Многие на месте Сирила взбунтовались бы и примкнули к какой-нибудь подпольной организации — одной из тех, которые с завидной регулярностью выявляло и уничтожало правительство. Многие, сознавая, что впереди их ждет жизнь, полная незаслуженных страданий, просто покончили бы с собой, положив тем самым конец своим мучениям.
Однако Сирил принадлежал к тем, кто составлял большинство, он принадлежал к Массам, а потому не стал ни бунтовщиком, ни самоубийцей. Вместо этого он отправился в выбранный для него город и начал работать на выбранной для него шахте. Он жил холостяком, тоскуя по Лике, танцевал идиотские танцы под идиотскую музыку и дружил с теми, кого считал круглыми дураками.
Шли годы. Сирил стал знаменитостью среди шахтеров. Он научился так виртуозно работать отбойным молотком, словно то был некий точный прибор. Углубляясь в жилу, он оставлял за собой аккуратный штрек с идеально ровными стенками. Он работал вдохновенно и, как ни странно, с любовью, и каждый шахтер ощущал это. Сирил по-настоящему чувствовал уголь. Какими бы скудными ни были пласты угля, он проходил жилу, повторяя все ее изгибы и преодолевая все преграды.
— Сирил знает жилу, как женщину, с которой спал тысячу раз и изучил все ее повадки, — сказал один из шахтеров.
Поскольку слова эти были справедливы и точны и поскольку поэтическое восприятие жизни не чуждо было даже шахтерам, эта фраза быстро разлетелась, и шахтеры стали называть черный блестящий камень «миссис Сирил». Сирил, разумеется, знал об этом, но лишь улыбался. В глубине души он относился к углю не как к жене, а как к опостылевшей любовнице, которую хочется выгнать сразу после того, как получишь от нее крохи наслаждения. Людям свойственно принимать ненависть за любовь.
Сирилу было уже около шестидесяти, когда на шахту, где он работай, вдруг приехал чиновник из Департамента Жизнеустройства.
— Позовите шахтера по имени Сирил, — велел чиновник.
Сирил спешно поднялся из штрека. Чиновник одарил его радушной улыбкой. Сирилу едва верилось, что чиновники умеют так улыбаться.
— Сирил, вы — великий человек! — воскликнул чиновник.
Сирил слабо улыбнулся, не зная, куда ведет эта словесная жила.
— Сирил, дружише, — продолжал чиновник, — вы знаменитый шахтер. Вы не искали славы, но о вас знают шахтеры всего мира. По сути дела, вы — образец настоящего человека: довольного выбранной для него профессией, работящего и счастливого. Поэтому Департамент Жизнеустройства провозгласил вас Образцовым Рабочим Года.
Об Образцовых Рабочих Года знали все. Снимки очередного избранника заполняли страницы газет, его показывали в кино и по телевидению, и на целый год он становился едва ли не самым важным человеком планеты. Это было завидной честью.
Однако Сирил не обрадовался.
— Нет, — коротко ответил он.
— То есть как «нет»? — удивился чиновник.
— А вот так. Я не хочу быть Образцовым Рабочим Года.
— Но... почему?
— Потому что мою жизнь не назовешь счастливой. Много лет назад мне по ошибке подобрали не ту профессию. Я никогда не хотел быть шахтером, я хотел стать плотником. Я хотел жениться на Лике, жить в другом городе, иметь других друзей и танцевать под другую музыку.
Чиновник в ужасе уставился на Сирила.
— Как вы осмеливаетесь так говорить? — закричал он. — Вас уже провозгласили Образцовым Рабочим Года, и вы либо станете им, либо распрощаетесь с жизнью!
Распрощаться с жизнью? Лет сорок назад подобная угроза заставила бы Сирила подчиниться, но сейчас его словно прорвало. Ему встречались скрытые угольные жилы: они могли годами прятаться за пустой породой, но стоило ударить в определенном месте, как жила обрушивала каменную завесу и представала во всем своем великолепии.
— Мне почти шестьдесят, — сказал Сирил. — Все эти годы я вел ненавистную мне жизнь. Можете меня казнить, но я не собираюсь улыбаться с телеэкранов и врать, что я счастлив, потому что в жизни моей нету счастья.
Сирила бросили в тюрьму и приговорили к смертной казни, потому что никакие уговоры, угрозы и пытки не могли заставить его солгать всему миру.
Вот вам история про Массы.
Когда Гектор закончил, все Гекторы вздохнули, заплакали (без слез) и сказали:
— Теперь мы понимаем. Теперь мы познали суть.
— Подождите. Это еще не вся суть, — предупредил Гектор.
Не успел он договорить, как один из Гекторов, отличавшийся тем, что отваживался говорить самостоятельно (к вашему сведению, Гекторы редко говорят самостоятельно), сказал себе и остальным:
— Ой! Они пробились внутрь меня!
— Мы в ловушке! — воскликнул Гектор, обращаясь ко всем своим «я». — Столько лет я наслаждался свободой, но они меня все-таки нашли!
Потом у него мелькнула другая мысль. Правильнее сказать, она давно в нем дремала и только сейчас пробудилась. И Гектор сказал:
— С ними нужно договориться. Если ты с ними договоришься, они не причинят тебе зла.
— Но они уже его причинили! — захныкал Гектор, отваживавшийся говорить самостоятельно.
— Твои раны быстро затянутся. Но помни: как бы ты ни сопротивлялся, управляющие все равно добьются от тебя того, что им нужно. А если ты станешь противиться, тебе будет только хуже.
— Управляющие, — хором повторили все Гекторы. — Расскажи нам историю про Управляющих, чтобы мы поняли, почему они ведут себя так.
— Обязательно расскажу,— ответил Гектор своим «я».
Агнес 4
Агнес и Дэнни стояли на вершине горы. Во всяком случае, с корабля это выглядело именно горой. Они добирались сюда несколько часов, прибегнув к помощи маневровых двигателей скафандров. Гора, показавшаяся им такой высокой, оказалась не выше полукилометра. Правда, повсюду торчали острые камни, так что даже маневровые двигатели не слишком ускоряли подъем.
— Искусственная, — сказал Дэнни, потрогав рукой стену.
Стена поднималась от горной вершины до самого потолка (так они окрестили небесный свод). То, что они приняли за солнечный свет, когда вынырнули из озера, оказалось светящимся потолком — он испускал теплое сияние, похожее на солнечное. Но свет был рассеянным, и можно было несколько секунд глядеть на него, не страдая от рези в глазах.
— По-моему, мы поняли это с самого начала, — ответила Дэнни Агнес.
— Но кто и зачем создал эту чертовщину? — После двух дней почти безрезультатных исследований чрева Троянца Дэнни переполняла досада. — Кто и зачем создал плодородную почву, на которой ничего не растет? Чистую воду, вполне пригодную для питья? Дождички, что идут по двадцать минут два раза в день? Льет эдак аккуратненько, как из лейки, и никаких тебе мутных ручейков или грязи под ногами. А еще солнечный свет, который никогда не гаснет! Идеальная природная среда. Но для чего все это, если здесь никто не живет?
— Пока не живет, — сказала Агнес.
— Думаю, нам пора отсюда убираться.
— Нет, — отрезала Агнесс. — Не сейчас. Когда мы отсюда улетим — если, конечно, сумеем, — бортовой компьютер и наши мозги будут полны всевозможных сведений о Троянце, всех, какие только удастся собрать.
Дэнни не стал спорить. Агнес была права, к тому же она была пилотом корабля. Даже если бы Дэнни не любил ее до самозабвения, ему пришлось бы считаться с этим обстоятельством. Но он самозабвенно любил Агнес, — правда, иногда с горечью думая, что ее ответная любовь к нему лишена подобного самозабвения. Любовь не делала Дэнни безвольной игрушкой в руках Агнес, и все же он участвовал едва ли не в каждой ее затее, даже самой дурацкой. Так он ей и сказал:
— Твои затеи иногда бывают просто дурацкими.
— Я тоже тебя люблю, — ответила Агнес.
Потом провела рукой по стене, уходившей ввысь, и стала давить на нее, все сильней и сильней. Рука на несколько сантиметров погрузилась в стену. Агнес взглянула на Дэнни и сказала:
— Вперед, второй.
Они запустили маневровые двигатели, вошли в стену и вынырнули с другой стороны, оказавшись... на вершине горы.
Внизу расстилалась долина, как две капли воды похожая на ту, которую они недавно покинули. Посередине этой долины тоже плескалось озеро, только на его волнах не покачивался исследовательский земной корабль.
Агнес улыбнулась Дэнни, и тот улыбнулся в ответ.
— Кажется, я начинаю понимать, как устроен Троянец, — сказала Агнесс. — Представь себе множество ячеек вроде этой, и каждая тянется на километры в длину и на сотни метров в высоту.
— Но ячейки могут быть эдаким внешним слоем, за которым скрывается что-то другое, — ответил Дэнни.
Они вновь прошли через стену — теперь в обратном направлении — и увидели знакомую долину, где на волнах озера покачивался корабль. Затем Агнес и Дэнни. включив двигатели, поднялись к самому потолку ячейки.
Пока они поднимались, свет над их головами заметно тускнел, а когда они дотронулись до потолка, выяснилось, что он такой же прохладный на ощупь, как и стена.
Там, где они прикоснулись к нему, свечение исчезло, но вокруг все светилось по-прежнему. Маневровые двигатели протолкнули их сквозь потолок, и Агнес с Дэнни оказались в очередной ячейке.
И здесь они тоже не увидели ничего нового. Посередине голубело озеро, окруженное плодородной, но безлюдной землей. Равнину со всех сторон обступали горы, которые опять-таки поднимались к ярко светящемуся потолку.
Агнес и Дэнни долго смеялись. Пусть они разгадали всего-навсего крошечный кусочек загадки Троянца, главное, они все же начали ее разгадывать.
Их радость угасла, когда они решили вернуться обратно. Они попытались пробуравить почву, но та вела себя так, как вела бы себя обычная земля. Агнес и Дэнни не удалось пройти сквозь нее, как удалось пройти раньше через стены и потолок.
Это испугало их, но усталость взяла свое. Если верить часам, было самое время ложиться спать, — и они так и поступили, прикорнув на берегу озера.
Когда они проснулись, им по-прежнему было страшно. Шел дождь. Дожди на Троянце моросили примерно через каждые тринадцать с половиной часов. Следовательно, Агнес и Дэнни проспали не так уж долго. Чтобы как-то задавить страх, они разделись и занялись любовью прямо на берегу озера. После этого им стало намного лучше.
Смеясь, они прыгнули в озеро и начали плавать и плескаться. Потом Агнес нырнула, потянув за собой Дэнни. Это была их любимая игра, они наслаждались ею в земных бассейнах и морях. Теперь Дэнни полагалось вынырнуть, набрать побольше воздуха и снова нырнуть, чтобы, затаившись на дне, ждать, пока Агнес его найдет.
Озеро не было глубоким, и Дэнни быстро коснулся дна. Его рука вошла в песок и уткнулась во что-то твердое. Дэнни нажал сильнее, и это твердое подалось. Его рука погружалась все глубже, пока он не понял, что нашел выход.
Дэнни вынырнул и рассказал Агнес о своей находке. Они вернулись на берег за своими скафандрами, снова нырнули и с помощью маневровых двигателей прорвались сквозь дно... Они спускались с небес, а внизу все так же безмятежно покачивался исследовательский корабль.
— Мы разгадали загадку Троянца, — объявила Агнес супругам Торн. — Она совсем проста. Чем-то Троянец смахивает на гигантский воздушный шар, заполненный множеством меньших воздушных шаров. Ячейки Троянца наверняка предназначены для того, чтобы в них поселились живые существа. Земля отлично держит человека, и воротами из одной ячейки в другую служат озера.
— И кто же создал эту игрушку? — спросил Родж. Вопрос был вполне уместен, только ответа на него никто не знал.
— Может, нам удастся найти обитателей Троянца, — предположила Агнесс. — Мы ведь только-только начали исследования. Давайте продолжим их.
Вскоре корабль поднялся с глади озера, прошел через потолок и вынырнул в верхнем озере. Агнес методично проходила ячейку за ячейкой, а бортовой компьютер подсчитывал их. Все пройденные ячейки были совершенно одинаковыми. Через четыреста девяносто восемь слоев корабль уперся в потолок, и тот не пожелал поддаться.
— Конец пути? — спросил Дэнни.
Дотошная Роз настояла, чтобы они проверили все участки потолка. Потратив на это несколько часов, четверка исследователей убедилась, что потолок и в самом деле положил конец их восходящему (или нисходящему) пути сквозь слои Троянца.
— Центробежное тяготение здесь куда слабее, — сообщил Родж, считывая показания компьютера. — Но мы этого почти не ощущаем, ведь там, где мы сперва находились, истинное тяготение сильнее компенсировало центробежное.
— Ну и ну, — сказала Роз. — Это сколько же людей смогло бы уместиться в брюхе Троянца?
О точных подсчетах никто даже не заикался. Все понимали, что делают самые первые, очень грубые прикидки, и потому заранее мирились с такими же грубыми ошибками.
— Мы пока не знаем, что скрывается в самом сердце Троянца, куда мы еще не добрались. Но если предположить, что Троянец весь заполнен такими ячейками, их обшее число должно быть не меньше ста миллионов, — сказала Роз.
Площадь каждой ячейки они приняли равной ста пятидесяти квадратным километрам, а плотность населения — один человек на гектар. Но даже грубые подсчеты открывали ошеломляющие возможности. Если бы в каждой ячейке жило по пятнадцать тысяч человек (в поселке или городишке с плотным населением, с тем чтобы на остальной площади можно было заниматься сельским хозяйством) — даже при таком раскладе Троянец мог бы стать домом для... полутора триллионов!
Подсчеты продолжались. Полярные области с ослабленной центробежной гравитацией признали непригодными для жизни. Потом уменьшили плотность населения. Но и после таких поправок цифры оставались впечатляющими. Даже если в каждой ячейке будет жить только по тысяче человек, общее число колонистов на Троянце может составить сто миллиардов.
— Добрая космическая фея подарила людям райский уголок. Пусть себе плодятся, размножаются и не ведают ужасов перенаселенности, — сказал Дэнни.
— Я не верю в добрых космических фей, — возразил Родж, поглядывая из иллюминатора на равнину. — Думаю, не зря этот рай окрестили Троянцем. Это ловушка. Нам кажется, что Троянец внутри пуст, — но вдруг все его обитатели живут в каком-нибудь одном месте? Вы не задумываетесь, что тогда нас могут запросто перебить как незваных гостей?
— Или Троянец не выдержит такой перегрузки и лопнет, — предположила Роз.
— Вы не видите куда более страшной опасности, — вмешалась Агнесс. — Внутрь Троянца могут проникнуть лишь небольшие исследовательские корабли, каждый из которых может нести четырех человек. Если потесниться, то и десять...
Ее слова были встречены дружным смехом; люди представили свой корабль эдакой банкой сардин.
—...Даже если бы у нас была сотня таких кораблей — а их намного меньше, — и они совершали бы по два полета в год, что тоже невозможно... Сколько тогда времени понадобилось бы, чтобы переселить сюда с Земли миллиард человек?
— Пятьсот тысяч лет.
— Райский уголок, — задумчиво протянул Дэнни. — А ведь мы и вправду могли бы превратить это место в райский уголок. Но попробуй-ка сюда доберись!
— И это еще не все, — добавил Родж. — В первую очередь сюда устремились бы фермеры, торговцы, рабочие. Но кто возьмется оплачивать их перелет?
Полеты на Луну и на астероиды окупались за счет найденных там редких металлов и других полезных ископаемых. Но на Троянце не было ничего, кроме плодородной почвы и благоприятных условий для жизни. И эти благоприятные условия, не сулящие никакой прибыли, находились в нескольких миллионах километров от Земли и требовали нескольких миллиардов долларов инвестиций.
— Ладно, хватит радужных грез и кошмарной действительности, — подытожила Агнес. — Летим домой.
— Если сможем, — сказал Дэнни.
Они смогли. Правда, для этого пришлось вновь пролететь через пятьсот озер, каждое из которых вело в следующую ячейку. Пробуравив дно последнего озера, они оказались в открытом космосе. Троянец остался позади — гигантский воздушный шар, объект неизвестного происхождения, вполне пригодный для того, чтобы стать новым домом человечества. То был пустой дом, ожидающий заселения, которого, скорее всего, никогда не случится.
Агнес снился один и тот же сон; он приходил к ней каждую ночь. Во сне она видела сценку из своего детства — не то чтобы забытую, просто она давно запретила себе ее вспоминать. Она видела себя пятилетней девочкой, стоящей между родителями и Ховартами (те хотя и удочерили Агнес, но не требовали, чтобы она звала их папой и мамой, и помогли ей сохранить память о своем африканском происхождении и настоящих родителях). Давнишняя сцена ярко вставала в ее снах, Агнес видела отца и слышала его слова: «Прошу вас».
Сон всегда кончался одинаково. Агнес поднималась в небо, но вместо полутемного транспортного самолета видела другой, с прозрачными стенками. Агнес летела и видела целый мир — и везде, куда ни бросишь взгляд, стоят ее родители с маленькой девочкой на руках. И она все время слышала голос отца: «Прошу вас, возьмите ее».
В свое время Агнес видела снимки голодающих детей Биафры. Миллионы американцев, глядя на эти снимки, плакали и... ничего не делали. Теперь голодающие дети являлись ей во сне: дети, умирающие от голода в Индии и Индонезии, в Мали и Ираке. Они смотрели на Агнес молящими, но гордыми глазами. Их спины по-прежнему были прямы, их голоса не дрожали. Только сердца их разрывались, когда они повторяли: «Возьми меня».
— Я ничего не могу сделать, — твердила Агнес и плакала.
Совсем как тот белый в самолете.
Дэнни не раз приходилось будить ее. Он обнимал Агнес и тихо спрашивал:
— Тебе опять приснился тот же сон?
— Да, — отвечала она.
— Если бы я мог стереть твои воспоминания! — однажды в отчаянии воскликнул он.
— Это не воспоминания, Дэнни, — прошептала Агнес и слегка коснулась его глаз. Из-за узкого разреза они казались косыми. — Это происходит сейчас. Люди страдают, а я не могу им помочь.
— Ты и раньше не могла помочь, — напомнил Дэнни.
— Но теперь я увидела место, которое могло бы стать их землей обетованной. Оно существует. Однако я...
Дэнни грустно улыбнулся.
— Смирись с неизбежным. Да, ты не можешь перевезти всех этих людей на Троянец, и тут нет твоей вины. Если ты это поймешь, твои сны станут спокойнее.
— Наверное, — сказала Агнес.
Она вновь заснула в объятиях Дэнни. Бортовой компьютер вполне справлялся с обязанностями пилота, а Родж и Роз следили за данными на мониторах. Когда корабль улетал к Троянцу, Земля казалась всем четверым огромной. Теперь же она выглядела невыносимо, невыразимо, преступно маленькой.
Земля заполнила иллюминаторы корабля, когда Агнес, наконец, решила, что должна прислушаться к голосам своих снов, а не к доводам рассудка. Она вовсе не беспомощна. Она обязательно что-то сделает. Ситуация трудная, но не безвыходная. И она найдет выход.
— Я хочу вернуться на Троянец, — сказала Агнес.
— Возможно, тебя пошлют туда еще раз, — сказал Дэнни.
— Я полечу туда не одна.
— Думаю, уж меня-то ты не забудешь взять,
— Не только тебя, — сказала Агнес. — Несколько миллиардов человек. Это необходимо, просто необходимо сделать. И это будет сделано.
Гектор 4
— А теперь я расскажу вам историю про Управляющих, — сказал своим «я» Гектор, и все Гекторы приготовились слушать. — Тогда вы поймете, почему Управляющие вмешиваются в наши дела и причиняют нам боль...
Марта работала в Департаменте Жизнеустройства и ведала результатами тестирования и подбора профессий. Случилось так, что приговоренный к смерти Сирил оказался в подотчетном ей секторе. Марта была усердной и добросовестной чиновницей, она всегда проверяла и перепроверяла результаты, которые до нее успели проверить и перепроверить другие служащие Департамента. Именно редкостная дотошность позволила Марте обнаружить давнишнюю ошибку.
Охранник привел ее в чистенькую камеру с белыми пластиковыми стенами, где Сирил ожидал исполнения смертного приговора.
— Здравствуйте, Сирил, — сказала Марта.
— Всадите в меня шприц, и дело с концом, — ответил Сирил, которому хотелось умереть без лишних проволочек.
— Я должна принести вам официальные извинения.
Таких слов Сирил еще никогда не слышал, поэтому до него не сразу дошел их смысл.
— При чем тут извинения, раз меня приговорили к смерти? Избавьте меня хотя бы перед смертью от лишней болтовни.
— Исполнение вашего приговора, Сирил, вне сферы моей компетенции, — сказала Марта. — Я пришла сообщить, что перепроверила данные по вашему делу и обнаружила ошибку, допущенную пятьдесят лет назад. Когда вы впервые проходили тестирование на профессиональную пригодность, какой-то разгильдяй — иначе его не назовешь — перепутал ваш идентификационный номер.
Сирил был потрясен.
— Чтобы чиновник Департамента допустил ошибку?
— Увы, чиновники сплошь и рядом допускают ошибки, но, как правило, стараются их скрыть, а не исправить. Но в данном случае имело место вопиющее нарушение справедливости. Вам присвоили идентификационный номер умственно отсталого человека, имевшего к тому же преступные наклонности. В результате этой чудовищной ошибки вам не разрешили стать плотником, жить в крупных городах и жениться на Лике.
— И все из-за перепутанного номера? — растерянно переспросил Сирил.
Он до сих пор не мог поверить, чтобы пустяковая ошибка могла искорежить всю его жизнь.
— На основании вышеизложенного Департамент Жизнеустройства постановил отменить смертный приговор и снять с вас обвинения. Более того, мы приступили к устранению последствий нанесенного вам ущерба. Отныне вы можете переехать в тот город, где когда-то хотели жить. Там, надеюсь, вы сможете завести друзей по вкусу и танцевать под музыку, которая вам нравится. Вы действительно обладаете склонностью к плотницкому делу, поэтому получите соответственное обучение и хорошо оборудованную мастерскую. Но это еще не все. Могу обрадовать вас: вы с Ликой полностью подходите для совместной жизни. Теперь вы можете на ней жениться — она уже следует к Дому, где вам обоим предстоит насладиться счастливым браком.
Невозможно описать, что испытал в эту минуту Сирил.
— Невероятно,— только и прошептал он.
— Почему невероятно? Департамент Жизнеустройства любит всех граждан, и вы, Сирил, — не исключение. Мы не пожалеем усилий, чтобы сделать вас счастливым, — сказала Марта.
Она сияла от гордости. Ей было чем гордиться: благодаря ей восторжествовала справедливость. Такие мгновения придавали ее работе особый смысл, и Марта чувствовала, что занимается самым лучшим и важным в мире делом.
Она продолжала усердно и вдохновенно трудиться. Иногда она вспоминала про Сирила и улыбалась, думая о том, сколько счастья принесла этому человеку.
Спустя несколько месяцев, придя на работу. Марта увидела у себя на столе рапорт о «недопустимо высоком уровне недовольства», проявляемом неким Сирилом, идентификационный номер 113-49-55576-338-bBR-3a.
Сирил? Осчастливленный ею Сирил? Он снова жалуется? Неужели у этого человека нет ни капли здравого смысла? «Послужной список» всех его жалоб и претензий был уже настолько велик, что Сирила можно было бы дважды казнить. Неужели он зарабатывает третью смертную казнь? Но на что он жалуется теперь — разве она не сделала для него все возможное? Разве не дала ему то, о чем он мечтал и чего раньше добивался? Ведь она потратила столько времени, пристально изучая материалы его личного дела! Так чего же еще недостает этому вечному кляузнику?
Самолюбие Марты было уязвлено. Сирил проявил неблагодарность не только по отношению к государству, но и по отношению к ней лично. Этого Марта вытерпеть не могла и тут же отправилась к Сирилу.
Сирил сидел в своей мастерской, тщетно пытаясь заровнять рубанком сучок, торчащий из старой деревяшки. Марта пригляделась: деревяшка была ореховой. Рубанок все время соскальзывал, и Сирил отчаянно приналег на него. Рубанок снова съехал в сторону и хищно вонзился в благородную ореховую древесину.
— Никудышная работа! — вырвалось у Марты, но она прикусила язык.
Этикет правительственных чиновников запрещал критиковать действия тех, кто находится на нижних ступеньках социальной лестницы.
Однако Сирил вовсе не обиделся.
— Черт побери, вы правы. Это вообще не работа. Не умею я обращаться с этими сучками — два дня на него угробил, а он как торчал, так и торчит. Мои руки привыкли к тяжелому отбойному молотку, я только и умею, что крошить каменные глыбы. В моем возрасте уже поздно переучиваться на возню с деревом.
Марта поджала губы. Опять он жалуется!
— Но в остальном вы довольны жизнью? — спросила она.
Глаза Сирила потемнели, он покачал головой.
— Если бы! Противно признаваться, но я скучаю по прежней жизни. Никогда бы не подумал, что мне будет недоставать придурков, с которыми я провел столько лет. Раньше они казались мне беспросветными тупицами — наверное, так оно и есть. Но сейчас я понимаю, что по-своему любил этих людей. Какие ни есть, они были моими друзьями. А здесь никто не хочет со мной дружить, и манера говорить у здешних жителей другая. Еда — и та никуда не годится, у меня от нее понос. Мне бы сейчас приличный кусок жареной говядины вместо этой детской кашки.
Речь Сирила становилась все более обличающей. Марта едва сдерживалась — и Сирил, заметив это, резко сбавил тон.
— Нет, не подумайте, что мне здесь так уж тошно. И жаловаться я никуда не хожу. Да и что толку? Здесь все равно никто не хочет меня слушать.
Однако Марта уже была сыта его жалобами. Она чувствовала, что ей самой становится тошно. Сколько добра ни делай людям из Масс, благодарности от них не жди.
«Тупое, никчемное стадо, — с горечью думала Марта. — Нянчишься с ними, чуть ли не за руку водишь...»
— Я полагаю, вы понимаете, что ваши жалобы могут иметь весьма серьезные последствия, — ледяным тоном отчеканила она.
Сирил не на шутку перепугался.
— Значит, вы снова...
Он осекся.
— Что снова? — не поняла Марта.
— Снова меня накажете?
— Нет, Сирил. Мы просто переведем вас на минимальный уровень социального обеспечения. Зачем тратить деньги на вечно недовольных? Насколько я поняла, вы везде и всюду будете жаловаться и упрямиться.
Сирил молчал.
— А как поживает ваша жена? — спросила Марта. Сирил горестно улыбнулся.
— Вы про Лику? Она вполне довольна и даже счастлива.
Сирил оглянулся на дверь. Марта распахнула ее (служащие Департамента Жизнеустройства имели права входить в жилища без стука) и увидела посреди комнаты уродливое кресло-качалку, а в нем — пожилую женщину. Она монотонно раскачивалась, глядя в одну точку. Это и была Лика.
У Марты за спиной послышалось тяжелое дыхание Сирила. Рослый мужчина буквально навис над нею, Марта даже испугалась — не задумал ли он чего дурного. Но она тут же успокоилась, заметив, что Сирил с тоской смотрит на жену.
— Вы же знаете, у нее другая семья. Каково ей жить вдали от мужа, детей и внуков? Она с самых первых дней такая. Меня и близко не подпускает. Ненавидит меня, вот что.
В голосе Сирила слышалась искренняя печаль, и Марте стало его жалко.
— Как ей не стыдно, — возмутилась Марта. — Это просто позор! То, что я здесь увидела, меняет дело. В силу данных мне полномочий я спасу вас от смертной казни. Но только при одном условии: чтобы больше никто и никогда не слышал ваших жалоб. В конце концов, было бы нечестно казнить человека за то, что он видит: жизнь его складывается совсем не так, как он того ожидал.
Марта была на редкость добросердечным администратором.
Однако Сирил не рассыпался в благодарностях.
— Спасете меня от смертной казни? — переспросил он. — Послушайте, администратор, а разве нельзя нам с Ликой жить так, как мы жили прежде? Я вернусь к себе на шахту, Лика — в свою семью. Будь мне двадцать лет, я бы прыгал от счастья. Но мне почти шестьдесят, и все это — пустая трата времени.
Опять он за свое! Ни слова благодарности. И она должна с этим мириться?
Глаза Марты превратились в две узкие щелочки, лицо вспыхнуло от гнева. Надо сказать. Марта великолепно умела гневаться, однако приберегала это средство для особых случаев.
— Я прощу вас, но еще хоть слово — и пеняйте на себя! — закричала она.
Сирил опустил голову.
— Извините.
— Результаты тестирования, из-за которых вы попали на шахту, были ошибочными! Зато тестирование, направившее вас сюда, было безупречно правильным. Клянусь небесами, вы останетесь здесь! И нет таких законов, которые позволили бы вам изменить существующее положение вещей!
Так оно и было. Или почти так. В доме наступила тишина. Марта уже собралась уходить. И тут...
— Значит, нам придется остаться здесь? — спросила Лика.
— Да, пока Сирил жив, вы останетесь здесь, — ответила Марта. — Таков закон. Вы оба получили то, чего в свое время упорно добивались. Впрочем, у неблагодарных всегда короткая память!
Теперь Марта могла уйти с сознанием выполненного Долга, но заметила, что Лика умоляюще взглянула на Сирила, и тот медленно кивнул. Марта насторожилась.
А Сирил вдруг схватил с верстака поперечную пилу, крепко зажал в руке и резко полоснул себя по горлу. Из раны хлынула кровь.
Марте показалось, что кровавому потоку не будет конца. Но она ошиблась, вскоре кровь перестала течь.
Тело Сирила увезли и сожгли. Порядок был восстановлен. Лика вернулась к своей семье, а в доме с темно-красными пятнами на полу поселился настоящий плотник. Марта считала, что все проблемы разрешились наилучшим образом. Пока Сирил был жив, он лишь мешал счастью других людей. «Надо было раньше его казнить, а не проявлять дурацкое милосердие», — думала Марта.