как средство мировозренческой диагностики проблемы смысла жизни.




 

 

Исполнитель: студентка 2 курса группы «АФ-23»

факультета иностранных языков

Емец Яна Анатольевна

Проверил доцент Костенич В.А.

 

 

Могилев 2012

ДОРАБОТАТЬ:

1.РАСШИРИТЬ ПРЕДИСЛОВИЕ, КРАТКО РАССКАЗАВ, КАК ТОЛСТОЙ ПРИХОДИТ К НЕОБХОДИМОСТИ НАПИСАТЬ «ИСПОВЕДЬ»

2.В ПУНКТЕ ОБ «ЭПИКУРЕЙСТВЕ», ПРИВЕСТИ РАЗВЁРНУТО МЫСЛИ БУДДЫ, ШОПЕНГАУЭРА, СОЛОМОНА И ЭККЛЕЗИАСТА, КОТОРЫЕ ЦИТИРУЕТ ТОЛСТОЙ. ОДНОВРЕМЕННО, ЗДЕСЬ ЖЕ, ПЕРЕСКАЗАТЬ «ПРИТЧУ О ПУТНИКЕ».

3.ЗАВЕРШИТЬ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПЕРЕСКАЗОМ «СНА ТОЛСТОГО».

 

Не каждый человек способен признаться себе в том, что живет он неправильно или скорее не живет, а существует. Чтобы помочь разобраться в себе и помочь через «Исповедь»понять себя, Лев Николаевич Толстой и пишет. Свою «Исповедь» Он исповедуется перед читателями, тем самым выворачивает душу наизнанку. В этой книге переплетается как биография, так и то, что было важным и жизненно необходимым. Он помогает себе, и одновременно доносит и до нас то, что мы ищем в своем существовании.

 

 

Родившись однажды — живем.

Однажды, думать начав,

Рождаемся снова.

Чтобы узнать,

Зачем родились в первый раз.

/Иностранная литература, 1972/

 

Я ясно поняла, что Толстой приходит к кризису среднего возраста, как это модно называть сейчас. Но как человек мысли, он не собирается выбирать пассивную позицию, подчиняясь течению жизни, он начинает исследовать истоки, причину его жутких волнений. Понимая, что всю жизнь он «…учил, не зная чему учить…», соответственно задает себе вопрос, «а зачем я вообще жил все это время? Для чего? Какой смысл в этом?». Отстраниться от писательской деятельности он никак не мог, потому что был весь мыслитель и писатель, полностью вросший в эту систему. И хотя ему невмоготу было все притворство тогдашней интеллигенции, он все же продолжал писать, задавая себе все те же вопросы жизни. С ужасом осознавая, что он все больше и больше стареет, он приходит к мысли о смерти.

Я начинаю осознавать, что смерть – это главный фактор, подталкивающий на подобные размышления в кризисе среднего возраста, на основе борьбы векторов существования, смерть подталкивает к мысли о том, что действительно мало сделано из того, что хотел человек на самом деле, где-то в глубине своей души.

В этом человеке с течением жизни реализовалось все стремление жить по реальным законам его социальной среды, взять из них все лучшее, по популярному мнению «интеллигенции». Но в какой-то момент, ему стало невыносимо и скучно жить по общим правилам, надоело вечно купаться в похоти, гордыне и т.п. Все когда-то надоедает и приходит момент, когда нужно задать себе вопрос: Продолжать течь по течению или не течь? И Толстой приходит к вопросам, касающимся сугубо его личности, его существа. Как поступить? Жить по уже опротивевшим ему законам безнравственной жестокой реальной жизни, более того, воспитывать этому же и своих детей, либо не жить по этим законам, но как не жить по ним, если он всей половиной существа своего врос в эту систему, как не жить именно так?

