Все эти дни я мечтала о моих ночах. После работы я быстро пробегала сто метров, отделявшие мой офис от «Хилтона», и встречалась с любовником. Мы обедали, шли в кино или на Бродвей. Он был неизменно страстен, и наша связь получалась прекрасной: и душевной, и сексуальной. Я была в него влюблена (или мне так казалось?) и показывала это всем своим поведением.
Ивлин выражал свои чувства особенным способом, как я потом поняла, свойственным многим людям его круга. Я столкнулась с этим в конце недели, после одной из любовных ночей.
Я точно помню все детали того разговора, перевернувшего всю мою жизнь. Он обнял меня и сказал на своем оксфордском английском:
– Ксавьера, невозможно выразить словами, как ты украсила мое пребывание в Нью‑Йорке!
Я вздрогнула: ведь сегодня пятница, а в воскресенье он должен уезжать!
– У меня есть для тебя кое‑что. Это лучше всего докажет, как ты была мне нужна.
– А что это? – спросила я мечтательно, потому что после любви я всегда витаю в облаках.
– Держи, – он протянул мне… стодолларовую бумажку!
У меня даже дар речи пропал, я вскочила, разозленная, уязвленная и шокированная – ведь даже если он меня и не любил, то все равно не имел никакого права превращать нашу с ним связь в историю с проституцией!
Мать учила меня никогда не брать денег у мужчин, разве что у собственного мужа.
– Уж если твой приятель непременно хочет что‑нибудь подарить, так попроси у него букет цветов или шоколадку, – советовала она.
– Ивлин, – сказала я, когда снова обрела способность говорить, – у меня такое впечатление, будто я превратилась в проститутку. Забери свои сто долларов, мне они не нужны!
Он совершенно искренне удивился, однако продолжал настаивать:
– Ксавьера, я знаю, ты помогаешь родителям, отправь эти деньги им.
Ивлин достал из ящика конверт, заставил меня написать голландский адрес родителей, оделся и сам сходил отправить письмо. Мне стало чуть легче, ведь я не оставила эти деньги себе.
На следующий день Ивлин повел меня в магазин Сакса и купил платье, обувь, несколько сумок, в общем, все, что мне понравилось. Он потратил 800 долларов, но для меня это был жест настоящего джентльмена. До него ни один мужчина не дарил мне ничего ценного.
Когда я считалась невестой Карла, то сама, бывало, тратила половину моей зарплаты на подарок ему к Рождеству или ко дню рождения. А когда денег не было, то часами писала ему поздравительные стихи. Я же от него ничего не дождалась, кроме пустых обещаний.
Жест Ивлина произвел на меня сильное впечатление. Перед отлетом в Париж он дал мне еще и один совет.
– Мужчины должны холить и лелеять такую девушку, как ты. Ты стоишь куда больше, чем какой‑нибудь обед или выход в театр. Нужно, чтобы кто‑то серьезно занялся твоим финансовым благополучием. Ведь в тебе есть все, что нравится мужчинам: красота, интеллигентность, веселый нрав, прекрасное воспитание. А кроме всего прочего ты сама действительно по‑настоящему любишь секс.
Я уже встречала девиц, которых содержали пожилые мужчины типа «папочка‑лапочка». Но сама я была слишком гордой, чтобы попросить у мужчины что‑нибудь. Деньги, предложенные Ивлином Сент‑Джоном, меня действительно шокировали. Но он вел себя весьма тактично и мило, и я решила, что если бы мне предложили деньги таким же образом еще раз, то я бы не отказалась.
Я бы с удовольствием поехала с Ивлином в Париж, но он был женат, и, стало быть, на это нечего было и рассчитывать.
Когда он уехал, я опять вернулась к прежним привычкам и отдавалась чуть ли не каждому, кто бы только ни пожелал, позволяя мужчинам пользоваться моим постоянным возбуждением.
Работа в консульстве порядком мне надоела. Слишком уж она была монотонна, да и возможности роста не предвиделось.
Иногда мои серые будни прерывал звонок очередного мужчины, нуждавшегося в какой‑либо справке. Так мне и позвонил Дирк, голландец, которому надо было разузнать порядок получения визы в одну из стран, которую представляло наше консульство.
Во время телефонного разговора с ним мне показалось, что он должен быть очень красив – во всяком случае, голос у него был великолепный. Минут через десять он вдруг сказал:
– Да хватит о делах. Почему бы нам не пообедать вместе?
