ЯЗЫКОВЫЕ КАРТИНЫМИРА В ПЕРСПЕКТИВАХ
КОНТРАСТИВНОЙ ЛЕКСИКОЛОГИИ
Манакин В. Н.
Кировоградский государственный педагогический
университет имени Владимира Винниченка
Разные языки – это отнюдь
не различные обозначения
одной и той же вещи, а различные
видения её.
В. фон Гумбольдт
Вопрос о языковых картинах мира в лингвистике и других смежных с ней науках становится уже тривиальным, но разработанность его от этого не очень увеличивается. Причина кроется, очевидно, в отсутствии приемлемой научной концепции о языковых картинах мира, в нечеткости представлений о гносеологических и онтологических факторах языковых сходств и различий. Приятным исключением среди массы научных и околонаучных публикаций на эту тему является книга Жанны Павловны Соколовской “Картина мира” в значениях слов” [Соколовская 1993], где представлена собственная концепция автора относительно языковой картины мира и устройства этого феномена. Особенность концепции в том, что она строится на органическом пересечении трёх основных данностей: философии (гносеологии и онтологии), лингвистики (законах и принципах лексической семантики), и интуиции самого исследователя, которая соединяет это всё в одном фокусе, намного опережая реальности теории и практики этой сложной проблемы. Одной из современных научных областей способной хотя бы на общеперспективном уровне решить эту проблему, является контрастивная лингвистика.
Известно, что языкознание как самостоятельная научная область сформировалась в начале ХІХ века благодаря открытию сравнительно-исторического метода. С ним связаны самые крупные достижения в лингвистике. Однако не следует забывать и о том, что одновременно со становлением сравнительно-исторического языкознания были заложены основы сопоставительного изучения языков на синхронном уровне. И заслуга в этом принадлежит тому же учёному, который стоял у истоков диахронной компаративистики – В. фон Гумбольдту. Именно в его трудах органично взаимодополняются эти два подхода и излагается глубокое и целостное представление о языковых картинах мира.
По известным причинам методологического характера мысли Гумбольдта о причинах сходств и различий в языковых культурах в советском языкознании не были популярными: великого языковеда-мыслителя обвиняли в идеализме, гегельянстве и т. п. Очевидно, пришло время по-новому оценить научное наследие Гумбольдта и на современном витке знаний о языках, культурах и человеческом мироздании осмыслить непреходящую ценность глобальных обобщений, высказываний почти двести лет назад. Вдумаемся хотя бы в некоторые из них: «Меня бесконечно привлекает внутренняя, удивительно таинственная связь всех языков и прежде всего высшее наслаждение – с каждым новым языком приобщаться к новой системе мыслей и чувств» [Гумбольдт 1985:312]; «Через многообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаём в нём; и человеческое бытие становится для нас шире, поскольку языки в отчетливых и действенных чертах дают нам различные способы мышления и восприятия. Язык всегда воплощает в себе своеобразие целого народа…[Там же: 349]; «…Всякое изучение отдельного языка… должно всегда преследовать двойную цель: объяснять отдельный язык через общность всех известных, а языки вообще – через этот отдельный язык» [Там же: 361]; «Метод разделения поля мышления при помощи языкового разнообразия ещё мало проверен, однако от этого он не становится менее возможным и важным» [Там же: 364]; «И по мере того, как мы при сравнении нескольких языков обращаем внимание на соотношение в них близких слов и выражений, перед нами все определённее и точнее вырисовываются значение и очертание слов нашего собственного языка» [Там же: 365]; «…Различия между языками приобретают всемирно-историческое значение,… эти различия расширяют мир идей и послеживают многообразие пути человека в этом мире» [Там же: 375] и т. п.
Эти и другие положения Гумбольдта звучат особенно актуально в наши дни, когда совершается возрождение и обновление национального духовного богатства народов, неотъемлемую и значительную часть которого составляют их языки. Проблемы, которые стоят перед нами сегодня и которые не отодвинутся на второй план до тех пор, пока будут жить национальные культуры, волновали и Гумбольдта, и ему дано было не только сформулировать эти проблемы, но и увидеть перспективы их решения. Он мечтал, например, о составлении энциклопедии всех языков и народов и в 1802 году даже написал работу «Об изучении языков, или план систематической энциклопедии всех языков.» Эта энциклопедия, по его мнению, должна быть не простым каталогом-справочником, отражающим системы известных языков (такие работы, безусловно, необходимы, и лингвистика знает немало описательных грамматик языков различных типов); но эта должна быть энциклопедия, рассматривающая язык «с точки зрения разносторонних связей человека» и отражающая то, как «разум и мировоззрения разных народов земли находят способы насущных языковых задач» [Гумбольдт 1985:348]. Возможно, мечты гениального мыслителя-идеалиста когда-нибудь и станут реальностью.