И тут снова приходит ответ: Смерть. Но опять глубинный вектор стремления жить вступает в борьбу с вектором самопознания, и Толстой решает: Пока им владеет стремление избавиться от опротивевшей реальности при помощи смерти, он избавляется от предметов, которые могут позволить исполнить этот соблазн. «…Никакая сладость меда не могла быть сладка мне, когда я видел дракона и мышей, подтачивающих мою опору...» (противоборство движения к смерти с движением реального прогресса, в котором был завязан Толстой).

 

Прежде чем отвечать на главный вопрос, что такое исповедь, как средство мировоззренчнской диагностики проблем смысла жизни, нужно понять что Толстой понимал под «исповоедью», «смыслом жизни».

 

“Исповеди” — духовные искания личности, страдающей от бессмысленности жизни, от нравственной и религиозной лжи жрецов религии и искусства. (Лев Толстой)

 

Я уверен, что смысл жизни для каждого из нас — просто расти в любви. (Лев Толстой)

 

Вопрос о смысле жизни есть вопрос о соотношении конечного и бесконечного в ней, то есть о том, имеет ли моя бренная жизнь вечное, неуничтожимое значение и если да, то в чем оно состоит?

 

То ли ты сделал, что нужно делать, — получает огромную важность, потому что единственный смысл жизни твоей только в том, то ли ты делаешь в этот короткий, данный тебе срок жизни, что хочет от тебя Тот, Кто послал тебя в жизнь. То ли ты делаешь? (Талмуд, по Л. Толстому)

 

"У всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное — вера, дающая возможность жить» (Л. Толстой)

 

Приносить благо- первый ответ на вопрос, в чем может открыться смысл жизни. Он открывается через значение, которое каждый человек придумывает каждому своему действию, поступку или принятому решению. Это значение не умозрительное, его, прежде всего, создают стремления и потребности сердца. Богатства сердца огромны, и любое значение, которое может придать сердце мыслям, решениям и шагам, когда оно руководит ими, можно уже назвать смыслом.

 

Важно, чтобы это значение всегда было или чтобы, по крайней мере, подразумевалось, хотя бы подсознательно. Чем оно шире, тем богаче и многограннее смысл.

 

«Вера в совершенствования» - один из ответов, так как появляется желание быть лучше не перед самим собой или богом, а желание быть лучше перед другими людьми, и это важно по мнению Толстого.

Но в тоже время он утверждает что вера эта (в свое совершенствования,а в дальнейшем и превосходство)-это обман.

Значит то, что он делает - это обман и обманывает других на протяжении м ногих лет, но признав это он как бы просит прощения.

 

«Я -- художник, поэт – пишет Толстой, учил, сам не зная чему. Мне за это платили деньги, у меня было прекрасное кушанье, помещение, женщины, общество, у меня была слава. Стало быть, то, чему я учил, было очень хорошо.

Вера эта в значение поэзии и в развитие жизни была вера, и я был одним из жрецов её. Быть жрецом её было очень выгодно и приятно. И я довольно долго жил в этой вере, не сомневаясь в её истинности. Но на второй и в особенности на третий год такой жизни я стал сомневаться в непогрешимости этой веры и стал её исследовать.»

 

Как бы то ни было, ответы на вопрос о смысле жизни может дать только сама жизнь. Опыт многих поколений показал: поиск смысла — это не вопрос построения теорий о собственной жизни или о жизни вообще. Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор... а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле... Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? (Михаил Булгаков)

 

Не найдя объяснений и знаний в вопросе о существовании Лев Толстой начинает искать разъяснения в жизни и людях, которые его окружают. И он вывел для себя 4 выхода:

1.

«Первый выход есть выход неведения. Он состоит в том, чтобы не знать, не понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица. Люди этого разряда --

большею частью женщины, или очень молодые, или очень тупые люди -- ещё не поняли того вопроса жизни, который представился Шопенгауэру, Соломону, Будде. Они не видят ни дракона, ожидающего их, ни мышей, подтачивающих кусты, за которые они держатся, и лижут капли мёду. Но они лижут эти капли мёда только до времени: что-нибудь обратит их внимание на дракона и мышей, и-- коней их лизанью. От них мне нечему научиться, нельзя перестать знать того, что знаешь.»