Мы встретились в одном из ресторанов около Центра Рокфеллера. Если он и не был так красив, как я себе представляла, то уж наверняка оказался очень милым и естественным.
Во время обеда он рассказал о своей личной жизни, о неудачном браке, который он словно крест нес вот уже 20 лет. Жил Дирк, по его словам, только ради детей и работы.
Я прямо спросила о его сексуальных проблемах, в частности, есть ли у него любовница.
– Нет, когда есть необходимость, пользуюсь услугами девушек по вызову, – ответил он.
Чтобы было понятно, насколько наивной я оставалась в этом смысле, скажу только одно: я даже точно не знала, что такое «девушка по вызову».
Я всерьез считала, что номера телефонов этих девушек не печатают в телефонных справочниках, а речь скорее идет о какой‑то организации, куда обращаются, если вам нужна черная девица с большой грудью или какая‑нибудь сверхтощая азиатка – словом, нечто вроде посреднического агентства.
Дирку перевалило уже за сорок, и мне казалось, что люди его возраста довольно часто занимаются такими вещами.
После обеда он предложил провести вечер в каком‑нибудь спокойном месте. Я сразу же согласилась – в конце концов, я переспала с доброй половиной мужчин, работавших в Центре Рокфеллера, так почему же должна отказывать соотечественнику?
Соня уехала в отпуск на три недели, и я предложила Дирку прийти ко мне в шесть часов. Он был очень доволен, да и я не прочь провести время со столь милым и тонким мужчиной.
Однако все произошло не так, как я надеялась. Дирк оказался импотентом и мог кончить только тогда, когда звонил другим девушкам и рассказывал им всякие непристойности. При этом он должен был ласкать языком мой половой орган. Через час он собрался уходить, хотя ему явно со мной очень понравилось. Мне тоже приятна была его компания, хоть он и совсем не походил на Рудольфа Валентино.
В этот вечер произошло еще кое‑что. Дирк оделся, достал из кошелька сто пятьдесят долларов и протянул их мне.
И опять я очень удивилась, но в этот раз совсем по другому поводу: меня поразила сумма. Ивлин дал мне сто долларов за неделю, прожитую с ним, а Дирк – полтораста за час!
Дирк объяснил мне свои действия примерно так же, как и Ивлин, но куда более конкретно.
– Ксавьера, уж если тебе приходится зарабатывать деньги таким способом, то я хочу помочь тебе встретить нужных людей. Ты должна это сделать. Зачем зарывать свой талант в землю?
Теперь я уже разделяла такую точку зрения.
– Хорошо, перейдем к делу.
Дирк набрал какой‑то номер. Ему ответил низкий и хриплый голос.
– Кто у аппарата? – прокричали в трубку.
– Здравствуй, Пирл, это Дирк. Здесь рядом со мной одна особа, с которой ты, по‑моему, должна встретиться.
Пирл Гринберг была хозяйкой третьеразрядного заведения, а Дирк – одним из ее клиентов. Он рассказал ей обо мне.
– Ладно, – весело крикнула она. – Привези ее ко мне. Она может начать работать уже сегодня вечером.
Дирк дал мне адрес в Гринвич Виллидж, в небогатом районе на Девятой улице. Нужно было приехать к восьми вечера. Но меня мучил вопрос: как одеваются проститутки для работы? Я вовсе не желала походить на сложившийся у меня стереотип: чересчур размалеванные женщины в париках, облегающих платьях и черных чулках.
«К черту все это, – решила я. – Да, может быть, я и веду себя, как проститутка, но будь я проклята, если и оденусь так же!»
Я отправилась туда в чем была: в юбке и рубашке.
Такси доставило меня к жалкому на вид зданию. Я поднялась по грязной лестнице на пятый этаж и постучала в дверь моего первого борделя.
– Кто там? – спросил через плотно закрытую дверь хриплый голос Пирл.
– Ксавьера. Мы с вами договаривались о встрече.
Прошла, пожалуй, целая минута, в течение которой я слышала, как открываются цепочки и замки. Наконец, совсем не грациозная женщина открыла мне дверь. Она носила парик, была довольно толста, ее необъятная грудь низко отвисла.
– Рада тебя видеть, – приветствовала меня Пирл. – Входи.
