ЧТО МОЖНО УЗНАТЬ ВО СНАХ 11 глава




Отпустив Истинный Источник, Эгвейн уселась на место и, наклонившись к Бэйр, прошептала:

— Авиенда сделала что-то не так?

Она не знала, как отнеслась бы к ее вопросу Авиенда, но не хотела ничем смущать подругу.

Бэйр не испытывала подобных сомнений или угрызений совести.

— Ты про порку? — осведомилась она обычным голосом. — Она пришла ко мне и заявила, что сегодня дважды соврала. Правда, кому и о чем, так и не сказала. Разумеется, это ее дело — до тех пор, пока она не лжет Хранительницам Мудрости. Но она твердила, что ее честь требует, чтобы тох ее был оплачен.

— Она просила… — несказанно изумилась Эгвейн, не в силах договорить.

Бэйр кивнула, словно такая просьба — нечто совершенно обыденное.

— Я немножко добавила ей от себя, за то, что она меня побеспокоила. Если тут замешан джи, то при чем к ее обязательству я? Весьма вероятно, что ее так называемая ложь — нечто такое, о чем беспокоятся лишь Фар Дарайз Май. Девы, особенно бывшие, порой так суетливы! Совсем как мужчины.

Эмис кинула на Бэйр взгляд, заметный даже в густом пару. Как и Авиенда, Эмис, прежде чем стать Хранительницей, принадлежала к Фар Дарайз Май.

Как казалось Эгвейн, она еще не встречала айильца, который не относился бы нервно к джи'и'тох. Но такое! Похоже, все айильцы с приветом.

Сама Бэйр, похоже, совершенно выбросила из головы случившееся с Авиендой и продолжила.

— В Трехкратной Земле Потерянных ныне много больше обычного. Столько я и не припомню, — заявила она всем в палатке. Потерянными айильцы называли Лудильщиков, Туата'ан.

— Они бегут от бед, которые гонят их за Драконову Стену. — В голосе Мелэйн ясно слышалось презрение.

— Я слышала, — медленно промолвила Эмис, — что кое-кто из убежавших после откровения прибился к Потерянным. Они попросили принять их.

Повисло долгое молчание. Теперь все они знали, что у них с Туата'ан одни предки, что их пути разошлись еще до того, как айильцы пересекли Хребет Мира и явились в Пустыню, но это знание только углубило неприязнь.

— Он несет перемены, — хрипло прошептала скрытая клубами пара Мелэйн.

— Мне казалось, вы примирились с переменами, которые он несет, — сказала Эгвейн с искренним сочувствием в голосе. Должно быть, тяжело осознавать, что вся твоя жизнь перевернулась в один миг. Девушка готова была услышать распоряжение прекратить болтать, но ей не велели попридержать язык.

— Примирились. — Бэйр будто пробовала слово на вкус. — Вернее сказать, мы вытерпим перемены, насколько сможем.

— Он преобразует все. — Голос Эмис звучал озабоченно. — Руидин… Потерянные… Откровение… Предано огласке то, что нельзя было разглашать…

Хранительницам — да, пожалуй, и всем айильцам — по-прежнему трудно было говорить на эту тему.

— Девы теснятся вокруг него, будто обязаны ему больше, чем своим кланам, — добавила Бэйр. — Впервые мужчину впустили под Кров Дев!

Эмис собралась что-то сказать, но промолчала. Что бы ей ни было известно о делах Фар Дарайз Май, бывшая Дева не поделилась все же своими знаниями с теми, кто никогда не принадлежал к Девам Копья.

— Вожди больше не прислушиваются к нашим словам, как раньше, — проворчала Мелэйн. — О, они спрашивают у нас советов, как всегда, они не круглые дураки. Но Бэил больше не говорит мне, что он сказал Ранду ал'Тору и что Ранд ал'Тор сказал ему. Говорит, я должна спросить у Ранда ал'Тора, а тот велит спрашивать у Бэила. С Кара'карном я ничего не могу поделать, но Бэил… Он всегда был упрямцем, просто до бешенства доводил, теперь же переступил все рамки… Иногда мне хочется палкой вбить его дурь обратно в башку.

