…Есть большая вероятность того, что команда «спецов‑убийц» создана при активном участии разведок стран – потенциальных противников (примерно 87 % из 100), финансируется из‑за рубежа и так или иначе связана с «либеральной оппозицией» внутри страны (далее – подробное обоснование. – Авт.)…
Из двух предложенных руководством версий первая (об убийстве президента) представляется малоправдоподобной, поскольку (ряд неопровержимых доводов. – Авт.)… Зато вторая (использование группы в период массовых беспорядков) кажется вполне реальной. Нынешние действия группы действительно напоминают боевое слаживание, совмещенное с «подработкой». Заказчиков убийств по всем пятнадцати эпизодам следует искать в среде вышеупомянутой «либеральной оппозиции», но, по мнению наших экспертов, у них нет прямого выхода на группу и они действуют через цепочку посредников, конечным звеном которой является иностранный резидент (он же куратор группы). Учитывая пристальный интерес отечественных спецслужб к посольствам и дипмиссиям потенциальных противников, а также еще ряд факторов, как, например (перечень этих факторов. – Авт.)… он (резидент) работает не под дипломатическим, а под каким‑то иным, достаточно надежным прикрытием…
Глава 1
«…Чтобы Бог даровал победу, солдаты должны сражаться. Вера – это не просто знание того, что Бог есть. Сатана тоже нисколько не сомневается в существовании Бога: „…Вера без дел мертва… и бесы веруют и трепещут“ (Иак. 2:20, 19). Вера – это дела. Причем не вообще дела, а дела, соответствующие ситуации. Человек не сам себе выдумывает „добрые“ дела, их определяет ситуация. Видишь, тонет ребенок – спасай его. Видишь, твою Родину разоряют – защищай ее. В этом твоя вера. Если говоришь, что Бог все управит, это не вера, а лицемерие. Если говоришь, что некогда ребенка спасать, потому как занят „добрым делом“, например, дерево сажаешь, это еще большее лицемерие.
ДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖЕН, И БУДЬ ЧТО БУДЕТ – ВОТ НАСТОЯЩАЯ ВЕРА!
Если у верующего нет дел, сообразных его талантам, получается, у него вера бесовская…»
«Проект „Россия“. М., 2007, ч. 1, с.108.
Сегодня, с момента пробуждения, я пребывал в отвратительном расположении духа и с трудом сдерживался, чтобы не срывать зло на подчиненных. Чем объяснялось такое мое состояние, я толком понять не мог. Регулярные ночные кошмары?.. Но они мучили меня уже давным‑давно, отступая лишь в ночь после Причастия. Страшная моральная усталость, накопленная за последние тринадцать с половиной лет?.. Но жил же я с ней раньше, внешне выглядел бодрячком, отпускал плоские шуточки и довольно успешно работал, хоть и срывался иногда.[2]А может, я исчерпал свой запас прочности?!! Укатали Сивку крутые горки. Или очередное бесовское искушение?!! Господи! Да сколько же можно!!!
Я достал из ящика стола небольшое зеркальце, которое использовал для бритья, когда оставался ночевать в отделе. Н‑да уж, хорош!!! Из зеркала на меня глянула угрюмая физиономия палача на пенсии: с землистой кожей, со свинцовыми глазами, с резкими складками в уголках рта… На редкость противная харя! Пулю бы в нее вогнать!
– Дмитрий Олегович, к вам полковник Логачев. Прикажете впустить? – донесся из селектора грудной голос Людмилы Александровны Москвиной – новой секретарши, взятой мной на место предательницы Вики.[3]Капитан Москвина, 1964 года рождения, являлась строгой замужней дамой патриархальных взглядов; любящей супругой и заботливой матерью, воспитывающей троих детей. Ни о каких вольностях ни с ее, ни с моей стороны даже речи быть не могло. Хватит с меня смазливых мордашек, мини‑юбок, блузок без лифчика и блуда в обеденный перерыв. Все это заканчивается порой ох как трагически! А Людмила Александровна – монолит! И в моральном плане, и во всех прочих. Сквозь нее даже Логачев без разрешения не пройдет. «Прикажете впустить?» Представив, как матерый седой богатырь, эдакий терминатор во плоти, мнется в приемной с ноги на ногу, дожидаясь разрешения войти (ту же Вику он просто сметал с дороги одним взглядом), я криво усмехнулся и ответил:
– Впускайте.
– У‑уф! – усевшись в кресло возле стола, выдохнул Петр Васильевич и шепнул с оттенком зависти: – Ну и цербера ты себе завел. Обалдеть!
– Прикажете подать чай с бутербродами и булочками? – вновь донеслось из селектора.
– Спасибо, не хочется, – вежливо отказался я.
– Но вы же абсолютно не завтракали! Только кофе выпили да курите беспрерывно. Так недолго язву нажить! – В грудном контральто секретарши зазвучали возмущенные нотки.