Место, где я оказалась, даже чисто внешне напоминало бордель: красные занавески, скамейка с потертой обивкой, всюду валялись шарфы, парики, халаты и нижнее белье. В комнате стоял проектор для просмотра порнофильмов.
Посреди комнаты на простыне лежал некрасивый толстый еврей. Сразу было видно, что Пирл только что забавлялась с ним: его член торчал вверх, словно обелиск Вашингтона.
– Ну, вот и твоя первая жертва, – махнула рукой в его сторону Пирл. – Давай, моя красавица, перепихнись с ним.
Я разделась, уселась на толстяка верхом и полностью отдалась делу. Вскоре мне стало действительно приятно, так как мой клиент оказался довольно милым человеком, а его член был жестче полицейской дубинки.
Несомненно, я ему очень понравилась, и Пирл не скрывала радости от такой находки, как я.
Целый час она звонила всему Манхэттену:
– У меня сейчас появилась очаровательная евреечка из Голландии. Она очень любит секс и умеет в постели делать все, что пожелаете.
Так началась моя работа у Пирл, хоть и не принесшая мне больших доходов, но все же обогатившая меня необходимым опытом – во многом благодаря именно Пирл, очень порывистой, гордой, милой и всегда пребывавшей в хорошем настроении.
У Пирл был сутенер, который никогда не показывался, но поддерживал ее в моменты денежных затруднений. Все клиенты Пирл были преимущественно из портных (разумеется, не хозяева, работники среднего звена), платившие от 25 до 50 долларов. Мне часто приходилось обслуживать их прямо в ателье, когда остальные коллеги уходили с работы.
Мужчины – а их часто бывало трое или четверо за раз – сдвигали вешалки с одеждой, устраивая что‑то вроде перегородок, на пол клали ворох платьев и пальто и по очереди занимались со мной любовью.
С точки зрения гигиены это представляло собой известную проблему, и один из клиентов всегда приносил рулон туалетной бумаги. После таких сеансов, длившихся, как правило, два часа, у меня на спине оставались отпечатки молний, крючков, пуговиц, застежек – в зависимости от моды.
Мы с Пирл договорились, что мне достается 60 процентов заработка. Таким образом, из каждого 25‑долларового гонорара мне доставалось 15. Немного, конечно, но сравните с теми 150 долларами, что я зарабатывала в консульстве за неделю!
В первые три недели из‑за отпуска Сони я еще могла приводить своих клиентов домой, но когда моя соседка вернулась, все осложнилось. Теперь мне приходилось принимать клиентов либо у Пирл, на другом конце города, либо в жалкой комнатке одного из моих друзей‑гомосексуалистов. Расплачивалась я с ним, покупая время от времени лосьон после бритья или рубашку.
Естественно, такая ситуация была нетерпима. Не раз мне приходилось часа в три ночи, дрожа от холода и устав после работы, ждать такси где‑нибудь на перекрестке.
Транспортную проблему я частично решила по голландскому образцу – на деньги, заработанные у Пирл, купила велосипед. Крутя педали, я ездила на встречи в обед и вечером, экономя таким образом деньги и время.
Когда я только осваивала новую профессию, то была настолько наивна, что совершенно ничего не скрывала – видимо, из‑за того, что не видела ничего дурного в моем занятии. Мне всегда удавалось оправдаться в собственных глазах. Правда, однажды в субботу, еще до возвращения Сони из отпуска, случилась неприятность.
От меня только что ушли два клиента. В ожидании третьего я занялась ремонтом велосипеда. В дверь позвонили. Я тогда была совсем неосторожна и открыла дверь, даже не взглянув в глазок. В квартиру вошел человек в голубой форме.
– Я представитель закона, – объявил он.
Правда, больше он смахивал на хулигана: форма помята, нос разбит, нет передних зубов.
– Меня зовут Мак, малышка, – представился полисмен.
Он уселся без всякого приглашения и принялся обвинять меня в занятии проституцией, сославшись на жалобу соседей.
– Я – проститутка?! – возмутилась я. – Я работаю секретарем в консульстве, а сейчас, сами видите, чищу велосипед и никому не мешаю.
– Налей‑ка мне для начала виски! – рявкнул Мак.
Я впервые встретилась с блюстителем закона и даже не представляла, как нужно себя вести в таких обстоятельствах. Потому‑то я и подчинилась и налила ему.
