Сговариваются, как довести Гуго до падения
(S. 42) Где тело, там его тень — зависть; она же — неразлучная спутница добродетели, смотрит всегда косо на тех, кто возлюблен ради своих подвигов и доблестей. Верно говорит Сократ, что безбожному нет ничего тягостней, чем счастье благочестивого. И вправду бывают пауки-паразиты, высасывающие даже из лучших цветов яд. Таких завистников сама природа научила вредить, за что и поплатился герцог Гуго. Его княжеские доблести, привлекавшие к нему любовь благомыслящих, преисполнили (s. 43) едкой желчью и ядом ненависти завистливых врагов. Посему, говорит историк, поскольку злые не терпят праведных, некоторые недоброжелатели при дворе составили одну клику, чтобы опрокинуть почётную колесницу Гуго. Чтобы половчее всё это учинить, они сочли нужным прежде всего лишить Гуго королевского благоволения и возбудить в короле ненависть к нему, о чём и сговорились между собой. Прежде всего следовало вышибить Гуго из седла королевской милости, иначе его никак не опутаешь тенётами злосчастия. Слишком твёрдо сидит он, милостиво осенён скипетром и короной50, это невыносимо и нестерпимо, что Гуго один пользуется таким преимуществом в делах государства, как будто мы ни при чём и только напрасно называемся королевскими советниками (s. 44).
Пусть даже Гуго как ясный месяц при дворе, не подобает ему затмевать другие звёзды. Или не было одержано никакой победы, не было счастливо разрешено ни одно государственное дело, не была облегчена ни одна тягота в государстве до появления этого Гуго? Неужели благо короля Карла не может основываться ни на ком другом, кроме как на Гуго? Или он один Атлас и не нуждается ни в чьей подмоге и пособничестве? Ни одно здание не устоит на единственном камне, ни одно государство не держится рассудительностью одного сановника. Чрезмерное доверие, возложенное на одного, — начало королевской погибели, ибо кто налагает руку на королевскую корону и скипетр, тот овладевает сердцем короля и сердцами подданных: нет ничего непостояннее, чем низкая чернь, легко хватающаяся за оружие и свергающая правомерное верховенство над собой, как только забрезжит луч новой свободы; новое иго всегда кажется менее тягостным, чем долго угнетавшее до этого. Как? А если страну из-за возникшей опасности или в силу других обстоятельств нельзя будет не обременить новыми податями, не примкнут ли страна и народ к оному Гуго, сочтя его новым Иеровоамом? Какие беды и несчастья отсюда произойдут, пора бы поразмыслить, и не пора ли удалить этого бургундца от королевского двора, как удаляют некий член, внушающий опасения, пока бургундец не стал ещё могущественнее. Его удаление сулит королевскому двору лишь благо и добрый покой. Следует внушить королю, что слишком любить одного — значит ненавидеть всё остальное отечество и чрезмерная опора на одного — ближайший устой перед падением. Следует приоткрыть крышку тигля, чтобы умысел Гуго, коварный, далеко ведущий и опасный, довести до сведения всего королевского совета.
Такие и подобные силки расставили закоренелые ненавистники невиновному Гуго, чтобы навлечь на него худшую погибель и лишить его всех должностей и почестей.
Гуго обвинён в оскорблении
Королевского величества
Историческая справка. Гуго Турскому и Мальфриду Орлеанскому было вверено командование франкскими войсками в испанской марке в первой половине 827 года. До Франции дошла весть, что Абдерхаман II снарядил войско под командованием своего родича Абу Марвана и оно уже достигло Сарагоссы. Гуго и Мальфрид продвигались слишком медленно, так что вся испанская марка была совершенно опустошена. Почему так случилось, что оба столь медленно продвигались, источники не сообщают. Кажется, возникло некое противостояние между этими двумя и Бернхардом Барселонским, правившим тогда испанской маркой. Бернхард — сын того Вильгельма, которого впоследствии Вольфрам фон Эшенбах представил в своём Вильгельме Оранском. О Бернхарде рассказывают, что он чарами околдовал императора Людовика Благочестивого. Злому дьявольскому искусству он будто бы обязан неограниченной властью и сильнейшим влиянием на императрицу Юдифь. «Dubium поп est, sicut multis est notum, quod a quibusdam praestigiis atque diabolicis illusionibus ita mentes quorandum inficiantur proculis amatoriis, cibis, phylacteriis, ut in insaniam versi a plerisque judicentur dum proprias non sentiunt contumelias» (Mansi XIV, 595)51. Примечательно в этой связи, что в поэме «Вартбургская война» Вольфрам фон Эшенбах назван «господин Террамер». Согласно Кларусу, однако, «Герцог Вильгельм Аквитанский, великий мира сего, церковный святой, герой сказания и поэмы (Münster, Thessig, 1865, s. 132) Террамер приравнивается к полководцу Абдерхаману52.
В той же «Вартбургской войне» выступает дьявол Назион, которого Клингсор насылает на Вольфрама, чтобы искушать его». Назо странным образом— наименование Бернхарда Барселонского (s. 239, Людовик Праведный. Bd. 1. Simson. In Jahrbücher der deutschen Gedichte). Употребил ли поэт, написавший «Вартбургскую войну», эти имена намеренно, затрагивая историю восьмого и девятого столетий? В таком случае, говоря языком «Вартбургской войны», Гуго, носитель Грааля, и его друг Мальфрид, медленно продвигаясь, подшутили над дьяволом Назо (Бернхардом Барселонским), за что и были обвинены.
(Кар. 6. S. 46) Когда противники Гуго сговорились выдвинуть против него обвинение, сочтя достаточной видимость его вины, они обратились к королю так:
— Непобедимейший, могущественнейший король, милостивейший, всевластнейший государь! Поскольку признаётся и высоко почитается особенная рассудительность вашего величества, благоприятные победы вашего оружия, ваше благостное правление, что ведомо и откровенно всему миру, известно врагам и отрадно для подданных, нет нужды вашим слугам, верноподданнически преданным, пространнее возвещать сие, явственно, как солнце, зримое покорённым странам и королевствам, засвидетельствованное бесчисленными воздвигнутыми победными памятниками и триумфальными колоннами. Но подобно утреннему солнцу, светло и радостно восходящему, являющему свой сияющий лик всей земле, пробуждающему людей радостным своим обликом, так что каждый ликует при виде его и приветствует его, напротив, когда солнце по-другому окрашено, подёрнуто непроглядными угрюмыми тучами, омрачено, наполовину померкшее, тогда по-иному определяет оно круг мира с его свойствами; так и когда ваше величество омрачается малейшими признаками мятежного ненастья и возмутительной облачности, изглаживающей красочный свет, в сердцах подданных сразу же произрастает непогожий ропот, недовольство и противление законной верховной власти, установленной Богом.
Ныне подобает, как ни скорбят об этом наши сердца, вашему величеству выслушать, как в государстве, подвластном вам, дела пришли в столь опасное состояние и уже не за горами срок, когда ни мир, ни единство действительно и устойчиво не могут быть сохранены, а дело в том, что злоумышленник и подстрекатель ежедневно находится при дворе, и следует приглушить доверие королевского величества к нему и устранить с пути его самого, пока скипетр и корона вашего величества, а также благо и жизнь ваша не оказались в опасности, а тогда потребуется больше (s. 49) усилий, чтобы восстановить спокойствие.
Да соблаговолит ваше величество принять близко к сердцу истинно подытоженное извещение о состоянии всех сих дел; а именно Гуго Бургундец, до сих пор взысканный великолепными милостями вашего величества, представленный к стольким почётным должностям, всячески превознесённый и поощрённый: не только не стремится содействовать славе вашего величества на пользу государству, на благо и процветание подданным, но начинает с глумлением, с издевательством надо всем этим, а также с презрением на погибель всему королевскому дому подстрекать народ ежедневно да-яньями, посулами и лестью, как новый Авессалом, дабы привлечь народ на свою сторону и добиться того, чтобы наконец повсюду слышался глас: «да здравствует Гуго, король из Бургундии!», и сию очевидную опасность мы верноподданнически (в силу нашей верности и нашего долга) не намерены (s. 50) скрывать от вашего величества. Соизвольте только учинить расследование по домам, деревням, весям, местностям и угодьям, и тогда вы с удивлением узнаете, как беззастенчиво народ предан оному Гуго и, напротив, как холоден он к величию короны.
Посему необходимо, в высшей степени, чтобы ваше величество потушили уже возгорающееся пламя опасного возмущения и мятежа, приложив руку к скорейшему их подавлению. Если из искры, тлеющей столь давно, возникнет жестокий всепожирающий пожар, каким только бедствиям, прорывающимся из такого уже дымящегося поджога, не придётся тогда противодействовать?
Посему разумнее и для всего государства благоприятнее справедливо воздать по заслугам неблагонадёжному, вероломному, клятвопреступному за все его бесчинства и за его смутьянство (s. 51), пока внезапный мятеж и раскол не разобщат государство, не обеспокоят подданных, не нанесут вреда и ущерба, а также (что хуже всего) не вовлекут вашего величества в намечающиеся уже превратности.
Посему мы не предвидим для вашего величества ничего иного, кроме как покарать зло, а всем нарушителям спокойствия воздать, как они того заслуживают сообразно их деяниям, и мы взываем к вашему величеству со всем усердием, дабы вы, оберегая ваш трон, благополучие королевского дома и покой любезного отечества, подвергли неотвратимой заслуженной каре оного Гуго как оскорбителя королевского величества.
Так невиновный Гуго был обвинён перед королём Карлом53 теми, чей язык таил змеиный яд злоумышления и драконову жёлчь зависти.