкорослыми: их рост не превышал ста сорока сантиметров.
«Как же сильно вытянулись за эти века колонисты», — подумалось мне.
Должно быть, Владимир угадал мои мысли. Неспешный и педантичный, как всегда очень бледный (хорошо, что земляне не сочли его призраком!), он выразительно дотронулся до дверной ручки, а потом до выключателя... Боже мой, у них еще сохранились механические выключатели! И ручка, и выключатель находились на уровне глаз наших хозяев. И тут я понял: это не мы, колонисты, вытянулись за минувшие века, а земное человечество стало меньше ростом. А ведь когда-то, если верить древним грекам, их Гею населяли великаны.
Нам не терпелось узнать, что же произошло на Земле за минувшие восемь веков, но наших хозяев интересовало совсем другое.
— Вы американец? — допытывались они у меня.
— Я с Пенсильвании, — ответил я. — А трое моих застенчивых спутников — с Нункамаиса.
Земляне не поняли.
— Нункамаис, — повторил я. — На лингва депорте это означает «никогда больше».
Судя по выражению их лиц, они опять ничего не поняли и тогда задали новый вопрос:
— Кто заложил вашу колонию?
Поразительное невежество.
— Пенсильванию колонизовали американцы с Гавайских островов. Мы даже не знаем, почему нашим предкам взбрело в голову назвать планету именно Пенсильванией.
Один из коротышек радостно замахал руками.
— Это яснее ясного. Пенсильвания — колыбель свободы. А откуда родом были их предки? — спросил он, показав на моих спутников.
— Из Бразилии, — ответил я.
Человечки стали вполголоса обсуждать услышанное. Очевидно, хоть они и не считали бразильских предков грубым оскорблением человеческого достоинства, все же ставили их ниже моих и своих собственных. Поэтому земляне вообще перестали обращаться к моим спутникам; они лишь пристально наблюдали за Хэролдом, Амаури и Владимиром, но разговаривали исключительно со мной. Я им понравился.
— Боже, благослови Америку, — несколько раз повторили земляне.
У меня не было на этот счет никаких возражений, и я ответил:
— Боже, благослови Америку.
Потом человечки хором стали предлагать мне обойтись с русскими весьма непристойным образом. Я посмотрел на своих товарищей и пожал плечами. Возможно, я не совсем правильно понимал древнеанглийский, ибо мне показалось — земляне хотят, чтобы я занялся с русскими извращенным сексом. Я не стал допытываться у хозяев смысла этой идиомы и просто пересказал ее своим ребятам на лингва депорто.
Я без устали забрасывал человечков хитроумными вопросами, всячески пытаясь выудить у них, что же случилось с Землей после того, как ее покинули наши предки. Но вопросы оказались излишними. Похоже, человечки годами репетировали все, что скажут космическим пришельцам, в особенности — гостям из далеких и давно забытых колоний.
Оказывается, биологическая война по-настоящему разразилась спустя три года после того, как наши предки улетели с Земли. Какой-то злой гений выпустил на свет три вируса рака. Кто именно это сделал — неизвестно, поскольку и русские, и американцы отрицали свою вину, а все китайцы к тому времени уже вымерли. Ученым ничего другого не оставалось, кроме как засучить рукава и приняться за работу.
В конце двадцатого века о рекомбинациях ДНК почти не знали. Мы и сейчас не больно-то преуспели в этой отрасли науки: нашим предкам приходилось обживать дикие планеты и им хватало других, более насущных забот. Однако на Земле, в жестких условиях биологической войны, начался невиданный ранее расцвет генетической «самодеятельности».
— Мы постоянно создаем новые виды бактерий и вирусов, — объяснили коротышки. — И нас постоянно подвергают вирусным бомбардировкам русские, которые тоже заняты аналогичными разработками.
Хозяева с гордостью рассказывали, в каких тяжелейших условиях им приходится жить. Численность населения Форпоста-004 была сравнительно невелика, а вражеские атаки становились все изощреннее.
Наконец мы поняли, что происходит на этой военной базе, и у Хэролда вырвалось:
— Fossa-me, mãe!* Так вы, зайчики, безвылазно торчите здесь целых восемьсот лет?
* Чтоб мне утонуть в клоаке! (порт.)
Они не ответили, пока я сам не повторил этот вопрос, только повежливей. Я видел, как земляне стиснули зубы, когда Хэролд назвал их зайчиками. В своих белых одеждах они и впрямь напоминали зайцев, и все же Хэролд поступил бестактно, и не только по отношению к хозяевам, но и по отношению к Владимиру, чья кожа была куда белее нашей.
— Значит, вы, дорогие соотечественники, находитесь здесь с самого начала войны? — спросил я, изо всех сил стараясь вложить в свой вопрос благоговейное восхищение.
Вот только помимо восхищения в моем голосе отчетливо прозвучал ужас.
Лица землян просияли, как мне показалось — от гордости. Наконец-то я начал немного понимать их мимику. И еще я понял — пока я буду хвалить Америку, меня будут считать другом.