Вернувшись в салон со стаканом в руке, я увидела, как он роется повсюду, открывает шкафы, копается в бумагах – словом, сует свой нос, куда не следует.
Потом он заговорил о вещах, не имевших никакого отношения к его визиту. А я с минуты на минуту ожидала клиента, поэтому попросила Мака извинить меня и вышла в другую комнату переодеться. Но он последовал за мной.
Его ширинка была расстегнута, и он уже полез доставать свой член. Потом он швырнул меня на кровать, и тут я совершенно непроизвольно закричала:
– Помогите! Полиция! Помогите!
Хоть Мак и представился полицейским, после крика «Полиция!» все‑таки сразу же оставил меня в покое и перешел к словесной атаке.
– Вот что я тебе скажу, малышка. Я живу в Куинсе, у меня жена, четверо детей, ждем пятого. Так вот, вы, девицы, зарабатываете деньги без всякого труда, а я кручусь, как собака, за нищенскую плату.
Хотя опыта мне и не хватало, однако я сразу сообразила, к чему он клонит.
– Ты будешь платить мне немного раз в неделю, а я тебе обеспечу необходимую защиту…
– Ну, уж нет, – ответила я, – никакого покровительства мне не нужно, ничего дурного я не делаю.
– Послушай, куколка, я сейчас уйду, а ты хорошенько подумай над моим предложением.
Внешне я оставалась спокойной, но на самом деле очень испугалась. Сразу же после ухода Мака я позвонила своему следующему клиенту, психиатру, и рассказала обо всем.
– Это обман, – заявил он. – Кто‑то хочет тебя напугать. Впредь будь осторожнее, а сейчас посмотри, не пропало ли что из квартиры.
Я тут же пошла в комнату. Мой взгляд сразу же упал на секретер, где до прихода «полицейского» лежали 100 долларов, моя дневная выручка, и дорогой фотоаппарат. Сейчас – пусто!
Не было почему‑то и конверта с порнофотографиями, на которых я была запечатлена еще в Голландии и сохранила у себя просто на память.
Деньги и фотоаппарат украл большой специалист! Я злилась на себя за то, что держала их в таком доступном месте. Что же касается фотографий, то я довольно скоро узнала причину их исчезновения.
Через три дня, когда вернулась Соня, я рассказала ей о происшедшем, умолчав лишь о моих клиентах. Она попеняла мне за мою наивность, ведь в таких случаях полицейский обязан предъявлять ордер на обыск. Этот инцидент никак не улучшил наши отношения с Соней. Они постепенно портились, а если и была вещь, которую я хотела сохранить, так это наша с ней дружба.
Ее волновала моя все более прогрессирующая аморальность. Она‑то ведь не подозревала, что я больше не позволяю мужчинам просто пользоваться мной. Если мне кто‑то нравился, я всегда была готова заниматься с ним любовью бесплатно. Но ночью я была только профессионалкой – и никем другим.
Мы с Соней долго обсуждали эту проблему и наконец решили: чтобы сохранить нашу дружбу, кому‑то из нас нужно уехать. Вызвалась Соня. Ей повезло: она нашла очень милую квартиру в старом здании на 53‑й улице в Восточном районе. Ей там жилось значительно лучше, чем пришлось бы мне, так как ее соседями были старики, и дом больше походил на богадельню, чем на дом свиданий.
Я осталась в старой квартире, за которую теперь могла платить одна, хотя плата поднялась до 285 долларов. Я неплохо зарабатывала секретарской работой днем и как проститутка ночью. Клиентура у меня была хорошая, я составила ее с помощью очень довольных связями со мной мужчин, рекомендовавших меня своим друзьям.
Могу без ложной скромности утверждать, работала я прекрасно. За последние годы я накопила богатейший сексуальный опыт, узнала все позы и трюки, доставляющие максимальное удовольствие как мужчинам, так и женщинам.
Дирк, мой первый клиент, заходил ко мне регулярно. Он рекомендовал меня всем своим друзьям. Я говорю это лишь в доказательство того, что работала на совесть и действительно профессионально.
Со мной и речи не могло быть о том, чтобы перепихнуться раз‑другой и бежать домой, как это принято в Америке. Я действительно любила и секс, и мою профессию: мне не нужно было стимулировать удовольствие, и я никогда не торопила своих клиентов.