Эмис с Бэйр хихикнули, словно над удачной шуткой. Или им просто хотелось рассмеяться, чтобы хоть на время забыть о переменах.

— С таким мужчиной остаются только три выхода, — сквозь смех промолвила Бэйр. — Держаться от него подальше, убить его или выйти за него замуж.

Мелэйн словно одеревенела, загорелое лицо покраснело. Эгвейн вдруг показалось, что золотоволосая Хранительница даст волю горячим, зло жалящим словам. И тут порыв кусачего холода возвестил о возвращении Авиенды — она принесла чеканный серебряный поднос, на котором красовались желтый глазурованный чайник, изящные чашечки из золотистого фарфора Морского Народа и каменный кувшинчик с медом.

Разливая чай, девушка дрожала, — выйдя из палатки, она не позаботилась что-нибудь на себя накинуть. Потом она торопливо раздала чашечки и обнесла Хранительниц медом. Разумеется, себе и Эгвейн Авиенда налила чаю, лишь дождавшись позволения Эмис.

— Поддай пару, — промолвила Мелэйн. Ее гнев будто охладило морозным воздухом. Так и не пригубив, Авиенда поставила чашечку и поспешно схватилась за долбленую тыкву, явно стараясь загладить свое упущение с чаем.

— Эгвейн, — сказала Эмис, прихлебывая чай, — как Ранд ал'Тор отнесется к тому, что Авиенда попросится спать в его опочивальне? — Авиенда так и застыла с долбленой тыквой в руках.

— В его?… — Эгвейн чуть дара речи не лишилась. — Вы не можете требовать от нее такого! Не можете!

— Вот глупая девчонка, — проворчала Бэйр. — Мы же не требуем от нее разделить с ним одеяла. Но не решит ли он, что именно этого она просит? Да и позволит ли? Вообще-то, мужчины — странные существа, а Ранд ал'Тор вырос не среди нас, поэтому он еще непонятней.

— Наверняка ему ничего такого и в голову не придет, — затараторила Эгвейн. Потом заговорила медленно: — По-моему, он об этом и не подумает. Но ведь это неприлично. Просто неприлично!

— Я прошу, чтобы вы не требовали от меня этого, — с покорностью промолвила Авиенда, так смиренно, что Эгвейн не поверила своим ушам. Нервным движением Авиенда брызнула водой — шипя взлетели густеющие облака пара. — За последние дни я научилась многому, отдав учебе все то время, которое обязана была проводить с ним. С тех пор как вы позволили Эгвейн и Морейн Седай помогать мне направлять, я обучаюсь даже быстрее. Не то чтобы они наставляли меня лучше вас, нет, — поспешно добавила девушка, — но я хочу научиться еще очень многому.

— Ты будешь учиться по-прежнему, — заявила Мелэйн. — Тебе незачем проводить с ним каждый час. Если будешь стараться как следует, в занятиях отказа не будет. Тогда вряд ли ты что упустишь. Но пока ты спишь, обучение стоит на месте.

— Я не могу, — промямлила Авиенда, опустив голову к тыкве с водой. Потом громче и решительней добавила: — И не буду. — Она вскинула голову, глаза полыхали голубовато-зеленым огнем. — Меня не будет там, когда он снова позовет к своим одеялам эту вертихвостку Изендре!

Эгвейн вытаращила глаза на подругу.

— Изендре! — Эгвейн видела — и крайне неодобрительно отнеслась к увиденному, — какому позорному наказанию подвергли ту Девы. Заставить ходить голой! Но услышать такое!.. — Не хочешь же ты сказать, будто он…

— Молчать! — точно кнутом, ожгла девушек своим окриком Бэйр. Тяжелый взор ее голубых глаз раздробил бы и камень. — Заткнитесь! Вы обе молоды, но даже Девам впору знать, что мужчины совершают глупости, особенно когда они не привязаны к женщине, способной направить их на верный путь.

— Я рада, — сухо заметила Эмис. — Вижу, ты больше не сдерживаешь своих чувств, Авиенда. Когда дело доходит до этого, Девы оказываются ничуть не умнее мужчин. Я сама хорошо все помню, и прошлое до сих пор смущает меня. Если выплескивать свои эмоции, это на время омрачает разум, лишает возможности судить здраво, но если постоянно зажимать их, не давать чувствам выхода, всегда будешь видеть все как в тумане. Надо просто не давать воли гневу и ярости излишне часто и знать, когда их лучше сдерживать.

