Павел Александрович Флоренский (22.01.1882 – 08.12.1937) – русский религиозный философ, ученый, священник и богослов.
(Дополнительно на усмотрение: Целью философских исканий Флоренского был поиск путей к «цельному мировоззрению», синтезирующему веру и разум, интуицию и дискурс, богословие и философию, искусство и науку. Развивая метафизику «всеединства» и учение о Софии, он пытается построить цельную картину мира, выступает против рационалистического и механистического миропонимания. В естественных науках Флоренского интересуют исследования «самого вещества» в его чувственных свойствах, «явления в его живой индивидуальности». Конкретная метафизика – это личное изучение Флоренским философского символизма. При этом под метафизикой он понимал рассмотрение духовных вещей в отдельно взятом учении, а под конкретикой – духовную черту, взятую не отвлеченно, а выраженную конкретным явлением, чувственным воплощением (сочинение «У водоразделов мысли (Черты конкретной метафизики)»). П. А. Флоренского, в отличие и в противовес метафизике В. С. Соловьева, интересует вечный смысл, неотделимый от чувственной данности, «правда и красота самого вещества». Конкретная метафизика, как и естественнонаучное знание, организуется сообразно общей методологии, объединяющей «конкретные и вплотную поставленные обследования» опытного, фактического материала различных наук и искусств. Смысл проявляется в деталях явления. Наблюдение над чувственным, опыт чувственного восприятия позволяют проникать в ноуменальное содержание. Тем самым утверждается онтологическая значимость чувственного и вещного. Задача формирования цельной картины духовного сводится к изучению чувственного: открыть феноменально-ноуменальные первоэлементы реальности, смысловые первоэлементы мира, чтобы с их помощью понять и объяснить многообразную реальность. Познание есть познание смысла явлений путем чувствования, путем опознания явления как символа. Символ – двуединство чувственного и духовного содержания. Символические элементы – «элементарные частицы» реальности. Реальность строится из символов и познается через символы.)
Концепция науки как символического описания возникла на Западе в ходе размышлений о науке со стороны физиков и историков физики. В этой связи Ф. цитирует и упоминает Э. Маха, Г. Герца, А. Пуанкаре, Дюгема, Г. Р. Кирхгофа, и др. Данная концепция во многом служила преодолению наивно-позитивистского (отрицающий возможность познания закономерных связей и отношений действительности и ограничивающее роль науки описанием фактов, явлений) и механико-материалистического взгляда на науку (материализм является формой философского монизма который гласит, что материя является основным веществом в природе, и что все, в том числе психических аспектов и сознания, является результатом материальных взаимодействий). Она содержала критику как претензий науки на абсолютную и окончательную истину, так и претензий механических объяснений на безусловную значимость внутри самой науки. Согласно новой концепции, наука (вышеупомянутые авторы в основном рассматривали физику) представляет собой не средство открытия более глубокой и истинной реальности, нежели реальность эмпирических (данные, полученные через органы чувств, в частности, путём наблюдения или эксперимента) феноменов, а систему образов или символов, которая с той или иной степенью полноты и точности воспроизводит отношения феноменов с целью как можно сильнее упростить и упорядочить эти отношения, в то же время, сохраняя их основные черты. Т. о. физика представляет собой не объяснение, а описание феноменов. Требования, которым должно удовлетворять это символическое описание, носят, в сущности, практический характер: Г. Герц, например, называет требования логической допустимости, правильности (т. е. соответствия опыту) и целесообразности; эта последняя включает рассмотренную Э. Махом «экономию мышления», т. е. простоту описания, лёгкость работы с ним, возможность минимальными средствами выразить богатство опытных знаний. Физическая теория при таком понимании оказывается не окончательной, временной, зависящей от конкретных задач исследователя, представляя собой во многом результат свободного творчества учёных и условного соглашения между ними.
Ф. разделяет концепцию науки как символического описания и некоторые выводы из неё, в частности, возможное множество систем одной и той же науки. Напр., условие целесообразности может быть удовлетворено по-разному: одна система является удобной с одной точки зрения, другая — с другой точки зрения, и только с течением времени постепенное сравнение разных систем покажет, какая из них наиболее подходит для исследовательских целей. Другим следствием интерпретации науки как символического описания, является несовместимость такой интерпретации с механицистским мировоззрением (под механицизмом мы понимаем особого рода мировоззрение, для которого характерно восприятие природы, человека, общества, т.е. посюстороннего бытия вообще, как механизма, а не как организма).
В самом деле, множественность и относительность научных теорий не позволяют рассматривать ни механику, ни физику в качестве единственного истинного выражения глубинной реальности мира. Уже Э. Мах оценивал механицизм как «мифологию» 18 в. Механические объяснения не имеют характера абсолютной достоверности, они могут употребляться лишь как удобные метафоры с ограниченной применимостью, облегчающие представление тех или других феноменов. Пуанкаре показал, что, если возможна по крайней мере одна механическая модель явления, то возможно и бесконечное количество таких моделей.
Про стили мышления у Флоренского:
П. А. Флоренский в сочинении «Водоразделы мысли», пишет, что он не согласен с весьма распространенным в России мнением будто немецко-французская манера подавать знание как цепь дедукций, как единую логически связанную систему выражает саму суть науки.
(В статье «Наука как символическое описание» ученый подчеркивает, что «Полезнее обратить взор к уму английскому, не терпящему в науке придворной чопорности и, задним числом наводимого единства, – к отважной мысли, показывающей себя в незаштукатуренном и неприкрашенном виде, с теми скачками, невязками, противоречиями и отступлениями, которые свойственны живой, не препарированной умственной деятельности».
Английский стиль научной мысли, по Флоренскому, оттеняет условность всякой объясняющей модели и утверждает возможность описательного научного стиля со свойственными ему образностью, наглядностью, метафоричностью. Немецко-французский же стиль ведет к замещению изучаемых явлений некими метафизическими сущностями и когда для наглядности упорно и настойчиво используется одна-единственная механическая модель, то это может привести к механицизму (а также и к прочим «измам»).)
По мнению П. А. Флоренского, наука западного образца стремится навязать человеку одну-единственную точку зрения. Научное познание усредняет и обезличивает процесс познания подлинной реальности. Ученый подчеркивает, что «История науки - не разматывание клубка, не развитие, не эволюция, а ряд больших и малых потрясений, разрушений, переворотов, взрывов, катастроф… перманентная революция». Однако, несмотря на это, наука стремится не замечать реально-прерывной природы своего становления и упорно пытается утвердить жесткие требования неизменности и постоянства своих законов и методов.
«Умы "узкие и сильные", каковы признаки П. Дюгэм приписывает французам и немцам, стремятся сократить число образов, спаивая их по возможности в неразрывную, но мало выразительную цепь дедукций; умы "широкие и слабые" (англичане), стремятся, напротив, к разнообразию ярких и взаимонезависимых моделей. Для английского ума - теория - не объяснение и не рациональная классификация физических законов, а модель этих законов. Она строится не для удовлетворения требований разума, а для воображения. Вследствие этого она свободна от логики. Английский физик может построить одну модель, которая воспроизводила бы одну группу законов, и другую модель, совершенно отличную от первой, для другой группы законов, и он может это сделать даже в том случае, когда некоторые из этих законов общи обеим группам.
В трактатах французов и немцев существует последовательная цепь умозаключений, облеченных в одежду математического анализа. Трактату предпослано введение, которым устанавливаются гипотезы, связывающие опытно найденные величины, и доказывается, что действительно эти последние могут быть рассматриваемы как величины. Алгебраический анализ имеет значение только средства, только облегчает вычисления.
Ничего подобного нет у физиков английских. Совершенно новые элементы не только не получают оправдания, но даже не определяются. К тому, что можно назвать выведением, - полное равнодушие. Алгебраическая часть теории тут - не вспомогательное средство, а сама есть своеобразная модель, картина. Она представляет собой доступный воображению ряд знаков, изменения которых, происходящие по правилам алгебры, более или менее верно воспроизводят законы подлежащих изучению явлений.
Для примера: Ф. рассматривает в данной главе Максвелля:
- английский ученый не стремится построить цельное, стройное и окончательное здание. Скорее он хочет как будто дать ряд предварительных и не связанных между собой конструкций, установление связи между которыми трудно, порой даже невозможно.
- вольности Максвелля учат о необязательности в науке внешней системы и логического порядка.
(Вышесказанное в другой формулировке: Умы «узкие и сильные» (FRA+GER) стремятся сократить число образов, стремясь выстроить цепочку дедукции, которая мало что выражает.
Умы «широкие и слабые» (ENG) стремятся к разнообразию взаимонезависимых моделей.
Флоренский умы сравнивает с «версальскими» и «английскими» парками. Сам Флоренский предпочитает ENG – подход, ибо «он лучше, и легче» помогает разобраться в незамутненном и непринужденном виде науки. Но, он не утверждает, что материковый принцип вообще не пригоден. «Для англичанина – теория есть не объяснение, а модель этих законов, которая строится не для удовлетворения разума, а для воображения».
Взять, например, Томпсона, который получил титул лорда Кельвина. «Нужно ли указать свойство упругости в твердом теле?» Материальная молекула – параллелепипед, где вершины – массивные шары, а упругие нити – его ребра. На примере эфира мы выясняем, что она понимается как однородная несжимаемая, невязкая жидкость, вихри этой жидкости будут молекулами. Пчелиные соты: стенки из упругих тел, содержимое ячеек – совершенная жидкость в быстром вихревом движении. Таким образом, таковы негладкие образы одного и того же. Трактат по физике (FRA+GER) «упрощенная цепь умозаключений, облаченная в одежду математического анализа» А вот у ENG – алгебраическая часть теории – не вспомогательное средство, а сама есть своеобразная модель или картина. Она представляет собой доступный воображению ряд знаков, изменения которых более или менее верно воспроизводят законы явлений. Здесь нет места математической логике.)
Психология английского ума: физика есть описание, но описание это может быть воплощено и в абстрактные символы математики, и в конкретные образы механики. Но механизм, как бы ни был он конкретен, притязает не объяснить, а лишь описать явления, и значит ровно столько, сколько имеет силы описать. Противоречия английских моделей и английских формул живо свидетельствуют о желании англичан не объяснять мир, но лишь описывать.
Вывод Ф.: Физика есть не только царица наук, по своему месту и развитию, но и основная материя науки, по тому участию во всех естественнонаучных дисциплинах, к которому она единодушно призывается специалистами областей самых разнообразных. Однако физика-то, последнее прибежище объяснительных притязаний, оказывается сама чистым описанием, ничем существенно не преимуществующим над прочими науками, тоже описаниями.
(Научное описание подобно морскому валу: поверхность волн изборождена колебаниями от плавников рыб и проплывающих пароходов в все меньше и меньшими зыбями, включительно до мельчайшей ряби. Так и в описании: основные образы состоят из образов второстепенных. Описание действительности окажется пестрым ковром сплетающихся образов.» Всякий образ и всякий символ, как бы сложен и труден он не был, мы называем, и, следовательно, уже по этому одному он есть слово. Даже каждое их этих слов может быть раскрыто, образ описуем, символ поясним и определим.
Таким образом, вновь вместо образов можно использовать их описание, несущее в себе образы и символы.
Нет и быть не может:
А) такого механизма, который не мог бы быть описан словами;
Б) такого обыкновенного дифференциального уравнения, которое не было бы рассказано.
Все растворимое сознанием, претворяется в слова! Под разными углами зрения, физика есть нечто иное, как язык, и не какой-либо, не выдуманный, а тот самый язык, которым мы говорим, но только, ради удобства и выгоды времени – в известной обработке. Всегда останется общее основоначало всех наук – именно то, неотделимое от существа их. Что все они суть описания действительности. А это значит: все они суть язык и только язык!)
Словарь:
· Метафизика – это философский раздел, который занимается исследованием первоначальной природы реальности, мира и бытия как такового.
· Всеединств о является центральной идеей такого направления в русской философии как метафизика всеединства.
Основателем этого философского течения стал русский философ Владимир Сергеевич Соловьёв. Продолжателями его идей стали Сергей Трубецкой и Евгений Трубецкой, Сергей Булгаков, Павел Флоренский, Лев Карсавин, Семён Франк и некоторые другие.
Концепция всеединства В. Соловьёва:
Идея всеединства выражает органическое единство мирового бытия, наличие взаимопроникновения составляющих его элементов при сохранении их индивидуальности. В онтологическом аспекте всеединство представляет нерасторжимое единение Творца и твари; в гносеологическом отношении всеединство выступает как «цельное знание», представляющее неразрывную взаимосвязь эмпирического (научного), рационального (философского) и мистического (религиозно-созерцательного) знания, достигаемого не только и не столько в результате познавательной деятельности, сколько верой и интуицией. В аксиологии всеединства центральное место занимает абсолютная ценность Истины, Добра и Красоты, соответствующих трём Ипостасям Божественной Троицы. Весь мир, как система, обусловлен всеединством, то есть Богом.
· Ноуменальное - суть умопостигаемое, то, что мы познаём исключительно усилием мысли или в интеллектуальном созерцании. Ноумены – это тем самым умосозерцаемые вещи, вещи, которые можно постичь только умственным действием.