Пирл уже знала, что все были мной очень довольны, и я настояла на том, чтобы встречаться только с клиентами, платившими 50 долларов, из которых я получала 30. Качество моей клиентуры значительно возросло. Больше у меня не было продавцов и коммивояжеров. Теперь я обслуживала президентов компаний, адвокатов, банкиров, торговцев недвижимостью и политиков. Мне стало тесновато в рамках того бизнеса, которым занималась Пирл. Я чувствовала необходимость подняться выше по профессиональной лестнице и найти достойное меня заведение.
Где‑то в ноябре, наконец, произошли долгожданные перемены. Один из клиентов представил меня двум женщинам, занимавшим значительное место в моей жизни весь следующий год. Их звали Мадлен и Жоржетта, они входили в число самых известных «мадам» Нью‑Йорка.
Один горячий мужик по имени Джим Уэтни, любивший спать с десятью девицами сразу и как‑то раз за одну ночь обслуживший семерых из них, позвонил Мадлен и Жоржетте и сказал:
– Такая девушка, как Ксавьера, должна работать только у вас!
Уже несколько лет Мадлен считалась одной из самых влиятельных директрис сети «девушек по вызову» Нью‑Йорка. Она сменила на этом месте Дафнэ, лесбиянку, у которой был дом с бассейном на Лексингтон Авеню, закрытый полицией в июле 1968 года. Об этом даже напечатали большую статью в «Дейли ньюс», что в общем‑то смертельно для заведений подобного рода. Сейчас в этом доме обосновался Картер Берден, один из членов городского совета, и занимается там политической деятельностью.
У Мадлен дело было поставлено лучше, чем у Дафнэ, как по размаху, так и по репутации. Ее четырехэтажный дом находился в квартале Мюррей Хилл. В доме, кроме номеров, имелся бар, где можно было выпить и познакомиться с клиентом.
Джим Уэтни проводил меня к Мадлен темной ноябрьской ночью. Джим позвонил. Нам пришлось долго ждать, пока открыли дверь и метрдотель впустил нас. Ожидалась группа богатых директоров компаний, решивших повеселиться с девицами после делового обеда в ресторане «Двадцать один». Им как раз не хватало одной девушки, и меня попросили заменить ее.
Я, конечно, никогда не считала квартиру Пирл дворцом, но по сравнению с тем местом, куда я попала, она вообще казалась тюремной камерой.
Вестибюль выглядел очень элегантно. Пол был выложен мрамором и черепицей, а потолок украшала чудесная люстра. Справа располагался салон со стенами, покрытыми затемненными зеркалами. В глубине – большой стол розового дерева для обедов, а еще дальше – огромная, достойная Лукулла кухня. В комнате находилось около десятка шикарно одетых девушек. Все это скорее напоминало дом моды, а не дом свиданий.
Наконец Мадлен подошла ко мне. Этой красивой и элегантной женщине перевалило далеко за тридцать. Она носила превосходную прическу, ее макияж можно было назвать настоящим аристократическим. Платье она надела от Пуччи.
– Добро пожаловать ко мне, Ксавьера, – сказала она.
Тут меня ждал другой сюрприз. В ее речи слышался акцент. Королева «девушек по вызову» Нью‑Йорка была родом из той страны, где я прожила два года, – из Южной Африки.
Мадлен показала мне дом. На втором этаже находились номера – комнаты с простой, но со вкусом подобранной мебелью. Третий этаж был точной копией второго и отличался от него только цветом.
На четвертом этаже была комната отдыха, очень импозантная, типично мужская, с балконами и деревянными скамьями. Напротив друг друга располагались бар с прекрасным набором напитков и стандартный кинопроектор, наподобие тех, какими пользовались в кинотеатрах.
Филипп, метрдотель, помогал гостям освободиться от верхней одежды и провожал их в бар или салон.
За работой девушек наблюдала секретарша Мадлен, молодая рыжая лесбиянка Синта, одетая в черно‑белую униформу. Она постоянно ходила по дому, наблюдая, кто кого выбрал и сколько раз, ведь если девушек не контролировать, те могут заявить, что обслужили больше гостей, чем на самом деле. Да и клиенты иной раз норовят заплатить поменьше. Синта и должна была все записывать, чтобы заведение не вылетело в трубу. (Кстати, с тех пор она уже работает у меня как девушка по вызову.) Мадлен всегда была очень мила с клиентами и часто сама подбирала пары.
