«Глаза», созданные современными техническими науками, подрывают представление о пассивном ви́дении; эти протезные устройства показывают нам, что любые глаза, включая наши, органические — это системы активной перцепции, встраивающие интерпретации и определенные способы ви́дения, или, иными словами, образы жизни. Научные описания тел и машин нельзя понимать как непосредственный фотоснимок или пассивную камеру обскуру; есть только высокоспецифичные возможности зрения, каждая со свойственной ей удивительной детализацией, активным, заинтересованным способом организации мира. <…> Понимание технических, социальных и психических аспектов работы визуальных систем должно стать одним из вариантов реализации феминистской объективности.
— Донна Харауэй. Обезьяны, киборги и женщины (Simians, Cyborgs, and Women).
«Ученые установили, что безглазое животное состоит из глаз» — сообщает New York Times. В этой статье описаны результаты исследования, опубликованные 23 августа 2001 года в научном журнале Nature: международная группа ученых-материаловедов, физиков-теоретиков, химиков и биологов сообщает о своем удивительном открытии — офиура, беспозвоночные животное, родственник морской звезды, морского ежа и морского огурца, не имеющее глаз и мозга, обладает скелетной системой, выполняющей также и функции зрения.[32]
Офиуры, родственницы морских звезд, могут ускользать от хищников в темных глубинах океана без помощи глаз. Ученые, наконец, открыли их секрет: скелет этих животных представляет собой большой глаз. Новое исследование показало, что в состав скелета офиур Ophiocoma wendtii входят кристаллы, которые функционируют как зрительная система. Она передает информацию, позволяющую животному видеть свое окружение и избегать угрозы. Архитектура офиур дает ученым образец для разработки крошечных линз для оптических компьютеров и подобных устройств.
Исследователи обнаружили, что около десяти тысяч сферических кристаллов кальцита, покрывающих пять лучей и центральную часть тела офиуры, выполняют роль микролинз, которые собирают и фокусируют света прямо на нервные пучки, входящие в состав диффузной нервной системы животного. Примечательно, что офиуры секретируют эту кристаллическую разновидность карбоната кальция (кальцита) и придают ей форму, создавая оптические матрицы (arrays). По словам одного из авторов исследования, доктора Алексея Ткаченко (Alexei Tkachenko) из Bell Laboratories, «линзы офиур оптимизируют свет, поступающий с одного направления, множество собранных из них матриц, вероятно, в совокупности образует фасеточный глаз» (цитата из статьи Times). «Это уникальный случай — никогда не встречал существ, всё тело которых покрыто линзами», — говорит Майкл Лэнд (Michael Land), изучающий зрение животных в Университете Сассекса в Брайтоне (Великобритания).[33]
Способность некоторых видов офиур реагировать на свет хорошо задокументирована, но не было объяснения механизма их превосходных зрительных способностей.[34] Эти светочувствительные офиуры способны прокладывать путь между препятствиями, скрываться от хищников и различать тени. Кроме того, они становятся светлее ночью и темнеют днем (см. рис. 32). На первый взгляд такая эволюционная стратегия кажется нелогичной, поскольку она делает офиур более заметными для хищников. Но процесс отбора, осуществленный природой, представляется вполне оправданным, если предположить, что цель офиуры — с одной стороны, улучшить свое зрение (чтобы избегать хищников), собрав как можно больше света ночью, и, с другой стороны, защитить свою зрительную систему от гиперчувствительности, слишком интенсивного поступления дневного света (надеть «солнечные очки»).
Чтобы проверить свою гипотезу о том, что «эти кальцитовые микроструктуры могут выполнять функцию направления и фокусировки света на светочувствительные ткани» (Aizenberg et al. 2001, 820), исследователи из Bell Labs использовали метод под названием фотолитография, который также применяют для нанесения на микрочип рисунка схемы: «Чтобы обнаружить и визуализировать действие линз, мы разработали литографический эксперимент. ДСЛ [дорсальная стенка луча; DAP, dorsal arm plate — К.Б.] О. wendtii [один из видов, обладающих светочувствительностью — К.Б.] была очищена от органической ткани, затем сканирующий электронный микроскоп (СЭМ) сделал снимок дорсальной поверхности на низком увеличении». На рис. 33a показано изображение дорсальной стенки луча, очищенной от органического материала, полученное с помощью СЭМ; на рис. 33b — изображение СЭМ (при большем увеличении) периферийного слоя дорсальной стенки луча, которое отчетливо демонстрирует структуру линз O. wendtii.
32 Светочувствительная офиура. Источник: J. Aizenberg et al., "Calcitic microlenses as part of the photoreceptor system in brittlestars," Nature 412 (2001): 819, figure 1b.
Для исследования системы линз приготовленный образец помещали на кремниевую пластину. Повторяя процесс оптической гравировки схем на кремниевой пластине при изготовлении микрочипов, исследователи направляли свет через линзы и наносили рисунок на светочувствительную пластину. Анализируя полученные изображения, ученые смогли определить фокусное расстояние линз. Его сопоставили с изображением тонких секций декальцинированных дорсальных стенок луча, полученных с помощью подсвечивающего электронного микроскопа; оказалось, что в фокальной плоскости системы линз расположены пучки нервных волокон. На основании этой находки исследователи сделали следующий вывод: «Мы предполагаем, что массив кальцитовых микролинз с их уникальным способом фокусировки и подстилающими нейронными рецепторами может образовывать специализированную систему фоторецепторов, вероятно, способную выполнять функции фасеточного глаза» (Aizenberg et al. 2001, 821).
В беседе с журналистом Джоанна Айзенберг (Joanna Aizenberg), ученый из Bell Labs и руководитель исследования, использует сравнение из области высоких технологий — с цифровой камерой, которая создает изображение пиксель за пикселем.[35] После этого быстро начинаешь путаться — является ли цифровая фотокамера метафорой зрения офиуры или наоборот? — особенно когда метафора удивительным образом материализуется:
Вместо того, чтобы пытаться придумать новые идеи и технологии, мы можем учиться у этого морского животного... [Кальцитовые — К.Б.] линзы покрывают все его тело, она направлены во все стороны, обеспечивая периферическое зрение организма... Мы хотели бы внедрить это качество в наши оптические системы, в частности, в камеры. Вместо одной линзы, улавливающий свет с одного направления, могли бы иметь тысячи разнонаправленных линз. Это могло бы дать 360-градусный обзор всего пространства.[36]
Итак, примечательное открытие этой международной междисциплинарной группы ученых заключается в том, что скелетная система офиуры состоит из матрицы микролинз, небольших (порядка десятков микрон в диаметре) кристаллических полусфер из кальцита, расположенных на поверхности тела животного, собирающих и фокусирующих свет в точки, где располагаются нервные пучки, элементы диффузной нервной системы офиуры, и, предположительно, образующих в совокупности систему, которая, видимо, функционирует как фасеточный глаз (оптическая система насекомых).
33 Слева (a) — изображение дорсальной стенки луча офиуры O. Wendtii, полученное с помощью сканирующего электронного микроскопа; справа (b) — увеличенное изображение сканирующего электронного микроскопа, демонстрирующее линзы из кальцита в периферическом слое скелета дорсальной стенки луча [O. Wendtii]. Источник: J. Aizenberg et al., "Calcitic microlenses as part of the photoreceptor system in brittlestars," Nature 412 (2001): 819, figures 1c and 1f.
Рой Сэмблс (Roy Sambles), физик, занимающийся оптикой и фотоникой в Университете Эксетера (Великобритания), восторженно отозвался об изобретательности этого в буквальном смысле безмозглого существа:
Поразительно, что это органическое существо может с такой точностью манипулировать неорганической материей — при том, что у него нет мозга. Эта удивительная микроструктура образуется из бесструктурного супа химических веществ.[37]
Человеческая изобретательность дошла до создания матриц микролинз только несколько лет назад — они используются в направленных дисплеях (directional displays) и в микрооптике, например, в качестве соединительного звена при маршрутизации и обработке сигналов. Мы опять обнаруживаем, что природа предвосхитила наши технические разработки. То же самое относится к фотонным кристаллам (photonic solids), структурам, которые могут избирательно отражать свет в любых направлениях. Фотонные материалы дали импульс многим исследованиям последних десяти лет благодаря их способности манипулировать светом — а потом их обнаружили в опалах и на крыльях бабочек. Ничего удивительно, ведь природа уже очень давно создает рабочие оптические структуры.[38]
Пусть офиура в конце концов не получила лавров удивительного изобретателя, превзошедшего технологические достижения человека, но бо́льшая, более древняя и мудрая конфигурация — природа — не забыта. Как сказал один репортер Национального общественного радио: «Даже самые примитивные существа иногда опережают современную науку».[39] (Почему же тогда они «примитивные»?)
Несмотря на то, что описываемое открытие дало фантастически интересный научный результат, пожалуй, можно констатировать, что ажиотаж вокруг этой находки и ее широкое освещение в прессе связаны скорее с потенциальными применениями открытия, чем с чистым восторгом перед изобретательной телесностью офиуры. Обратите внимание на сдержанный тон заключительных пассажей технической статьи:
Обнаруженное нами применение офиурами кальцита в качестве как оптического элемента, так и механической опоры, демонстрирует замечательную способность организмов в ходе эволюционного процесса приспосабливать один материал к нескольким функциям и дает новые идеи для изготовления «умных» материалов. (Aizenberg et al. 2001, 821)
Сдержанность (или, во всяком случае, осторожность) в суждениях считается хорошим профессиональным тоном в научных публикациях; обобщающие статьи вроде той, что вышла в рубрике «Новости и взгляды» (News and Views) журнала Nature, допускают куда большую свободу высказывания; а в общении с популярной прессой действуют совсем другие правила. Поэтому, пожалуй, неудивительно, что репортер Discover Magazine предваряет восхищенную реплику Айзенберг об офиуре мощным вступлением, которое не оставляет мест для сомнений:
До сих пор инженеры только мечтали о совершенных микролинзах, которые могли бы оказаться незаменимыми в производстве оптических сетей и микрочипов, но теперь Айзенберг нашла источник вдохновения. «Это очень умная инженерия», — говорит она. — «Возможно, нам удастся сымитировать ее, позаимствовав у природы дизайн, который работает уже тысячи лет».[40]
Неудивительно и то, что пресс-релизы Bell Labs (принадлежащей Lucent Technologies) дают чрезвычайно оптимистичные оценки открытия. В релизе от 22 августа 2001 года, озаглавленном «Ученые Bell Labs обнаружили у морских животных примечательную оптическую систему, которая может помочь в разработке более совершенных микролинз для оптических сетей», объясняется, что этот многофункциональный биоматериал предоставит идеи для разработки более совершенных оптических элементов телекоммуникационных сетей и более быстрых компьютеров благодаря усовершенствованным методам оптической литографии:
Ученые надеются повторить успех природы и разработать микролинзы по образцу офиуры. Такие биомиметические линзы могут найти применение в оптических сетях и дизайне микросхем, где они могли бы улучшить техники фотолитографии. «Биомиметика основана на опыте самой природы», — говорит Джон Роджерс (John Rogers), директор по нанотехнологическим исследованиям Bell Labs. — «В данном случае относительно простой организм помогает решить очень сложную проблему в области оптики и дизайна материалов».
Через полтора года, 21 февраля 2003 года, Bell Labs выпустили восторженный отчет о последних достижениях Айзенберг, который опубликован в журнале Science: «Создание первых в мире кристаллов с микро-паттернами (micro-patterned crystals) вдохновленно природной биоинжинерией» (Aizenberg et al. 2003). Вступительная фраза под заголовком, набранная жирным шрифтом для привлечения внимания, гласит: «Изучение того, как природа создает кристаллы в морских организмах, может иметь существенное значение для нанотехнологий». Айзенберг объясняет свой проект с демонстративным почтением перед природой в духе Беньюс, при этом прямо не упоминая офиуру:
Меня всегда восхищала способность природы совершенствовать материалы… Чем больше мы исследуем биологические организмы, тем больше понимаем, что можем многому научиться у них. Недавно мы обнаружили, что природа создает отличные кристаллы с микро-паттернами, и решили посмотреть, сможем ли скопировать ее подход в лаборатории — ведь эта методика имеет нанотехнологческий потенциал.