Мелэйн подалась вперед, опершись на руки, — капельки пота, стекавшие с лица, чуть ли не в горячий котел срывались.

— Тебе известна твоя судьба, Авиенда. Ты станешь Хранительницей Мудрости великой силы и огромной власти. В тебе уже сейчас немалая сила. Благодаря ей ты прошла первую проверку, она поможет тебе пройти и через это.

— Моя честь, — хрипло вымолвила Авиенда и сглотнула, не в силах продолжить. Девушка сгорбилась, съежилась, судорожно прижимая к себе долбленую тыкву, будто в ней хранилась честь, которую она хотела уберечь и защитить.

— Узору неведом джи'и'тох, — сказала Бэйр; если в ее голосе и было сочувствие, то очень слабое. — Узору понятно только то, что должно быть, и то, что будет. Мужчины и Девы борются с судьбой, даже когда ясно: Узор сплетается, невзирая на их борьбу, но ты больше не Фар Дарайз Май. Ты должна научиться овладевать судьбой. Только поддавшись Узору, ты обретешь возможность управлять собственной жизнью. Если бороться, сопротивляться. Узор все равно тебя заставит, вынудит, и ты найдешь несчастья и страдания, вместо того чтобы обрести блаженство и радость.

Эгвейн подобные речи очень и очень напоминали то, чему ее учили в отношении Единой Силы. Чтобы контролировать саидар, вначале нужно уступить ему. Начнешь сопротивляться, и Сила обрушится на тебя, а то и сокрушит своим буйным напором; уступи и направляй легонько, деликатно, и она сделает так, как ты хочешь. Но это не объясняло, почему Хранительницы добиваются от Авиенды исполнения своего требования. Поэтому Эгвейн так ничего и не спросила, лишь повторила:

— Это неприлично.

Не ответив ей, Эмис сказала:

— Ранд ал'Тор откажет ей? Принуждать его мы не можем.

Бэйр и Мелэйн смотрели на Эгвейн так же пристально, как и Эмис.

Они не собирались ничего объяснять. Проще камень разговорить, чем вытянуть что-нибудь из Хранительницы вопреки ее воле. Авиенда, пребывавшая в угрюмой покорности, рассматривала пальцы своих ног. Она знала: так или иначе, Хранительницы Мудрости своего непременно добьются.

— Я не знаю, — медленно промолвила Эгвейн. — Так хорошо, как раньше, я его уже не знаю. — Она сожалела об этом, но так много чего произошло — и с ним, и с ней. Даже не считая того, что девушка поняла: Ранда она любит не больше, чем брата. Обучение, как в Башне, так и здесь, многое изменило — как и Ранда изменило осознание того, кем он стал. — Если найдете вескую причину, может, он и не станет возражать. По-моему, Авиенда ему нравится.

Молодая айилка, не поднимая головы, испустила тяжелый вздох.

— Веская причина, — хмыкнула Бэйр. — Когда я была девочкой, любой мужчина от радости бы горным козлом скакал, если молодая женщина выказывала к нему такой интерес. Он бы сам отправился собирать цветы для ее свадебного венка. — Авиенда вздрогнула и обвела Хранительниц Мудрости взором, в котором вспыхнуло что-то от ее прежнего характера. — Хорошо, подыщем причину, которую сочтет веской даже тот, кто вырос в мокрых землях.

— Несколько ночей назад ты договорилась о встрече в Тел'аран'риоде, — сказала Эмис. — На сей раз с Найнив.

— А вот эта многому научится, — вставила Бэйр, если упрямиться перестанет.

— А до того ночи у тебя свободны, — произнесла Мелэйн. — Если, конечно, ты не проникаешь в Тел'аран'риод без нас.

Эгвейн подозревала, к чему они клонят.

— Конечно, нет! — уверила она Хранительниц. Тогда ведь она только попробовала. Вот еще чуточку — и они бы точно узнали.

— Тебе удавалось отыскать сны Найнив или Илэйн? — спросила Эмис небрежно, как о пустяке.