2.

«Второй выход -- это выход эпикурейства. Он состоит в том, чтобы, зная безнадёжность жизни, пользоваться покамест теми благами, какие есть, не

смотреть ни на дракона, ни на мышей, а лизать мёд самым лучшим образом, особенно если его на кусте попалось много. Соломон выражает этот выход так:

"И похвалил я веселье, потому что нет лучшего для человека под солнцем,

как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его,

которые дал ему Бог под солнцем.

"Итак, иди ешь с веселием хлеб твой и пей в радости сердца вино твоё...

Наслаждайся жизнью с женщиною, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, во все суетные дни твои, потому что это -- доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем... Всё, что может рука твоя по силам делать, делай, потому что в могиле, куда ты пойдёшь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости".

Этого второго вывода придерживается большинство людей нашего круга. Условия, в которых они находятся, делают то, что благ у них больше, чем зол,а нравственная тупость даёт им возможность забывать, что выгода их положения случайна, что всем нельзя иметь 1000 женщин и дворцов, как Соломон, что на каждого человека с 1000 жён есть 1000 людей без жён, и на каждый дворец есть 1000 людей, в поте лица строящих его, и что та случайность, которая нынче сделала меня Соломоном, завтра может сделать меня рабом Соломона.

Тупость же воображения этих людей даёт им возможность забывать про то, что не дало покоя Будде -- неизбежность болезни, старости и смерти, которая не нынче-завтра разрушит все эти удовольствия. То, что некоторые из этих людей утверждают, что тупость их мысли и воображения есть философия, которую они называют позитивной, не выделяет их, на мой взгляд, из разряда тех, которые, не видя вопроса, лижут мёд. И этим людям я не мог подражать: не имея их тупости воображения, я не мог её искусственно произвести в себе. Я не мог, как не может всякий живой человек, оторвать глаз от мышей и дракона, когда

он раз увидал их.»

3.

«Третий выход есть выход силы и энергии. Он состоит в том, чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить её. Так поступают редкие сильные и последовательные люди. Поняв всю глупость шутки, какая над ними сыграна, и поняв, что блага умерших паче благ живых и что лучше всего не быть, так и поступают и кончают сразу эту глупую шутку, благо есть средства: петля на шею, вода, нож, чтоб им проткнуть сердце, поезды на железных дорогах. И людей из нашего круга, поступающих так, становится всё больше и больше. И поступают люди так большею частью в самый лучший период жизни, когда силы души находятся в самом расцвете, а унижающих человеческий разум привычек ещё усвоено мало. Я видел, что это самый достойный выход, и хотел поступить так.»

4.

«Четвёртый выход есть выход слабости. Он состоит в том, чтобы, понимая зло и бессмысленность жизни, продолжать тянуть её, зная вперёд, что ничего из неё выйти не может. Люди этого разбора знают, что смерть лучше жизни, но, не имея сил поступить разумно -- поскорее кончить обман и убить себя, чего-то как будто ждут. Это есть выход слабости, ибо если я знаю лучшее и оно в моей власти, почему не отдаться лучшему?... Я находился в этом разряде.»

 

Из 4 выхода выходит, что, если бы Лев Толстой убил себя, то причиной тому было сознание несправедливости его мыслей, а это значит что его разум признал бы, что жизни-неразумна.

«Не было бы разума,не было бы для меня и жизни. Как же это разум отрицает жизнь, а он сам творец жизни?»

(1. Живущие по принципу «Неведения». Он состоит в том, чтобы не знать, не понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица.