«Нет в мире совершенства», – с тоской подумал я и покорно пробормотал:
– Хорошо, несите…
Безукоризненная Людмила Александровна обладала (с моей точки зрения) одним существенным недостатком, а именно – считала меня кем‑то вроде безалаберного младшего братца, нуждающегося в постоянной опеке.
– И тебя в оборот взяла! – ехидно прищурился Логачев. – Правильно, давно пора! А то совсем…
– Ты по делу или как? – раздраженно перебил я.
– Разумеется, по делу. Приказ генерала Рябова получил?
– Угу.
– Ну и?.. С какого бока намерен зайти?!
– Да пес его знает! – тяжело вздохнул я. – В голове ни одной путной мысли, а… – Тут я поспешно прикусил язык. Но не помогло.
– А настроение – хоть в петлю лезь! Мощный приступ черной меланхолии на почве нервного переутомления. Еще чуть‑чуть, и начнешь искать смерти в бою. Тебе нужна небольшая встряска, дабы снять напряжение, прийти в норму. Такая возможность у нас есть. И развеемся маленько, и полезное дело сделаем. – Светло‑стальной взгляд Логачева пронизал душу словно рентгеном, передал информацию в мозг полковника, и тот мгновенно поставил диагноз, а также определил способ лечения.
– Что ты предлагаешь? – заинтересовался я.
– Потом. – Логачев указал глазами на величественно вплывшую в кабинет Людмилу Александровну с подносом в руках. Галантно вскочил на ноги и помог ей переставить на стол здоровенную тарелку с бутербродами, такую же с горячими кексами и две большие чашки ароматного чая на травах.
– Спасибо, – кивнула она и столь же величественно удалилась.
– Ну так что же ты предлагаешь? – повторно спросил я.
– Сначала завтрак. Голодного не возьму, – отрезал Петр Васильевич. – Ну ка, Дмитрий, навались! Ты должен съесть ровно половину, иначе отправлюсь развлекаться без тебя!
Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться…
* * *
– Сегодня в Б‑м районе, примерно через час, состоится открытие выставки модернистского искусства под названием «Эра Водолея», – заглотив последний кекс, начал Логачев. – Организатор – Фонд имени академика Глюкозова. Змеюшник еще тот! Впрочем, ты в курсе. Под «модернистским искусством» они понимают глумление над Богом. Так, в частности, там будут выставлены картины, изображающие Иисуса Христа, Богородицу и святых в отвратительном, непотребном виде. Ожидается большое количество посетителей – все сплошь отъявленные подонки из среды «либерально‑демократической» оппозиции. Сие безобразие усиленно охраняется мордоворотами из службы безопасности фонда, а также купленными на корню ментами из ближайшего отделения. Сунуто кой‑кому на «лапу» и из высшего милицейского руководства. Те православные, кто попробует возмутиться и сорвать богохульное мероприятие (как уже случалось прежде), будут жестоко избиты и подвергнуты административному аресту. В перспективе возможно уголовное преследование…
– Сволочи!!! – не выдержав, взорвался я.
– Точно так же считает генерал Нелюбин, – скупо улыбнулся Логачев. – Борис Иванович отдал неофициальное распоряжение: проникнуть на выставку в числе первых посетителей, устроить там погром, а мерзкую мазню сжечь вместе со зданием. Оружие и смертельные приемы применять запрещено. Иначе сам знаешь, какой хай поднимется. Однако ломать кости и сворачивать челюсти не возбраняется. Работать будем в гриме и не от имени ФСБ. Поэтому – служебное удостоверение оставь здесь, в сейфе.
– Какие документы прикрытия? – деловито осведомился я.
– Никаких. Нелюбин считает, что спецы нашего уровня успешно выполнят поставленную задачу и столь же успешно скроются без каких‑либо документов, оружия и средств защиты. Даже если по нам откроют огонь. В этом случае разрешено использовать «живые щиты» из тамошних выродков. Вопросы?
– Вдвоем отправимся? – Мою хандру как рукой сняло.
– Втроем. Ерохин тоже хочет поучаствовать. А ты, я вижу, ожил?
– Открытие через час! – Я порывисто вскочил. – Не дай бог опоздаем!!!
– Верно, рассиживаться нельзя, – согласился полковник, поднимаясь на ноги. – Пошли гримироваться…
В гримерной мы застали Виталия Федоровича. Он сидел в кресле, похожем на зубоврачебное, а над лицом полковника трудился специалист в белом халате. Двое его коллег, потирая руки, тут же устремились к нам, и спустя минуту мы с Васильичем уже подвергались аналогичной обработке.
– Вы знаете ПОД КОГО? – только и спросил Логачев.
– Знаем. Борис Иванович предупредил, – ответил один из гримеров и почему‑то хихикнул.
Причину его веселья я понял по окончании процедуры, когда посмотрел в зеркало и отпрянул в шоке.
Стараниями конторских умельцев я, чистокровный русак с ярко выраженной арийской внешностью трансформировался в подозрительную смуглокожую личность непонятной национальности. А моим товарищам повезло еще меньше. Логачева состарили лет на двадцать и украсили пегой неряшливой бородищей, сделав удивительно похожим на осовевшую от пьянства «творческую личность» из поколения «шестидесятников». А из Ерохина вылепили натурального раввина: с пейсами, горбатым носищем и в традиционной для них одежде, густо посыпанной перхотью.
– Раввин… раввин‑то зачем?! – едва мы покинули гримерку, задыхаясь от смеха, спросил я.
– Для внесения растерянности и неразберихи в стан противника, – спокойно пояснил Виталий Федорович. – Масонская пресса, вот увидишь, попросту потеряет дар речи. А в патриотические круги будет потихоньку передано: «Бесовские отродья передрались между собой и по пьяни спалили дом».
– Хорошая идея, – подумав, одобрил я. – Дай бог, чтобы получилось!
– Не волнуйся, – фыркнул Петр Васильевич. – Дело‑то, в сущности, плевое…
* * *
Чертова выставка расположилась в отдельном, недавно отреставрированном особнячке на улице Болотная, спрятавшемся за высоким решетчатым забором, на особицу от жилых домов. Он был выстроен в начале двадцатого века одним богатым масоном, и вплоть до революции там устраивали «творческие вечера» (читай – разнузданные оргии) тогдашние модернисты. (В те времена их называли декадентами, футуристами и т. д. и т. п.) Правда, не художники, а литераторы вроде известного сатаниста Валерия Брюсова.[4]После октября семнадцатого года особняк сменил множество хозяев, а в конце девяностых его приобрел фонд Глюкозова, и все вернулось на круги своя. В тех же комнатах, где Брюсов со товарищи возносили хвалы дьяволу, обосновались их духовные наследники. И в том, что богомерзкая мазня презентовалась именно здесь, виделось нечто символическое, эдакая «связь времен»…
К месту предстоящей акции мы прибыли на белом лимузине с водителем. Выставка открылась минут пятнадцать назад. В окрестностях уже толпилась стая разномастных иномарок. Повсюду шныряли охранники фонда, с кобурами под мышками. За ближайшим углом пристроились набитый ментами автобус, водомет и автозак. В него, надо полагать, собирались запихивать возмущенных православных. К воротам, под бдительным взором фондовых секьюрити, один за другим подходили представители «либеральной общественности» и «продвинутой интеллигенции». Большинство – с иудиной печатью на подлых физиях. Таких пропускали беспрепятственно. У других, немного поприличнее на вид, спрашивали документы и пригласительные билеты…
«Раввин»‑Ерохин первым выбрался из машины, дождался, пока мы с Васильичем присоединимся к нему, небрежным жестом отпустил лимузин и с гусиной важностью двинулся вперед.
Как следовало ожидать, наша новая внешность не вызвала ни у кого ни малейших подозрений. Беспрепятственно миновав ворота, мы зашли в здание, поднялись на второй этаж и очутились в просторном помещении, с развешанными по стенам «шедеврами». К нашему появлению там успели собраться десятка три посетителей, неспешно переходящих от картины к картине. Кроме них в зале находились шесть вооруженных охранников.
– О‑о‑о‑о!!! Ах‑ах!!! Великолепно!!! Бесподобно!!! Вот оно настоящее, высокое искусство!!! – слышались восторженные возгласы.
Логачев нисколько не преувеличил. ТАКОГО богохульства мне еще не доводилось видеть!!!
Я почувствовал, как мое нутро переполняет холодная ярость и вопросительно глянул на Васильича: «Может начнем?!»
Тот утвердительно кивнул.
– Не толкайся, гребаное дерьмо! – по‑английски рявкнул я, намеренно задев плечом плешивого толстяка в дорогом костюме.
– А‑а?!! – изумленно вылупился он.
– Обнаглели, русские свиньи! – на том же языке заорал я, врезал плешивому ногой в пах, схватил за волосы какую‑то противную бабу, удивительно похожую на Валерию Новохлевскую. С силой толкнул ее на трех стоящих кучкой любителей «высокого искусства» и со сноровкой хорошо натасканной овчарки принялся сгонять посетителей в толпу в центре зала. При этом я не церемонился, щедро раздавая пинки и зуботычины. Помещение огласилось болезненными воплями. Между тем мои товарищи не теряли даром времени. «Раввин»‑Ерохин с криком: «Они украли мои шекели» – набросился на первую тройку здешних стражей, а «шестидесятник»‑Логачев с ревом: «Отдайте пузырь, козлы позорные» – на вторую. Ошалевшие секьюрити не сумели оказать загримированным спецназовцам достойного сопротивления и вскоре обезоруженными пулями полетели в центр зала, где моими стараниями уже образовалось плотное стадо: плачущее, стонущее, глотающее кровавые сопли и сплевывающее выбитые зубы.
Затем я встал сбоку от полуоткрытой двери и каждого вновь прибывшего, слегка обработав, присоединял к стаду. Я не боялся ошибиться. Придирчивая бдительность охраны у ворот исключала такую возможность. Пока исключала. К середине дня организаторы выставки планировали провести сюда экскурсию школьников младших классов. Поэтому следовало поторапливаться…
Разобравшись с охраной, «раввин» с «шестидесятником» принялись быстро сдирать со стен картины и сваливать их в угол. Трудились они минут пять. К тому времени стадо увеличилось на восемь особей с разбитыми физиономиями.
– Теперь бегом вниз, если жить хотите! – гаркнул Логачев. А Ерохин достал из‑за пазухи серебристого цвета баллончик и бесцветной струйкой брызнул в упомянутый угол. Груда богохульной мазни мгновенно воспламенилась. Следующая струйка непонятного вещества – и возле стада широкой полосой вспыхнул паркет. Не нуждаясь в дальнейших понуканиях, они, истошно вопя и отпихивая друг друга локтями, ломанулись к выходу. Возле дверей образовался затор и завязалась ожесточенная драка за право выскочить первым.
– У‑роды! – поморщился Логачев, выдернул из кучи дерущихся мужика поздоровее, поднял на вытянутых руках и обрушил его на затор. Протараненные таким образом «уроды» с визгом покатились вниз по лестнице.
Ерохин вновь прыснул из баллончика.
Дверной проем загородила стена пламени.
– Уходим, – бросил он и ударом ноги вышиб оконную раму вместе с решеткой. Один за другим мы выпрыгнули со второго этажа на пустынный задний двор.
– Полная гарантия, – лаконично буркнул Васильич, «расчистив» мощными пинками два заколоченных полуподвальных оконца. Ерохин щедро запустил в них «красного петуха» и, держа в руке опустевший баллон, первым устремился к забору.
Бах!.. Бах!.. Бах! – загремели вдогонку выстрелы. Стреляли из «макаровых» трое фондовых охранников, вдруг появившиеся из‑за угла здания. Мои товарищи кульбитами «ушли» в разные стороны. А я, повинуясь внезапному наитию, поступил иначе – резко развернулся к стрелкам и разразился потоком отборных американских ругательств. Секьюрити на пару секунд замешкались, явно сбитые с толку. Этого оказалось достаточно. В два гигантских прыжка преодолев разделяющее нас пространство, я болевым захватом обезвредил одного из мордоворотов и загородился им от пуль.
– Бах!.. бах!.. – «Живой щит» предсмертно содрогнулся в моих объятиях.
– Шлеп… бац, – возникшие словно из‑под земли Ерохин с Логачевым молниеносно вырубили оставшихся двух. За забором показались первые менты, видимо получившие приказ оцепить место происшествия.
– Запасной вариант, – буднично произнес Васильич, без видимого усилия подняв приржавевшую крышку канализационного люка…
Мы выбрались на поверхность в трех кварталах от злополучного особняка и сели в поджидающую нас машину. Вернее, погрузились в кузов крытого фургона с надписью «Огнеопасно» на борту. Напоследок я успел зафиксировать взглядом гигантский столб черного дыма в том месте, откуда мы только что прибыли. Повсюду слышались завывания пожарных сирен. Но сегодня они звучали не тревожно, как при других пожарах, а как‑то радостно, торжествующе. Или мне почудилось?!
Глава 2
Возвратив себе в гримерной прежний облик, тщательно отмывшись и переодевшись в свою одежду, мы с Логачевым проследовали в мой кабинет. (Ерохин, сославшись на неотложные дела, куда‑то ушел.)
– Людмила Александровна! Принесите, пожалуйста, обед на двоих, – устроившись в кресле, сказал я в селектор.
– Ну вот, вернулся в нормальное состояние, – удовлетворенно констатировал Васильич. – Теперь можно спокойно поразмыслить о розыске «спецов‑убийц». Ты ознакомился с заключением наших аналитиков?
Я молча кивнул.
– Ну и?
– Кроме как через агентуру, других путей не вижу, – сознался я. – Вчера вечером встречался с «Сюзанной», озадачил. Авось чего и нащупает… Когда‑нибудь… Другие мои стукачи, типа Познеровича,[5]малоперспективны. Тем не менее их тоже напряг. А ваши сексоты «заряжены»?
– Разумеется. Но ждать от них быстрой отдачи не следует. Все равно что ловить рыбу бреднем в незнакомой мутной реке – зацепишь, не зацепишь… Правда, сегодня, когда мы громили глюкозовскую лавочку, нарисовалось некое… – Речь полковника прервало появление капитана Москвиной.
