– Здра‑а‑вствуй, Жульетта, – негромко протянула Августа, встретив в коридоре Тоню. – Пойдем‑ка ко мне, девочка.
В комнату Августы, как на лестницу, вели двойные двери. Сперва она отворила одну из них, затем вторую.
– А почему две двери? – спросила Тоня.
– Для изоляции… Чтобы здесь было тихо. Когда‑то, милая Жульетта, это был кабинет моего мужа… Давно, очень давно!
Тоне нравилось, что Августа Яковлевна называет ее Жульеттой. Так ее больше никто в квартире не звал. Она огляделась. Ну и заставлено же тут было!
– Зачем так много всего? – спросила Тоня.
Августа Яковлевна тоже осмотрела свою комнату так, будто увидела впервые.
– Действительно, много лишних вещей, – согласилась она. – Человек, Жульетта, ко всему привыкает, и к ненужному тоже. Надо бы давно половину выкинуть, но – все память…
За долгие годы одиночества Августа Яковлевна привыкла выражать свои мысли вслух. Ей было безразлично, с кем она говорила.
– А вот зачем я тебя позвала! – воскликнула она.
На столике с ножками, как вопросительные знаки, лежал пакетик. Августа Яковлевна развернула его и протянула Тоне:
– Угощайся, пожалуйста, дорогая!
В пакетике были конфеты в цветных блестящих обертках. Тоня уже знала, что отказываться нехорошо. Она взяла красную бомбочку.
– Еще, еще, девочка…
Тоня взяла темно‑синюю и спросила:
– А кто этот чертик?
– Где? – не сразу поняла Августа. – Ах, вот этот? – Она указала на бронзовую фигурку на невысоком шкафу. – Это, милая, фавн.
– Кто?
– Мифологическое существо. Ну, как бы тебе объяснить… Он играет на свирели.
– А где он играет?
– В лесу, дорогая. Но это выдумка. Понимаешь мифология. Ну, сказка.
– Почему он с рожками и копытцами? – продолжала Тоня, не отрывая взгляда от странного зеленого человека с дудкой, на козлиных ногах.
– Так придумали. Давно. На самом деле его, конечно, никогда не было.
– Чертей тоже не бывает, – сказала Тоня.
– Конечно же. И бог с ними. Кушай конфеты.
Развернув конфету, девочка увидела картину Беклина.
– Это смерть? – спросила она. – А зачем он ей играет на скрипке?
– Это символ, милая. Он больной. Видишь, какой худой. Вот смерть и пришла за ним.
– Я бы ее скрипкой по голове, – сказала Тоня.
– И правильно поступила бы.
Тоня продолжала с любопытством обозревать разношерстную коллекцию Августы Яковлевны. Взгляд ее равнодушно скользнул по репродукции с шедевра Дега и застыл на висящей над кроватью внушительного размера литографии, изображающей белотелую Леду и плывущего к ней Лебедя.
– Эта тетенька загорает? – спросила Тоня.
– Да… вполне возможно.
– А гусь дрессированный?
– Это Лебедь, детка, ее друг, – пояснила Августа и торопливо добавила: – Ты, пожалуйста, ешь конфеты.
– Он говорящий?
– Это тоже мифология, то есть выдумка.
– А почему у вас все выдумка?
Августа Яковлевна немного задумалась.
– Ты, пожалуй, верно сказала. Сама я тоже уже выдумка.
– Нет, вы настоящая.
– Ты находишь?!
Похоже было, что Августа Яковлевна обрадовалась. Она обратила Тонино внимание на открытку, приколотую к стене возле шкафчика.
– Ты, конечно, знаешь, кто это?
– Конечно, знаю. Это Гагарин.
– Замечательный молодой человек. Когда я была девочкой, немного старше тебя, Блерио – французский герой – перелетел через Ла‑Манш. Его носили на руках. А теперь люди у нас летают к звездам. Разве я могла думать, что доживу до этого? До чего же доживешь ты, дорогая? Я читала во французской газете, что на завтраке у английской королевы Гагарин поразил всех умением держаться… Это английских‑то аристократов! Впрочем, что ему короли?
Как обычно, Августа увлеклась и не подумала о том, что Тоне неизвестно, ни что такое Ла‑Манш, ни кто такие аристократы. Но такова уж была Августа Яковлевна.
– А разве королевы еще есть? – спросила Тоня.
– Есть. Немного.
– А я думала, они только в сказках. А зачем есть королевы?
Августа Яковлевна снова задумалась:
– Действительно, зачем?
– Я пойду, – сказала Тоня, покончив с первой конфетой.
– А?.. Подожди, Жульетта. Да… Я хотела тебе подарить книжки, которые читала еще моя племянница… «Алису в стране чудес»… и про собачку Бума… Но где они у меня?.. Ну, хорошо – найду позже.
Тоня еще раз посмотрела на фавна, на Леду с Лебедем и пошла к выходу. В коридоре свет не горел, и Тоня вдруг стукнулась плечом обо что‑то железное.
– Ой! – вскрикнула она.
– Что такое? – встревожилась Августа. – Осторожнее! Ты наткнулась на кровать. Нужно обходить левее. Боже мой, ну когда же кто‑нибудь поможет мне избавиться от этого чудовища!
Привычное восклицание, конечно, ничего не значило. И если даже и было услышано еще кем‑либо в квартире, не могло быть воспринято как призыв к действию. Но в дальнейшем эти брошенные Августой слова привели к неожиданным последствиям.
Глава 13
ТОЛИК
Тоня захлопнула дверь и потянула за ручку, чтобы убедиться, что дверь заперлась надежно. В это время за спиной что‑то щелкнуло. Она обернулась. Это щелкнул замок в соседней квартире. В дверях ее стоял знакомый мальчик в очках и смотрел на Тоню.
– Здравствуй, девочка, – сказал он.
– Здравствуй, Толик.
– Ты знаешь, как меня зовут?
– Знаю.
– А я не знаю, как тебя.
– Меня зовут Жульетта…
– Ого! Ты опять идешь играть?
– Да.
– А я не хожу без мамы. Она ушла к портнихе.
– Ты один играешь?
– Нет. Одному неинтересно. Иди к нам. Будем играть вместе.
Тоня задумалась.
– Ну, иди, – повторил мальчик.
– Ладно.
Толик отступил в сторону и, пропустив Тоню, затворил дверь.
– Снимай пальто. Это моя вешалка, – и он сам повесил ее пальтишко на низенькую вешалку, которая была прибита рядом с другой – для взрослых.
У Толика была своя комната. Тоня никогда раньше не могла подумать, что у такого маленького мальчика может быть своя комната. Кажется, она была больше, чем Тонина – на троих, с Петром Васильевичем и Аней. В комнате стояли кровать, шкаф, полка с толстыми книгами. На стенах висели картинки. Комната была нарядной, веселой.
– Ты тут живешь один? – спросила Тоня.
– Раньше мы жили с Иришей.
– С какой Иришей?
– Это была моя няня. Но теперь мне няня уже не нужна.
– У нас тоже была нянечка, – сказала Тоня. – И не одна.
– И у тебя?
– У нас всех.
Толик не очень хорошо ее понял, но переспрашивать не стал.
– У вас чисто, – сказала Тоня.
– Это все мама. Она мне надоела своим пылесосом.
– А книги это чьи?
– Мои.
– Такие толстые?
– Ничего особенного. Это Майн Рид, собрание сочинений. А тут – Гаргантюа. Я год не ходил в школу и все прочитал. А теперь мне читать нечего. Папа своих книг не дает. Он говорит, что жалеет, что так рано меня научили читать. Что у меня не будет детства… Но я все равно беру у него книги, только он не знает… Сейчас я читаю про графа Калиостро. Это был знаменитый авантюрист, ну, жулик… Она у меня вот тут замурована.
Хотя говорил он по‑взрослому, но полез под шкаф, как обыкновенный мальчишка, и вытащил оттуда толстую книгу.
– Вот, только ты – ни слова!
И спрятал книгу назад.
Потом Толик повел ее к окну.
На окне лежал большой кусок полированной фанеры. А на фанере выстроились солдатики из цветного пластилина. Их было сотни. Каждый ростом чуть выше наперстка, но все в высоких шапках и даже с тоненькими киверами. У каждого солдатика ружье. Тут были маленькие пушечки на красных пластилиновых колесиках. Командиры сидели на конях с саблями над головой, и шапки у них были с хвостами.
– Ой! – вырвалось у Тони. Она была поражена.
– Это сражение под Тарутином, – пояснил Толик. – В войне тысяча восемьсот двенадцатого года. Вот здесь Наполеон среди своих верных маршалов. – Толик показал на темную фигурку в треугольной шляпе в конце фанерного листа. – А это фельдмаршал князь Кутузов. Рядом Барклай де Толли. Видишь, высокий!
– А зачем перед ними барабанчик? Они будут барабанить?
– Нет. На барабанах писали приказы. Вот сейчас начинается бой.
Толик тоненько запел трубой. Тоня во все глаза смотрела на фанерный лист, и вдруг ей показалось, что по нему, как по полю, забегали солдатики с ружьями. Командиры, размахивая саблями, заскакали на своих конях. Пушечки стали стрелять. Это было недолго. Наверное, не больше минуты. Потом все снова замерло, и солдатики сделались пластилиновыми.
– Кто победит? – спросила Тоня.
– Конечно, Кутузов, как в истории. Ты разве не читала «Наполеона» Тарле?
– Нет, – смущенно помотала головой Тоня.
– Я потом утащу у папы и дам тебе. Очень интересная книга.
– А кто это все вылепил? – спросила Тоня.
– Я. Смотри!
Толик вынул из коробочки, которая стояла тут же на окне, кусочки красного и синего пластилина, немного помял их в своих тоненьких пальцах и очень быстро стал что‑то лепить. Еще минута – и перед Тоней на скачущем красном коне сидел синий всадник в треуголке.
– Как хорошо! – всплеснула руками Тоня.
Она еще раз оглядела комнату и увидела, что в углу, прислоненная к стене, стоит странная большая скрипка на тоненькой короткой ножке.
– Это твоя скрипка? – спросила она.
– Это виолончель.
– Ты на ней умеешь играть?
– Умею. Меня учат, и мама заставляет играть каждый день.
Тоня подошла к виолончели и потрогала струны. Они негромко загудели.
– У меня еще неполная, – сказал Толик.
– Можешь немножко поиграть? – осторожно попросила Тоня.
Толик подумал:
– Ну, ладно. Садись вот туда.
Тоня устроилась на диванчике. А Толик пошел к шкафу и вынул оттуда длинную палочку, которой играют.
– Смычок, – пояснил он. Потом поставил стул посредине комнаты, принес виолончель, поудобней уселся на стуле и сказал: – Пьеса. Сочинение Корелли.
Виолончель будто запела. Песня была красивая и задумчивая. Тоня слушала и сама придумывала к ней слова. Ей почему‑то виделся лес, возле которого в прошлом году жили они с детским домом. В лесу было тихо, и деревья пели свою песню про то, что им тут хорошо расти и жить вместе с птицами.
Толик играл, не глядя ни на виолончель, ни на Тоню, а куда‑то в пол, будто там лежали ноты. Но вдруг он поднял глаза и, близоруко взглянув через очки, увидел, что Тоня сидит не шелохнувшись и слушает его внимательно, как на концерте. И тогда он опять наклонил голову и заиграл еще старательнее.
Толик кончил. Тоня похлопала в ладоши и сказала:
– Ты как артист в телевизоре.
Он был польщен. Бледные щеки его зарозовели.
– Хочешь, еще поиграю? – предложил он.
Тоня кивнула и уселась поуверенней.
Но сидеть ей пришлось недолго. Толик заиграл танец. Танец был такой легкий и красивый, что Тоня не выдержала, поднялась с диванчика и стала раскачиваться в такт веселой музыке, потом кончиками пальцев взялась за свое платье и начала пританцовывать, Теперь Толик уже не смотрел на пол, а во все глаза глядел на Тоню и улыбался. Оказывается, он умел улыбаться! Тоня закружилась по комнате. Она чуть подпевала, помогая виолончели. Толик смеялся и сиял, наблюдая, как она кланялась вправо и влево и подпрыгивала в ритм музыке. Им было очень хорошо. Они радовались счастливым звукам и солнечному зайчику на картине и тому, что были вдвоем и никто на свете им сейчас не мешал.
Но именно в ту минуту, когда Тоня собиралась развернуться на одной ноге, как это делала Синичка в «Тараканище», приоткрылась дверь из передней и в комнату заглянула Толина мама. Она была в пальто, а в руках держала клетчатый чемоданчик.
Тоня застыла на месте. Толик оборвал игру.
– Это Тоня, – сказал Толик. – Она живет в семьдесят седьмой квартире.
– Я знаю, – кивнула его мама. – Здравствуй.
– Здравствуйте, – проговорила Тоня.
– Ты взял слишком быстрый темп, Толик, – продолжала мама. – Тебя учили не так.
Лицо у Толика сделалось скучным. Он слез со стула и понес виолончель в угол.
– Да нет. Пожалуйста, играй. И ты, девочка, можешь его слушать. Только надо, как велел педагог.
Но Толику не хотелось играть, как велел педагог.
– Я уже играл целый день, – сказал он.
– Я пойду гулять, – сказала Тоня. – До свиданья.
Она пошла в переднюю, и Толик двинулся за ней.
– Подождите, я угощу вас яблоками, – сказала Толина мама. – Я купила чудных яблок. Только их нужно вымыть.
Тоня не стала ждать. Со двора через двойные рамы доносились крики ребят. Она торопливо сунула руки в рукава своего пальтишка, нахлобучила шапочку и, не застегиваясь, вышла на лестницу. Толик успел спросить ее:
– Ты еще придешь ко мне?
Тоня молча кивнула.
Глава 14
СНОВА ОГОРЧЕНИЯ
И Тоня пришла.
Был такой же день. Она вернулась из школы и сразу же села делать уроки. И вдруг ей сделалось скучно сидеть одной и решать задачи. Тоня подумала: «Потом!» Она побегала по пустой квартире, поговорила о своих делах с Василисой. Подошла к телефону и сняла трубку. В ней загудело. Тоня поскорей положила трубку. Ей захотелось позвонить Нине Анисимовне и сказать, что ей хорошо живется у папы и мамы, только скучно одной в квартире. И тут она вспомнила о Толике. Он, наверное, сидит в своей комнате и тоже скучает. И Тоня решила: нечего ему там сидеть!
Она накинула пальто, вышла на лестницу и позвонила в соседнюю квартиру.
– Кто там? – послышалось из‑за двери. Это был его голос.
– Это я, Тоня.