2. Живущие по принципу «Эпикуреец». Он состоит в том, чтобы, зная безнадежность жизни, пользоваться, пока возможно, теми благами, какие есть, не смотреть ни на дракона, ни на мышей, а лизать мед самым лучшим образом, особенно если его на кусте попалось много.

3. Живущие по принципу «силы». Он состоит в том, чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить ее.

4. Четвертый выход есть выход «слабости». Он состоит в том, чтобы, понимая это и бессмысленность жизни, продолжать тянуть ее, зная вперед, что ничего из нее выйти, не может.

 

Что удерживает этих людей, думал он, что позволяет всем этим людям существовать?

На чем никак не могут сойтись объективная наука и метафизика?

 

Лев Николаевич чувствовал, что есть 5 элемент общества, и как он подтвердит это в будущем, это окажется самым обширным элементом.

 

5. Это принцип «Веры », он состоит в том, чтобы верить в нужность своих действий во имя блага для людей.)

 

Вывод – все науки стоят на вере, как основном элементе, которого так не хватает для окончания рассуждения.

 

Это именно то, что позволило ему успокоиться. Действительно, что может быть лучше для человека и его успокоения, чем вера во что-либо? Веру также называют надеждой. К примеру, всем известная поговорка: «Надежда умирает последней». Как много смысла в этом древнем высказывании. Вера нащупывается где-то в глубине нашего существования, это некий механизм, который позволяет двигаться вперед несмотря ни на что, а стало быть, раз этот механизм существует, значит, есть и причина существованию этому механизму, именно поэтому важно верить в себя. Поэтому есть смысл, который так непонятен никому, скрыт в нас самих.

 

Причина, по которой все существует, все так динамично развивается, даже с сознанием того, что на самом деле мы идем, не зная куда, и делаем все, не зная зачем, в самом глобальном смысле, есть та самая вера в то, что когда-то мы наткнемся на что-то, когда-то мы придем к высшей цели. И это есть воплощение некой заглушки, заглушки самого сознания, чтобы позволить существовать всему разумному, системная реализация этих мотивов, возникших с течением веков.

 

Это воплощение самого существа жизни, БЕСКОНЕЧНОГО СТРЕМЛЕНИЯ ВПЕРЕД, неписаного закона мироздания. «…Кроме разумного знания, которое мне прежде представлялось единственным, я был неизбежно приведен к признанию того, что у всего живущего человечества есть еще какое-то другое знание, неразумное — вера, дающая возможность жить. Вся неразумность веры оставалась для меня та же, как и прежде, но я не мог не признать того, что она одна дает человечеству ответы на вопросы жизни и, вследствие того, возможность жить…». И здесь Толстой приходит к тому, что называется Закон Божий или религия, натыкается вновь, уже сам, сознательно, после того, как сознательно отрекся, после того как родители в детстве так прививали это ему.

Человечество существует в ограниченном информационном объеме, ему доступен только ограниченный объем элементов, таким образом, получается, что выход за границы его просто не осуществим, это сфера, идеальная сфера информации. Она существует и не позволяет сделать вывод о глобальности, исходя из причинности в рассуждениях. Ведь как можно узнать, как выглядит человек, если видишь только его глаз? Верно, можно только предполагать, но в данном случае, мы может, и можем точно предположить, как выглядит человек, потому что мы его уже видели миллионы раз, а как увидеть реальность, если мы не ощущаем это? Ответ – никак.

Допустим, мы видим всю вселенную, всю до бесконечности, тогда вопрос «к чему все это?» остается на месте, ничего не решается, даже с невероятным предположением о бесконечности. Очевидно, что наши возможности ограничиваются не только нашим опытом, разумом, накопленными знаниями и рассуждениями, но также и сенсорами, всеми сенсорами, с помощью которых мы получаем информацию из мира. Либо эти сенсоры у всех пока что закрыты. Существует другое метафизическое проявление мира. Что касается смерти, как переходного этапа жизни, можно придти к выводу (исходя из того, что мир – это единая энергетическая материя, и что энергия никуда не пропадает), что умирая и распадаясь, человек высвобождает свою энергию.