Это была моя первая встреча с девушками, занимавшимися сексом в такой большой компании, и мне очень хотелось присоединиться к ним. Сама я всегда думала, что в проститутки идут или девушки из самых низов, или совершенно тупые сексуальные маньячки. Однако к девушкам Мадлен, таким ухоженным, симпатичным и весьма хорошо воспитанным, такие определения никак не относились.
Пока мы ждали наших клиентов, я все спрашивала себя: о чем же можно говорить с проститутками? Что за ерунду им можно рассказывать? Что‑нибудь в этом роде: «Что вы думаете о секретных бумагах Пентагона?» Или: «Как повлияло замораживание цен и заработной платы на вашу профессию?» Я чувствовала, что разговор о деньгах, клиентах и тому подобных вещах стал бы проявлением дурного тона, но меня всегда интересовало, чем люди мотивируют свои поступки. Я решила устроить свой собственный опрос. Откуда вы? Сколько времени вы занимаетесь нашим делом? Любите ли вы секс вообще и профессиональный секс в частности? Другими словами, я задавала им риторический вопрос: «Что такая девушка, как вы, делает в таком месте?»
Кармен, страстная девица из Бразилии:
– Ненавижу эту работу, но мой приятель дает мне прикурить, когда я прихожу домой без денег.
Криста, немка, проворковала:
– Я замужем, и мой муж знает, чем я занимаюсь. Но это – дополнительный заработок для семьи, а это очень кстати.
Анни, американка, процедила сквозь зубы:
– Терпеть не могу мужиков, я лесбиянка. Для меня это только способ заработать на жизнь.
Кроме негритянки Лауры и меня, никто не сказал, что любит то, чем приходится заниматься.
– Да, я люблю секс, люблю мужчин, когда они не слишком мне надоедают, – с улыбкой объяснила Лаура. В отличие от других в ее голосе не было ни жестокости, ни разочарования.
Мы с Лаурой сразу понравились друг другу. Сегодня мы с ней остались только вдвоем из всей той маленькой группы и сделали неплохую карьеру в нашей профессии. Мы продолжаем встречаться и по работе, и просто ради удовольствия видеть друг друга. Лаура стала очень дорогой девицей и работает уже только на себя. Ну, а о моих успехах вы уже знаете.
Наконец, приехали двенадцать довольно молодых людей. Все уже слегка навеселе, все, как один, одеты в строгие костюмы, при галстуках. Филипп принял их, помог раздеться, а Синта проводила в бар. Они еще немного выпили и познакомились с нами.
Каждый из них захотел на этот раз иметь по две девушки сразу или поочередно. Словом, все было прекрасно. Кстати, в эту ночь работа великолепно сочеталась с удовольствием.
Все получили то, что хотели. Синта прохаживалась по дому, записывая имена занимавших зеленую, голубую или розовую комнаты вместе с партнерами.
Часам к трем утра, когда все уже оделись и пили кофе в салоне первого этажа, Мадлен решила развлечь всех особым зрелищем в качестве премии за чудесно проведенный вечер.
Она сразу поняла, что мы с Лаурой прекрасно понимаем друг друга и любим нашу работу, и попросила нас показать гостям сценку с лесбийской любовью.
Я бы с удовольствием воспользовалась возможностью немножко позаниматься любовью с Лаурой, но у меня никогда еще не было половых связей с чернокожими, а мое пребывание в Южной Африке заставляло меня смотреть на такие вещи негативно.
У Лауры таких комплексов не было, и когда она разделась, продемонстрировав всем прекрасное, влекущее тело, великолепную грудь с сосками, похожими на наперстки, я сразу решила, что она будет моей первой черной любовницей.
Мы залезли с ней на стол, и я начала нежно и медленно целовать ее, лаская лицо, плечи, постепенно спускаясь все ниже, до пупка, потом до великолепного подтянутого живота, чтобы наконец добраться до ее розового полового органа, скрытого густыми волосами.
Гости и девицы стали понемногу возбуждаться и вскоре опять разделись. Галстуки, рубашки, трусы летели в разные стороны. Одни мужчины начали онанировать, другие сразу же полезли на девиц. Сама Мадлен была так возбуждена, что тоже разделась. Должна вам сказать, что для сорокалетней женщины у нее было великолепное тело, а ее большая грудь оставалась крепкой и округлой – впрочем, я думаю, это от уколов силикона. Она тоже забралась на стол и выбрала себе партнера.