В два захода она выставила на стол комплексные обеды из конторской столовой (борщ, салат, жаркое с картошкой, фруктовый компот). А в завершение, заметно заалев лицом, принесла вместительное блюдо с домашними пирожками и, видимо, опасаясь возражений, поспешно скрылась за дверью.
– Ох и ни фига себе! – обалдел Петр Васильевич. – Ну это… это… Ну ва‑аще!!! Слов не нахожу!
– Откармливает, – с улыбкой пояснил я. – По ее мнению, я слишком худой. «Кожа да кости», как она выражается.
– А ты действительно отощал за последнее время. Да и я, признаться, гхе, гм… – пробормотал Логачев, не отрывая глаз от пирожков и сглатывая слюну.
«Спрашивать в данный момент, что там „нарисовалось“, не имеет смысла. Наш богатырь хочет есть! Да и у меня, если честно, аппетит разыгрался. Интересно, с чем они, пирожки‑то?! Выглядят, по крайней мере, на редкость соблазнительно!» – непроизвольно облизнувшись, подумал я, а вслух сказал: – На пустой желудок голова плохо работает. Давай‑ка сперва подкрепимся!
Не заставляя себя долго упрашивать, Васильич запустил лапищу в середину блюда. Я незамедлительно последовал его примеру. Минут десять мы оба молча сосредоточенно жевали. В прикуску к замечательным пирожкам с мясом незаметно прикончили и столовские обеды.
Потом Логачев по собственной инициативе отправился в приемную относить пустую посуду, отсутствовал минут десять, вернулся с пиалой зеленого чая, с осуждением посмотрел на дымящуюся у меня во рту сигарету и поинтересовался:
– На чем бишь я остановился?
– «Когда мы громили глюкозовскую лавочку, нарисовалось некое…» – дословно процитировал я.
– Ах да. Нарисовалось некое существо мужского пола и злобно прошипело из толпы: «Вам это с рук не сойдет. В ближайшие дни получите черные метки». – Васильич отхлебнул из пиалы и продолжил: – Из дела «спецов‑убийц» известно – некоторые жертвы накануне гибели рассказывали друзьям или родственникам о полученной по электронной почте угрозе – «Скоро сдохнешь, собака! Готовься». А внизу, под сообщением, картинка – раскрытый гроб с лежащим в нем скелетом. Скорее всего, означенное послание и есть та самая «метка»…
– Существо идентифицировали? – хищно встрепенулся я.
– Сейчас Ерохин этим занимается. По словесному описанию. У него очень хорошая зрительная память.
– Ну а нам остается ждать у моря погоды, – разом поскучнел я. – Ненавижу сидеть сложа руки!
– Просмотри текущую сводку за сегодня, – посоветовал Логачев. – Вдруг чего‑нибудь да проклюнется!
– Навряд ли.
– А ты просмотри, не ленись!
– Предчувствие, что ли?
– Вроде того…
Я неохотно потянулся к ноутбуку.
Интуиция не подвела полковника. Однако новость оказалась не из приятных.
«В полдень на загородной даче найден мертвым владелец элитарного массажного салона „Миледи“ Серж (так значится в паспорте) Авдеевич Чухонцев 1970 года рождения. По предварительным данным, смерть наступила в результате удушения. Труп обнаружила приходящая домработница Лариса Владимировна Чистякова 1985 года рождения. На месте преступления работает оперативно‑следственная группа из ГУВД Н‑ска…»
– Накрылся мой Сюзанна медным тазом, – сквозь зубы процедил я. – Двигаем туда, Васильич. Пока менты все следы не затоптали…
* * *
Выехали всемером: я, Логачев, Василий Филимонов, Андрей Горошко, Кирилл Альбертович Ильин и два прапорщика – водители. Офицеры, включая вашего покорного слугу, расположились в бронированном «бумере» с усиленным движком. А наш знаменитый судмедэксперт – во втором автомобиле, выглядящем как карета «Скорой помощи» и представляющем собой небольшую, отлично оборудованную лабораторию. Дача, где закончил свой жизненный путь агент Сюзанна, находилась в нескольких километрах от Кольцевой, в густом сосновом бору. Посреди него пролегал узкий проселок, вдоль которого стояли разнокалиберные особнячки на вырубленных в лесу ровных площадках. Знакомое местечко!!! В феврале 2005‑го в одном из этих домов мы обнаружили свежезарезанного сутенера Ираклия, с коим страстно желали пообщаться на предмет уточнения нюансов деятельности одной из иностранных разведок. Противник тогда постоянно опережал нас минимум на один ход… До поры до времени. (Cм. «Нулевой вариант».) Сейчас, судя по всему, повторялась до боли знакомая картина… Водитель «БМВ», сверившись с адресом на карте, затормозил у шестого слева (если ехать от Н‑ска) особнячка. Я вздрогнул от неожиданности. Ничего себе совпадение!!! Два с половиной года назад это двухэтажное здание с мансардой принадлежало… покойному Ираклию. А потом, выходит, его приобрел Серж Чухонцев. Кстати, тоже махровый сутенер. (Массажный салон «Миледи» являлся, по сути, слегка замаскированным публичным домом.) И здесь же принял насильственную смерть, подобно предшественнику. Прямо мистика какая‑то…
Менты, видимо, уже предупрежденные руководством, вышли встречать нас всем скопом. В глазах у них читалось глубокое облегчение. (Еще бы, от «висяка»[6]избавились.)