Что касается энергии психического механизма – мозга, то эта энергия может считаться душой, мне кажется, поэтому она преобразуется во что-то другое, например, в то, что древние считали загробным миром, или, как сейчас это можно назвать, другим измерением. Логичность этих рассуждений подтверждается как библией, так и памятниками древних цивилизаций, нет ничего лучше, чем отточенная веками информация, которая находилась в руках человека.

«Понятия бесконечного Бога, божественности души, связи дел людских с Богом, понятия нравственного добра и зла суть понятия, выработанные в скрывающейся от наших глаз исторической дали жизни человечества, суть те понятия, без которых не было бы жизни и меня самого, а я, откинув всю эту работу всего человечества, хочу все сам один сделать по-новому и по-своему», - подтверждал ошибочную разумность своих выводов Лев Николаевич. «И я вспомнил весь ход своей внутренней работы и ужаснулся. Теперь мне было ясно, что для того, чтобы человек мог жить, ему нужно или не видеть бесконечного, или иметь такое объяснение смысла жизни, при котором конечное приравнивалось бы бесконечному. Такое объяснение у меня было, но оно мне было ненужно, пока я верил в конечное, и я стал разумом проверять его. И перед светом разума все прежнее объяснение разлетелось прахом. Но пришло время, когда я перестал верить в конечное. И тогда я стал на разумных основаниях строить из того, что я знал, такое объяснение, которое дало бы смысл жизни; но ничего не построилось. Вместе с лучшими умами человечества я пришел к тому, что 0 равняется 0, и очень удивился, что получил такое решение, тогда как ничего иного и не могло выйти.

Что я делал, когда я искал ответа в знаниях опытных? Я хотел узнать, зачем я живу, и для этого изучал все то, что вне меня. Ясно, что я мог узнать многое, но ничего из того, что мне нужно.

Что я делал, когда я искал ответа в знаниях философских? Я изучал мысли тех существ, которые находились в том же самом положении, как и я, которые не имели ответа на вопрос: зачем я живу. Ясно, что я ничего и не мог узнать иного, как то, что я сам знал, что ничего знать нельзя.

Что такое я? — часть бесконечного. Ведь уже в этих двух словах лежит вся задача…»

А если жизнь неразумна, то в чем состоит смысл жизни? И опять же на него он дает другой ответ: «Все эти понятия, при которых приравнивается конечное к бесконечному и получается смысл жизни»

 

Истина была в самой жизни, а «жить »((у Толстого)- устанавливать новые отношения к миру через большее и большее подчинение животной личности разуму, и проявление большей степени любви;), в то время,как все другие формы деятельности бессмысленны по своей сути, в связи с неотвратимостью гибели;

 

Тогда становится понятно почему ему было необходдимо верить, потому что верил, чтобы жить,н есмотря на то, что скрывал от себя противоречия и неясность вероучения.

 

Толстой различал народную веру, основанную на вере в жизнь и предании, и богословскую “ученую” веру, которую он считал ложной. Толстой сомневался в истинности православия из-за нетерпимого отношения православной Церкви к другим Церквам и верам, допускающего духовное насилие над личностью, и оправдания прямого насилия — убийств на войне во имя веры. Он ставит под сомнение право церковных богословов и проповедников вещать народу нравственно-религиозные истины, критикует обрядовую сторону религии, обращается исключительно к разумному обоснованию веры.

 

Толстой пришел к заключению, что церковь создана не Богом, она — «сама себя учредившая иерархия, и в противность всем другим считающая себя святою и непогрешимою». И далее: «Церковь, все это слово, есть название обмана, посредством которого одни люди хотят властвовать над другими». Современная церковь исказила учение Христа, изъяв из него нравственные заповеди.