Было бы ошибочно, говоря о становлении сопоставительного языкознания ограничиться взглядами на эту область В. фон Гумбольдта. Ценные положения о важности установления национально-специфических языковых явлений содержаться и в работах последующих крупных языковедов разных школ и направлений: И.И. Срезневского, А.А. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Г. Шухардта, Ф. Боаса, Э Сепира, Б. Уорфа и др. А в 50-х годах нашего столетия благодаря работам Р. Ладо, Ди Пьетро, Г. Никеля, Я. Фисяка, Л. Деже стала складываться самостоятельная область компаративистики – контрастивная лингвистика.
Любое сравнение языков приводит в результате к установлению трёх основных свойств: всеобщих, сходных и отличительных. В соответствии с этим выделяется и три основных области в общем, сравнительном языкознании – универсология, типология и контрастивная лингвистика. Типология и контрастивная лингвистика диалектически едины, поскольку любое сравнение, по справедливому замечанию М. Хэллидея, - это показ различий на фоне сходства [Ярцева 1981: 41]. Контрастивная лингвистика в зависимости от конкретного предмета изучения распределяется на ряд самостоятельных областей. В поле нашего рассмотрения – контрастивная лексикология, или шире – контрастивная семасиология, в задачи которой входит изучение отличительных черт в языковых картинах мира на самом тонком уровне: на уровне семантических отношений. Изучение лексической семантики в контрастивном плане может дать гораздо больше, чем сопоставительный анализ других сторон языка. Словарный состав – это главное хранилище национально-языкового фонда народов, основной источник выражения их культуры и самосознания. Контрастивный анализ лексики – это не что иное как анализ одного языка в зеркале другой, анализ того, что в конечном счёте удивляет в другой языковой культуре. В. фон Гумбольдт, чьими мыслями не случайно начаты наши рассуждения, писал: «Но как можно в достаточной мере познать характер одной нации, не изучив одновременно и другие, находящиеся с нею в тесной связи, контрастные отличия (выделенной нами – В. М.) которых, с одной стороны, собственно и сформировали этот характер, а с другой стороны, единственно и позволяют его понять?» [Гумбольдт 1985:319].
Описание языковых картин мира в аспектах контрастивной лексикологии и семасиологии – это осознание самих себя, свих языков, своего видения мира не в меньшей, а, быть может, в большей мере, чем знакомство с другими языковыми культурами. «…В действительности мы довольно беспомощны в точном истолковании самих себя и в описании того, что же мы из себя представляем, - писал ещё в 50-е годы Р. Ладо, - потому что мы выросли, делая то, что делаем, и делаем многое по привычке, почти не замечаемой, усвоенной от старших и от своей культурной среды. Наша неспособность описать свои культурные обычаи соответствует нашей неспособности описать свой язык» [Ладо 1989:49]. Эти слова остаются актуальными и сегодня. Но при этом чрезвычайно важно помнить, что процесс возрождения национально-языковых культур, осознания их самобытности не может протекать автономно и рассматриваться в оторванности друг от друга. Осмысление национальной самобытности каждого языка в отдельности связан с определением места данной языковой культуры среди других языковых культур. Это осознание единства различий на всех ступенях языковых отношений: от близкородственных языковых единств до единства планетарного и ноосферического, где существует «только один человеческий язык под всеми широтами, единый по своему существу» [Вандриес 1937:217].
Единство различий языковых культур и языковых картин мира обуславливается сложной природой самого человеческого языка, который существует в двух основных сферах: в сфере микросоциума (непосредственно данного языкового коллектива) и в сфере макросоциума, то есть на уровне всечеловеческого общения в пределах космического информационного поля – на уровне ноосферы. В общей концепции В. И. Вернадского, которую мы разделяем и в развитии которой видим перспективы научного познания мира, языку на уровне макросоциума отводится значительная роль в создании новой формы биогеохимической энергии, «энергии, которую можно назвать энергией человеческой культуры, или культурной биогеохимической энергией» [Вернадский 1988:132]. Можно предположить, что, функционируя на уровнях микро- и макросоциумов, язык выступает соответственно в двух ипостасях: в виде живых существующих языков народов и в виде всеобщего человеческого языка. Под всеобщим человеческим языком следует понимать единый когнитивно-семантический континуум, который выступает в роли организующей силы содержательной стороны всех языков и знаний о мире, хранящихся и передаваемых невербальным путем. На вселенском ноосферическом уровне когнитивно-семантический континуум растворен в квантах единого информационного поля, которые, в свою очередь, «являются организующей управляющей вакуумной основой наблюдаемого вещественного энергетического мира (содержательным смыслом пси-функции в квантовой теории)» [Татур 1991: 18]. Общечеловеческий когнитивно-семантический континуум не представлен материально. Но идеальная форма существования объекта не означает его отсутствия. И задача научного познания как раз и состоит в том, чтобы увидеть невидимое, разгадать тайну идеального, что можно сделать или логически, или через частично наблюдаемое проявление идеального, чем и выступает язык в его национальных разновидностях. И если сущность единого информационного поля призвана объяснить квантовая теория физики, то природу когнитивно-семантического континуума языков должны проникнуть контрастивная семасиология и пока еще не существующая, но обязательная в будущем лингвистическая универсология.
Признание указанных двух основных форм существования языка влечет за собой и признание сосуществования двух взаимообусловленных и взаимопереходящих форм человеческого сознания – вербальной и невербальной. Дискутировать вопрос о невербальном способе хранения и передачи информации нет необходимости – это сегодня самоочевидный и научно обоснованный факт. Об этом у нас и за рубежом написано достаточно много. Применительно к нашей проблеме важным представляется решение другого вопроса: о том, как соотносятся вербальное и невербальное в национально-культурных картинах мира. Решение этого вопроса, на наш взгляд, основывается на изложенной выше гипотезе о существовании общечеловеческой когнитивно-семантической сферы, которая иерархична по своей природе и включает в себя ряд соподчинительных когнитивно-семантических сфер, объединенных генетическим и национально-культурными связями народов, и основным способом материальной манифестации последних является естественные человеческие языки в их родственных связях и союзах. Семантические континуумы каждого языка, таким образом, как в капле воды, отражают основную информацию общечеловеческой когнитивно-семантической сферы, но через призму своего собственного видения мира, которое сформировано тысячелетними традициями и значительная часть которого обнаруживается в национально-языковых картинах мира. Невербальные способы передачи информации в отличие от вербальных носят наднациональный характер. Они выполняют функцию вербального семантического вакуума между языковыми картинами мира. Именно этот феномен объясняет возможность взаимопонимания без развернутого словесного оформления мысли, которого в принципе достичь невозможно, поскольку «мысль изреченная есть ложь» (Тютчев) и поскольку «…все, что мы говорим, нуждается в слушателе, понимающем, в чем дело» [Поливанов 1968: 296].
Этот феномен объясняет и взаимную соотнесенность разных языковых картин мира. То, что словесно обозначено в одном языке, в другом языке может осознаваться на невербальном уровне и наоборот. В этом суть известного эффекта существования понятий без словесного выражения. В лингвистике следствием этого эффекта является существование значимостей в соссюровском понимании, а именно: ценностей, отличительных свойств, или разностей означаемых сравниваемых языковых элементов.
В самой семантике слова также изначально заложено информация двух планов:1)трансличностная, универсальная, основополагающаяся на всеобщем когнитивно-семантическом континууме (ноосфере); признаками этой информации служат сами факты вычленения словом того или иного фрагмента видимого и невидимого мира и набор общих сем для лексических соответствий разных языков. Во всех языках мира со словами, обозначающих, например, рыб связывается универсальная информация о них как о водоплавающих существах; 2) трансличностная, но локализовання микросоциумом информация, то есть информация, обусловленная национально-культурной спецификой лингвализации мира. Отсюда – разные названия рыб в разных языках или разные признаки, положенные в основу их наименований. Отсюда и различные социальные коннотации слов в разных языковых культурах: например, для русских ассоциация труженика связывается с обозначение муравья, для казахов – паука и т. п. На индивидуально-речевом уровне семантика слова, локализованная микросоциумом, осложняется личностной семантической информацией, или смыслом, обусловленным языковой компетенцией человека или определенной ситуацией общения.