— Да, капитан Канэ Канэа, ни мы, ни наши предки с самого начала войны не покидали Форпост-004.
— Но это ведь ужасно трудно, не так ли?
— Только не для американских солдат, капитан. Во имя жизни, свободы и счастья мы готовы пойти на любые жертвы.
Я благоразумно удержался от вопроса, много ли свободы и счастья можно обрести в этом каменном мешке. А человечек, который нас встретил, продолжал:
— Мы сражаемся за то, чтобы миллионы людей смогли жить и свободно дышать чистым воздухом Америки, не отравленным миазмами коммунизма.
Человечки тут же запели свои любимые гимны, в которых говорилось о пурпурных горах и желтых волнах и выражалась твердая уверенность, что Бог непременно благословит Америку. Пение закончилось многоголосым скандированием. Человечки выкрикивали: «Лучше быть мертвым, чем красным!»*
* По-английски этот лозунг намного удобнее для скандирования: Better dead than red. — Примечание переводчика.
Когда они смолкли, я вежливо спросил, нельзя ли нам отправиться спать, поскольку по корабельному времени была уже поздняя ночь.
Нас отвели в комнатенку с тремя крошечными койками. Спать на них было невозможно, но это нас не огорчило: в «обезьяньих шкурах» не больно-то поспишь.
Едва мы остались одни, Хэролда сразу потянуло высказать на лингва депорте все, что он думает о наших хозяевах. К счастью, мне не пришлось воспользоваться дисциплинарной кнопкой, я и без того сумел убедить этого упрямца. Еще не хватало, чтобы наши хозяева заподозрили нас в каких-нибудь тайных умыслах! Мы ничуть не сомневались, что коротышки за нами следят, поэтому затеяли разговор, предназначенный для ушей оравы чокнутых патриотов.
— Я восхищаюсь их огромной любовью к Америке — любовью, которая не иссякла за сотни лет, — заявил Амаури.
Что в переводе означало: «Неужели этим идиотам невдомек, что Соединенных Штатов давным-давно не существует?»
— Наверное, только их непоколебимая преданность Богу, стране, свободе и государственному флагу помогала и помогает им держаться, — сказал я.
Честно говоря, из соображений безопасности я не поскупился на грубую лесть. В переводе, разумеется, мои слова означали совсем другое: «Должно быть, бешеный фанатизм — единственное, что позволило им не загнуться в этой крысиной норе».
— Интересно, сколько мы должны пробыть в этом бастионе демократии, чтобы навсегда запечатлеть в памяти славное воплощение американской мечты? Даже не хочется думать о возвращении домой, — с пафосом произнес Хэролд.
На самом деле его интересовало совсем другое: «А вдруг эти придурки нас не выпустят? Никогда не знаешь, чего ждать от сумасшедших. Они вполне могут вообразить, будто мы явились сюда шпионить».
— Я надеюсь, что мы сумеем многому научиться у них. Их наука далеко обогнала жалкие потуги наших ученых, которыми мы имели глупость гордиться, — в тон Хэролду отозвался Владимир.
Перевод его панегирика был таков: «Я отсюда не двинусь, пока не проверю состояние местной флоры и фауны. Восемь веков игр с ДНК не могли пройти бесследно, не хватало еще притащить на Нункамаис какой-нибудь «подарочек»!»
Мы беседовали до тех пор, пока нас едва не стошнило от собственных приторных цветистых славословий. Потом уснули.
Назавтра хозяева устроили нам ознакомительную экскурсию по Форпосту-004. В тот день оплот демократии пережил нападение русских — и еще одно событие, которое было куда более значительным, поскольку наш дорогой «Головастик» (так мы называли свой исследовательский корабль) вполне мог остаться без экипажа.
Ознакомительная экскурсия, на редкость бестолково организованная, длилась почти все утро. Возможно, в этом таился некий стратегический замысел наших хозяев. Владимир, изо всех сил изображая, как сильно он интересуется пояснениями коротышек, на самом деле гораздо пристальней следил за показаниями компьютера, вмонтированного в его «обезьянью шкуру». Я же, наоборот, внимательно слушал все, что говорили наши хозяева, и прикидывал, какого подвоха можно от них ждать. Амаури оценивал уровень их научной базы. Хэролд пытался выведать уровень и специфику их вооружения — он считался экспертом по оружию, и то, что он вошел в экипаж, оказалось как нельзя более кстати.
Постепенно мы научились отличать одного коротышку от другого. Нашим экскурсоводом был некто по имени Джордж Вашингтон Стейнер. Важного типа, прочитавшего нам вчера лекцию по истории, звали Эндрю Джексоном Вальчински. Ну а главным дирижером, старавшимся держаться в тени, был Ричард Никсон Диксон. Нас поразило такое странное сочетание имен и фамилий, но наши компьютеры объяснили, что коротышки имеют двойные имена, составленные из имен и фамилий знаменитых американских президентов древности*.