— Нет, Эмис.

Отыскать сон другого человека — задача много сложней, чем просто вступить в Тел'аран'риод, Мир Снов, особенно если этот человек вдалеке от тебя. Чем ближе он находится и чем лучше ты его знаешь, тем легче добиться цели. Хранительницы Мудрости по-прежнему требовали, чтобы Эгвейн не вступала в Тел'аран'риод без сопровождения хотя бы одной из них, но чей-то чужой сон мог оказаться по-своему не менее опасен. В Тел'аран'риоде Эгвейн в значительной степени контролировала и себя, и окружающее — если только не вмешивалась Хранительница. Хотя раз от разу Эгвейн действовала в Тел'аран'риоде все лучше и лучше, ее умение не шло ни в какое сравнение с многолетним опытом Хранительниц. Но, оказавшись в чужом сне, сам становишься его частью; требуются все силы и умение, чтобы не подчиниться чужой воле, не стать в этих видениях таким, каким тебя хочет увидеть во сне этот человек. Да и тогда кое-что порой не срабатывало. Даже Хранительницы крайне осторожно наблюдали за снами Ранда, никогда не уходя в них полностью. И тем не менее Хранительницы настаивали, чтобы Эгвейн продолжала учиться. Раз они решили обучать ее хождению по снам, от намерения обучить всему, что знают сами, не отступятся.

Нельзя сказать, чтобы Эгвейн испытывала нежелание, скорее какую-то робость. Несколько уроков, когда Хранительницы Мудрости позволили ей действовать самостоятельно, стали для нее потрясением и несколько отрезвили. Над своими снами Хранительницы властвовали вполне, поэтому все, что случалось там, происходило согласно их воле и желанию. Как они заявили — дабы продемонстрировать Эгвейн возможные опасности. Но один раз ей разрешили войти в сон Руарка — и Эгвейн была ошеломлена, узнав, что для вождя она лишь чуть старше ребенка, совсем как его младшие дочки. На миг Эгвейн ослабила контроль — и миг этот оказался роковым. Она тотчас же стала сущим ребенком. При каждом взгляде на Руарка Эгвейн не могла не вспомнить, как ей дали куклу, чтобы она получше ее рассмотрела. И как она радовалась и самому подарку, и одобрительным взорам Руарка. От счастливой беззаботной игры с куклой Эгвейн оторвала лишь явившаяся Эмис. Плохо уже то, что об этом случае известно Эмис, но Эгвейн подозревала, что кое-какие воспоминания о том сне сохранились и у Руарка.

— Ты должна стараться, — сказала Эмис. — Пытайся, ведь у тебя достаточно сил, чтобы дотянуться до них, хоть они и далеко. И не случится ничего плохого, если ты узнаешь, какой им представляешься.

В последнем сама Эгвейн вовсе не была уверена. С Илэйн все ясно, она подруга, но Найнив… Чуть ли не всю сознательную жизнь Найнив была для Эгвейн Мудрой Эмондова Луга. Девушка подозревала, что для нее сны Найнив окажутся похуже Руарковых.

— Сегодня я буду спать в стороне от палаток, — продолжала Эмис. — Недалеко. Если постараешься, легко отыщешь меня. Если я не увижу тебя во сне, утром мы об этом поговорим.

Эгвейн подавила готовый вырваться стон. К снам Руарка ее сопровождала Эмис; сама Хранительница задержалась в них только на мгновение, которого едва хватило, чтобы обнаружилось: Руарк по-прежнему видит ее ничуть не изменившейся — молодой женщиной, на которой женился. Кроме того, раньше, когда Эгвейн пыталась проникнуть в сон Хранительницы, та всегда оставалась в палатке вместе с ней.

— Хорошо, — заключила Бэйр, потирая руки, — мы услышали все, что следовало. Если желаете, можете оставаться, но я вроде уже чистая. Отправлюсь-ка я к своим одеялам. Я не так молода, как вы. — Молода или нет, она любую из них, возьмись они бегать наперегонки, загонит до полусмерти, а потом еще и сама обратно принесет.