В отличие от подхода «сверху-вниз», который сейчас используется при создании линз и предполагает фрагментацию стекла под параметры линзы, Айзенберг и ее коллеги действовали по методу «снизу-вверх», распространенному в области нанотехнологий — линза составлялась путем наложения друг на друга слоев кальцита. В отчете сделан значительный акцент на восторженный тон ведущей исследовательницы, что позволяет ещё больше повысить градус воодушевления и обещать чуть ли не революцию в сфере оптических устройств: «Новый подход Bell Labs может полностью изменить способы производства кристаллов в самых разных сферах их применения».
Темы визуализации, устройств нанесения отметок, воплощенности взгляда и биомимезиса — несомненно, достаточно сильные раздражители, чтобы вызвать павловскую реакцию у множества исследователей репрезентации и смежных эпистемологических проблем. Однако, оптическая система офиуры отличается по характеру от систем визуализации, о которых так любят размышлять многие культурологи и исследователи науки. В данном случае речь идет не о геометрической оптической модели, которая вставляет линзу языка или репрезентации между миром объектом и разумом (mind) познающего субъекта, не о геометрии абсолютно внешнего между онтологически и эпистемологически разграниченными областями. История западной эпистемологии чрезвычайно изобретательна в плане создания разнообразных систем познания и визуализации (Платон — не Декарт, который не Кант, который не Мерло-Понти, который не Фуко), но пока это происходит под вывеской репрезентации, идея опосредования (сознанием (consciousness), языком, культурой, технологией или трудом) удерживает природу за пределами нашего поля зрения. Устанавливая метафизический карантин предметного мира, опосредование порождает и возрождает философскую проблему возможности человеческого познания.[41]
Офиура не размышляет об эпистемологических линзах или геометрической оптике отражения: у нее нет линзового видения, оперирующего как линия разделения, как посредник между разумом познающего субъекта и материальностью внешнего мира. У офиур нет глаз, они сами — глаза. Дело не только в том, что зрительная система офиуры воплощена в виде ее тела, само ее существование является аппаратом визуализации. Офиура — это живая, дышащая, изменчивая оптическая система. Для офиуры существование и знание, материальность и интеллигибельность, субстанция и форма неразделимы. Морфология офиуры — переплетение скелетной и диффузной нервной системы, сама структура и форма этого существа — неотделима от системы визуализации, является ею. Это животное без мозга. У него нет res cogitans, агонизирующего по поводу порожденного им самим постулата о разрыве между ним и res extensa. Здесь нет оптики опосредствования, нет разделения на феномены и ноумены, нет проблемы репрезентации.
Офиуры не зациклены на иллюзии неподвижности «своих» телесных границ, и они ни секунды не верят в гипотезу о неизменности материи. Для офиуры динамика — это не просто движение материи, поскольку подвижная материальность — неотчуждаемое свойство биодинамического способа существования этого животного. Офиура может изменить свою окраску в ответ на освещенность окружающей среды. В случае опасности быть пойманной хищником, офиура отбрасывает оказавшуюся под угрозой часть тела (отсюда и ее название) [1] и выращивает ее заново. Офиура — это система визуализации, которая постоянно меняет свою геометрию и топологию, отделяя и воспроизводя свою оптику в процессе постоянной переработки телесных границ.[42] Ее дискурсивные практики — совокупность практик проведения границ, позволяющих ей дифференцировать себя от окружающей среды, с которой она вступает в интра-акции, и ориентироваться в мире, например, опознавая хищника — это [практическое] осуществление материальности. [43] Телесное устройство офиуры исполняет роль материального агента в том, что она видит и знает на правах части динамического вовлечения мира в практики познания. Подобным образом, и ее телесная материальность — не пассивная, пустая поверхность, готовая принять отпечаток культуры или истории, придающей ей смысл или открывающей ее для изменений; сама ее вещественность морфологически активна и генеративна, они играет роль агента производства различий, постоянной материализации. То есть, эта дифференциальная материализация имеет дикурсивный характер — она включает практики причинности, переопределяющие границы и свойства, которые имеют значение для самого существования офиуры.[44] Постоянные реконфигурации телесных границ и соединений становятся результатом повторяющихся причинных интра-акций — материально-дискурсивных практик, благодаря которым агентное разделение между «я» и «другим» (например, «окружающей средой») осуществляется дифференциально (например, в одном агентном разрезе данный луч будет моим, в другом — чужим). Способность отличать себя от других, чтобы обнаруживать хищников и уклоняться от них, является необходимым условием для выживания офиуры, но эти свойства не должны быть неизменными; напротив, выживание офиуры зависит от способности задействовать реальность своей изменчивой и относительной природы. Интеллигибельность и материальность — не фиксированные аспекты мира, а скорее запутанные перформативности агентов. Этот глаз, это существование — живая оптика, биодинамика которой требует топологического вкладывания (enfolding) элементов окружения и отторжение частей тела во внешнюю среду. Этот аппарат выступает и в качестве условия возможности запутанных практик познания и существования, и в качестве производящей причинной силы своих дальнейших материализаций. Вот вам и многофункциональный биоматериал!
Офиуры бросают вызов не только развоплощенным эпистемологиям, но и традиционным (и даже многим нетрадиционным) представлениям о воплощении (embodiment). Тела не располагаются в мире, они — часть мира.[45] Объективность не может быть ви́дением откуда-нибудь в противоположность взгляду из ниоткуда (объективизм) или отовсюду (релятивизм), если быть в мире — значит занимать определенные координаты в пространстве и времени, в культуре и истории. Невозможно преувеличить важность понимания тела как перформативности, а не вещи, и настолько же важно сопротивляться привычному пониманию пространства-времени как заранее данного евклидова вместилища (или даже неевклидова многообразия форм), которое предоставляет раздельно учрежденным телам место для пребывания и пространство для перемещения. «Позиция» — не абсолютное и заранее определенное свойство пространства. Многообразие форм пространства-времени не остается неизменным, пока тела делаются и переделываются. Отношения между пространством, временем и материей гораздо более тесные [чем это обычно предполагается]. Само пространство-время вновь и вновь реконфигурируется в ходе беспрерывной интра-активности мира. Мир — это постоянная интра-активная вовлеченность, а тела входят в совокупность дифференцирующих перформативностей подвижной интра-активности мира, бесконечно реконфигурующей границы и свойства, в том числе и пространства-времени. Техно-научные и другие практики неотделимы от производства-пространства-времени-материи (space-time-matter-in-the-making). Не существует раздельных вещей, расположенных внутри пространственно-временной системы координат, нет божественной наблюдательной площадки, расположенной вне миров для нашего увеселения.[46] Нет абсолютно внутреннего или абсолютно внешнего. Существует только вложенная экстериорность, то есть агентные разделения. Воплощаться — не значит специфическим образом быть в мире, но быть миром в его изменчивой специфичности.
Интересно, что у некоторых офиуроидов есть биолюминесцентные лучи, которые продолжают двигаться и излучать свет после отделения от тела. Морские биологи видят в этом эффективную тактику выживания, к которой офиура прибегает, чтобы отвлечь хищников. Будет ли этот отброшенный луч только частью органически-неорганической структуры, сохраняющей остаточную энергию рефлекса, или самостоятельным существом, помогающим офиуре? Если мы считаем движения отделенного луча простым рефлексом на основании того, что у фрагмента тела офиуры нет мозга, то как быть с исходным организмом, который представляет собой «умный материал» без мозга и живой укор бинарному разделению органическое/неорганическое? Офиуры разных видов демонстрируют множество вариантов сексуального поведения и размножения: некоторые из них нерестятся, некоторым требуется контакт разнополых особей, некоторые — гермафродиты, способные к самооплодотворению, а есть и такие, которые размножается бесполым путем, регенерируя или клонируя себя из фрагментов своего тела. Когда отделенная конечность будет лишь элементом окружающей среды, а когда — потомством? В какой момент «отсоединенная» конечность принадлежит «окружающей среде», а не «офиуре»? Считать ли нам смежность необходимым элементом описания единичного организма? И можем ли мы полагаться на визуальную фиксацию, определяя границы тела? Можем ли мы верить своим глазам? Взаимосвязь не требует физической непрерывности. (Частицы, разделенные пространством и находящиеся в запутанном состоянии, не обладают самостоятельными идентичностями, а скорее являются частью одного и того же феномена).[47] Будет ли связь между «потомком», регенерированным из фрагмента тела, и родительской офиурой такой же, как ее связь с мертвым лучом или окружающей средой? Представьте каково было бы офиуре иметь фантомную конечность! Такое переосмысление воплощения, безусловно, потребует переосмысления и психоанализа.
Офиуры — живые, дышащие, изменчивые потенциалы возникновения дифракционных решеток — они живут на границе между живым существом и дифракционной решеткой. Эволюция офиур переопределяет сложные совокупности изменчивых отношений, затрагивающих границы тела, приспосабливает этих животных к постоянной дифференциации. Они просто не могут позволить себе игнорировать потенциальные эффекты дифракции, которые ограничивают разрешающую способность линзы (или системы линз). Чем больше дифракционные эффекты, тем менее четкими становятся границы изображения, тем больше нарушается разрешающая способность. Это фундаментальный физический (а не просто практический) предел.[48] Офиуры эволюционировали во взаимодействии с окружающей средой так, что их микролинзы дают максимальную остроту зрения (для распознавания хищников, укрытий и других важных феноменов), путем творческого разногласия, компромисса, между детализированным разрешением и дифракционными эффектами.[49] Очевидно, способ разрешения этого разногласия имеет значение: способность офиуры дифференцировать границы тела определяет ее выживаемость, дифракция производится не всяким различием, но только таким, которое имеет значение. Офиура проживает агентные разделения, возможности дифференциации без индивидуации.
Офиуры не попадаются в ловушку геометрической оптики знания. Ясно, что они принадлежат к другому роду, нежели механизмы-посредники, устройства нанесения отметок, линзы, паноптиконы и другие инструменты познания, которыми увлечены многие исследователи науки и культурологи. Их подходы слишком часто рассматривают визуализацию как вопрос геометрической оптики, оставляя в стороне важные факторы физической оптики. Но таким путем можно получить в лучшем случае размытое изображение. Анализ, замыкающийся в сфере геометрической оптики, пренебрегающий дифракцией и другими важными эффектами физической оптики, аналогичен анализу, который остается в рамках классической физики и игнорирует квантовые эффекты.[50] Как я показала ранее, между классической и квантовой физикой есть существенные расхождения — их эпистемологии и онтологии разительно отличаются. В каком-то смысле, это пренебрежение физической оптикой (квантовой физикой) можно понимать как знак эпистемологического предела исследований науки. Но природа — нечто большее, чем «природа-как-объект-человеческого-знания»,[51] которая снова и снова осуществляет сокрытие (re-veiling) (и задает иллюзии необходимости раскрытия (revealing)) природы. Практики установления границ не просто выделяют объект познания, помещая всё остальное на задний план. А научные практики — это не просто практики познания, и полученное знание — не только наше. Даже прямые критики традиционных эпистемологических представлений западной философии продолжают мыслить познающих как человеческих субъектов, пусть даже и подобающим образом подключенных к нашим любимым технологическим протезам. Пока онтологические вопросы остаются необсужденными, считается, что познавательная позиция никогда не бывает в достаточном удалении от человека и что демократичным ходом будет приглашение нечеловеческих объектов в нашу социальность. Но дуализм природы и культуры невозможно подорвать приглашением всего в одну категорию (опять же, категорию человеческого сознания). Смысл критики традиционных эпистемологий не только в том, чтобы принять женщин, рабов, детей, животных и прочих исключенных Других (изгнанных Аристотелем из страны познания тысячелетия лет назад) в круг знающих, но также и в том, чтобы дать лучшее описание онтологии познания.
Офиуры буквальным образом осуществляют мою онтоэпистемологическую точку зрения агентного реалиста о запутанности практик познания и существования. Они бросают вызов нашим картезианским умственным привычкам и устраняют привычные визуальные метафоры знания и их оптику опосредованного зрения. Приобретение знаний не является опосредованной деятельностью, несмотря на повсеместные утверждения об обратном. Знание — это прямая материальная вовлеченность, практика интра-акции части мира с миром в его динамическом материальном конфигурировании, его постоянной артикуляции. Запутанные практики познания и существования — это материальные практики. Мир — это не просто идея, присутствующая в человеческом разуме. Напротив, «разум» — это специфическая материальная конфигурация мира, не обязательно совпадающая с мозгом. Не только клетки мозга хранят воспоминания, реагируют на раздражители или мыслят.[52] Офиуры осуществляют интра-акции со своей океанской средой и реагируют на дифференцирующие стимулы, которые благодаря этим интра-акциям становятся интеллигибельными; офиуры меняют положение и переделывают свое тело, чтобы избежать хищников или найти пищу и убежище — и все это без мозга и глаз. (По словам клеточного биолога Дэниела Мазиа (Daniel Mazia), «дар выдающегося микроскописта — способность мыслить глазами и видеть мозгом» — можно ли считать это высказывание только метафорой? Несомненно, множество сведений о неявном знании[2], включая огромное количество научных свидетельств, предполагает возможность более прямого, материального прочтения).
«Мыслю, следовательно, существую» — не кредо офиуры, а познавательная способность — не исключительное прирожденное право человека. Нельзя считать «знающим» изолированный рациональный человеческий субъект и даже его модифицированный протезами вариант. Не существует res cogitans, обитающего в данном теле с определенными границами между «я» и «другими». Скорее, субъекты дифференцируются посредством специфических интра-акций. Такие субъекты могут пересекать некоторые принятые по умолчанию границы (например, между человеком и нечеловеческим, собой и другими). Знание — это распределенная практика, которая предполагает широкую организацию материальных связей. Когда люди участвуют в научных или других практиках познания, они делают это, будучи частью более крупной материальной конфигурации мира, находящегося в постоянной незавершенной артикуляции.
Знание — это специфическая вовлеченность мира, в рамках которой одна его часть дифференциальным образом становится интеллигибельной для другой, и с этим процессом неразрывно связана дифференциальная подотчетность за мир и перед миром. При этом, в традиционных гуманистических подходах интеллигибельность предполагает интеллектуальный агент (который постигает нечто интеллектом), а интеллектуальная деятельность определяется как специфически человеческая способность. Но в моем агентно-реалистском подходе, интеллигибельность будет онтологической перформативностью мира, постоянно артикулирующего себя. Это не человеко-зависимая характеристика, а свойство мира, находящегося в дифференциальном становлении: мир артикулирует себя по-разному. Знание тоже не требует интеллектуальной деятельности в ее гуманистическом понимании; знание связано со способностью дифференциальным образом отвечать на то, что имеет значение (т.е. осуществлять перформативные артикуляции, предполагающие подотчетность).
Немаловажно, что знание не сводится к дифференциальному ответу в смысле простой способности по-разному реагировать на разные стимулы. Знание требует дифференциальной подотчетности как за то, что обрело значение, так и за то, что исключено из материальной значимости. Таким образом, отметки на телах как составляющие топологически преобразующихся комплексов перформативностей, требуют не только способности к дифференциальному ответу, но и дифференциальной подотчетности. Как отмечает Рауз: «В буквах «п», «о», «з», «и», «ц», «и», «я» и звуках, обозначаемых как «паз'ицый'а» нет ничего, что волшебным образом… соединяло бы их с тем, что обнаруживается при измерениях с помощью аппарата с неподвижными частями; только их постоянное фактическое применение в этих условиях, в надежно определяемых и нормируемых ситуациях, может обосновать их дискурсивные значения» (Rouse 2004, 153). Но распознание (recognition) не обязательно предполагает знание (cognition) в гуманистическом смысле слова. Офиура может распознать хищника и успешно взаимодействовать со своим окружением, избегая поимки, несмотря на то, что у нее нет мозга. Офиура — не какой-нибудь идеальный картезианский субъект; посредством определенных практик интра-активного вовлечения она осуществляет дифференциальный ответ, который имеет значение (не просто по-разному реагируя на разные вещи). Ошибки имеют последствия — речь идет о жизни и смерти.[53] Кроме того, «распознание» не является определенным и универсальным понятием, но приобретает значение благодаря постоянному использованию в конкретных практиках. Таким образом, нас интересует способность не только к дифференциальному, но и нормативному ответу. Разные материальные интра-акции производят разные материализации мира, и, следовательно, имеется определенная заинтересованность в том, как осуществляется ответ. Важно, что для мира имеет значение, какое значение он имеет.
Офиуры — не просто инструменты, которые мы можем использовать для обучения биомимезису и совершенствования коммуникационных сетей. Офиуры — это живое свидетельство неразделимости знания, существования и действия. С одной стороны, мы верим своим глазам, когда они убеждают нас, что видимые границы являются четкими фиксированными пределами отдельных объектов (entities), даже если при более внимательном рассмотрении эффектов дифракции проявляется неопределенная природа этих границ (что не означает, что на самом деле границ нет или что нужно превозносить неопределенность границ в духе постмодернизма; мы уже слишком много узнали о дифракции, чтобы мыслить в таких упрощенческих категориях). С другой стороны, мы не верим своим глазам как надежному способу доступа к материальному миру — как наследники Декарта, мы предпочли бы материи веру в репрезентации, полагая, что у нас есть своего рода прямой доступ к содержанию наших репрезентаций, но не к тому, что ими представлено. Принять репрезентационизм и его геометрию или геометрическую оптику внешнего — значит не просто совершить обоснованное «округление», которое можно компенсировать добавлением дополнительных факторов или вариаций на последующих стадиях, но даже более того — выбрать изначально неправильную оптику, неправильное исходное положение, неверный набор эпистемологических и онтологических допущений. Переход Харауэй от ее ранней установки «оптика — это политика размещения (positioning)» к более поздней — «дифракция — это оптическая метафора попытки изменить мир» — задает верное направление движения (Haraway 1991, 193; 1997, 16).
Дифракцию невозможно вполне рассмотреть невооруженным глазом. Как мы узнали из наших квантово-механических изысканий, это гораздо более тонкий и глубокий феномен, чем предполагает классическое понимание. Феномен дифракции не просто означает устранение репрезентационизма, его метафоры отражения в бесконечной игре образов и его озабоченности копиями, оригиналами и смещением Тождества. Дифракция — предмет этико-онто-эпистемологии. Мы не просто по-разному ориентированы в мире; «каждый из нас» является частью постоянной интра-активной артикуляции мира в ходе приобретения им дифференциальной материальной значимости. Дифракция представляет собой материально-дискурсивный феномен, который ставит под сомнение предполагаемую изначальную отделенность субъекта от объекта, природы от культуры, факта от ценности, человеческого от нечеловеческого, органического от неорганического, эпистемологии от онтологии, материальности от дискурсивности. Дифракция отмечает вариативность определенностей и постоянных пределов. Один из важнейших наших уроков, заключается в том, что агентные разделения сшивают и раскраивают вещи. Дифракция связана не только с различиями, и определенно не с различиями в любом возможном абсолютном смысле, но с запутанной природой различий, которые имеют значение. Таков глубинный смысл дифракционной картины.[54] Дифракция - это материальная практика изменений, топологической реконфигурации соединений.
Офиуры — не фрагменты незамутненной природы или чистые доски для запечатления культуры, не просто ресурсы или инструменты для вмешательства человека и не просто превосходные инженеры-оптики или природные источники вдохновения для предприимчивой изобретательности людей. Офиуры — это интра-активно производимые феномены, запутанные с другими феноменами. Это агенты, живые конфигурации мира, у которых больше запутанностей, чем лучей, а не просто материалы (objects) для наших проектов по производству знаний и продуктов. «Люди» и «офиуры» узнаю́т друг о друге и учреждают друг друга посредством множества интра-акций «человек-офиура». Биомимезис может быть целью некоторых исследовательских проектов, нацеленных на присвоение изобретательного дизайна матрицы линз офиуры, но эту практику нельзя понимать как процесс копирования чего-либо. Природа — это не чистая сущность, которая существует «где-то там» или на предметном стекле, расположенном под объективами наших микроскопов. Какую роль отвести офиуре в игре геометрической оптики — линзой, на которую, сквозь которую или с помощью которой мы смотрим? Офиуры не захвачены идеей зеркального отражения, имитации, рефлексии или другими фигурами риторики Тождества. Эти иглокожие не рефлексируют о мире; они (как и мы), будучи частью мира, изменяют его в хо