Контрастивный анализ лексической семантики сопоставляемых языков, учитывая универсальную когнитивно-семантическую информацию слов, изучает в первую очередь различия, то есть особенности выражения информации, локализованной данным микросоциумом. В качестве основной гипотезы для контрастивного исследования лексики оправданной может быть гипотеза о том, что в двух и более сравниваемых языках нет одинаковых слов. Это категоричное, на первый взгляд, утверждение не следует понимать прямолинейно. Это утверждение не отрицает наличие эквивалентной лексики, но предостерегает от понимания эквивалентности как полной тождественности тех или иных слов в сопоставляемых языках. Р.О. Якобсон не случайно подчеркивал, что «эквивалентность при существовании различия – это кардинальная проблема языка и центральная проблема лингвистики» [Якобсон 1985: 372].
Для хотя бы частичного доказательства этой гипотезы обратимся к сопоставлению не просто родственных, а генетически близкородственных языков – русского и украинского, где семантическое подобие лексики наиболее очевидно и где, по словам А.А. Реформатского, «соблазн отождествления своего и чужого… лежит на поверхности» [Реформатский 1962: 25]. Действительно, если сравнить два столь похожих слова, как, например, рус. дом и укр. дім, то можно убедиться в том, что их семантика не взаимоэквивалентна на парадигматическом срезе, как это может показаться на первый взгляд. Русское слово включает пять лексико-семантических вариантов, или значений, а украинское – четыре. В составе украинской лексемы отсутствует, в частности, соответствие с рус. дом5 – ’культурно-просветительное, научное, бытовое и т.п. учреждение, а также здание, где оно находится’ (Дом отдыха). Это значение в украинском языке передается другим словом – будинок2 – Будинок відпочинку. Другие четыре значения русской и украинской лексем тоже совпадают не полностью и тянут за собой, с одной стороны, соответствия с украинскими словами будинок, оселя, стріха, хата, житло, а с другой, - с русскими: жилище, жильё, изба и др. В рамках статьи нет возможности показать разветвленную сеть лексико-семантическх соотннесенностей этих лексем с привлечением словарных статей. И речь ведь идет только о несовпадениях на парадигматическом уровне. А если проанализировать синтагматику, уровень речевых употреблений, сочетаемостные, фразеологические, метафорические, словообразовательные, стилистические и другие возможности лексем, то, естественно, диапазон различий гораздо увеличится, что и подтверждает верность выдвинутой гипотезы.
Возникает вполне оправданный вопрос: если в языках нет и не может быть абсолютно тождественных во всех отношениях слов, то на чем основывается возможность перевода с одного языка на другой или взаимное понимание говорящих на тех же русском и украинском языках? Ответ, думается, ясен. Внутри одной языковой системы, а также при взаимодействии разных языковых систем (взаимодействие в широком понимании включает в себя и перевод) действует принцип дополнительности, или компенсации: то, что не передает или полностью не покрывает семантика одной языковой единицы, передается другими языковыми средствами. В таком случае наблюдается не только выход за рамки сопоставляемых лексем, но и включение в орбиту семантических соответствий единиц других уровней – словообразовательных, синтаксических и др., когда слово одного языка передается словом другого языка, но с определенными морфемами или переводится словосочетанием и т.п. кроме того, и в нашем понимании это самое важное семантические системы всех языков мира объединяет общность когнитивно-семантического континуума как проявления общечеловеческой сферы разума, или ноосферы, по Вернадскому.
Так называемые безэквивалентные слова, которые есть в каждой языковой картине мира и которые отражают особенности национальной культуры, быта народов, не противоречат сказанному, поскольку, во-первых, находятся на перифериях лексических систем, а, во-вторых, в любом случае описательно могут быть переданы средствами другого языка.
Мы попытались представить только самые общие и, возможно, наиболее важные перспективы целостной концепции контрастивного исследования лексической семантики применительно к различным языковым картинам мира. Сложность, а отсюда и возможность удовлетворительного решения поставленной задачи очевидна, как и очевидна сложность самой сущности человеческого языка, различные стороны в познании которого открываются новыми поколениями.
Литература