Потом я узнала, что если Мадлен хочет какого‑нибудь мужчину, а тот не отвечает ей взаимностью, она страшно злится, и от этого страдают все окружающие. Слава Богу, на сей раз никакого скандала не произошло, и все кончилось общей свалкой, в которой Синта, перебегая от пары к паре, только и успевала записывать, кто и с кем сколько раз кончил.
Этот маленький спектакль принес и дому, и девушкам большой доход, а Мадлен осталась очень довольна мною как главной актрисой финала того вечера. Перед моим уходом она предложила мне постоянную работу у нее. В то же время я встретила и Жоржетту Аркурт, заведение которой располагалось в одном из домов на Йорк Авеню. Правда, я очень быстро узнала, что не так‑то просто перейти из одного дома в другой, и если уж ты хорошо работаешь у одной «мадам», то ты у нее и останешься.
Заведение Мадлен нравилось мне больше, так как было куда импозантнее, имело устойчивую, хорошую репутацию и более изысканную клиентуру.
Жоржетта не отличалась такой надежностью, все время куда‑то переезжала, и потому в ее салоне всегда стояли сундуки и постоянно был ужасный беспорядок. К тому же она не обладала ни классом, ни умением, присущими Мадлен.
Когда я попала в компанию Мадлен, мне пришлось прекратить все профессиональные отношения с Пирл, но я продолжала видеться с ней по‑дружески, я вообще всегда к ней хорошо относилась.
Моя дневная, официальная, и вечерняя, профессиональная, жизнь вступили в противоречие. На работе дела шли не слишком хорошо, коллеги и начальство не раз замечали мой усталый вид, слышали, как мне постоянно звонят по телефону, да и одеваться я стала слишком элегантно для секретарши с небольшим заработком.
В общем, установить истину о моей настоящей деятельности было для моих сослуживцев не более, чем вопросом времени. Как это и принято в консульствах, мой шеф весьма дипломатично посоветовал мне сменить работу. Он даже рекомендовал меня в одну из миссий при ООН и дал мне хорошую характеристику.
Я воспользовалась его советом – другого‑то выхода у меня все равно не было, – сдала несколько экзаменов по переводу и машинописи и была принята на работу. Работать я начала с первого ноября 1969 года. Новая должность тоже оказалась чисто административной и такой же скучной, как и предыдущая. Это‑то, кстати, было неплохо, ведь после бессонных ночей у меня оставалось недостаточно сил, чтобы сосредоточиться на письмах, которые диктовал мой шеф‑посол.
Моя квартира тоже начала мне очень мешать. Она была слишком обширна, в ней все сложнее становилось поддерживать порядок. Пользовалась я фактически только одной комнатой. Потому‑то, сменив работу, я переехала в однокомнатную квартиру на Первой Авеню в пяти минутах ходьбы от моего офиса. При моем переезде произошло одно событие, убедившее меня в том, что когда занимаешься такой нелегальной профессией, как проституция, с тобой может произойти любая неожиданность. Сначала был мнимый полицейский, а теперь появился специалист по перевозкам – Мюррей.
Мюррей, толстый турок еврейского происхождения, был похож на дурно воспитанного – или, скорее, плохо дрессированного медведя, а его деятельность вовсе не ограничивалась перевозкой мебели. Он заговорил со мной на тему, страшно меня раздражавшую, но через некоторое время приобретшую для меня особый смысл.
– Готов спорить, мисс Ксавьера, что вы очень любите развлекаться, – сказал он с кривой ухмылкой, когда вся мебель уже была свезена вниз.
– Мюррей, – холодно ответила я, – то, что я люблю, совсем вас не касается.
– Да не нервничайте вы так, милочка. Я ведь могу во многом помочь такой девушке, как вы.
– Не понимаю, чем вы можете помочь, кроме перевозки мебели. В остальном я сама как‑нибудь разберусь.
Однако Мюррей не сказал еще своего последнего слова. Когда он отправил своих помощников, то продолжил:
– Это самое прекрасное место для вашей работы, мисс.
– Извините, я не совсем понимаю.
– Это очень спокойный дом, и вы сможете там работать, сколько захотите. Там никто не будет приставать к проститутке, только вы должны подмазать портье.
– Хорошо, Мюррей, я все поняла.
Я ни в чем ему не призналась, мне очень хотелось от него побыстрее избавиться, но в то же время он меня заинтриговал.