Категория: труженик тыла.
Место рождения: Казахстан
Дата рождения: 15.12.1926
Место проживания: Иркутская область
.
Мое детство закончилось рано, время было голодное и мне приходилось подрабатывать, где придётся. В нашей семье было восемь детей, я была старшая. Жили мы в Казахстане, денег не хватало и поэтому, летом я всегда работала, сначала нянчила чужих детей, потом трудилась в совхозе. Когда началась Великая Отечественная война, мне было четырнадцать с половиной лет. Летом 1941 года работала с геологами, старалась хоть как-то помочь родителям. Носила за геологами теодолит, был он очень тяжелый, 18 килограмм. Я складывала его в рюкзак, грузила на спину и таскала по горам.
Тот летний день, 22 июня, я не забуду никогда. К нам на участок, где я работала, прискакал на лошади нарочный. Начальник участка отправил детей собрать всех жителей, чтобы сделать объявление. Люди собрались возле конторы и нам сказали, что началась война. Женщины завыли от страха, дети не понимали что происходит. Тут же объявили приказ о мобилизации, списки прочитали сразу. Собрали мужчин, посадили на подводы и повезли. В это же время ударил такой гром, казалось земля, расколется. Начался ливень. Женщины плакали, бежали за подводами, никто не уходил, провожали до тех пор, пока подводы не скрылись из виду. Отца нашего сразу не забрали, так как он был после операции. Началась новая жизнь, полная тревог и ожиданий.
Жили мы далеко от цивилизации, у нас даже радио не было и поэтому, каждый новый нарочный приносил нам новые страшные вести. Зима прошла в страшных ожиданиях почтальона. А летом мы все стали работать для рудника, лошадям нужен был корм, косили и убирали сено, заготавливали корма скоту. Ближе к осени я устроилась на шахту, он был в тридцати километрах от того места, где мы жили. Сначала меня взяли уборщицей, а через некоторое время перевели в бригаду, в забой на откатку породы. На руднике в Каккуле, условий не было никаких, тачку полную породы катили на отвал на одном колесике по небольшому настилу. Темнота была жуткая, только фонарь с карбиткой освещал дорогу. Руки всегда были сбиты в кровь, так как забой был очень узкий. Постоянно мокрые, так как вода в шахте с потолков лилась постоянно, в холоде, в голоде мы добывали вольфрам, черного цвета, очень тяжелый. Если тачка срывалась, поднять и собрать породу, было очень трудно. Катить надо было на улицу на отвал. Вываливать, надо было в пропасть, держа тачку всей своей силой. Бывали случаи, когда вместе с породой улетали и тачки, достать их было невозможно. А сколько людей гибло в шахте, ломались крепи, происходили обвалы, неудачные взрывы.
Жили мы в таком месте, где зима начиналась в сентябре и заканчивалась в мае. Снега было до трех метров в высоту. Дорогу к шахте протаптывали специальными лошадьми, снеготопами. Чтобы и транспорт (это лошади, запряженные в сани), могли проехать и пройти люди. А если начиналась буря, сообщали быстро всем, потому что могло засыпать снегом. В штольни надувало столько снега, что выйти из неё было невозможно.
Жили мы в бараках, холод был ужасный, на весь день давали всего одну чурку дров. Носить было нечего, шаль вся светилась от дыр, штанов не было. Промерзали до самых костей, иногда мечтали о том, чтобы заболеть и хоть денек полежать, отоспаться. Кормили в столовой, в основном сушеными овощами, крупами и разными консервами. Еда была скудная, но мы радовались и этому. Поднимали рано утром, в коридоре висела рельса и по ней били молотком, поднимая рабочих. Выходных не было, до шахты добирались далеко, работали в основном девчонки. Почти всех парней забрали на фронт. В шахте я проработала два года и когда отца перебросили на другое место, я тоже уехала с ними. Отца в сорок втором забрали на фронт, провожали мы его всей семьёй, самому маленькому Юре было два с половиной года. Мама очень плакала, в семье было уже пять детей. На четвёртые сутки отец вернулся домой, на него наложили бронь. Отец был партийный, а в селе совсем не осталось мужчин, кому-то надо было руководить. Во многих семьях забрали всех сыновей, из нашей родни забрали три дяди, вернулся только один, и тот вскоре умер от сильного ранения.
После Каккуля, я устроилась на рудник в Чиндагатуе, там мы добывали голубой молибден. По сравнению с вольфрамом он был очень легкий. Жили так же в бараках, благоустройства все были на улице. Питались, кто, чем мог, хлеба на день давали 500 грамм. Баня была одна на всех. Дисциплина была железная, за опоздание на пять минут, могли осудить на год тюрьмы. Все инструменты давали строго под запись. Часто нас снимали с рудника на валку леса, бревна грузили вручную, летом заготавливали, а зимой вывозили, где на санях, а чаще запрягались сами. Электричества не было, машин и тракторов не было, везде выручали лошади и люди. Пищу готовили в печах, баню, бараки топили дровами, поэтому нужно было заготавливать лес. Нам казалось, что так и должно быть, все работали, и никто не роптал.
Когда приехал нарочный и сообщил, что закончилась война, все люди с рудника бежали бегом к правлению, побросав инструменты. Люди плакали, обнимались, смеялись, плясали, радовались Победе. На руднике я проработала до сорок седьмого года, уволиться пришлось из-за болезни мамы, мы думали, что она не выживет, никого она не узнавала. В то время всех косила малярия, но мы с отцом приняли столько усилий, чтобы выходить маму: по совету людей, мы собирали труху от сена, запаривали в бочке, сажали туда маму, потом парили её в русской печке, так мы спасли её, она прожила до 72 лет. После я уехала на валку леса в Арчиты. Там уже лес возили на машинах, нагрузим машину, сядем сверху брёвен, ещё и песни пели! До дому приедем, еле живые от холода, ведь зима на улице была. Времена после войны были очень тяжёлые, война закончилась, а ничего не изменилось, горя, голода и холода хватило сполна. А тут ещё прошел сильный град, выбило всё, что люди посадили. Начался голод, корову заводили на ночь в дом, чтобы её никто не украл. Работать ходили с бутылкой молока, больше взять было нечего. Собирали прошлогоднюю картошку, которая осталась с осени, поджаривали на плите, масла не было и ели. Как мы выжили, я не знаю, наверное, потому что очень хотели жить! Воспоминаний осталось много, когда вспоминаешь, сердце плачет от боли. Не дай бог, кому то испытать всё это. Пусть всегда будет мир и радость на нашей земле.