– Где тело? – с ходу спросил Кирилл Альбертович.
– В доме, – ответил старший из оперов, багроволицый здоровяк в звании майора. – Мы давно вызвали труповозку, но она где‑то застряла, зараза.
– Слава богу! – выдохнул Ильин.
– Что‑нибудь интересное обнаружили? – поинтересовался я.
Здоровяк виновато отвел глаза.
– А где гражданка Чистякова?
– Она точно что‑то скрывает! – оживился майор. – Если хорошенько поднажать…
– Отвечайте на поставленный вопрос, – ледяным тоном перебил я.
– Да там же, в доме, – стушевался он. – Мы ее в чулане заперли для пробуждения сознательности.
– Идиот! – прорычал Логачев, грозно надвигаясь на старшего группы. – Хочешь, я в тебе и сознательность разбужу, и мозги прочищу, и законность соблюдать научу?!
Багроволицый испуганно попятился.
– Вон отсюда! – рявкнул Васильич.
Ментов словно ветром сдуло. Спустя секунды обе их легковушки сорвались с места и с бешеной скоростью понеслись по проселку.
– Дебилы, – проворчал полковник, осмотрелся по сторонам, остановился взглядом на одной из сосен и, подсечкой сбив с ног Альбертыча, сухо бросил: – Ложись.
Все мы, включая Логачева, одновременно распластались на земле. Бесшумная очередь, пропоров воздух, оставила цепочку вмятин на броне нашего «бумера».
Пф‑ф… Пф‑ф… Пф‑ф… – ответил выстрелами из «ПСС» Васильич и со змеиной быстротой заскользил к лесу сквозь высокую траву, которой зарос неухоженный двор.
– Свидетельница! Альбертыч! Дом! – лаконично скомандовал я майорам Филимонову и Горошко, устремляясь вслед за полковником.
«Преступник знал, что Чухонцев работал на ФСБ и, убрав Сюзанну, затаился, дожидаясь прибытия кураторов. Возможно, он из той самой веселой компании „спецов‑убийц“. Если так, то нам крупно повезло!» – промелькнуло в мозгу.
Пф‑ф… Пф‑ф… – вновь подал голос пистолет Васильича.
Тр‑р‑р… – стрекотнул в ответ «вал».
К тому времени я уже достиг ближайших деревьев и разглядел смутную тень, метнувшуюся в глубь соснового бора.
Пф‑ф… Пф‑ф… – дважды пальнул я вдогонку.
Послышался приглушенный стон.
«Кажется, попал! Теперь далеко не уйдет!»
Перемахнув через невысокий заборчик, я снова залег и прислушался. Тишина!.. Затем три раза крикнула сойка – условный сигнал от Логачева, означавший – «Жив, здоров, действую самостоятельно».
Тр‑р‑р‑р… – мгновенно среагировал наш подранок… (Молодец! Настоящий профи! – Д.К. [7]).
Сумев определить по звуку то место, откуда стреляли (метрах в тридцати от забора), я проделал ряд манипуляций,[8]заставивших противника выпустить в меня остаток «магазина», и вихрем понесся к нему. Одетый в спецназовский камуфляж с «разгрузкой», он лежал в небольшой, засыпанной опавшей хвоей ложбине и лихорадочно менял «магазин». Правая штанина и левый рукав набухли кровью. Раненая рука слушалась плохо, что в значительной степени затрудняло перезарядку автомата. И только поэтому я не получил смертоносную очередь в упор! (Случайно встретившись с ним взглядом, я понял – передо мной спец высшей пробы. Не хуже меня самого.)
Пф‑ф – я на бегу выстрелил ему в правое плечо. Но… не «обезручил». Видимо, просчитав подобный расклад, он, невзирая на раны, резко отпрянул в сторону (пуля лишь слегка поцарапала кожу), выхватил боевой нож, но метнуть не успел. Высоко подпрыгнув, я приземлился обеими ступнями ему на туловище. (Именно таким ударом Логачев, помнится, проломил потолок в особняке людоеда Новицкого.[9]) Громко хрустнули сломанные кости. На губах противника показалась кровь, нож выпал из ослабевшей руки. Я уже торжествовал победу – «Живым взял!!! Спецы от таких травм не умирают. По крайней мере сразу. Хватит времени для блицдопроса под „сывороткой“.