 

Признавая учение Христа на словах, церковь в то же время санкционирует общественное неравенство, поддерживает государственную власть, основанную на насилии, войнах.

 

Еще в 50-х годах у Толстого возникло убеждение в необходимости новой религии. В 1855 году он записывал в дневнике: «Вчера разговор о Божественном и вере навел меня на великую и громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа». Это «соответствие» новой религии развитию человечества заключалось, по мысли Толстого, в том, что Божественная воля совпадает с законами природы, естественностью человеческой жизни, определяет ее нравственный смысл.

«Хочу жить для себя,и хочу быть разумным, а жить для себя неразумно».(Лев Толстой)

Идея нравственного усовершенствования человека принимается им как доминирующая в его этически-религиозном учении. Жить духовной, истинной жизнью значит отрекаться от праздного, исполненного «утех» существования, трудиться, смиряться, быть милосердным, верить в добро и делать добро. Учение о нравственном самоусовершенствовании основывается на пяти заповедях Христа из Нагорной проповеди (Евангелие от Матфея).

 

Исходя из этих вечных нравственных истин, Толстой оценивал современную ему жизнь — государственную власть, церковь, семью. Как человек и мыслитель, он был исполнен глубокого сочувствия к людям угнетенным, страдающим, людям работающим и нищенски живущим. Боль за них рождала чувство негодующего протеста против всяческих несправедливостей, насилия, произвола; и в конечном итоге — против всего строя жизни, при котором произвол и несправедливость являются нормой. В ряде статей Толстой выступает против всех институтов насилия: милитаризма («Карфаген должен быть разрушен»), буржуазных отношений («Что же нам делать?»), официальной церкви («В чем моя вера?»). Философско-этический поиск привел мыслителя к решению социальных вопросов. В трактате «Что же нам делать?», название которого как бы перекликается с названием романа Чернышевского, Толстой выступает против устоев капиталистического общества, противоречащих естественному развитию человека. Корень зла он видит в растлевающем влиянии «золотого тельца», идеологии чистогана, «имеющих свойство порабощать людей». Однако противодействовать капитализации общества можно, по его убеждению, если каждый человек будет зарабатывать себе на жизнь личным трудом и жить «по-божьи».

 

Толстой ведь возращается к поиску ответа на вопрос «о смысле жизни» через необходимость в возвращении к религии. Только в ней он обнаружил возможность связать конечное существование человека с бесконечным во времени и пространстве миром. «Я пришёл ведь к вере потому,что, помимо веры, я ничего… не нашёл, кроме погибели, поэтому откидывать эту веру нельзя было, и я покорился».(Лев Толстой)

Даже в момент обращения к вере критерий разумности был для него принципиальным.

В «Исповеди» он заявляет, что принять официальную религию с её бессмысленными для разума атрибутами – означало для него «надсмеяться над тем, что было для него свято»; сделать это, значит «отречься от разума», а это ещё невозможнее, чем отказаться от жизни. Весь путь формирования своей религиозной концепции (далёкой и от православия и от других религиозных учений современности).

 

По определению Толстого, разум «единственный свет, который дан человеку для нахождения пути в жизни». С помощью разума и создаёт русский мыслитель свою новую религию, соответствующую, по его мнению, современному развитию человечества. Он сознавал, что «понятия бесконечного Бога, божественности души, связи дел людских с Богом» не выдерживают критики разума, что это понятия недостоверные. В то же время, принимая эти понятия, рассматривающие конечную жизнь как временную форму существования бесконечного, Толстой удовлетворял той потребности своего разума, которая состоит в стремлении найти разумный порядок и смысл в бесконечном мире. Он покорился этой разумной необходимости, этой потребности своего сознания. В этом проявилось главное противоречие формирующейся «разумной веры» Льва Толстого.

 

Толстой ясно видит и выставляет на обозрение всю абсурдность понятий и ритуалов церковной веры. Церковь распространяет суеверные учения о том, что Бог существует в трёх лицах, что он сотворил мир за шесть дней и затем через пророков чудесным образом передал людям некое «откровение истины». Церковники учат, что надо верить не разуму, а чудесам, тому, что противно разуму (трактат «Христианское учение»). Размышляя о разумном содержании жизни, Толстой приходит к выводу, что деятельность, способная придать жизни человека разумный смысл, может заключаться лишь в отречении от личного блага, которое уничтожается со смертью, ради служения благу других людей. «Именно любовь – это и есть та единственная разумная деятельность человека, которая способна дать ему истинное благо». В этом и состояла суть религиозно-нравственного учения Толстого.

 

В его представлениях о мире утвердился Бог как исходное начало, принцип, определяющий всё жизнеустройство и дающий направление деятельности всего человечества в целом и каждому конкретному человеку в частности. Без Бога служение «общему благу» становилось для Толстого бессмысленным. Он не раз указывал на это, объясняя разницу между своим («христианским») пониманием морали и безрелигиозным альтруизмом, суть которого писатель видел в простом расширении понятия «личного блага» до размеров человечества. Но если дело «всеобщей любви» разумно только потому, что соответствует «Божьей воле», то для подтверждения этого нужны убедительные доводы.

 

Сам Толстой прямо указывал на невозможность решить эти проблемы. В «Исповеди» он писал, что в разумной вере нельзя искать объяснение всего мироустройства: «Объяснение всего должно скрываться, как начало всего, в бесконечности». Показывая невозможность ответа на вопрос о том, что с нами будет после смерти, Толстой писал: «Божественная сущность души нашей, духовная, вневременная и внепространственная, в этой жизни заключённая в тело, выходя из него, перестаёт находиться в условиях пространства и времени». Так же неопределённо он отвечал и на другие вопросы этого рода. «Зачем нужно Богу то, чтобы мы совершенствовались, я не знаю и не могу знать».

 

Лев Толстой приходит к мысли о том, что никак нельзя познать жизнь и смысл жизни, не прикасаясь к ней. Нельзя быть человеком, понося людей, сделавших его человеком, простых рабочих. Нельзя отрицать нечто, за счет чего мы существуем, как отрицают Бога, между тем, бог – это название тому, за счет чего мы живем, а Закон Божий – это многовековой опыт правильной жизни в человеческой среде.

 

«Если я есмь, то есть на то причина, и причина причин. И эта причина всего есть то, что называют Богом; и я останавливался на этой мысли и старался всем существом сознать присутствие этой причины».

 

Вывод:

Уйдя в религию, в исповедание и в изучение, он приходит к выводу, что здесь, как и везде существуют подводные камни. Он называет их отрицанием веры в самой же религии, которые проявляются тогда, когда церковь становится внутренней государственной структурой. И я осознаю реальность его убеждений. Существует, по крайней мере, несколько причин, разрушающих религию, основанную на любви к ближнему своему, на вере в предков, на любви к предкам. Первая причина – это использование религии в целях управления народом в рамках управления государством. Во времена войн в церквях молились за победу, но молясь за победу, они одновременно молились и за смерть народа, которого хотели победить. Данный процесс должен быть остановлен, потому что он отрицает глобализацию, а любое столкновение идеалов порождает войну, а поддержание столкновения порождает длительность разлома человечества по идеологии, а значит, позволяет и дальше руководить огромными массами и дальше создавать войны.

 

Данная корректировка перечеркивает все созданное человечеством веками в религии. Второй минус – это отрицание других церквей, других религий. Тоже очевидное свойство существования в государственной системе. И такое явное отрицание целого куска человечества, всего лишь исповедующих по сути ту же самую веру, но с другим набором терминов – это огромная преграда развитию.

 

Литература:

1.«Исповедь» Лев Николаевич Толстой с.1-71/1998

2.Рецензия произведения

https://recensent.ru/segrey/937/

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-12-08 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: