“Гражданин”
Журнал-газета “Гражданин” выходила в свет с января 1872г. Официальным его руководителем был князь Мещерский. Неофициальным – Победоносцев. “Гражданин” считается реакционным журналом, относится к так называемой “охранительной” печати. “Гражданин” выступал за преостановку и даже окончательную остановку реформ, чем и навлек на себя гнев демократической публики. Осенью 1872г. новым редактором журнала становится Достоевский. По замыслу властей (Победоносцев был членом Государственного совета, имел связи в III Отделении) Достоевский, читаемый и любимый в России, должен был освятить своим авторитетом и талантом дело защиты существующего порядка. Одной из причин, почему Достоевский согласился на редакторский пост- неприятие демократической публикой его “Бесов”, тогда как охранители одобрительно встретили роман. Достоевский надеялся объяснить свою позицию в печатном органе. Кроме того, по замечанию Страхова в Достоевском жила “страсть журналиста ”, тянувшая его в публицистику. Закономерно ли участие Достоевского в “Гражданине”? Какие точки соприкосновения у Достоевского были с Мещерским и Победоносцевым?
Основой для сближения Достоевского с “Гражданином” послужило резко отрицательное отношение ко всем западным образцам правления. Лучшей и единственно подходящей формой правления для Россиии признавалось самодержавие. У России свой путь развития. Эта линия самородности русского развития была продолжена редактором Достоевским.
Достоевский как редактор стремился придать “Гражданину” внутреннее структурное и идейное единство. Эта задача особенно увлекала его. У него была твердая программма и ясная цель. В письме к М.П. Погодину Д......говорит о своей политической программе, для пропаганды и реализациии которой он примкнул к «Градланину”: “Вот цель и мысль моя. Социализм с ознательно и в самом нелепо-бессознательном виде, и мундирно, в виде подлости, - проел почти все поколение. Факты явные и грозные. Самый необразованный простак, и тот, читаешь в газетах, вдруг где-нибудь отрезал словцо – глупейшее, но несомненно вышедшее из социалистического лагеря, надо бороться, ибо все заражено. Моя идея в том, что социализм и христианство – антитезы. Это и хотелось бы провести в целом ряде статей»
Достоевского с «Гражданином” сближал страх перед грядущей социальной революцией, предвидение будущей победы “четвертого” сословия, …. Спасение он видит в народе…. По словам Достоевского, социалистами “еще ничего не решено, чем будущее общество заменится, а решено лишь только, чтобы настоящее провалилось”. Тогда рухнут все устои России: собственность, семья, христианская религия, царский режим и даже, как кажется Достоевскому, национальность, национальное начало.
Революционному социализму Д. противопоставляет “христианство” или “русский социализм”, который, по мнению Д, “заключается не в коммунизме, не в механистических формах, а во всесветлом объединении во имя Христово”….. Достоевский надеялся сделать из «Гражданина” рупор своих политических и религиозно- философских идей, рассчитывая на полную самостоятельность. “Гражданин” – согласно представлению Достоевского – должен быть идеологически монолитен Иначе говоря, Достоевский хотел быть полным идеологическим хозяином журнала и единой властью редактора создавать совершенную идейную гармонию. “Идеологическим центром журнала “Гражданин” должен был быть “Дневник Писателя” Ф.М. Достоевского.
Забегая вперед скажем, что ожидания и надежды Достоевского–редактора не сбылись. К концу 1873 г. Д это стало совершенно ясно. “ Принимаясь за редакторство год тому назад, воображал, что буду гораздо самостоятельнее” (..) Д разочарован тем, что он не может отвести и отвергнуть некоторых статей кн. Мещерского и его протеже и как редактор и материально и идейно зависим от собственника журнала В.П. Мещерского. (с.564). Начались конфликты на идейной почве. У “Гражданина” оказалось как бы два хозяина, отсюда явные противоречия в позиции журнала, впечатление дисгармонии. В конце 1873 г. Достоевский подает прошение об увольнении от должности редактора., хотя и эпизодически сотрудничает в нем в 1874-1878г.
Мечта о собственном периодическом издании не оставляла Достоевского. Для него журналистика была источником познания действительности, своеобразной подготовкой к художественному творчеству, предварительной проверкой новых идей. Спасением стал «Дневник писателя”
(к Истории замысла)
В «Бесах” частично разъясняется план и смысл издания. Лиза делится с Шатовым замыслом издания книги, в которой были бы собраны в определенной системе многочисленные факты, публикуемые ежедневно в столичных и провинциальных журналах и газетах, производящие при чтении сильное впечатление, но потом забываемые, вытесняемые другими; судьба газет известная – «повсеместно складываются в шкапы, или сорятся, рвутся, идут на обертки и колпаки”. Будущая книга менее всего должна быть случайным, пестрым собранием фактов; это проект издания, в котором отразилась бы «картина духовной, нравственной, внутренней русской жизни за целый год”. Замысел Лизы осуществил сам автор.
“Дневник писателя” – это журнал, в котором издатель был одновременно единственным автором и редактором, и художником, и критиком, и публицистом, репортером, фельетонистом. “Дн писателя” – это книга, сочинение, выходящее ежемесячными выпусками. Каждый выпуск состоял обычно из двух- четырех глав, включающих в себя до семи частей, каждая из которых сопровождалась заголовком.
Под именем «Дневник писателя” известны следующие произведения Достоевского: 1. Заметки, опубликованные в качестве отдельной рубрики в журнале «Гражданин” (1873г); 2. Самостоятельное ежемесячное издание 1876-1877г; 3. Единственный выпуск за 1880г; 4. Возобновленное периодическое издание 1881г (успел выйти только январский номер, поступивший в продажу в день похорон Достоевского).
В 1876г. вышло одиннадцать выпусков 2Дневника» (один двойной); в 1877г. – десять (два двойных). Объяем номера колебался от 25 до 33 страниц (сдвоенные номера – 47стр.). Текст печатался в две колонки и подразделялся, как правило, на две большие главы, каждая из которых состояла из нескольких главок.
“Дневник” совмещал в себе элементы различных печатных жанров… Нумерация страниц в течении всего года была сквозная (в 1876г. – 335стр, в 1877г. – 326). По объему «Дневник” напоминал брошюру, по формату – еженедельную газету, по периодичности – ежемесячный журнал, по признаку авторства – отдельную книгу. Цена одного выпуска равнялась 20 коп. (1877 – 25 коп.). Стоимость годовой подписки – 2р 50 коп.
“Дневник обычно выходил в последний день месяца (…) В конце года ежемесячные выпуски сброшюровывались и продавались в качестве отдельной книги.
Единственным автором, редактором и издателем “Дневника” являлся Ф.М. Достоевский.
О жанре: “Дневник писателя” – это философская проза. Философская проза – это взгляд на мир становящейся личности в процессе искания правды.
Задача заключалась в создании нового жанра.
Публицистику следовало одушивить. “Мысль изреченная” должна была соединиться с личностью того, кто ее изрекал.
Почему произведение названо “Дневник писателя”? Среди названий произведений Достоевского такой беспридикатный тип жанрового озаглавливания (жанр + повествователь) встречается всего дважды (“Рассказы бывалого человека”, “Исповедь великого грешника” Внешне нейтральное название на самом деле типично для эссе. Эссеистические произведения часто названы жанрово (“Стихи в прозе” Тургенева). Для таких названий характерна оксюморомность: Стихи, но почему то в прозе. Не исключение название “Дневник (как записи частного лица) и писателя 9лица социального) Название “Дневник писателя” несет в себе внутреннюю антиномичность, двуплановость личного и общественного.
Особенности “Дневника”
- Доверительность (доверительный тон)
- Резко выраженное личностное начало
- Высокое духовное напряжение
- Исповедальность
- -полемичность
“Дневник писателя” личностен от начала и до конца. Тон “Дневника” (нарушение им так называемых литературных приличий, интимно-доверительное, “домашнее” обращение его автора к читателям) очень раздражал газетных критиков. “Недостает только, - возмущалась “Петербургская газета”, - чтобы по поводу кроненбергского дела Достоевский рассказал, как возвращаясь поздно из типографии, он немог найти извозчика и поэтому промочил ноги, переходя через улицу, отчего опасается получить насморк и проч”. (И.Волгин)
О чем бы ни писал Достоевский, общее принципиально не отделено у него от частного, “дальнее” от “ближнего”. Страдания семилетней девочки и судьбы Европы вводятся в единую систему координат. Все оказывается равнозначно друг другу, но не равным самому себе. Факты уголовной хроники обретают “высшую природу”, а крупнейшие мировые события низводятся до уровня уголовного факта.
И в этой системе маленькая дочь Кроненберга («слезинка ребенка”) и “судьбы Европы” имеют одинаковую нравственную ценность. Ибо в “Дневнике” предпринята попытка применять принципы этического максимализма к моделированию всей мировой истории – сверху донизу. (С.28)
В «Дневнике писателя” жизнь и литература как бы растворялись друг в друге. Они не существовали рядом, подле, раздельно, а именно сливались, синтезировались, совоплощались. Реальный факт и факт художественный “работали” и взаимодействовали друг с другом в рамках единой системы, у которой – заметим это особо – нет аналогов в истории мировой литературы. (С.59). (И.Волгин)
Дневник обращался не к отдельным социальным группам или партиям, а к русским гражданам, ко всему русскому миру. Русских граждан он хотел вовлечь в полемику, научить самостоятельности мышления и услышать их живые голоса и замечания по поводу выдвинутых в журнале проблем. Стремление к живому диалогу - не риторике как полемическому искусству, - установка на индивидуальное и коллективное признание истины – характернейшая особенность “Дневника”. Ориентация на чужой голос и чужое высказывание - кардинальная черта поэтики Достоевского.
Современные исследователи утверждают, что “Дневник писателя” первым интерактивным журналом. Интернет-публикации -это не ограниченный ничем поток сознания, не подвергающийся существенному лит ратурному редактированию (это роднит “Дневник” с интернетом)
Известно, что «Дн” нашел живой отклик у аудитории. Достоевский не только получал большое количество писем от своих читателей, но и вступал с ними в личную переписку, а иногда отвечал на их письма на самих страницах “Дневника”. Конечно, и по объему и по содержанию нельзя сравнивать взаимодействие писателя и аудитории в то время и в наши дни. Но для той эпохи случай с “интерактивностью” “Дневника”, его злободневностью и даже оперативностью – беспрецедентный. В этом смысле уровень оперативности посланий Достоевского не уступает уровню многих Интернет-публикаций. Достоевский-публицист современен и своевременен
Сам коммуникативный процесс, процесс общения с аудиторией, у Достоевского весьма схож с нынешним сетевым творчеством. Вспомним хотя бы диалоги Достоевского с воображаемым читателем… “Я хотел было написать предисловие, потому что нельзя же совсем без предисловия…” и т.п.. Для современной публицистики характерна подобная нарочитая разговорность, стремление овладеть вниманием читателя с помощью банальных и бессодержательных фраз, ни к чему не обязывающего словесного потока.
Ко всему прочему такая “разговорность” стиля подчеркивает особого рода доверительность, близость между автором и читателем (что не свойственно ни “официальной” прессе, ни даже жанру дневниковой прозы как таковому). Достоевский своей доверительностью, с одной стороны, ставит на первое место личность человека вообще, с другой – делает самого себя главным героем своего произведения. Интернет тоже поставил на первое место личность, хотя она чересчур размыта, “деперсонализирована”.
Возникает вопрос: где та невидимая грань – грань между публичностью, то есть праздным желанием быть на виду у всех и публицистикой? Публицистика начинается тогда, когда писатель настолько отдается любви, ненависти, боли и сарказму, переполняющим его, что не может не поделиться ими с читателем.. “Дневник писателя” – именно в этом смысле публицистичен. И именно в этом смысле публицистичны (опять же я не упоминаю художественные достоинства) все публикации в Интернете.
Особенность «Дневника” - своеобразный публицистический юмор.. Достоевский, как и всякий русский, любит и пострадать, и поюродствовать. (Уж что-что, а поприкидываться дурачком русский любит; при этом в глубине души, конечно, он воспринимает себя слишком всерьез). А у Достоевского все это получается опять же с юмором, с легкостью. Заметьте, сколько у него: “право, бесполезные записки”, “ах, зачем я это вспомнил”, “ну какой из меня психолог”, “ну какой из меня репортер”, “ну какой из меня…”. Все время так и норовит извиниться перед читателем. А “юродствование” для русской публицистики – не самый последний прием; почти вся сетевая журналистика – это одно сплошное “прикидывание”. Уже хотя бы потому, что сетевой автор – это даже не личность, стоящая за текстом, а всего лишь имя, высвеченное на экране монитора. А таких имен у любого человека могут быть десятки.
(впечатление от “Дневника”)
На третий день после выхода первого “Дневника” в “Петербургской газете” появилось десять стихотворных строк, подписанных инициалами О.Др. (Общий друг):
Ф.М. Достоевскому по прочтении его «Дневника”
Вот ваш “Дневник”….Чего в нем нет?
И гениальность, и юродство,
И старческий ненужный бред,
И чуткий ум, и сумасбродство,
И день, и ночь, и мрак, и свет.
О Достоевский плодовитый!
Читатель, вами с толку сбитый,
По “Дневнику” решит, что вы –
Не то художник даровитый,
Не то блаженный из Москвы.
Но вот что любопытно: первый номер моножурнала Достоевского не дает оснований для таких размашистых определений!
О чем говорится в первом «дневнике”? В нем еще совершенно отсутствуют так называемые «политические статьи”, нет там и ни одного из тех “вселенских пророчеств”, которыми порой иобилуют позднейшие выпуски. (..) эпиграма Минаева была вызвана не столько содержанием первого номера “дневника”, сколько “Бесами” и сотрудничеством с “гражданином”
Эти стихи Дмитрия Минаева на долго определили отношение к «Дневнику”
Постепенно в критической литературе утвердился тезис о «второсортности” “Дневника”.
Причина непонимания по Волгину (С. 30): С одной стороны, «Дневник” преследовая чисто публицистические задачи, - с другой, осуществлял их при помощи “непублицистических” средств.
Газетные критики накладывали на многогранную художественную организацию «Дневника” привычную схему, соответствующую их представлению о том, какой именно должна быть публицистика.
“Дневник безжалостно разрушал привычный журнальный стереотип. Его художественная новизна раздражала тем сильнее, чем глубже затрагивал он ненормальность общественного бытия.
Общество было нездорово. Однако болезнь склонны были приписывать именно Достоевскому.
(С. 31) “Ум г. Достоевского имеет болезненные свойства, - это “медицинское заключение” “Петербургской газеты” разделялось почти всем консилиумом мелкой столичной прессы.
К Достоевскому все чаще приминяется «резиновый” тезис о “хорошем писателе” и “плохом мыслителе”.
Когда в «Дневнике” была напечатана “Кроткая”, Скабичевский, приветствуя появление этого “фантастического рассказа” заметил, что “если бы г. Д… не поместил бы в своем “Дневнике” ни одного из своих прямо-криво-косо-линейных рассуждений, читатель бы остался вдвойне доволен6 к концу года всесто тома плохого мыслителя у него образовался бы том талантливого художника...» (Биржевые ведомости, 1876, № 341. Заурядный читатель.)
Русская пресса высказывалась о дневнике крайне противоречиво, причем некоторые органы могут менять свои оценки («Голос”, “Биржевые ведомости”) Наиболее резкой критике дневник подвергается со стороны либеральной прессы. Вместе с тем моножурнал не получил никакой реальной поддержки «справа” (Я..: хотя его и не “били”), а иногда он удостаивается враждебных выпадов с этой стороны (Я: см. “Русский вестник”, 1876г, март, с. 362-367. статья В.Г. Авсеенко, на которую Достоевский ответил в январском номере 1876 г). Демократическая печать либо полемизируетс “дневником” по отдельным вопросам (“Дело”), либо сохраняет по отношению к нему известную сдержанность (“Отечественные записки”). Сам же Достоевский ведет полемику только с либеральными и консервативными органами, не задевая оппонентов «слева”.?????? (Я. Крупные издания и их редакторы не торопились вступать в открытую полемику с Достоевским, т.к. он был их постоянным автором. “Бесы” были опубликованы в “Русском вестнике ”, “Подросток” в “Отечественных записках» в 1875г
“Дневник писателя” за 1873г.
Д. В своем “Вступлении” к “Дневнику писателя”, который начал печататься с первого номера «Гражданина” зв 1873г., иронически рассказывает, как проихошло это событие, и намекает на своеобразное изолированное положение “Гр”, особенно в кругу современной либеральной и революционно-демократической печати.
“У нас говорить с другими – наука… Прежде, например, слова: “я ничего не понимаю” означали только глупость произносившего их; теперь же приносят великую честь. Стоит лишь произнести с открытым видом и гордостью: «Я не понимаю религии, я ничего не понимаю в России, я ровно ничего не понимаю в искусстве” – и вы тотчас же ставите себя на отменную высоту. И это особенно выгодно, если вы и в самом деле ничего не понимаете”. Так сатирически Достоевский изображает основной тон журналистики 70-х годов.
Идеи прогрессивной, революционной, обличительной литературы, по сатирической оценке Достоевского “продаются везде, даже даром». Они не являются зрелым плодом самостоятельных размышлений над русской действительностью... “…покупают готовые идеи. Они продаются везде, даже даром; но даром-то дороже обходится, и это уже начинают предчувствовать”
Себя как редактора «Гр.” И свой журнал Д. Представляет обладателем и хранителем своей, собственой, самостоятельной мысли, своего слова. “Горе тому литератору и издателю, котрый в наше время задумается. Еще горше тому, который сам бы хотел учиться и понимать; но еще горше тому, кто объявит об этом искренне; а если заявит, что уже капельку понял и желает высказать свою мысль, то немедленно всеми оставляется.” (568)……
Далее Д во “Вступлении» рассказывает две присказки, в которых дает образы двух типичных оппонентов, вернее двух общественных направлений, чуждых Д. Одна присказка – «басня древняя” о споре свиньи со львом. В образе свиньи, извалявшейся в навозе и отвратившей от себя льва своим запахом, нарисован один тип оппонента – либерала. “ Конечно, львов у нас нет – не по климату, да и слишком велиественно. Но поставьте вместо льва порядочного человека, каким каждый обязан быть, и нравоучение выйдет тоже самое.» Можно предполажить, что такими злобными красками Достоевский рисует Краевского и его окружение, вообще либералов, постыдным воплощением котрых для Достоевского был 2голос», орган А,А. Краевского. Итак, один лагерь, с которым борется «Гражданин” – это буржуазные либералы. Другая присказка связана с именами Герцена и Белинского. Смысл ее в том, что Д. В своей публицистической деятельности будет расчитывать на умного и честного оппонента из либерально-демократических слоев. Здесь тон и оценка – как будто другие, даже милостивые.
Во “Вступлении” к “Дневнику писателя” за 1873 г. Достоевский приводит следующую “присказку”: “Однажды разговаривал с покойным Герценом, я очень хвалил ему одно его сочинение, - “С того берега”… эта книга написана в форме диалога двух лиц, Герцена и его оппонента. – И мне особенно нравится, - заметил я между прочимЮ – что ваш оппонент тоже очень умен. Согласитесь, что он вас во многих случаях ставит к стенке. – Да ведь в том то и ввся штука, - засмеялся Герцен. – я вам расскажу анекдот. Раз, когда я был в Петербурге, затащил меня к себе Белинский и усадил слушать свою статью, которую горячо писал: “Разговор между господином А. и господином Б.”…В этой статье господин А., т. е., разумеется, сам Белинский, выставлен очень умным, а господин Б., его оппонент, поплоше. Когда он кончил, то с лихорадочным ожиданием спросил меня6 – Ну, что, как ты думаешь? – Да хорошо то хорошо, и видно, что ты очень умен, но только охота была тебе с таким дуралеем время терять. – Белинский бросился на диван, лицом в подушку, и закричал, смеясь, что есть мочи: - Зарезал! Зарезал!”
Притча, рассказанная автором явно преднамеренно. Диалогичность, остановка на открытый диспут тем самым провозглашаются ведущим структурным принципом “Дневника писателя”. (С.183)
Но у Туниманова возникают некоторые сомнения.
Сразу же отметим, что, на наш взгяд, диалогичность «Дневника писателя” ничего общего не имеет с теорией полифонического романа и полифонизмом вообще. Посмотрим на фельетон «Среда”, который композиционно построен как диалог. Достоевский в “среде” представляет возможность звучать нескольким голосам: “отчасти славянофильскому”, “язвительному” и какому-то неопределенному. Однако Достоевский продуманно и целенаправленно вставляет гневные и насмешливые реплики, ослабляющие и в конце концов уничтожающие аргументацию “сконструированных” собеседников, всячески их комроментирует и, наконец, решительно закрывает дискуссию, оставляя за собой последнее и окончательное слово, которое критике и обжалованию не подлежит. Диалог в «Среде” – удачно найденный композиционный прием, помогающий автору-публицисту убедительнее и занимательнее провести свою точку зрения. (С.187)
В.В. Виноградов обратил внимание на следующие слова достоевского: “буду и я говорить сам с собой и для собственного удовольствия, в форме этого дневника, а там, чтобы ни вышло. Об чем говорить? Обо всем, что поразит меня или заставит задуматься» И так их прокомментировал: “Само собой разумеется, что это – лишь тонкая политическая игра, лишь литературно-публицистическая поза. “Д.П.» Достоевского менее всего похож на внутренний монолог, на разговор с смамим собой” по своему политическому существу, по своей публицистической направленности. Он только стилизован иногда под «внутренний монолог”, как бы следуя ему в разговорно-фамильярной манере речи, в ассоциативном ходе стремительно набегающих и сменяющих одна другую мыслей” (С.196) (ССылка на
В.В. Виноградов. Проблема авторства и теория стилей. М. 1961, стр. 568.)
А в ранней своей работе, посвященной риторическим приемам Достоевского-публициста (на материале разбора Достоевским дела Кронеберга), ученый проследил, каким образом создается в “Дневнике писателя” эта стилизация под “внутренний монолог”. Кстати сказать, именно в ответе защитнику Спасовичу во всем блеске сказался незаурядный публицистический талант Достоевского: необыкновенно искусно, используя разветвленную сеть постепенно нагнетаемых и затем сведенных в неотразимо-жгучий фокус риторических приемов, он разбивает буквально все построения адвоката, восстанавливая истину. И на этот раз Достоевский прибегает к форме диалога, но, как справедливо замечает Виноградов, “на самом деле рождается лишь литературная иллюзия диалога: ведь писатель не дает Спасовичу произнести ни слова от себя. Он лишь воспроизводит как бы непосредственно перед самим Спасовичем отрывки из его речи, но совершенно меняя их интонации, их экспрессивные формы. Это наблюдение Виноградова применительно и ко всему «Д.п., в котором чаще всего формально соблюден диалогический принцип; преобладает же “литературная иллюзи
(Далее в заметке “Старые люди Д рассказывает о Белинском. Отрывок беседы есть в моей лекции по истор критики)
О Белинском: «Он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности – он отрицал радикально. Без сомнения он понимал, что отрицая нравстенную ответственность личности, он тем самым отрицает и свободу ее. Этот всеблаженный человек... был самый торопившийся человек в России. (с569)
Для более глубокого понимания всего контекста мыслей Достоевского, легших в основу его первой статьи из «Дн. П.”, следует вспомнить еще такие слова из письма Достоевского А.Н. Майкову: “Деизм нам дал Христа, т.е. до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный. А что же они –то, Тургеневы, Герцены, Утины, Чернышевские нам представили?... Все эти либералишки и прогрессисты, преимущественно еще школы Белинского, ругать Россию находят первым своим удовольствием и удовлетворением. Разница в том, что последователи чернышевского просто ругают Россию и откровенно желают ей провалиться. Эти же отпрыски Белинского, прибавляют, что они любят Россию.....Между прочим, Тургенев говорил, что мы должны ползать перед немцами, что есть одна общая всем дорога и неминуемая, - это цивиллизация и что все попытки руссизма к самостоятельности – свинство и глупость. “(С. 271)я диалога”. (С.197)
(Ссылка на В.В. Виноградов. О художественной прозе, М.-Л., 1930, стрю145-146.)
Одной из ведущих тем в публицистике того времени – тема народа. Этой теме посвящен очерк “Влас ” в “Дневнике писателя”. Это история крестьянина, сознательно совершившего греховный поступок – стрелявшего в святое причастие (поспорил с мужиками, кто совершит самый дерзкий поступок), а затем покаявшегося и принявшего страдание. Влас – фигура символическая и знаменательная. В его образе – коренная народная черта – “потребность страдания, всегдашнего и неутолимого” Ощущение правды, стремление к самоспасению в русском человеке сильнее порыва к отрицанию и саморазрушению. (Т.21) По сути дела, Достоевский оставил открытым вопрос об истоках деревенского нигилизма – “о причинах возникновения этой поразительной потребности отрицания в человеке, иногда самом неотрицающем” (Т 21). Симптоматично, что сам писатель, не считал раскаяние Власа ни окончательным, ни достаточно прочным: “Современный Влас быстро изменяется. Там, внизу у него такое же кипение, как сверху у нас…. Богатырь проснулся и расправляет члены: может захочет кутнуть, махнуть через край” (21, 41_ Писатель признавал, что в пореформенное время поведение народа чревато неожиданностями, “так что мы давно уже вступили в полнейшую неизвестность ”.
Во втором номере “Гражданина” (1873) Достоевский поместил в “Дневнике” фельетон “Среда”. Статья направлена против расхожей формулы “среда заела”, столь привычной для демократической и либеральной печати. Достоевский в противовес этому стереотипу ставил вопрос о нравственном долге личности сопротивляться среде, об ответственности человека перед обществом за свои поступки. Писатель, по сути, решал здесь задачу нравственной и социальной активности личности. И решал ее с позиций христианина. Именно христианство принесло идею о ответственности личности за поступки. (//идеи Мирча Элиаде о архаической, христианской культурах)
У Д вообще личность – это человек, сопротивляющийся (среде, обстоятельствам). Но его статья, исполненная глубокого философского смысла была прочитана современниками преимущественно в политическом аспекте и была воспринята односторонне: как выступление против новых судов.