И вдруг произошло непредвиденное. Весь перекошенный от боли и ненависти, он прильнул лицом к верхнему кармашку разгрузки и выдернул зубами кольцо от гранаты.
«Все! – мелькнула отрешенная мысль. – Допрыгался, дятел!»[10]
В следующий момент чья‑то могучая рука схватила меня за шиворот и словно котенка отшвырнула далеко в сторону.
Бу‑у‑бух! – оглушительно рванула эфэшка. В воздухе просвистел вихрь осколков, но ни один из них меня не задел.
«Не иначе Васильич подоспел, – поднимаясь на ноги, подумал я. – Больше некому! А сам… стопроцентно погиб, спасая мою никчемную жизнь. Господи!!! Ну почему ТАК?!»
На глаза навернулись слезы. Окружающие деревья окутались мутной пеленой, поплыли, начали раздваиваться. Еще немного, и я бы сорвался, как тогда, после гибели Кости, летом 2006‑го,[11]но тут…
– Эй, Дима! Где ты есть?! Живой?! Не раненый?! – прозвучал знакомый встревоженный голос. И спустя секунды передо мной возник Логачев: целый, невредимый, в изодранном, перепачканном костюме.
– Все в порядке, – проглотив комок в горле, отозвался я. – А ты… ты как??!!
Не отвечая на вопрос, полковник внимательно обследовал меня, проверил пульс и, моментально сменив тон, произнес сварливо:
– Эх ты! Недоучка, авантюрист! И башки дурной едва не лишился, и всю малину обгадил. Если бы не твоя идиотская самодеятельность – могли бы взять гада живым. Шансы были пятьдесят на пятьдесят. И вообще, я же подал сигнал – «Действую самостоятельно». Зачем полез поперек батьки в пекло?! Неужто ты настолько тупой?!
Я хоть и имел собственное мнение по данному поводу, предпочел скромно промолчать. Не хотелось препираться с человеком, всего минуту назад, с колоссальным риском для жизни, вырвавшим меня из объятий смерти.
– Ладно. Чего с тебя взять, кроме анализа, – расценив мое молчание на свой лад, смягчился Петр Васильевич. – Пойдем обратно в дом. А ты давай волочи труп, раз уж он по твоей милости образовался. Пускай Альбертыч хоть отпечатки пальцев снимет. Авось пригодятся…
Глава 3
– А поаккуратнее было нельзя?! – спросил Ильин, глядя на брошенное в траву изуродованное тело и на тянущийся к нему длинный кровавый след (я всю дорогу тащил боевика за ноги). – В упор небось стреляли?
– Мы здесь ни при чем. Он в последний момент гранату на себя активировал, – пояснил я.
– Надо же! И средь них, оказывается, герои встречаются! – подивился судмедэксперт.
– Просто он прекрасно знал, ЧТО его ждет в случае поимки, – по‑кошачьи фыркнул Логачев.
– А стало быть, служил когда‑то или у нас, или в ГРУ, – добавил я.
– Ты забыл о морском спецназе,[12]– напомнил Васильич (в далеком прошлом – боевой пловец).
– Не‑а, не забыл, – покачал головой я. – По параметрам не подходит. У боевых пловцов громадный объем грудной клетки. Вот как у тебя. А у него обычный. Сейчас, конечно, уже трудно разобрать, но я‑то видел его при жизни. Причем вплотную, глаза в глаза!
– Жаль, от лица ничего не осталось, – вздохнул Ильин.
– Ну почему же. Есть еще словесный портрет, – возразил я.
– Где?! – вскинулся полковник.
– У меня в голове. На зрительную память, слава богу, не жалуюсь. Плохо, что художника с нами нет…
– Ошибаешься, – улыбнулся Петр Васильевич. – Я, естественно, не Глазунов, но немножко рисовать умею.
–??!!
– А чему ты удивляешься? Ведь ни мы, ни наши родители даже не подозревали, КЕМ нам придется работать. Ты, Дмитрий, насколько мне известно, закончил с отличием музыкальную школу по классу фортепиано. Тебя прочили в будущие Рихтеры. А я готовился к поступлению в Академию художеств. Однако жизнь распорядилась иначе… – Полковник встряхнул головой, отгоняя воспоминания, и вежливо обратился к судмедэксперту: – В первую очередь займитесь, пожалуйста, нашим «героем». (Сексот обождет, не к спеху.) Выжмите из него максимум возможного. А я, со слов Дмитрия, попробую воспроизвести его («героя») физиономию… Эй, прапорщики! Отнесите падаль в мобильную лабораторию!..
Процесс «воспроизведения физиономии» растянулся на час с лишним. Тем временем майор Горошко обследовал дом, майор Филимонов задушевно беседовал с извлеченной из чулана домработницей (предварительно отпоив ее валерьянкой), а Кирилл Альбертович «колдовал» над останками вражеского спеца. И в итоге результаты вышеуказанных трудов превзошли все ожидания!..
Говоря «умею немножко рисовать», Логачев явно поскромничал. Портрет у него получился превосходный, не хуже качественной фотографии.
– Ну как, похоже? Хотя бы отдаленно… – сделав завершающий штрих, тихо спросил полковник.
– Отдаленно?! Да это вылитый он! – эмоционально воскликнул я. – Ты, Васильич, настоящий гений!
– Не мели ерунды, – смутился седой богатырь и, с ходу сменив тему, предложил: – Пойдем к Альбертычу. Может, чего‑нибудь да накопал.
Ильина мы застали возле машины. При помощи прапорщика, поливавшего из канистры, он тщательно отмывал окровавленные руки. Рядом лежал застегнутый пластиковый мешок. Надо полагать, с недавним объектом исследований.
– С первым закончил, – завидев нас, проворчал Ильин. – Немного передохну и займусь следующим.
– Ну а как, кхе‑кхе, насчет этого? – осторожно осведомился я.
– Удалось снять достаточно четкие «пальчики». Кровь четвертой группы, резус отрицательный. Приблизительный возраст тридцать пять – тридцать семь лет. На мошонке следы перенесенной операции, – скороговоркой сообщил Альбертыч.
– Самая редкая группа крови. Возраст… операция на яйцах. Возможно, где‑то нарвался[13]… Плюс моя мазня. Чудесно! Чудесно! – потер ладони Логачев. – Теперь бы переправить побыстрее полученные данные генералу Нелюбину. Жаль, по ноутбуку не получится!
– В кабинете покойного есть хороший компьютер со сканером, – сообщил подошедший Горошко. – Можно воспользоваться им.
– Надо же, повезло! – изумился Логачев. – В кои‑то веки! Ну, коли так, схожу воспользуюсь. А ты, Дмитрий, «собери урожай». (Васильич имел в виду наработки двух моих подчиненных.)
– Докладывай, – повернулся я к Андрею и, внимательно выслушав, вместе ним направился в дом, к майору Филимонову. Тот расположился в гостиной, где проводил уже упоминавшуюся ранее беседу с приходящей домработницей – симпатичной молодой особой в простом ситцевом платье и с покрасневшими от слез глазами.
Мы застали окончание их диалога. Приведу его полностью:
Лариса Чистякова (завидев нас и сильно вздрогнув): Кто… они?!
Василий Филимонов (тоном заправского психотерапевта): Это хорошие люди. Не чета тем мерзавцам, которые вам хамили, угрожали и посадили в чулан. Повыше ростом – начальник нашего отдела, полковник Корсаков Дмитрий Олегович… (Тут я щелкнул каблуками и коротко кивнул. – Д.К.) Второй – мой старый товарищ майор Горошко Андрей Всеволодович…
Чистякова (еле слышно): Ваш начальник похож на матерого, опасного хищника из семейства кошачьих. Пожалуй… на тигра. Да, на тигра! Не внешне, а… как бы лучше выразиться, – девушка запнулась, густо покраснев.
Филимонов (с лучезарной улыбкой): Сходство чисто случайное. На самом же деле он – добрейшей души человек. Мухи не обидит! Вы мне верите?..
«Ты бы врал, да не завирался, – с укоризной подумал я, отворачиваясь к окну. Вместе с тем свидетельницу Вася развел на пять с плюсом. Полностью раскованна, не боится высказывать собственное мнение… В общем – молодец майор!»
… Чистякова (заметно приободрившись): Верю на двести процентов!!!
Филимонов: Премного благодарен!.. Итак, мы остановились на том, что, когда вы вошли в дом, убийца был еще здесь. Правильно?
Чистякова: Да! Я сразу ощутила постороннее, враждебное присутствие и замерла в прихожей, буквально парализованная страхом. Потом чувство прошло, я позвала Сержа Авдеевича, но он не откликнулся. Тогда я прошла в кабинет, а там… там… Ой, не могу продолжать! Иначе меня снова вырвет!!!
Филимонов (успокаивающе): И не надо продолжать. Господина Чухонцева мы видели. Идем далее. Вы выбежали из кабинета в гостиную, по телефону вызвали милицию, дождались их прибытия, а они заподозрили вас в соучастии.
Чистякова (убитым голосом): Да, заподозрили. Сама не пойму почему…
Филимонов (с неподдельным гневом): Потому что дебилы!!! Работают по принципу – «Хватай первого попавшегося и тряси, пока не сознается». А на большее у них извилин не хватает!.. Ладно, шут с ними. Вы, помнится, говорили, что ваша деревня недалеко отсюда?
Чистякова: Да, всего семь с половиной километров. На дорогу уходит примерно часа полтора…
Филимонов: Так вы пешком ходите?!!
Чистякова (с некоторым удивлением): А как же еще?
Филимонов: Бедная де