Едва Бэйр встала, как заговорила Мелэйн, и — что очень непохоже на нее — заговорила нерешительно:

— Мне нужно… Мне нужно попросить тебя о помощи, Бэйр. И тебя, Эмис. — Старшая женщина вновь села, обе беловолосые Хранительницы выжидающе смотрели на Мелэйн. — Я… я бы хотела, чтобы вы от моего имени поговорили с Дориндой. — Последние слова вылетели у нее на одном дыхании. Эмис широко улыбнулась, а Бэйр громко захихикала. Авиенда, по-видимому, тоже поняв, в чем дело, поразилась, Эгвейн же терялась в догадках.

Потом Бэйр громко расхохоталась:

— Ты всегда заявляла, что муж тебе ни к чему и никого не желала в мужья. Я же схоронила троих и не прочь обзавестись еще одним. Холодными ночами они просто незаменимы.

— Женщина может переменить свое мнение. — Голос Мелэйн, хоть и достаточно твердый, никак не соответствовал густому румянцу, выступившему на ее щеках. — Я не могу держаться подальше от Бэила и убить его не могу. Если Доринда согласится принять меня сестрой-женой, я сплету свой свадебный венок и положу его к ногам Бэила.

— А если он не поднимет венок и наступит на него? — с нескрываемым интересом допытывалась Бэйр. От смеха Эмис повалилась на спину, хохоча и хлопая ладонями по бедрам.

Насколько Эгвейн знала айильские обычаи, такой исход был весьма маловероятен. Коли Доринда решит, что Мелэйн подходит ей в сестры-жены, Бэилу в этом деле мало что останется сказать. Вообще-то, Эгвейн больше не шокировало, что у мужчины может быть две жены. Ну, не совсем так. Разные страны — разные обычаи, твердо напоминала себе девушка. Ей не хватало духу заставить себя спросить, но из того, что она знала, выходило, что у некоторых айильских женщин двое мужей. Нет, все-таки айильцы — очень странный народ.

— Я прошу вас об этом как своих первых сестер. И мне кажется, я нравлюсь Доринде.

Едва Мелэйн промолвила эти слова, шумное веселье двух других Хранительниц слегка улеглось. Они продолжали смеяться, но теперь обнимали подругу, говорили, что рады исполнить просьбу и что ей будет хорошо с Бэилом. Эмис и Бэйр вели себя так, словно Доринда уже дала согласие. Трое Хранительниц и ушли вместе под ручку, хихикая, будто девчонки. Правда, не забыв напомнить Эгвейн и Авиенде прибраться в палатке.

— Эгвейн, а женщины твоей страны могут принять сестру-жену? — спросила Авиенда, палкой откидывая клапан с дымоходного отверстия.

Эгвейн захотелось, чтобы дымоход Авиенда оставила напоследок — тепло сразу начало улетучиваться.

— Не знаю, — сказала она, быстро собирая чашечки и кувшинчик с медом. Стайра тоже отправились на поднос. — По-моему, нет. Может, если они близкие подруги… — поспешно добавила она; незачем показывать, что ей не очень по нутру айильские обычаи.

Авиенда хмыкнула и принялась откидывать боковые клапаны.

Эгвейн выскочила из палатки — зубы у нее стучали, вторя дребезжанию чашечек и бронзовых стайра на подносе. Хранительницы Мудрости неторопливо одевались, словно стояла мягкая ночь и они находились в спальнях в каком-нибудь холде. Облаченная в белое фигура, бледная в отсвете луны, забрала у Эгвейн поднос, и девушка принялась высматривать свои плащ и туфли. На земле среди оставшейся одежды она их что-то не видела.

— Я распорядилась, чтобы твои вещи отнесли к тебе в палатку, промолвила Бэйр, завязывая шнурки своей блузы. — Они тебе пока не нужны.

У Эгвейн все внутри в пятки ухнуло. Она принялась подпрыгивать, хлопать себя руками в тщетной попытке согреться — ладно хоть Хранительницы не велели ей стоять смирно. Вдруг до нее дошло, что снежно-белая фигура, уносившая поднос, слишком высока даже для айильской женщины. Заскрежетав зубами, она покосилась на Хранительниц, которым будто и дела не было, замерзнет она до смерти, прыгая на месте, или нет. Может, айилкам и все равно, что мужчина видит их голышом, по крайней мере, если он гай'шайн, но Эгвейн-то не все равно!