Двери сразу отворились. В них стоял Толик. Он заулыбался и сказал скороговоркой:
– Ой, как хорошо, что ты пришла! Хочешь, я буду играть тебе сколько хочешь?
Тоня вздохнула. Она подумала о том, что потом опять придет его мама и Толик перестанет играть, а ей надо будет уходить. И она сказала:
– Идем лучше гулять.
Толик подумал и вдруг решительно кивнул:
– Ладно, пойдем. Согласен. Мне надоело дома. Сейчас надену калоши.
Он выскочил на лестницу в криво надетом беретике и пальто нараспашку.
– Застегнись как надо, – сказала Тоня и поправила ему берет.
Когда они с Толиком появились во дворе, все, кто там был, очень удивились. Кое‑кто даже поглядывал, не идет ли за Толиком мама. Но мама не шла.
Тоня сказала:
– Давайте играть все вместе. С Толиком.
Но немедленно выступила Лера:
– Во что с ним играть? – Она презрительно сжала свои тонкие губы. – Он не умеет играть. Он только с мамой своей гуляет.
– Сумеет. Не кривляйся, – твердо заявила Тоня. – А ты, если не хочешь, можешь уходить.
Лера только хихикнула и пожала плечами, но никуда не ушла. А Тоня действительно придумала такую игру, что Толик оказался в ней вовсе не лишним.
Играли в космонавтов. Толик был главный конструктор. Он, оказалось, все знал и требовал, чтобы все было так, как на самом деле. А Тоня была Терешкова. Ее запустили в космос, и она кружила по двору. Лера тоже захотела быть Терешковой, но Толик сказал ей, что она будет дублером. Лера рассердилась, дублером быть отказалась и сказала, что Тоня на Терешкову нисколько не похожа, потому что Терешкова красивая. Но ее никто не поддержал, так Тоня и осталась Терешковой.
Только Тоня ступила на землю и начала рассказывать, что она видела в космосе, как к дому подъехала машина и из нее вышел папа Толика.
Увидев отца, Толик ничуть не испугался, побежал ему навстречу и крикнул:
– У нас никого нет дома, а мы играем. Я пришел с Жульеттой!
– Ну что же, – доцент Бобро растерянно оглядывался, заметив рассыпавшихся по двору детей, – если тебе нравится… А что скажет мама?
– Мне нравится. И я вовсе не простудился. Пусть она не думает. А теперь я пойду с тобой.
Он взял отца за свободную руку – в другой, как всегда, у того был тяжелый портфель – и, довольный, пошел со двора, будто забыв, что игра была устроена для него.
Кто‑то крикнул:
– Давайте без Толика!
Но охота играть в космонавтов без главного конструктора отпала. Игра окончилась внезапно, как кончаются все игры. Сколько ни спорили, как бы играть еще, выдумать ничего не могли.
Тоня подумала о том, что в это время в детском доме они обычно гуляли по городу.
– Девочки! – крикнула она. – Давайте пойдем на экскурсию. И мальчишек, если хотят, возьмем.
– А куда? – спросил кто‑то.
– В сад, – решила Тоня. – В Летний сад собирать листья. Кто соберет самый красивый букет!
– Ну вот еще! Кому нужны твои листья?! – заныла Лера.
Но другим Тонина идея пришлась по душе.
– Пошли, пошли!
Нина с пятого этажа робко напомнила, что следовало бы спроситься у мамы. Но ей сказали:
– Мы же все вместе и сейчас вернемся. А то еще не пустят.
Присоединились и мальчишки. Они пошли вперед, размахивая самодельными мечами, которыми играли в мушкетеров, а теперь собирались накалывать на них листья.
Лера выскочила на улицу и кричала вдогонку:
– Вам всем попадет, попадет!
Но ее никто не слушал. Тоня командовала:
– Только не разбредаться. Идти всем вместе!
Решетчатые ворота Летнего сада оказались запертыми. Висела табличка: «Сад закрыт».
Сквозь решетку были видны пустынные сырые дорожки, вдоль которых стояли будки, похожие на громадные скворечники. В будках прятались на зиму статуи. Стало обидно, что пришли понапрасну. И тогда Тоня предложила:
– Идемте смотреть на «Аврору». Она стреляла по дворцу. Там есть пушка.
Мальчишкам это понравилось, но девочек охватило сомнение:
– Далеко туда.
– Ну да! Только мост перейти.
Но, как говорится, чего не сделаешь за компанию. Двинулись через длиннющий Кировский мост. По пути говорили о разном. О том, что днем с крепости стреляет настоящая пушка и что зимой тут в проруби купаются дядьки, которые называются «моржами». Тоня сказала:
– А есть еще паровоз, на котором Ленин был за кочегара. Он теперь никуда не ездит, а стоит на вокзале.
– А туда тоже пойдем? – встревожилась Нина с пятого этажа.
– В другой раз, – успокоила ее Тоня.
Дорогу им преградили огромные машины. На прицепах везли целые стены с окнами.
– Дом едет, – сказал кто‑то.
– Не дом, а только один этаж. Таких будет до самого неба, – сказала Тоня.
Мальчики наперебой стали кричать, какие теперь есть громадные подъемные краны. Утверждали, что они могут поднимать целые этажи. И что есть кран, который может поднять со дна моря затонувший пароход, а сам он тоже плавает по воде.
Когда подошли к «Авроре», начало смеркаться. Казавшийся издали маленьким корабль возвышался над водой, как дом. Три трубы темнели на фоне низких тяжелых туч.
– Теперь никаких труб нет, – заявил кто‑то из мальчишек. – Все двигатели атомные.
– Зато с трубами красиво рисовать, – сказала Тоня.
И тут пошел дождь. Он начался неожиданно, и спрятаться от него было некуда. Кто‑то крикнул:
– Побежали скорей домой!
И мальчишки наперегонки бросились к мосту.
Девочки бежали, взявшись за руки. Так велела Тоня. И дождь оказался вовсе не таким страшным. Он был не сильный. Вместе бежать было даже весело. По дороге все визжали. Так делалось еще интересней.
Когда заскочили в ворота, стали отряхивать свои шапочки и береты. Потом разошлись по квартирам. Никто не ждал, что их похвалят за прогулку.
А Тоню ожидала неприятность покрупнее.
По дому уже распространился слух, что детей увела она. Еще немного, и собирались обращаться в милицию.
– Как же ты могла выдумать такое?! – спрашивала Аня, стаскивая с девочки мокрые чулки. – Да еще всех потянула за собой.
– Они сидят во дворе и ничего не знают. А я им показала «Аврору» и про революцию рассказала.
– Да разве же можно уходить без взрослых! – как могла строже сказала Аня. – Вот придет папа, он с тобой поговорит.
Вскоре Тоня, уже тихонькая и аккуратная, сидела за столом и делала уроки. Аня следила за ее занятиями, но больше ни о чем с нею не разговаривала. Она надеялась – молчание будет хорошим укором ребенку. Аня ждала, что к ней вот‑вот явятся родители детей, которых увела Тоня, и придется выслушивать возмущенные речи. Но, как ни странно, жаловаться никто не пришел. Вскоре Тоня решила все примеры и, соскользнув со стула, спросила:
– Можно я пойду к Рите?
Аня ничего не ответила, и Тони сразу же не стало в комнате.
Глава 15
КАК ЖЕ С ТОБОЙ БЫТЬ?
Тоня постучала в дверь.
– Можно к тебе, Рита?
Рита сидела у стола и с пером в руках думала над листом бумаги.
– Ты тоже делаешь уроки? – спросила Тоня.
– Нет, пишу письмо.
– Кому?
Рита вздохнула и улыбнулась Тоне. Потом она сказала:
– Кому нужно. Одному человеку.
– А куда?
– В Мурманск.
– Где это Мурманск? – спросила Тоня.
– Далеко на севере.
– Мы ведь тоже на севере.
– Там север настоящий.
– Красивый, как юг?
– Нет, совсем другой. На юге море Черное, а на севере Белое.
– Белого цвета?
– Так называется. Север красивый. Там скалы над морем и птиц целые тучи. А в море моржи. Большие, жирные… Полгода там светит солнце, а полгода ночь.
– И все спят?
– Нет. Работают, как всегда. Рыбаки уходят в море за рыбой на больших кораблях. А привозят ее столько, что можно наполнить наш дом.
– Ого! Ты была там?
– Нет еще.
– А откуда знаешь?
– Знаю, – кивнула Рита и чуть покраснела. – Там еще бывает северное сияние… А в самом Мурманске бухта, и в ней стоят корабли со всего света.
– Я хочу на север, – сказала Тоня.
– Еще успеешь.
Рита смотрела на Тоню, а думала о чем‑то своем. Она снова взялась за перо.
– Не мешай мне, садись и рисуй. Вот тебе бумага.
– Я буду рисовать север, – сказала Тоня.
Она побежала к себе в комнату и отыскала цветные карандаши.
– Я пойду к Рите. Рисовать север.
– Разве тебе тут мешают? Садись к столу и рисуй, – попробовала ее остановить Аня.
– С Ритой лучше.
Тоне, конечно, и в голову не могло прийти, что брошенные ею слова задели Аню. Шаги девочки простучали в коридоре, хлопнула дверь Ритиной комнаты. Аня села на стул. Почему она так торопливо бежит отсюда? Почему ей лучше у Риты? Разве она, Аня, не делала все для того, чтобы Тоне было у них хорошо? Разве она не старалась дать девочке понять, что ее здесь любят и о ней заботятся? Вот и сегодня. Другого бы ребенка наказали за такую выходку. А она с Тоней только поговорила, и все. И вот благодарность! Как же быть с ней? Аня терялась в догадках.
Когда через некоторое время Аня вышла в коридор, из комнаты Марии Гавриловны слышался смех.
– Какое же это северное сияние? – сквозь смех говорила Рита. – Оно у тебя похоже на радугу.