* Джордж Вашингтон — 1‑й президент Соединенных Штатов (1789–1797). Эндрю Джексон — 7‑й президент Соединенных Штатов (1829–1837). Ричард Никсон — 37‑й президент Соединенных Штатов (1969–1974). — Примечание переводчика.
Мой анализатор (в моей «обезьяньей шкуре» имелась и такая игрушка) сообщил также, что ключевой фигурой среди патриотических коротышек является именно Диксон, а Энди Джек Вальчински лишь руководит научными исследованиями. Мне показалось странным, что политик управляет людьми с мозгами, а не наоборот.
Дж. В. Стейнер, наш экскурсовод, очень гордился возложенной на него обязанностью и стремился показать нам буквально каждый закуток. И хотя «обезьянья шкура» уменьшала гравитацию на три четверти, к обеду у меня уже болели ноги.
Потом мы наскоро перекусили тем, чем приходилось питаться в подобных условиях, — переработанными экскрементами и мочой. Увы, только этим и умели нас кормить «обезьяньи шкуры».
Все полученные от наших хозяев сведения впечатляли грандиозным размахом невиданного идиотизма. Я лишь кратко перескажу самое главное.
Несмотря на полную герметичность Форпоста-004, вражеским вирусам и бактериям все же удавалось проникнуть внутрь. Еще в начале двадцать первого века русские прекратили глушить радиосигналы (сейчас мы начнете упрекать меня в непоследовательности и нелогичности изложения, но прошу, наберитесь терпения). Итак, сперва на Форпосте-004 решили, что Америка одержала победу. И вдруг — новая атака неведомой болезни. Сами исследователи на подземной базе не пострадали, герметичность этой клетки была безупречной... Вернее, в то время она казалась им безупречной. Но у тогдашнего командира Родни Флетчера случившееся вызвало сильную тревогу.
— Он заподозрил, что это очередной хитрый трюк коммуняк, — пояснил Джордж Вашингтон Стейнер.
Эта фраза пояснила мне, в чем заключаются истоки суперпатриотизма обитателей Форпоста-004.
Итак, Родни Флетчер приказал ученым найти способ повысить иммунную защиту персонала базы. Ученые безостановочно трудились две недели и вывели три новых вида бактерий, избирательно уничтожавших все, что не являлось изначальной частью человеческого организма. Их разработки пришлись как нельзя более кстати, поскольку база подверглась еще одному нападению. Система герметизации не смогла остановить дерзкого врага, поскольку теперь оружие русских представляло собой не вирус, а крошечные молекулы двух аминокислот, скрепленные молекулой лактозы. Новый враг легко проходил через все фильтры, преодолевал кордоны антибиотиков. В конце концов зловещая троица проникла в легкие каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка на Форпосте-004. Если бы не параноидальная подозрительность Родни Флетчера, база превратилась бы в кладбище. Но и так население Форпоста-004 уменьшилось вдвое.
Две молекулы аминокислот и молекула лактозы обладали способностью наносить удар по человеческой ДНК и менять ее код. Изменение было совсем незначительным, но довольно быстро выводило из строя всю нервную систему.
Разработки ученых Форпоста-004 позволили замедлить развитие болезни, пока не была создана новая комбинация, которая помогла вытряхнуть крошечных русских захватчиков из ДНК американцев... Вот я сказал «биологическая война». Но была ли то война существ, или она уже превратилась в войну веществ? Пусть об этом спорят наши философы и все, кого интересует.
Увы, спасительная комбинация оказалась далеко не безвредной. Новое поколение рождавшихся на Форпосте-004 людей отличалось низким ростом, к тридцати годам у них выпадали зубы и катастрофически слабело зрение, а потом они вообще слепли. Дж. В. Стейнер с гордостью сообщил, что всего за четыре поколения им удалось победить слепоту. Он улыбнулся, и только тут мы впервые заметили, как сильно его зубы отличаются от наших.
— Наши зубы состоят из некоторых видов бактерий, которые отвердевают, соприкасаясь с определенным вирусом. Это — изобретение моей прапрабабушки, — пояснил Стейнер. — Мы все время стремимся создавать что-нибудь новое и полезное.
Я попросил показать то место, где совершаются подобные чудеса, сказав, что мы горим желанием пополнить впечатления, полученные во время обзорной экскурсии.
Нас повели по лабораториям, где одиннадцать волшебников играли в хитроумные игры с невидимыми ДНК. Сам я толком ничего не понял, зато компьютер моей «обезьяньей шкуры» занес в свою базу все необходимые сведения.
Показали нам и систему доставки биологического оружия — она поражала гениальной простотой. Небольшое блюдце с культурой смертоносных бактерий помещалось в ящичек, который ставили в специальную камеру наподобие той, где мы вчера проторчали несколько часов, после чего вчерашняя процедура совершалась в обратном порядке. Нажатием кнопки закрывалась внутренняя дверь, открывалась наружная, и ящик выталкивался наружу.