Из палатки вышла Авиенда и, увидев подпрыгивающую Эгвейн, стояла, не делая никаких попыток отыскать свою одежду. Холод будто не действовал на нее, как и на Хранительниц.

— Итак, — промолвила Бэйр, поправляя на плечах шаль, — ты, Авиенда, не только упряма, как мужчина. Ты даже не в состоянии удержать в памяти простейшего задания, какое исполняла десятки раз. Ты, Эгвейн, упряма не меньше и по-прежнему считаешь, будто можешь копаться в своей палатке, когда тебя зовут. Надеемся, пятьдесят кругов бега вокруг лагеря поумерят ваше упрямство, прояснят ваши головы и напомнят, как нужно откликаться на зов и как положено выполнять порученную работу. Вперед.

Без единого слова, не медля ни секунды, Авиенда сорвалась с места и вприпрыжку побежала к краю лагеря, ловко уворачиваясь от еле видимых в сумраке палаточных растяжек. Эгвейн замешкалась лишь на мгновение и устремилась следом за подругой. Айилка бежала не очень широким шагом, и девушка нагнала ее. Ночной воздух кусал Эгвейн морозом, не менее холодна была потрескавшаяся глина под ногами, а камешки так и норовили угодить между пальцами и вдобавок больно царапались. Авиенда же бежала легко, без усилий.

Когда девушки добрались до последней палатки и повернули на юг, Авиенда сказала:

— Знаешь, почему я занимаюсь так усердно? — Ни холод, ни бег не сказывались на ее ровном голосе.

Эгвейн так дрожала, что едва могла говорить:

— Нет. А почему?

— Потому что Бэйр и остальные все время показывают на тебя и твердят, как легко учишься ты, тебе ничего не приходится объяснять дважды. Говорят, что я должна равняться на тебя. — Она покосилась на Эгвейн, и та поймала себя на том, что хихикает вместе с подругой. — Это лишь отчасти. Другая причина — что я учусь делать… — Авиенда покачала головой, даже в лунном свете на лице ее явственно читалось изумление. — И сама Сила. Раньше никогда так себя не чувствовала. Такой живой! Я чувствую тончайший запах, ощущаю легчайший ток воздуха!

— Опасно делать это очень часто или подолгу, — заметила Эгвейн. Бег немного согрел ее, хотя то и дело на нее нападала дрожь. — Я тебе уже говорила об этом, да и Хранительницы, уверена, повторяли не раз.

Авиенда только хмыкнула:

— По-твоему, я могла бы себе ногу копьем поранить?

Некоторое время девушки бежали молча.

— А Ранд вправду?… — наконец промолвила Эгвейн. Ей трудно было говорить, но не холод тому причина — она опять начала потеть. — Я про… Изендре? — Заставить себя выразиться яснее она не сумела.

Наконец Авиенда медленно произнесла:

— По-моему, он ничего такого не сделал. — Голос у нее был сердитый. — Но если она его не интересует, отчего ей все порки нипочем? Она ведь неженка-мокроземка, из тех, что ждут, когда мужчины сами к ним придут. Я видела, как он на нее глазел, хоть и пытался это делать незаметно. Ему нравилось смотреть на нее.

Эгвейн не знала, не считает ли подруга и ее неженкой-мокроземкой. Наверное, нет, иначе они бы не сдружились. Но Авиенда никогда не беспокоилась о том, не обижают ли кого-то ее слова, и, наверное, этому не научится. Пожалуй, она удивится, узнав, что Эгвейн может обидеться.

— Девы ее так вырядили, — неохотно признала Эгвейн, — что на нее пялится всякий мужчина.

Вспомнив вдруг, что бежит без одежды на виду у всех, девушка запнулась и чуть не упала, тревожно оглянувшись. Насколько она могла судить, вокруг было безлюдно. Даже Хранительницы Мудрости вернулись в свои палатки. К теплу, под свои одеяла. Эгвейн взмокла от пота, но соленые капельки будто замерзали, едва появившись на коже.

— Он принадлежит Илэйн, — с жаром заявила Авиенда.

