У того, что Скотт считал «эффектом невесомости», имелись пределы. Его одежда не парила вокруг тела. Стулья не левитировали, когда он садился на них, хотя, когда он брал один из них с собой на весы, они не регистрировали его вес. Если и существовали хоть какие‑то правила в том, что с ним происходило, то он их не понимал, или не хотел понимать. Он оставался оптимистично настроенным, и спокойно спал по ночам, – вот, что и правда заботило его.
В Новый Год он позвонил Майку Бадаламенте, пожелал ему всего доброго, а затем сказал, что подумывает через пару недель съездить в Калифорнию, повидать свою престарелую тётушку. Если он поедет, не согласится ли Майк взять его кота?
– Ну, даже не знаю, – ответил Майк. – Может быть. А он делает свои дела в лоток?
– Разумеется.
– Почему я?
– Потому что я считаю, что в каждом книжном магазине должен быть кот, которого тебе сейчас не хватает.
– Как долго тебя не будет?
– Не знаю. Зависит от того, как поживает тётя Харриет. – Конечно же, не существовало никакой тёти Харриет, и ему пришлось бы попросить доктора Боба или Майру отвезти кота Майку. Дейрдре и Мисси обе пахли собакой, а он теперь не мог даже погладить своего старого приятеля; Билл убегал, когда Скотт подходил к нему слишком близко.
– А чем он питается?
– «Фрискис», – ответил Скотт. – И неплохой его запас прибудет вместе с котом. Это, если он захочет пойти.
– Ладно, договорились.
– Спасибо Майк. Ты человечище.
– Я такой. Но не только из‑за этого. Ты сделал из города маленькую, но ценную мицву[22], когда помог Маккомб подняться, чтобы она завершила гонку. То, что происходило в отношении неё и её жены, было отвратительно. А теперь стало лучше.
– Немного лучше.
– Вообще‑то, намного лучше.
– Ладно, спасибо. И ещё раз – счастливого Нового Года.
– И тебе, дружище. А как зовут твоего кота?
– Билл. А полностью – Билл Д. Кот.
– Как в «Округе Блум» [23]. Круто.
– Иногда бери его на колени и поглаживай. Ему это нравится. Если я всё‑таки уеду.
Скотт повесил трубку, подумал о том, каково это раздавать ценности – особенно те, которые считаются друзьями, – и закрыл глаза.
* * *
Ч ерез несколько дней позвонил доктор Боб, и спросил Скотта продолжает ли тот терять по одному‑полтора фунта в день. Скотт ответил утвердительно, зная, что ложь не сможет аукнуться: он выглядел так же, как и всегда, вплоть до выпуклости живота, свисающего над ремнём.
– Так… ты по‑прежнему думаешь, что дойдёшь до нуля к началу марта?
– Да.
На самом деле Скотт думал, что Нулевой День мог наступить до января, но не был до конца уверен; не мог даже сделать обоснованного предположения, потому что перестал взвешиваться. Не так давно он избегал весов в ванной, потому что они показывали слишком много фунтов; теперь он держался от них подальше по противоположной причине. С иронией в его случае было всё в порядке.
Пока что Майра и Боб не должны были знать, насколько ускорился процесс, как и Мисси с Дейрдре. Он скажет им, когда придёт конец, потому что ему понадобится помощь от одного из них.
– Сколько сейчас весишь? – спросил доктор Боб.
– 106, – ответил Скотт.
– Срань Господня!
Он полагал, что Эллис выразился бы покрепче, если бы знал то, что знал Скотт: скорее около семидесяти. Он мог пересечь свою просторную гостиную четырьмя большими шагами, или подпрыгнуть и схватиться за одну из балок, свисая с неё, как Тарзан. Его вес ещё не достиг лунного, но был к этому близок.
Доктор Боб замолчал на минуту, затем сказал:
– Ты не думал, что причиной того, что с тобой происходит, может быть что‑то живое?
– Конечно, – ответил Скотт. – Может, какие‑то экзотические бактерии, которые попали в рану, или какой‑то невероятно редкий вирус.
– Тебе не приходило в голову, что это довольно разумно?
Теперь замолчал Скотт. Но в итоге произнёс:
– Да.
– Но должен сказать, ты справляешься с этим чертовски достойно.
– Пока что, – сказал Скотт, но через три дня, перед тем, как придёт конец, ему предстояло столкнуться со всей тяжестью своего положения. Ты думаешь, что знаешь, что можешь подготовиться… а затем ты пытаешься забрать почту.
* * *
Н ачиная с Нового Года по западному Мэну прокатилась январская оттепель; температура стояла в районе пятидесяти градусов. Через два дня после звонка доктора Боба, она добралась до шестидесяти, и дети пошли в школу в ветровках. Однако в тот вечер похолодало и пошёл мокрый снег.
Скотт едва заметил его. Он провёл вечер за компьютером, заказывая всякие вещи. Все товары он мог купить и самолично – инвалидное кресло, грудной ремень из «Си‑Ви‑Эс», где он покупал сладости на Хэллоуин, пандус и поручни из «Пёрдис Хардвер», – но местные любили чесать языками. И задавать вопросы. А он этого не хотел.
Снег прекратился около полуночи, и на следующий день было ясно и холодно. Свежий снег, превратившийся в корку, слепил глаза. Его лужайка и подъездная дорожка будто были залиты слоем прозрачного пластика. Скотт надел куртку и пошёл за почтой. У него вошло в привычку прыгать с крыльца. Его ноги, чересчур мускулистые для его веса, казалось, только и ждали этого выброса энергии.
Он прыгнул, и когда ноги приземлились на ледяную корку, они скользнули в сторону. Он шлёпнулся на задницу и начал гоготать, затем умолк, когда начал катиться. Он спускался по склону лужайки, как груз по поверхности аркадного боулинга, ускоряясь по мере приближения к улице. Он схватился за куст, но тот был покрыт льдом, и его рука соскользнула. Он перевернулся на живот и раздвинул ноги, думая, что это поможет замедлить его. Но нет. Он начал скользить по диагонали.
Корка толстая, но не слишком, подумал он. Если бы я весил столько, сколько должен был весить, я просто продавил бы её и остановился. Но я не могу. Я выкачусь на дорогу, и если там окажется машина, она, вероятно, не сможет вовремя затормозить. И тогда мне не придётся беспокоиться о Нулевом Дне.
Но он не скатился так далеко. Он ударился о столбик, на котором был закреплён его почтовый ящик, – и достаточно сильно, чтобы перехватило дух. Придя в себя, он попытался встать. Его ноги разъехались в стороны, и он снова упал. Он упёрся ногами в столбик и оттолкнулся. Но из этого ничего не вышло. Он откатился на пять‑шесть футов вверх и вернулся обратно к столбику. Затем он попытался приподняться на руках, но ладони скользили по льду. Он забыл взять перчатки и руки начали неметь.
Мне нужна помощь, подумал он, и ему тут же на ум пришло имя Дейрдре. Он полез в карман куртки, но в этот раз забыл взять телефон, который остался на его компьютерном столе. Оставалось подтолкнуть себя к дороге и помахать подъезжающей машине. Кто‑нибудь остановился бы и помог ему, а кто‑нибудь начал бы задавать вопросы, чего Скотту вовсе не хотелось. Подъездная дорожка выглядело ещё более безнадёжно, настоящий каток.
Ну вот, подумал он, как черепаха на спине. Руки онемели, скоро онемеют и ноги.
Он вытянул шею, чтобы посмотреть на голые деревья, их ветви тихонько покачивались на фоне безоблачного голубого неба. Он посмотрел на почтовый ящик и увидел то, что могло исправить его затруднительное и вместе с тем комичное положение. Он принял сидячее положение, прижавшись промежностью к столбику, и ухватился за металлический флажок сбоку от ящика; пару раз потянул за него и тот отломился. Он воспользовался рваным краем флажка, чтобы выдолбит в корке два углубления. В одно уткнулся коленом, а во второе поместил ступню. Он встал, держась свободной рукой за столбик, чтобы не потерять равновесие. Таким образом – наклоняясь и выдалбливая отверстия – он добрался по лужайке до крыльца.
Мимо проехала пара машин, кто‑то посигналил. Скотт поднял руку, и не оборачиваясь, помахал. К тому времени, как он вернулся к ступенькам, его руки потеряли всякую чувствительность, и одна из них кровоточила в двух местах. Спина ныла, как хер знает, что. Он начал подниматься к двери, поскользнулся, и едва успел схватиться за металлические перила, покрытые коркой льда, прежде чем скатился бы обратно к почтовому ящику. Он не был уверен, что смог бы снова подняться по лужайке, даже с углублениями в ледяной корке. Он выбился из сил, а из‑под парки разило потом. Он улёгся в прихожей. На него пришёл взглянуть Билл – но не очень близко – и озабоченно мяукнул.
– Я в порядке, – сказал Скотт. – Не переживай, ты всё равно будешь накормлен.
Да, я в порядке, подумал он. Просто немного покатался по ледяной корке. И вот тут‑то и начиналось действительно странное дерьмо.
Он полагал, если что‑то и могло послужить утешением, так это то, что это дерьмо продлится недолго.
Но нужно поскорее поставить поручни и установить пандус. Осталось не так много времени.
* * *
В понедельник вечером в середине месяца члены «Группы доктора Эллиса» в последний раз поужинали вместе. В течении недели Скотт не виделся ни с одним из них, сославшись на то, что ему нужно было закончить проект для сети универмагов. Который на самом деле был закончен ещё до Рождества, по крайней мере, черновая версия. Он полагал, что финальные штрихи придётся вносить кому‑то другому.
Он попросил их принести еду с собой, потому что ему стало тяжело готовить. По правде говоря, ему стало всё делать тяжело. Подниматься по лестнице было довольно легко: три больших лёгких прыжка – и дело сделано. Спускаться было сложнее. Он боялся, что мог упасть и сломать ногу, так что держался за перила и постепенно – шаг за шагом – спускался вниз, как старик с подагрой или больными бёдрами. Он начал часто сталкиваться со стенами, потому что тяжело было определить, какую силу прикладывать, и ещё тяжелее было контролировать её.
Майра спросила его о пандусе, который теперь был установлен поверх ступенек крыльца. Доктора Боба и Мисси больше волновало инвалидное кресло, стоящее в углу гостиной, и грудной ремень – созданный для людей, не способных сидеть вертикально – опоясывающий его спину. Дейрдре не задала ни одного вопроса, только смотрела на него проницательными печальными глазами.
Они ели аппетитную вегетарианскую запеканку (Мисси), картофель, запечённый в сырном соусе (Майра), и комковатый, но ангельски вкусный торт, который слегка подгорел снизу (доктор Боб). Вино было отличным, но разговоры и смех были куда лучше.
Когда они закончили, он сказал:
– Время признаний. Я лгал вам. Это идёт немного быстрее, чем я говорил.
– Скотт, нет! – выкрикнула Мисси.
Доктор Боб покачал головой, и кажется, не было удивлён.
– На сколько быстрее?
– Три фунта в день, а не один или два.
– И сколько ты сейчас весишь?
– Не знаю. Я избегал весов. Давайте узнаем.
Скотт попытался встать. Его бёдра коснулись стола, и он полетел вперёд, опрокинув два бокала, когда выставил руки, чтобы остановить себя. Дейрдре быстро схватила скатерть и накрыла ей пролившееся вино.
– Извините, извините, – сказал Скотт. – В последнее время не знаю своей силы.
Он осторожно развернулся, как человек на роликовых коньках, и направился в заднюю половину дома. Как бы осторожно он ни пытался идти, его шаги превращались в скачким. Его вес хотел, чтобы он оставался на полу; его мышцы настаивали на парении. Он потерял равновесие и ухватился за один из недавно установленных поручней, чтобы не залететь кубарем в коридор.
– О, Боже, – сказала Дейрдре. – Это как заново учиться ходить.
Ты бы видела, как я последний раз пытался забрать почту, подумал Скотт. Тот ещё опыт.
По крайней мере, никто из них больше не упоминал больницу. Но это не особо‑то удивляло его. Одного взгляда на его движения – одновременно неловкие, смешные и странно изящные – было достаточно, чтобы развеять мысль о том, что больница сможет сделать для него что‑то полезное. Теперь это был личное дело. Они это понимали. И он был этому рад.
Они все столпились в ванной, глядя на него, стоящего на весах «Оцери».
– Господи, – прошептала Мисси. – Ох, Скотт.
Весы показывали 30,2 фунта.
* * *
О н проделал обратный путь до обеденной комнаты, а они следовали за ним. Он шёл так же осторожно, как человек, перебирающийся по камням через ручей, и всё равно снова столкнулся со столом. Мисси инстинктивно потянулась удержать его, но он отмахнулся прежде, чем она успела дотронуться до него.
Когда все сели, он сказал:
– Чувствую себя хорошо. Даже отлично. Правда.
Лицо Майры было бледным.
– Каким образом?
– Не знаю. Просто так. Но это наш прощальный ужин. Я больше не увижу вас. За исключением Дейрдре. В конце мне понадобится помощь. Ты поможешь?
– Да, конечно. – Она ответила не задумываясь, приобняв жену, которая начала плакать.
– Я просто хочу сказать… – Скотт остановился и прокашлялся. – Хочу сказать, что хотел бы провести с вам больше времени. Вы стали моими хорошими друзьями.
– Более душевного комплимента не придумать, – сказал доктор Боб. Он промакивал глаза салфеткой.
– Это не справедливо! – выкрикнула Мисси. – Чёрт возьми, не справедливо!
– Ну да, – согласился Скотт, – так и есть. Но я не оставляю после себя детей, моя жена счастлива там, где она сейчас, и это не так не справедливо, как рак или Альцгеймер, или лежать с ожогами на больничной койке. Думаю, я вошёл бы в историю, если бы кто‑нибудь рассказал об этом.
– Чего мы не сделаем, – сказал доктор Боб.
– Да, – согласилась Дейрдре. – Не сделаем. Ты можешь сказать, что от меня потребуется Скотт?
Он мог и сказал, упомянув обо всём, кроме того, что было в бумажном пакете, лежащем в кладовке. Они слушали молча, и никто не высказал и слова несогласия.
Когда он закончил, Майра очень робко спросила:
– Каково это Скотт? Как ты себя чувствуешь?
Скотт подумал о том, как бежал вниз по Хантерс‑Хилл, когда у него открылось второе дыхание и весь мир предстал пред ним в обычно сокрытой красоте обыденных вещей – свинцовое, нависшее над головой, небо, флаги, развевающиеся на крышах зданий, каждый бесценный камушек, сигаретный окурок и пивная банка, лежащие вдоль дороги. Впервые его тело работало на пределе возможностей, а каждая клетка была наполнена кислородом.
– Воспарившим, – наконец ответил он.
Он взглянул на Дейрдре Маккомб, увидел её блестящие глаза, направленные в его сторону, и понял, почему выбрал её.
* * *
М айра уговорила Билла залезть в его переноску. Доктор Боб отнёс её в свой «Фораннер» и разместил сзади. Затем все четверо встали на крыльце, выдыхая облачка пара в холодный вечерний воздух. Скотт остался в дверном проёме, держась за один из поручней.
– Могу я кое‑что сказать, прежде чем мы уйдём? – спросила Майра.
– Конечно, – ответил Скотт, но подумал, лучше бы она этого не делала. Он хотел, чтобы они все просто ушли. Думал, что открыл одну из величайших жизненных истин (без которой он мог бы обойтись): единственное, что было тяжелее сделать, чем сказать «до свидания» себе – по фунту за раз, – сказать «до свидания» своим друзьям.
– Я была очень глупой. Сожалею о том, что случилось с тобой Скотт, но я рада тому, что произошло со мной. Если бы этого не случилось, я осталась бы слепа в отношении некоторых хороших вещей, и некоторых хороших людей. Я была бы старой глупой женщиной. Я не могу обнять тебя, поэтому поступлю так.
Она развела руки, подтянула к себе Дейрдре и Мисси, и обняла их. Они обняли её в ответ.
Доктор Боб сказал:
– Если понадоблюсь, то примчусь стрелой. – Он рассмеялся. – Вообще‑то, мои спринтерские деньки уже давно позади, но ты понял, о чём я.
– Да, – сказал Скотт. – Спасибо.
– До встречи, старина. Ступай осторожнее.
Скотт смотрел, как они шли к машине доктора Боба. Видел, как они забрались внутрь. Помахал им, держась за поручень. Затем закрыл дверь, и то шагая, то подпрыгивая прошёл до кухни, чувствуя себя персонажем мультфильма. Что по сути и было причиной, почему так важно было держать это в секрете. Он был уверен, что выглядел абсурдно, это и был абсурд… но только, если ты находился с обратной стороны экрана.
Он сел на столешницу и посмотрел на пустой угол, где последние семь лет стояли корм Билла и миска для воды. Он долго смотрел туда. Затем поднялся и забрался в постель.
* * *
Н а следующий день он получил электронное письмо от Мисси Дональдсон.
Я сказала Ди‑Ди, что хочу пойти с ней и быть там, когда наступит конец. Мы немного поспорили об этом. Я упиралась, пока она не напомнила мне о моей стопе, и о том, что я чувствовала из‑за неё, когда была маленькой девочкой. Теперь я могу бегать – люблю бегать – но я никогда не обладала духом соперничества, как Ди‑Ди, потому что я хороша только на коротких дистанциях, даже по прошествии всех этих лет. Я родилась с эквиноварусной деформацией стопы, в народе известной, как косолапость. Когда мне было семь, мне сделали операцию, а до тех пор я ходила с тростью, и у меня ушли годы на то, чтобы научиться нормально ходить.
Когда мне было четыре – я помню это очень отчётливо – я показала стопу моей подруге Фелисити. Она рассмеялась и сказала, что у меня отвратительно уродливая нога. После этого я никому не позволяла увидеть её, кроме мамы и врачей. Не хотела, чтобы надо мной смеялись. Ди‑Ди говорит, что именно так ты и чувствуешь себя из‑за того, что с тобой случилось. Она сказала: «Он хочет, чтобы ты запомнила его нормальным, а не отскакивающим от всего в доме, выглядящим, как плохой спецэффект из научно‑фантастического фильма 1950‑х».
И тут я всё поняла, но не в том смысле, что мне это нравится или, что ты заслуживаешь этого.
Скотт, благодаря тому, что ты сделал в день гонки, мы смогли остаться в Касл‑Роке; не потому, что у нас тут бизнес, но потому, что теперь мы можем быть частью замечательного города. Ди‑Ди думает, что её пригласят в Джейсис [24]. Она смеётся и говорит, что это глупость, но я знаю, что в душе, она нисколько не считает это глупостью. Это трофей, как и те, которые она получила за победы в гонках. Но не все примут нас, я не настолько глупа (или наивна), чтобы верить в обратное; некоторые никогда не придут к нам, но большинство. Многие уже. Без тебя этого бы не случилось и часть моей возлюбленной навсегда осталась бы закрытой для мира. Она не скажет тебе этого, но скажу я: ты бросил ей перчатку. Очень большую перчатку, и теперь она снова может идти, расправив плечи. Она всегда была колючкой, и я не жду, что она измениться, но теперь она открыта. Она больше видит, больше слышит, и может быть кем‑то большим. И это благодаря тебе. Ты поднял её, когда она упала.
Она говорит, что между вами есть связь, общее чувство, и поэтому она должна быть той, кто поможет тебе в конце. Завидую ли я? Немного, но кажется, я всё понимаю. Как тогда, когда ты сказал, что чувствуешь себя воспарившим. То же чувствует и она, когда бегает. Ради этого и бегает.
Мужайся Скотт и знай – я думаю о тебе. Храни тебя Бог.
С любовью, Мисси
П. С. Оказавшись в книжном, мы всегда погладим Билла.
Скотт подумал позвонить ей и поблагодарить за такие добрые слова, но решил, что это плохая идея. Это могло навредить им обоим. Вместо этого он распечатал её письмо и засунул в один из кармашков грудного ремня.
Хотел забрать его с собой, когда уйдёт.
* * *
У тром Скотт прошёл по коридору в нижнюю ванную, сделав серию шагов, которые вовсе не были шагами. От каждого шага его уносило под потолок, от которого он отталкивался растопыренными пальцами, чтобы опуститься вниз. Когда включился обогрев, лёгонькое дуновение воздуха из вентиляции отнесло его немного в сторону. Он крутанулся и уцепился за поручень, чтобы противостоять воздушному потоку.
В ванной он немного повисел над весами и наконец опустился. Сначала он подумал, что они ничего не покажут. Но всё‑таки они выдали число 2,1. Примерно этого он и ожидал.
Вечером он позвонил Дейрдре и просто сказал:
– Ты нужна мне. Можешь прийти?
– Да. – Это было всё, что она сказала, и всё, что он хотел услышать.
* * *
Д верь его дома была закрыта, но не заперта. Дейрдре проскользнула внутрь, не открывая её полностью, чтобы не сквозить. Она включила в прихожей свет, чтобы разогнать тени, и затем прошла в гостиную. Скотт сидел в кресле‑каталке. Ему частично удалось влезть в грудной ремень, пристёгнутый к спинке кресла, но его тело парило над сиденьем, а одна рука болталась в воздухе. Его лицо блестело от пота, а спереди на футболке появились тёмные пятна.
– Не дождался, – сказал он запыхавшимся голосом. – Приплыл вниз. Не поверишь, брасом.
Дейрдре верила. Она подошла и встала перед инвалидным креслом, вопросительно глядя на него.
– Давно ты тут сидишь?
– Не очень. Хотел дождаться темноты. Уже стемнело?
– Почти. – Она встала на колени. – Ох, Скотт. Это так скверно.
Он медленно покачал головой, как будто делал это под водой.
– Ты знаешь, что нет.
Она думала, что знала. Надеялась, что знала.
Он боролся со своей парящей рукой, и наконец, ему удалось просунуть её в ремень.
– Сможешь застегнуть ремни на моей груди и талии, не дотрагиваясь до меня?
– Думаю, – ответила она, но дважды коснулась его костяшками, пока стояла на коленях перед креслом – его бока и его плеча. При каждом контакте у неё в животе всё переворачивалось; ей вспомнилось отцовское «ой‑моя‑дорогая», когда они переезжали через ухаб на машине. Это было – как сказала Мисси – будто ты зависаешь на вершине горки на роллеркостере и через секунду несёшься вниз.
Но она выполнила его просьбу.
– Что теперь?
– Скоро пойдём подышим вечерним воздухом. Но сперва сходи в кладовку, ту, что в прихожей, где стоят мои ботинки. Там есть бумажный пакет и моток верёвки. Думаю, тебе удастся докатить кресло, но если нет, тебе придётся привязать верёвку к подголовнику и тянуть его.
– Ты уверен на счёт этого?
Он улыбнулся и кивнул.
– Думаешь, я хочу провести остаток жизни, привязанный к этой штуковине? Или заставлять кого‑то взбираться на стремянку, чтобы кормить меня?
– Да уж, из этого получился бы отличный ролик для «Ютуб».
– Никто не поверит.
Она нашла верёвку и коричневый бумажный пакет, и отнесла в гостиную. Скотт протянул руки.
– Давай‑ка красотка, покажи, что умеешь. Кидай пакет.
Она кинула, и это был отличный бросок. Пакет пролетел по дуге прямо в его вытянутые руки… остановился в дюйме от ладоней… затем медленно опустился на них. Пакет будто заново набирал вес, и Дейрдре вспомнила, что Скотт сказал, когда объяснял то, что с ним происходило: для него вещи имели вес. Это был парадокс? От этого у неё гудела голова, но, чтобы это ни было, сейчас ей было не до этого. Он вынул из пакета квадратный предмет, завёрнутый в плотную бумагу со звёздочками. Снизу торчал красный язычок длинной около шести дюймов.
– Это называется «Скайлайт». Сто пятьдесят долларов, произведён на фабрике фейерверков в Оксфорде. Надеюсь он того стоит.
– Как ты подожжёшь его? Как, когда ты… когда ты…
– Не знаю, смогу ли, но шансы велики. У него тёрочный запал.
– Скотт, мне обязательно это делать?
– Да, – ответил он.
– Ты хочешь уйти.
– Да, – сказал от. – Пора.
– На улице холодно, а ты вспотел.
– Не важно.
Но ей было важно. Она поднялась наверх в его спальню и стянула утешителя с кровати, на которой спали – до поры, – но которая не сохранила следов его тела на матрасе или его головы на подушке.
– Утешитель[25], – прохрипела она. Какое же глупое слово, учитывая обстоятельства. Она спустилась с ним по лестнице и кинула ему, как до этого кинула пакет, глядя с той же увлечённостью, как оно остановилось… расправилось… и затем опустилось на его грудь и колени.
– Укутайся.
– Да мэм.
Она подождала, пока он сделал это, затем подвернула нижнюю часть под его ноги. На этот раз она приподнялась выше, – двойное «ой‑моя‑дорогая» вместо одинарного. Её колени оторвались от пола и волосы поднялись вверх. Когда всё закончилось, когда её колени снова коснулись пола, она стала лучше понимать, почему он всё ещё был способен улыбаться. Она вспомнила то, что читала в колледже – может быть, Фолкнер: Гравитация – это якорь, который тянет нас в могилу. Для этого человека не будет могилы, и не будет больше гравитации.
– Как у Христа за пазухой, – сказал он.
– Не остри Скотт, пожалуйста.
Она зашла за кресло и положила ладони на ручки. Верёвка не понадобилась, её вес остался прежним. Она прокатила его через дверь на крыльцо и вниз по пандусу.
* * *
В ечер выдался холодный, он охлаждал пот на его лице, но воздух был таким же сладким и живительным, как первый откушенный кусок осеннего яблока. Над головой висел полумесяц и целый триллион звёзд.
Чтобы уравновесить триллион таких же таинственных камушков на дороге, по которой мы ходили каждый день, подумал он. Таинство сверху, таинство снизу. Вес, масса, реальность: таинство повсюду.
– Не плачь, – сказал он. – Это же не долбаные похороны.
Она закатила его на заснеженную лужайку. Колёса погрузились в снег на восемь дюймов и остановились. Недалеко от дома, но достаточно, чтобы не попасть под один из скатов крыши. Это было бы хреново, подумал он и рассмеялся.
– Над чем смеёшься Скотт?
– Ни над чем, – сказал он. – Над всем.
– Посмотри туда. На улицу.
Скотт увидел три прижавшихся друг к другу фигуры, у каждой было по фонарику: Мисси, Майра, доктор Боб.
– Я не смогла отговорить их. – Дейрдре обошла кресло и встала на одно колено перед пристёгнутой фигурой с его ясными глазами и слипшимися от пота волосами.
– А ты пыталась? Скажи мне правду Ди‑Ди. – Это был первый раз, когда он так назвал её.
– Ну… не очень сильно.
Он кивнул и улыбнулся.
– Отлично побеседовали.
– Да. Поможешь мне с застёжками?
Она справилась с двумя, которыми он был пристёгнут к спинке кресла, и он тут же приподнялся вверх, натянув ремень, опоясывающий колени. Ей пришлось повозиться с ним, потому что он натянулся, а её руки начали неметь от январского холода. Она касалась его, и каждый раз её ноги отрывались от снега, заставляя её чувствовать себя кузнечиком. И вот, наконец, последний ремень, удерживающий его в кресле, начал свободно скользить.
– Я люблю тебя Скотт, – сказала она. – Мы все любим.
– Взаимно, – сказал он. – Поцелуй разик свою подружку за меня.
– Даже два, – пообещала она.
Затем ремень выскользнул из пряжки и дело было сделано.
* * *
О н медленно поднялся с кресла, одеяло тянулось за ним, как подол длинной юбки; он был похож на Мэри Поппинс, только без зонтика. Затем его подхватил ветер, и он начал подниматься быстрее. Одной рукой он прижимал к груди одеяло, другой – «Скайлайт». Он смотрел на уменьшающуюся окружность перевёрнутого лица Дейрдре. Видел, как она махала ему, но его руки были заняты, и он не мог помахать в ответ. Видел, как остальные махали, стоя на Вью‑Драйв. Лучи их фонарей сфокусировались на нём и начали сближаться, пока он набирал высоту.
Ветер попытался закрутить его, заставив подумать о том, как он скатывался по диагонали к почтовому ящику в своей нелепой прогулке по покрытой снежной коркой лужайке, но когда он частично распахнул одеяло и повернул его против ветра, его положение стабилизировалось. Временное решение, но это не имело значения. Ему хотелось только смотреть вниз на его друзей – Дейрдре на лужайке рядом с креслом‑каталкой, остальные на улице. Он пролетел мимо окна спальни и увидел, что лампа всё ещё горела, отбрасывая жёлтую полосу света на кровать. Он мог видеть вещи, лежащие на его комоде – часы, расчёску, немного денег – к которым он больше никогда не притронется. Он продолжал подниматься выше; лунного света было достаточно, чтобы он разглядел в углу крыши детскую фрисби, которая могла быть там ещё до того, как они с Норой купили дом.
Это ребёнок мог быть сейчас взрослым. Писать в Нью‑Йорке или рыть канавы в Сан‑Франциско, или рисовать в Париже. Загадка, загадка, загадка.
Он попал в поток убегающего из дома тепла и начал подниматься быстрее. Город предстал перед ним, будто с высоты дрона или низко летящего самолёта; уличные фонари вдоль Мэйн‑Стрит и Касл‑Вью, казались жемчужинами, нанизанными на нить. Он увидел ёлку, которую Дейрдре зажгла почти месяца назад, и которая простоит на городской площади до первого февраля.
Наверху было холодно, гораздо холоднее, чем на земле, но ничего страшного. Он отпустил одеяло и смотрел, как оно падает, медленно, распрямляясь, становясь парашютом, не невесомым, но почти.
Это должно случиться с каждым, подумал он, и возможно, в конце – случится. Возможно, когда придёт час смерти, каждый воспарит.
Он выставил руку со «Скайлайт» и чиркнул по запалу ногтем. Ничего не произошло.
Загорайся, мать твою. Моя последняя трапеза выдалась не очень, могу я хотя бы рассчитывать на последнее желание?
Он ещё раз чиркнул.
* * *
– Я больше не вижу его, – сказал Мисси. Она рыдала. – Он ушёл. И нам пора…
– Подожди, – сказала Дейрдре. Она присоединилась к ним, стоя в футе от подъездной дорожки Скотта.
– Чего? – спросил доктор Боб.
– Просто ждите.
Они ждали, глядя вверх в темноту.
– Не думаю… – начала Майра.
– Ещё немного, – сказала Дейрдре, проговаривая мысленно: давай Скотт, давай же, ты почти у финишной линии, ты должен выиграть эту гонку, сорвать ленту, так что не подведи. Не споткнись. Давай же здоровяк, покажи, что умеешь.
Высоко над ними раздался огненный взрыв: красное, жёлтое и зелёное. Затем пауза, после которой разразилось буйство золота, мерцающий водопад, стекающий вниз снова и снова, будто ему не было конца.
Дейрдре взяла за руку Мисси.
Доктор Боб взял за руку Майру.
Они смотрели, пока не погасла последняя золотая искра, и ночь снова стала тёмной. Где‑то высоко над ними Скотт Кери продолжал набирать высоту, паря вопреки неумолимой земной хватке со взором, обращённым к звёздам.
Стивен Кинг, 2018
[1]WebMD – американская корпорация, прежде всего известная своим сайтом, на котором публикуются новости и информации о здоровье и благополучии человека. Также на сайте публикуется информация о медицинских препаратах.
[2]Грин – поле для гольфа.
[3]Странно, необычно (фр.)
[4]Leaf‑peepers – можно перевести, как «любители поглазеть на листья», но мне больше нравится слово «осенники». Неформальное название активности в США, когда люди разъезжают по стране в осеннюю пору, чтобы полюбоваться красками и поделать фотографий.
[5]Motown Records – американская звукозаписывающая компания (ныне входит в состав Universal Music Group). Первая компания такого рода, основанная афроамериканцами, и занимавшаяся продвижением чернокожих музыкантов. В 1960‑е годы разработала особое направление ритм‑энд‑блюза – так называемое «мотаунское звучание». В «Мотаун» свою карьеру начинали самые выдающие (и ставшие со временем легендарными) чернокожие исполнители тех лет – Стиви Уандер, Марвин Гэй, Дайана Росс, Смоки Робинсон, Лайонел Ричи и Майкл Джексон.
[6]«Инсайд Вью» – журнал из литературной вселенной Стивена Кинга, специализирующийся на крови, насилии, историях о похищениях инопланетянами и тому подобное. «Ночной летун» («Летающий в ночи») – рассказ Стивена Кинга из сборника «Ночные кошмары и фантастические видения».
[7]Слендермен – персонаж, созданный участником форума Something Awful в 2009 году и ставший интернет‑мемом.
[8]Frijole – фасоль, бобы (исп.)
[9]Традиционный забег на День благодарения (или незадолго до него). Предвидя обильное застолье, американцы участвуют в индюшачьем забеге, чтобы сжечь побольше калорий. В рамках забега проводится и другие мероприятия: например, праздничный обед для бездомных и малоимущих или сбор пожертвований.
[10]Maine’s Bean Supper – вековая традиция, которая корнями может уходить к паломникам, которые запекали бобы и хлеб накануне вечером перед Шаббатом. Шаббат – суббота в иудаизме, седьмой день недели, в который Тора предписывает воздерживаться от работы.
[11]Кольцевой автотрек длинною 3/8 мили в Оксфорде, штат Мэн.
[12]Бино – первоначальное американское название игры бинго. В бинго часто играют при церквях. Часть собранных денег идёт на благотворительность или нужды прихода.
[13]Рыцарь Круглого стола. Внебрачный сын сэра Ланселота и леди Элейн. Славился своим целомудрием и нравственной чистотой.
[14]Супруга легендарного короля Артура, изменившая ему с Ланселотом. Один из первых и эталонных образов Прекрасной Дамы в средневековой куртуазной литературе.
[15]В античной мифологии оливковая ветвь символизировала мир, умиротворение, покой.
[16]Отсылка к роману Кинга «Оно».
[17]Анонимные алкоголики.
[18]Т. е. команда в футболках против команды без футболок.
[19]Жареный пирожок с начинкой.
[20]Юджин (Джин) Крупа (1909–1973) – американский барабанщик‑виртуоз.
[21]Итальянское сухое красное вино.
[22]Мицва – предписание, заповедь в иудаизме.
[23]«Округ Блум» – американский комикс, одним из персонажей которого является Кот Билл или Билл Д. Кот (англ. Bill the Cat или Bill D. Cat).
[24]Младшая палата США. Общественная организация для людей от 18 до 40 лет, занимающаяся подготовкой руководителей.
[25]Утешитель – так у американцев называется стёганое одеяло или плед. Я не смог придумать, как обыграть это по‑русски (прим. переводчика).