– А я не видела его, – в ответ хохотала Тоня.
– А это кто такие?
– Моржи.
– Совсем непохожи. Вот они какие…
– А у тебя похоже на птичек с усами.
И снова обе весело смеялись. Видно, им было хорошо вдвоем и они ни в ком больше не нуждались. Аня вернулась к себе.
Пришел Петр Васильевич. Аня рассказала ему о дворовом приключении. Она думала – он не на шутку расстроится, а Петр Васильевич выслушал ее с интересом и как‑то странно, чуть ли не восхищаясь, сказал:
– Вот заводила!
– Я обещала, что ты задашь ей. Ты уж, пожалуйста, построже, а то что же это будет.
– Хорошо, – кивнул Рябиков.
Он вышел в коридор и через дверь позвал дочку.
Тоня прибежала с листком бумаги, на котором была нарисована кривая разноцветная дуга.
– Это такое северное сияние, – сказала она, приглашая Петра Васильевича вместе посмеяться над рисунком.
– Садись‑ка, – сказал он. – Ты как же это отличилась сегодня?
Петр Васильевич говорил, а Тоня сидела потупя взор и слушала. Она видела, как через угол стола, останавливаясь и потирая задние ножки, бесстрашно ползла муха, но не смела ее пугнуть. Рябиков старался быть строгим, но вдруг понял, что Тоня его нисколько не боится, а только ждет, когда он кончит говорить. Тогда Петр Васильевич решил переменить тактику:
– Ты уже большая. Лучше бы сделала что‑нибудь для общей пользы.
– А что? – оживилась Тоня и наконец согнала нахальную муху.
– Ну, например, помогла бы взрослым. Не гоняй мух, слушай.
– Хорошо, – кивнула она. – Я больше не буду.
– Что не будешь?
– Уводить девочек на экскурсию, а буду помогать взрослым.
Кажется, оба они остались довольны друг другом.
Петр Васильевич сходил на кухню, где была Аня, и сказал:
– Я с ней серьезно поговорил. Она больше не будет.
Но когда через полчаса Тоня уже спала, жарко раскидавшись на постели, Аня увидела, как он, пряча счастливую улыбку, поправлял сползшее с ног девочки одеяло.
Глава 16
ДЛЯ ОБЩЕЙ ПОЛЬЗЫ
Это был на редкость счастливый день. Домой не задали никаких уроков. В такие дни и серое небо кажется голубым, и мокрые тротуары гладенькими, как каточки, по которым можно катиться на подошвах до самого дома.
Тоня почти бежала домой. Хотелось сделать что‑нибудь для всех. Хотелось не оставлять открытыми дверей, не жечь понапрасну свет в коридоре и вообще делать только хорошее.
Она разделась и пошла на кухню, чтобы отдать Василисе половину сосиски, которую принесла ей, сохранив от школьного завтрака. Но Василисы, как нарочно, дома не оказалось. Тоня была одна‑одинешенька. От скуки она пробежалась по коридору и тут заметила электрический полотер, которым супруги Наливайко натирали пол у себя в комнатах. Вчера вечером Тоня видела, как этим делом занимался Евгений Павлович. Он‑то и оставил здесь полотер, который теперь тихо скучал, уткнувшись в угол. Тоня посмотрела на пол в коридоре, на следы от своих ботиков и пришла к выводу, что пол пора натереть. Возле полотера стоял еще маленький черный ящичек. Провод от него шел к штепселю. А другой провод от электрополотера надо было включить в свободные дырочки в ящичке. Так – Тоня видела – делал вчера Наливайко. Еще он щелкал рычажком между ручек. Тоня нащупала этот рычажок и щелкнула им так же, как Евгений Павлович. Потом размотала черный провод, протянула его до ящичка и включила. Полотер загудел и сумасшедше завертелся на месте. Он, наверное, бы упал, если бы Тоня не успела его схватить. Она взялась за резиновые ручки, и полотер послушно и легко пополз вправо и влево по паркету. От удовольствия Тоня даже засмеялась. Пол был очень скоро натерт. Следов от ботиков не осталось. Тоня заглянула в кухню и подумала, что там пол тоже стоило бы натереть. Она отключила полотер от ящичка и поволокла в кухню. Это было совсем не легко, но она справилась.
Потом еще хотела перетащить и ящичек, но он оказался таким тяжелым, что она решила: можно обойтись без ящичка – и включила провод прямо в штепсель на кухне. Полотер взревел на всю квартиру. Но мотор погудел совсем недолго и вдруг затих. Напрасно Тоня щелкала рычажком вверх и вниз. Напрасно вытаскивала и вставляла в штепсель вилку. Упрямая машина больше не хотела гудеть. И тогда Тоня поняла, что в полотере что‑то испортилось. Сперва она испугалась, а потом решила, что самое правильное – считать, будто полотер сломался сам, стоя в углу. С трудом она оттащила его на место и ушла к себе.
Вскоре захлопали двери. Потом в коридоре раздались шаги. Тоня прислушалась. «Шор, шор, шор…» – это зашлепала в своих туфлях Мария Гавриловна. А вот это – «цок, цок, цок…» – застучала каблучками Рита. Из кухни донеслись голоса. Может быть, это уже Ольга Эрастовна? Вот сейчас она придумает опять натирать пол и станет удивляться.
Пришла Анна Андреевна, посмотрела на подозрительно притихшую Тоню и отправилась на кухню.
Тоня приблизилась к двери и стала слушать, не говорят ли на кухне что‑нибудь про электрополотер. Но на кухне говорили о том, что надо написать в газету, чтобы с улицы убрали пивной ларек, потому что пьяницы безобразничают и с ними нет никакого сладу. Тони это не касалось, и она успокоилась.
Пришел Петр Васильевич. В театре был выходной день, и Рябиков ходил по всяким своим делам. Теперь он вернулся, снял пиджак и переодел туфли.
– Какие дела, дочка? Есть новости?
Тоня помотала головой.
– Неужели так‑то уж ничего нет нового?
– Ничего.
Рябиков взял девочку за подбородок и заглянул ей в глаза.
Тоня застеснялась и отвела лицо в сторону.
– Значит, хороших новостей так и нет. Ну, ладно. – Петр Васильевич отыскал газету и хотел с ней усесться на оттоманку. Но тут вдруг Тоня сказала:
– Есть новость. В школе не задали уроков.
– И все?
Тоня чуть вздохнула:
– И еще есть новость.
– А ну‑ка!
Она перешла на шепот:
– Сломался полотер.
– Какой такой полотер?
– Которым натирают пол.
– Где?
– У нас дома. Ольги Эрастовны.
– Вот те раз! Как же так он сломался?
Тоня молчала опустив голову.
– У Ольги Эрастовны сломался?
Тоня снова помотала головой. Уши ее покраснели.
– Нет. Ее не было дома. Сам сломался.
– Как же это он так, взял и сам сломался? – Ря‑бикоз отложил газету.
– Я только хотела натереть пол на кухне. Для всех.
– Так ведь там же не паркет. Тоня молчала.
– Ты что же, сама его туда потащила? – продолжал Петр Васильевич.
– Только ящичка я не тащила.
– Какого ящичка?
– А он такой маленький, черненький, – Тоня показала, какой там был ящичек.
– Трансформатор?
– Я только вставила, а он погудел и перестал.
– Ах ты техник!
– Я хотела, чтобы на кухне было красиво.
В этот момент в комнату вошла Анна Андреевна.
– Слышала новости? – сказал Петр Васильевич. – Натирала пол на кухне наливайкиным полотером и включила его без трансформатора. А он же у них старый, на сто десять, – и он рассмеялся.
Аня схватилась за щеку:
– Этого нам только не хватало! Что же ты смеешься, Петя? Что теперь люди скажут…
– Кто смеется? Я совсем не смеюсь, – лицо Петра Васильевича сделалось преувеличенно строгим.
– Как это ты так отличилась?
– Что же это, Тоня? Разке можно брать и ломать чужие вещи? – сказала Аня.
Тоня взглянула на Петра Васильевича. Может быть, здесь она найдет сочувствие. Но ни сочувствия, ни оправдания ей не было. Взрослые молчали. Плечи Тони мелко задрожали.
– Плакать поздно. Не надо было брать. Как теперь с Наливайками объясняться? Ведь ты уже большая.
– Ладно, я с ними поговорю. Но это верно. Не надо брать чужих вещей, дочка.
Рябиков погладил Тоню по голове и пальцами стер с ее щеки слезу.
Тоня уже не плакала, но, как и раньше, глядела в пол.
Аня взглянула на Петра Васильевича и, вздохнув, вышла с баночкой соды, за которой приходила.
Петр Васильевич понимал – Аня права. Понимал и казнился. Но что делать? Он не мог видеть Тониных слез. И он тоже вздохнул и сказал Тоне:
– Вот видишь?
Потом он пошел к Наливайкам и осторожно постучал в двери их комнаты.
– Да, да!.. – послышалось оттуда.
Петр Васильевич отворил двери. Супруги готовились к своему позднему обеду. Шурша шелковым халатом, Ольга Эрастовна хлопотала между столом и сервантом. Наливайко, в полосатой курточке, читал у лампы дневного света. Когда вошел Петр Васильевич, он обернулся. Кандидат любил всякие новости.
Петр Васильевич кашлянул и рассказал семейству о том, что случилось в их отсутствие.
Узнав, что новость касается порчи домашнего имущества, Евгений Павлович надел очки и снова уткнулся в книгу. Этим он как бы хотел показать, что это дело целиком компетенции Ольги Эрастовны.
– Я его возьму и починю. Может быть, только перегорел предохранитель. Она, видите ли, включила без трансформатора. Ну, и вот… – Закончил свою неловкую речь Рябиков.
Вместо ответа Ольга Эрастовна посмотрела в сторону мужа:
– Это ты, конечно, Евгений, оставил там?
Не оборачиваясь, кандидат неуверенно пожал плечами.
– Так я возьму его, – продолжал Петр Васильевич.
– Берите, – Ольга Эрастовна снова принялась накрывать на стол. – Придется теперь все убирать в комнаты.
– Я думаю, больше этого не повторится, – сухо произнес Рябиков.
– Да нет, пустяки, – спохватилась Ольга Эрастовна. – Конечно, ребенок! – она выдавила улыбку. – Я только хотела сказать: будет у вас теперь забот, Петр Васильевич.
– Будет, – Рябиков кивнул и вышел из комнаты.
– Вот ведь он же еще и обиделся, – сказала Ольга Эрастовна. – Жили люди спокойно, а теперь… Нет, я, конечно, не против детей. Аня еще молодая. Они бездетные. Понятно. Но ведь сколько хлопот!.. В квартире одну оставишь – думай, не натворила бы чего‑нибудь, на улицу уйдет – не случилось бы что с ней… О школа тоже думай… Есть, конечно, и радости, – Ольга Эрастовна задумалась. – Если бы у меня в молодости была отдельная квартира, мы бы, наверное, тоже мечтали о маленьком живом существе. Как ты думаешь, Женик? – неожиданно обратилась она к молчавшему за рабочим столом мужу.
– Я думаю, я думаю… – буркнул, не отрываясь от книги, Наливайко. – Я думаю, что детей не заводят и не отказываются от них по квартирным соображениям.
Ольгу Эрастовну задело.
– Может быть, ты хочешь сказать, что в свое время это я не захотела, чтобы у нас кто‑нибудь был?
– Причем тут мы! Я вообще… – Евгений Павлович понял, что допустил неосторожность, которая будет ему дорого стоить.
– Посмотрела бы я на тебя! Что бы ты сказал, если бы такая Тоня похозяйничала тут хоть один день… Садись, пожалуйста, есть.
Садиться было еще рано, так как приготовления к обеду не были закончены, но Евгений Павлович забрал книгу и послушно перебрался к другому столу.
Глава 17
СТРАННЫЕ ВЗРОСЛЫЕ
Не догадываясь о том, какие чувства вызвал его приход в семье Наливайко, Петр Васильевич сидел за столом и насвистывал перед разобранным на газетном листе электрополотером. Машина оказалась старой и никуда не годной. Она уже доживала свой технический век. Предохранитель действительно перегорел. Но и другие части имели изрядно потрепанный вид. Петр Васильевич делал то, что было возможно сделать в домашних условиях. Он старательно перетирал детали, чистил их, смазывал и ставил на место.
Он предполагал провести вечер совсем по‑иному, и вот дочка дала ему неожиданную работу. Но самое удивительное было то, что ему доставляло непонятную радость чинить старую рухлядь, которую поломала Тоня. Он делал это с таким усердием, словно отремонтированный полотер мог доставить дочке необыкновенную радость.
Тони в комнате не было. Аня устроилась на кушетке, штопала детские чулки. Петр Васильевич отлично понимал, что Аня осуждала его мягкость, что вот, например, сегодня ему следовало поговорить с Тоней по‑отцовски серьезно, а он глупо радуется тому, что ремонтирует этот разваливающийся на ходу электроприбор.
И Аня словно поняла его мысли. Неожиданно она рассмеялась, показала мужу надетый на гриб детский чулок и сказала:
– Вот видишь. Я тут, а ты там – оба на дочь работаем. Похожи на настоящих родителей. – Она немного помолчала и добавила: – Нет, Петя. Так уж оно, видно, сложилось – если ей и будет доставаться, так только от меня. Она меня боится, а тебя – нет. Тебя любит. Ну что ж, пусть так. Кому‑то надо…
– Ну, подожди, подожди, – возразил Рябиков. – Не все я ей потакать стану.
– Ой ли! – и Аня опять рассмеялась.
А Тоня меж тем уже забыла о всех огорчениях. Она сидела на стуле в комнате Риты, болтала ногами и смотрела эстрадный концерт по телевизору. Играл оркестр, и пели певцы. Но это было не самое интересное. Самое интересное было то, что Марии Гавриловны дома не оказалось, она ушла в кино, а у Риты сидел гость. Гость был моряком, в пиджаке с блестящими пуговицами. Он сидел рядом с Ритой на диване и тоже смотрел телевизор.
Когда Тоня вошла в комнату, Рита торопливо встала и познакомила ее:
– Это Юрий Всеволодович. Он приехал из Мурманска, – сказала она. – А это наша соседка Жульетта.
Так, значит, это и был тот самый «один человек», которому Рита писала письма? Он тоже встал и пожал Тоне руку. Потом опять сел на диван. От него пахло одеколоном. Рита была одета в новое платье и туфельки, но никуда не спешила, а сидела на диване рядом с моряком и смотрела телевизор.
Тоню тоже усадили. Только не на диван, а на стул перед телевизором. Рита принесла картонку с пирожными и велела выбрать