— Признаю, ваших обычаев досконально я не знаю, но наши не таковы, как у вас. С Илэйн он не помолвлен. — С чего это я его защищаю? Его бы выпороть не мешало! Но честность заставила девушку продолжить: — Даже у вас, у айильцев, мужчина вправе сказать «нет», когда его спрашивают.

— Вы с Илэйн — почти сестры, как и мы с тобой, — возразила Авиенда, замедлив, а потом вновь ускорив бег. — Разве не ты попросила присматривать за ним ради нее? Разве ты не хочешь, чтобы он был с ней?

— Конечно, хочу. Если он того желает. — Это было не совсем правдой, Эгвейн покривила душой. Эгвейн хотела, чтобы Илэйн была счастлива, насколько возможно; пусть любит Возрожденного Дракона. Эгвейн готова сделать все, чтобы Илэйн получила желаемое, разве что не станет связывать Ранда по рукам и ногам. Хотя, если понадобится… Возможно, и свяжет. Но согласиться с этим — другое дело. Айильские женщины готовы на многое, очень многое — заставить себя поступать, как они, Эгвейн вряд ли когда сможет. — Иначе было бы неправильно.

— Ранд принадлежит ей, — твердо заключила Авиенда.

Эгвейн вздохнула. Авиенда просто не желает понимать обычаев, отличных от ее собственных. Айилка до сих пор не отошла от потрясения, которое испытала, узнав, почему Илэйн не просит Ранда жениться на ней. У нее в голове не укладывалось, что с такой просьбой может обратиться мужчина.

— Уверена, завтра Хранительницы прислушаются к доводам здравого смысла. Не заставят же они тебя спать у мужчины в спальне, — сказала Эгвейн.

Авиенда посмотрела на подругу с нескрываемым удивлением. На мгновение ловкость изменила ей, и она ударилась пальцем босой ноги о кочку. Эта оплошность вызвала поток ругательств, к которым с интересом прислушались бы даже Кадировы возчики, а Бэйр потянулась бы за голубой колючкой, но бега девушка не прервала. Наконец последнее проклятие смолкло, и Авиенда сказала:

— Не понимаю, почему это тебя так огорчает? В набегах мне не раз доводилось спать рядом с мужчиной. В холодную ночь я не единожды и одеяла с ними делила, но тебя волнует, что я буду спать в десяти футах от Ранда. Это как-то связано с вашими обычаями? Я заметила, ты не моешься в парильне, если там мужчины. Ты не доверяешь Ранду ал'Тору? Или ты не доверяешь мне? — Под конец голос ее упал до огорченного шепота.

— Конечно, я тебе доверяю! — с жаром возразила Эгвейн. — И ему. Просто это… — Она умолкла, не зная, что и как сказать дальше. Айильские представления о приличиях оказывались иногда куда строже тех, на которых воспитывали ее, но порой айильцы спокойно делали такое, от чего дома Круг Женщин растерялся бы в недоумении: то ли всем в обморок хлопнуться, то ли хворостину покрепче схватить. — Авиенда, если тут как-то замешана твоя честь… — Эгвейн затронула чрезвычайно деликатную тему, чреватую обидой. — Наверняка, если ты объяснишь Хранительницам, они не заставят тебя поступать против твоей чести.

— Здесь нечего объяснять, — категорическим тоном заявила айилка.

— Знаю, я мало понимаю в джи'и'тох… — начала Эгвейн, и Авиенда рассмеялась.

— Айз Седай, ты утверждаешь, будто ничего не понимаешь. Однако все твои поступки доказывают, что ты живешь согласно ему. — Эгвейн сожалела, что в ее отношениях с Авиендой сохранялась толика лжи — она насилу сумела уговорить айилку звать ее просто по имени, и все равно прежнее обращение нет-нет, да и срывалось у Авиенды с языка. Но чтобы тайна оставалась тайной, раскрывать ее нельзя ни перед кем. — Ты — Айз Седай, и в Силе настолько могущественна, что запросто одолеешь и Мелэйн, и Эмис вместе взятых, — продолжала Авиенда. — Но ты сказала, что будешь повиноваться, а потому скребешь котлы, когда они велят, и бежишь, когда они приказывают. Может, ты и не знаешь джи'и'тох, но ты следуешь ему.

Разумеется, они говорят о совершенно разных вещах. Скрипя зубами, Эгвейн делала, что ей приказывали, потому что это единственный способ научиться хождению по снам. А научиться она хотела, она страстно желала научиться всему, и даже больше того, что могла вообразить. Но сама мысль, будто она способна жить согласно этому дурацкому джи'и'тох, просто-напросто глупа. Она делает то, что нужно, причем только когда это нужно ей.

Девушки приблизились к месту, откуда начали бег. Завершив круг, Эгвейн сказала: «Это первый», — и умчалась во тьму. Ее никто не видел, и никто, кроме Авиенды, не узнал бы, отправься она сразу в палатку. Авиенда, конечно, никому ничего не скажет, но Эгвейн и в голову не пришло остановиться раньше, чем пробежав пятьдесят кругов.

 

Глава 6

ПЕРЕХОДЫ

 

Проснувшись в кромешной тьме, Ранд лежал под одеялами, пытаясь сообразить, что его разбудило. Ведь что-то его разбудило? Сон его тут ни при чем: он учил Авиенду плавать в пруду знакомого с детства двуреченского Мокрого Леса. Что-то другое. Затем это нечто возникло вновь — точно слабое дуновение, зловонный миазм пробрался под дверь. Вообще-то, это вовсе и не запах. Полная несхожесть, инакость — таким было это нечто по ощущению. Тухлятина, будто какая-то мертвечина с неделю лежала в стоячей воде. Оно вновь ослабло, но на этот раз не исчезло.

Отбросив в сторону одеяла, Ранд встал, обернувшись в саидин. Внутри Пустоты, наполненной Силой, он чувствовал, как вздрагивает его тело, но холод, казалось, был где-то далеко-далеко. Ранд осторожно потянул на себя дверь, шагнул за порог. Сквозь арочные окна в концах коридора лились водопады лунного сияния. После черной, как деготь, темноты в спальне здесь было светло почти как днем. Ни малейшего движения, но он чувствовал, как… что-то… приближается. Что-то злое. По ощущениям оно напоминало порчу, что пятнала бушевавшую в нем Силу.

Рука нашарила в кармане куртки маленькую резную фигурку — толстячок с лежащим на коленях мечом. Это был ангриал; с ним юноша мог направлять столько Силы, сколько не сумел бы удержать под контролем без помощи со стороны. Ранд надеялся, что фигурка ему не пригодится. Кто бы ни затеял нападение, они не ведали, с чем теперь имеют дело. В противном случае они не позволили бы ему проснуться.

Мгновение он стоял в нерешительности. Что бы ни послали против него, Ранд готов принять бой, но враг пока не здесь, он внизу. Где, судя по тишине, по-прежнему спят Девы. Может, повезет, Ранд их и не разбудит, если только не затеет стычку там, где они спят. Тогда айилки несомненно проснутся, а стоять в стороне и смотреть они не станут — это ведь Девы! Лан говорил: если можешь, выбирай место для боя сам и заставь врага прийти к тебе.

Ранд улыбнулся и затопал сапогами к ближайшей лестнице, изгибаясь, уходящей вверх, потом, нарочито шумя, поднялся на последний этаж. Наверху был один громадный зал со слегка закругленным куполом и несколькими колоннами со спиральными каннелюрами. Сквозь лишенные стекол окна лился лунный свет, не оставляя тени даже уголка. На запорошенном пылью и песком полу еще слабо виднелись следы сапог Ранда, оставленные им в прошлый приход сюда. Других отпечатков не было. Замечательно.

Широким шагом выйдя в центр зала, Ранд встал, расставив ноги, на выложенном мозаикой древнем символе Айз Седай, десяти футов в поперечнике. Подходящее место. «Под этим знаком он будет побеждать». Так гласило о нем Пророчество Руидина. Он стоял на разделенном надвое волнистой линией круге одна нога на черной перевернутой слезинке, которая ныне называлась Драконьим Клыком и считалась символом всякого зла, другая — на белой капле, ныне именуемой Пламенем Тар Валона. Некоторые утверждали, что она символизирует собой Свет. Подходящая поза, чтобы встретить врага — стоя между Светом и мраком.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: