Тамара Крюкова
Женька Москвичев и его друзья
Школьная библиотека – 0
«Женька Москвичев и его друзья»: Самовар; 2013
ISBN 978‑5‑9781‑0452‑3, 978‑5‑9781‑0625‑1
Аннотация
"К доске пойдет…" – каждому ученику знакома эта фраза, от которой в классе наступает абсолютная тишина. Тема сборника – жизнь современных школьников. В книге много смешных историй и неожиданных поворотов сюжета.
Печатается без сокращений.
Тамара Крюкова
Женька Москвичев и его друзья
ПРОЛОГ
Если бы Женьку Москвичёва и Лёху Потапова сложить, а потом разделить пополам, то получилось бы два в меру толстых, в меру тонких, в меру тихих, в меру бойких, в меру слабых, в меру стойких – в общем, два обыкновенных средних ученика обыкновенной средней школы. Впрочем, каждый по отдельности они вовсе не были середнячками и представляли собой полную противоположность друг другу.
На физкультуре рослый крепыш Лёха стоял во главе шеренги. Маленький, щуплый Женька, напротив, замыкал её. Физкультура была единственным предметом, с которым он был не в ладах. По всем остальным дисциплинам Женька был круглым отличником, хотя к его худосочной комплекции меньше всего подходило слово «круглый».
Лёха был троечником, но не круглым. Учитель физкультуры часто отличал его и ставил пятёрки. Лёха был не обижен силой, но не лез в драку. Степенный и неторопливый, он не любил попусту махать кулаками. Зато Женька был отъявленным задирой. Он не мог и минуты усидеть на одном месте и то и дело нарывался на неприятности.
Лёха был тугодумом, однако Женькиной сообразительности с лихвой хватало на двоих. Женька слыл самым «идейным» человеком в школе. Он читал всё подряд, и от этого в его голове всегда роилось множество идей. Из него так и фонтанировали разные изобретения.
В общем, если бы Женьку Москвичёва и Лёху Потапова сложить, а потом разделить пополам… Но так как наука ещё не научилась делить мальчишек, Женька и Лёха были неразделимы.
СТРАЖИ ПОРЯДКА
Счастье свалилось на Женьку и Лёху, как это всегда бывает, совершенно неожиданно. Они сидели во дворе и размышляли, чем бы заняться, когда увидели местную знаменитость – Жорика. Жорик был большим человеком: во‑первых, он уже перешёл в десятый класс, во‑вторых, он ходил в клуб авиамоделистов и, в‑третьих, и самых главных, на всероссийской выставке авиамоделей он получил диплом с золотыми буквами и печатью.
У Жорика в руках был красивый, новенький планер. При виде модели у Женьки с Лёхой от восторга, что называется, в зобу дыханье спёрло. И что удивительно, Жорик направлялся прямо к ним.
– Ребята, не присмотрите за планером, пока я в магазин сбегаю? – спросил Жорик.
Вопрос прозвучал музыкой в ушах неразлучных друзей. Неужели Жорик в самом деле оставит планер на полное их попечение? Это было круто. Женьку прямо‑таки распирало от гордости.
– Какой разговор? Можешь на нас положиться. Муха не сядет. Лёха вообще прирождённый бодигард. Лёх, покажи бицепс. – Женька с энтузиазмом ширнул друга в бок.
– Ладно, культуристы. Надеюсь, бицепсы вам не понадобятся. Я по‑быстрому, – улыбнулся Жорик, водружая планер на скамейку.
– Можешь не торопиться. Мы его будем изо всех сил охранять, – заверил его Женька.
Жорик ушёл, и друзья принялись охранять планер изо всех сил, но вскоре Женька понял, что делать это не так‑то просто, а точнее – совсем не просто, потому что охранять его было решительно не от кого. Это было непредвиденное осложнение. Подумать только, охранять планер по поручению самого Жорика – и чтобы ни одна живая душа об этом не знала! Но возмутительнее всего было то, что Лёха сидел с таким преспокойненьким видом, как будто его вовсе не волновало, хорошо они охраняют планер или нет.
– Ну чего ты на этот планер уставился? Нас его охранять поставили, а не глазеть на него, – наконец не выдержал Женька.
– А чего его охранять? Сиди себе и жди, пока Жорик придёт.
– Ха! Так охранять каждый дурак может. Это вовсе даже не охрана!
– Почему?
– Да потому, что охранять надо обязательно от кого‑нибудь, а что никому не нужно, то и охранять незачем. Усёк?
– Ну, – покорно кивнул Лёха.
Ребята посидели ещё минутку.
– Эх, только зря время теряем, – сокрушался Женька. – Скоро уже Жорик придёт.
И тут ему повезло. Он увидел, как из подъезда соседнего дома вышла Майка – первая болтушка в классе. Она тащила за собой брата, щекастого карапуза, чем‑то похожего на неё. Конечно, интереснее было бы охранять планер от кого‑нибудь из мальчишек, но выбирать не приходилось.
– Сейчас начнём от Майки охранять! – оживился Женька.
– Нет, она брата на детскую площадку поведёт, – резонно заметил Лёха.
К Женькиному глубокому огорчению, Лёха оказался прав. Не удостоив друзей вниманием, Майка направилась прямиком в сторону песочницы. Однако Женька не растерялся.
– Ничего. Нельзя ждать милостей от природы. Надо брать их своими руками. Сейчас как миленькая прибежит! – сказал он и во всю глотку крикнул: – Майка, эй ты! Привет!
– Привет, – отозвалась Майка и даже не посмотрела в их сторону.
«Вот вредина!» – мысленно возмутился Женька. Теперь привлечь внимание Майки было для него делом принципа.
– Гуляешь, что ли? – крикнул он ей вдогонку.
– А что, нельзя?
– Гуляй, гуляй, только учти, сюда подходить запрещено.
Майка остановилась.
– Почему это?
– По кочану, – объяснил Женька и, чтобы Майке было ещё понятнее, добавил: – Нельзя, и всё тут!
После таких объяснений случилось именно то, что предсказывал Женька. Майка решительно повернула в их сторону и потащила за собой упирающегося карапуза, который всей душой стремился строить из песка куличи.
– Подумаешь, раскомандовался. А может, мне тут нравится, – заявила она.
– Кому говорят, не подходи, – без особой угрозы предупредил Женька.
– Ага, разбежалась. Сейчас шнурки поглажу. Вы этот двор закупили, что ли? – съехидничала Майка, подходя ближе.
– Не закупили, а объект охраняем, – важно произнёс Женька и как бы ненароком сдвинулся в сторону, чтобы был виден планер.
– Чего, чего? – с вызовом спросила Майка и осеклась.
Она увидела «объект», и её глаза округлились от удивления.
– Ой, какой клёвый! Ванечка, смотри, самолётик! – воскликнула она и прибавила шагу, тем более что карапуза яркий планер тоже заинтересовал и теперь его не надо было тащить насильно.
– Да уж, нехилая модель. Только руками не трогать, – грозно предостерёг Женька и добавил: – И вообще вали отсюда. Ходят тут всякие, а нам, между прочим, Жорик сказал: никого близко не подпускать. Он только нам доверяет. Так что двигай попом, чеши хип‑хопом.
– Грубиян! – обиделась Майка.
– Ой, Лёха, держи меня, а то я упаду. Бельё меня воспитывает. Как там тебя, майка или трусы?
– А ты… А ты… – Майка пыталась найти обзывалку пообиднее. – А ты Женька‑шимпанзенька!
– Не в склад, не в лад! Поцелуй корову в зад. И вообще такого зверя не бывает! – Женька заплясал на одной ножке.
– Зато уроды бывают, вроде тебя, – не осталась в долгу Майка.
В общем, охрана получалась что надо! Крутая охрана! Пока Женька и Майка обменивались мнениями, карапуз почувствовал себя на свободе. Он подошёл к планеру и схватил его за хвост.
– Эй, он его взял!
Лёха толкнул в бок Женьку, который был так занят перепалкой, что не замечал, что творится вокруг.
– Кого? – буркнул Женька, недовольный, что его отвлекают.
– Планер, – сказал Лёха.
Теперь Женька тоже увидел, что малыш с довольным видом держит новую игрушку.
– Что же ты молчишь?! – накинулся Женька на Лёху.
– А я и не молчу. – Лёха пожал плечами.
Сочтя, что лучше вести переговоры напрямую, Женька как можно внушительнее обратился к карапузу:
– Положи самолёт на место. Его брать нельзя.
Малыш, видимо, был иного мнения. Поняв, что игрушку у него собираются отнять, он сильнее прижал планер к себе.
– Что же ты, раззява, за своим ребёнком не смотришь! – набросился Женька на Майку.
– Вы бы сами лучше за своим планером смотрели, спецназ сушёный, – взъерепенилась Майка и засюсюкала: – Ванечка, ты же хороший мальчик? Положи самолётик.
Ванечка ухватился за планер, всем своим видом показывая, что лестью его не купишь.
Нужно было принимать решительные меры. Женька скомандовал:
– Лёха, давай я ему руки разожму, а ты вытаскивай планер.
Сказано – сделано. Женька вцепился в карапуза, Лёха – в планер, карапуз заревел. Майка с криком: «Сейчас же отпусти его!» – бросилась на спасение брата. Образовалась куча мала. Скоро было не разобрать, кто в кого за что вцепился и куда тащит. И тут раздался треск…
Когда прибежал Жорик, охранять было уже нечего. Вернее, то, что осталось от планера, можно было не охранять. Жорик увидел обломки, и по выражению его лица Женька с Лёхой поняли, что двор – не то место, где бы им сейчас хотелось находиться.
Не разобравшись, что к чему, Жорик пообещал накостылять виновному и тут же выполнил своё обещание. Причём виновным оказался Лёха, потому что бегал он гораздо медленнее Женьки.
Позже друзья сидели в укромном месте за домом. Лёха прикладывал ко лбу монету.
– Теперь ещё шишка вскочит, – угрюмо сказал он.
– Шишка – это пустяки! Это пройдёт.
Мне от несправедливости больно, – рассуждал Женька, отчаянно жестикулируя.
– Угу, – кивнул Лёха, а Женька продолжал:
– Ведь всё из‑за этой Майки. Я же ей человеческим языком говорил: «Не подходи». А она ещё этого Ваньку‑встаньку с собой приволокла. И ей как с гуся вода. Вот что обидно и больно!
Лёха потрогал набухающую на лбу шишку и подумал, что лучше бы ему было больно от несправедливости. Он бы потерпел.
ДЕЖУРСТВО
С нового учебного года у Лёхи и Женьки ввели кабинетную систему. Каждый предмет изучали в специальном кабинете, а на переменах приходилось переходить с места на место. Может, кто и считал, что это не очень удобно, но Женька сразу понял, какие большие перспективы открывает кочевая жизнь. Мало того что, если опаздывал на урок, всегда находилось объяснение: мол, не сразу нашёл класс. Вдобавок в каждом кабинете было много интереснейших штуковин.
В среду Женька и Лёха дежурили по классу. Нельзя сказать, что Женька любил дежурить, но сегодня ему не терпелось приступить к своим обязанностям, потому что первым уроком по расписанию стояла биология, а Женька уже давно нацелился обследовать биологический кабинет. Это был самый интересный кабинет в школе, если не считать кабинета химии. Чего тут только не было: и аквариум с рыбками, и клетка с хомяками, и даже настоящий скелет из пластмассы. К тому же сегодняшнее дежурство таило в себе и другие скрытые достоинства. Женьке уже недели две нравилась Синицына, но, кроме как дёрнуть её за косу или выбить из рук портфель, повода к общению не представлялось. И вот Женьке улыбнулась удача. Он знал, что Синицына хочет покормить хомячков, поэтому накануне в разговоре как бы невзначай обмолвился, что дежурит в кабинете биологии.
– Приходи, так и быть, тебя впущу. Только учти, больше никого не притаскивай, – щедро предложил он.
Женька явился в школу ни свет ни заря и тотчас побежал в учительскую за ключом от кабинета.
Он нервничал. Интересно, придёт или нет? От этих девчонок всего ожидать можно. Дверь открылась, но, к Женькиному разочарованию, в кабинет вошёл Лёха.
– Чего это ты меня не подождал? Я за тобой зашёл, а твоя мать говорит: «Он уже в школе».
Женьке не очень хотелось обсуждать этот вопрос, поэтому он ловко перевёл разговор на другую тему:
– Смотри, чего это тут треугольник валяется? Он же из кабинета математики. Здоровый какой. Голова пролезет.
– Не, не пролезет, – отмахнулся Лёха.
В этот момент дверь распахнулась, и вошла Синицына.
– Привет, мальчики. Чем занимаетесь? – спросила она.
– Да вот, у нас тут спор вышел – слабо голову в треугольник просунуть или нет, – объяснил Женька.
Синицына оценивающе посмотрела на треугольник и заявила:
– Слабо. Уши не пролезут.
– Вот и я говорю, что он маленький, – подтвердил Лёха, воодушевлённый поддержкой Синицыной.
Теперь Женька просто обязан был доказать свою правоту, чтобы Синицына видела, на чьей стороне истина.
– На спор, пролезут! Спорим на поход в «Макдоналдс»!
– А деньги откуда возьмёшь? – усмехнулась Синицына.
– Моё дело. Ну, давай! – Женька всучил треугольник Лёхе.
– Если тебе деньги девать некуда… – пожал плечами Лёха и, взяв треугольник, без особого энтузиазма попытался надеть его на голову.
Как и следовало ожидать, треугольник был слишком узок и не надевался, но неудача Женьку не испугала. В нём проснулся азарт спорщика, и не мудрено. Ладно бы ещё они были один на один с Лёхой, но потерпеть поражение при Синицыной!
– Ты нарочно не стараешься. По‑честному надевай! – распалился Женька и стал помогать Лёхе просунуть голову в треугольник.
Бедный Лёха выпучил глаза и, тщетно пытаясь отбиться от ретивого помощника, вскричал:
– Ты, что ли, с ума сошёл? Ты мне все уши оборвёшь!
И тут настал момент Женькиного триумфа. Лёхина голова проскользнула в дырку треугольника безо всякого урона ушам. Женька ликовал.
– Что я говорил! – воскликнул он, с видом победителя поглядывая на Синицыну.
– Только учти, я тебе «Макдоналдс» не обещал, – напомнил Лёха.
Но он напрасно беспокоился. Женька был не из тех, кто добивает поверженных. Ему было достаточно моральной победы в споре. К тому же Синицына должна видеть, какой он благородный, поэтому Женька великодушно сказал:
– Ладно, я и не требую.
Успокоившись, что в «Макдоналдс» ему никого вести не придётся, Лёха принялся снимать треугольник, но не тут‑то было. Лёха вертел противную деревяшку и так и сяк – всё напрасно.
– Ну чего ты там с ним возишься? – спросил Женька.
– Попробовал бы ты его снять. У меня уши не пролезают, – пожаловался Лёха.
– Опять твои знаменитые уши! – рассмеялся Женька. – Если они туда пролезли, значит, и оттуда вылезут. Закон логики.
Скоро Лёха на собственном опыте убедился, что у каждого закона есть исключения. Конечно, по всем правилам голова должна была пролезть в дырку, но, не повинуясь никаким правилам и законам, уши не пролезали.
Близилось начало уроков. В коридоре послышался топот и голоса тех, кто не любил опаздывать и загодя являлся в школу.
– Сейчас ребята придут, – забеспокоилась Синицына.
– Давайте я пока класс закрою, – предложил Женька.
Он запер дверь на ключ и тоже включился в операцию по освобождению друга. Вся троица упрямо пыхтела над нелёгкой задачей.
– Больно же! – стонал потный, взъерошенный Лёха, отбиваясь от помощников.
– Терпи, сейчас снимется. Туда он тоже туго шёл. Чего ты нос выставил! Убери! – деловито командовал Женька.
– А куда же я его уберу? – обиженно сопел Лёха.
Женька с остервенением рванул треугольник.
– Ты что, сдурел?! Ты так с меня скальп снимешь, – не своим голосом завопил Лёха.
– Мальчики, тихо, – пыталась успокоить их Синицына.
В дверь требовательно постучались, и донёсся голос учительницы естествознания:
– Что вы там делаете? Откройте сейчас же дверь!
Дело оборачивалось нешуточно. Как всегда, в критический момент Женька мгновенно оценил ситуацию и принял решение.
– Залазь в шкаф.
Лёха приоткрыл дверцу встроенного стенного шкафа и заглянул внутрь. На верхних полках лежали цветные таблицы и муляжи, а внизу стояло ведро с тряпками и валялся веник. Было тесновато, но выбирать не приходилось. Не показываться же на глаза Таисии Ивановне в таком виде. Лёха вздохнул и полез в шкаф.
– Не волнуйся. Как только училка уйдёт, мы тебя сразу выпустим, – успокоил его Женька.
– А если не уйдёт? – с опаской спросил Лёха и попятился назад.
– Не мандражируй. Чего ей в классе торчать?
В это время Синицына, которая, ни жива ни мертва от страха, топталась возле двери, взмолилась громким шёпотом:
– Мальчики, ну давайте же делайте что‑нибудь.
Женька с укором посмотрел на Лёху.
– Мужайся, Лёха. Ты же не хочешь, чтобы из‑за тебя её к директору потащили.
Лёхе не хотелось, чтобы Синицыну потащили в кабинет директора. Но ещё больше ему не хотелось оказаться там самому. И он решился. Залезая в шкаф, Лёха надеялся, что биологичка заглянет в класс и, убедившись, что всё в порядке, уйдёт.
Женька отпер дверь. Таисия Ивановна зашла в кабинет с таким решительным видом, что стало ясно: в ближайшее время уходить она не собирается.
– Зачем вы заперли дверь? – строго спросила учительница.
Женька знал, что Синицына совсем не умеет врать. Если она проговорится – конец. Призвав на помощь всё своё красноречие, Женька преданно посмотрел в глаза учительнице и отрапортовал:
– Мы тут хомяков кормили. Только Синицына совсем ни при чём. Она даже и не хотела вовсе. Она говорит: «Не надо, Таисия Ивановна не разрешает». А я заладил: «Давай покормим, давай покормим». Так что Синицына не виновата. Наказывайте меня.
Он так трагически склонил голову в ожидании кары, что учительница просто не могла не оценить его благородства. Она улыбнулась и снисходительно кивнула:
– Ладно, джентльмен, на первый раз прощаю. Но больше этого не делайте. Их нельзя перекармливать, иначе можно только навредить.
Лёха сидел в шкафу в ожидании, когда его выпустят из заточения, с тоской вслушиваясь в гомон голосов. Класс заполнялся ребятами. Скоро начнётся урок. Но Лёха не терял надежды, что Женька придумает, как его освободить. И тут раздался звонок. Ждать дольше было нельзя. Лёха толкнул дверь и с ужасом понял, что заперт. Только теперь узник в полной мере осознал трагизм своего положения. Ему не оставалось ничего другого, как сидеть весь урок в шкафу.
Лёхе повезло, что в двери была замочная скважина. Обзор, который предлагало это единственное оконце, связывающее его с внешним миром, был весьма жалким, но, к своей радости, Лёха обнаружил, что за партой, стоящей как раз рядом со шкафом, сидит Женька с Синицыной. Конечно, это мало помогало ему в теперешнем положении, но всё‑таки как‑то обнадёживало.
Таисия Ивановна сделала перекличку.
– А почему нет Потапова? – спросила она.
У Лёхи сжалось сердце. Казалось, никогда ещё ему так мучительно не хотелось присутствовать на уроке. Он услышал голос Женьки:
– Он к врачу пошёл. У него уши болят.
Уши у Лёхи и правда болели. Но не настолько, чтобы он не услышал, как учительница с сомнением проговорила:
– А мне казалось, что я его сегодня видела. Может, он приболел оттого, что я наметила его спросить?
Когда Лёха услышал о планах Таисии Ивановны, его желание посетить урок сильно поколебалось. Во всяком случае, неизвестно, что лучше – иметь в журнале «нб» или двояк. Теперь Лёхе было немного легче смириться со своим незавидным положением. Он притулился к стенке и стал ждать.
Казалось, урок тянется целую вечность. Лёха сидел, согнувшись в три погибели. Ноги у него затекли, шею ломило. Он попробовал пошевелиться и расправить плечи, но задел головой полку. Один штырёк, поддерживающий её, расшатался и держался на честном слове. Лёха осторожно отодвинулся назад, и в этот момент небольшой кусок штукатурки возле штыря отвалился от стенки, полка хрястнула и опустилась прямо Лёхе на плечи. К счастью, звук был не очень громкий. Но главное, что, услыхав шум в шкафу, Женька не растерялся. Он сбросил на пол учебник, так что, повернувшись к классу от доски, Таисия Ивановна встретилась с его невинным взглядом.
– Простите, я нечаянно, – искренне сказал он.
Молча покачав головой, биологичка продолжала рисовать на доске схему круговорота воды в природе. Стоило ей отвернуться, как Женька бросил в сторону шкафа испепеляющий взгляд. И о чём там только Лёха думает!
А Лёха думал о том, чтобы устоять. Он уже не сидел, как барон, развалившись на венике, а, скрючившись, стоял и, подобно античному атланту, плечами поддерживал злосчастную полку. Силы героя быстро иссякали, и он понимал, что до конца урока ему никак не дотянуть. И тут в шкафу раздался грохот.
На этот раз нужно было бы уронить по меньшей мере с десяток учебников, да ещё хорошенько по ним наподдать, чтобы звук выглядел правдоподобно.
Взгляд Таисии Ивановны ничего хорошего не сулил.
– Что там в шкафу? Лена Синицына, ну‑ка открой, – сказала она.
Синицына поднялась и на трясущихся ногах шагнула к шкафу. Она открыла створку, и зрелище, представшее её взору, до конца дней запечатлелось у неё в памяти. Перед ней было лицо, вернее, даже не лицо, а то, что от него осталось. Скальпа не было, а вместо кожи зияли кровавыми ранами мышцы.
– Скальп снял… – прошептала она и стала медленно сползать на пол.
Только после того, как Синицыну откачали, открыли дверцу другой половины шкафа, где под таблицами был погребён Лёха. Потом Женька доказывал, что Лёха – самый настоящий везунчик, ведь мало того что он не ушибся, так ещё и треугольник разломился на две части.
Может быть, насчёт везения Женька был прав, потому что, когда Лёха увидел муляж человеческой головы с открытыми мышцами, он понял: ему в самом деле посчастливилось, что он не оказался рядом с таким ужасом в соседней половине шкафа.
Правда, в кабинете директора фортуна Лёхе изменила, но Женька успокоил друга:
– Не бери в голову, Лёха. Всё плохое когда‑нибудь кончается. Жалко, конечно, что биологичка пригрозила, что на пушечный выстрел нас к кабинету не подпустит. Но ничего. Я на следующей неделе на уборку кабинета химии записался.
ЧЕЛОВЕК НОВОГО ТИПА
Наступили суровые времена: Лёха взялся за ум. Всё началось с того, что папа, придя с очередного родительского собрания, сурово сказал:
– Не умеешь заниматься хорошо, занимайся много. Стыдно на собраниях сидеть.
– Вот Женя – круглый отличник, а нашему только по улице гонять, – поддакнула мама.
Честно говоря, поначалу Лёха не расстроился. Он думал, что родители поругают его немного, как это принято после родительского собрания, и на том дело закончится. Учился‑то он нормально: в четверти ни одной двойки, всё честно заработанные, твёрдые тройки, а по физкультуре даже пятёрка. Но не тут‑то было. Папа взял с него слово, что он будет выходить на улицу только после того, как выучит все уроки, и Лёха засиживался над учебниками допоздна.
Казалось, никогда ещё им не задавали так много.
«Ничего, вот зачахну без воздуха, тогда ещё спохватятся, да поздно будет», – мстительно думал Лёха. Время от времени он подходил к зеркалу и проверял, не показались ли признаки измождённости на его лице, но, к его величайшему огорчению и разочарованию, на круглой розовощёкой физиономии не было и тени истощения.
В первый день Лёхиного затворничества к нему забежал Женька.
– Крепись, Лёха, что‑нибудь придумаем, – успокоил он друга.
Лёха понимал, что ничего тут не придумаешь, но от поддержки ему всё‑таки было легче, а когда и Женька куда‑то исчез, Лёхе стало совсем невмоготу. Наконец на шестой день, как раз когда Лёха начал подумывать, что житейские невзгоды могут сломить даже очень сильного человека, Женька объявился.
– Ну что, учишься? – спросил он и по‑хозяйски плюхнулся на диван.
– Да уж, не гуляю, как некоторые, – укоризненно сказал Лёха.
– Это я, что ли, гуляю? Да я, между прочим, изо всех сил для тебя стараюсь. Специально статью нашёл. Вот, тут говорится, что ты сейчас занимаешься никому не нужной ерундой. – Женька потряс в воздухе листами, вырезанными из какого‑то журнала. – Тут наукой доказывается, что от твоего сидения за уроками никакой пользы – один только вред!
– А то я без твоей науки не знал, что от этого один вред. Я думал, ты и правда что‑нибудь дельное скажешь. Тоже мне открытие! – разочарованно протянул Лёха.
– А вот и открытие. Техника быстрого чтения! Ты, например, знаешь, что чем человек быстрее читает, тем он больше запоминает?
– А мне‑то что с того? – спросил Лёха.
– Как что? Это же прямо про тебя сказано. Вот если бы ты быстрее уроки делал, то и учился бы лучше. Ты ведь жертва собственной усидчивости, сечёшь?
Как ни крути, а Женька был прав. Сам‑то он уроки за полчаса делал и учился на одни пятёрочки. А быть жертвой своей усидчивости даже обиднее, чем быть жертвой собственной лени. Это Лёха понял сразу.
– Как же я уроки быстрее сделаю, когда задают вон сколько?
– Спокойно. Я всё продумал. С сегодняшнего дня будем делать из тебя человека нового типа. Ультрарапид, – заявил Женька.
– Чего, чего? – не понял Лёха.
– Сверхскорость, значит. Через месяц круглым отличником будешь.
– Ну да? – Лёха с недоверием посмотрел на журнальные листы.
– Точно. Сам увидишь. Будем заниматься по системе. Тут всё описано.
– А вдруг у меня не получится?
– Не волнуйся, главное начать. Бери учебник и запомни первое правило. – Женька вслух прочитал: – «Текст любой трудности читать только один раз».
– Почему? – спросил Лёха.
– Для скорости. Так что, даже если тебе очень захочется урок ещё раз прочитать, ну распирает прямо, крепись и второй раз ни за что не читай, а то ничего не получится.
С этим правилом у Лёхи было всё в порядке. Сколько он себя помнил, ему в жизни никогда не хотелось прочитать урок второй раз.
– Вот видишь, а ты боялся. Я же говорил, у тебя получится. Ты способный, – похвалил Лёху Женька.
Первая удача окрылила Лёху, но со вторым правилом возникли осложнения. Оказалось, что читать надо всю страницу сразу, сверху вниз. После Женькиных пояснений Лёха уставился на середину строчки и повёл глазами вниз, но из этого ничего не получилось.
– Как же я могу читать, если я ни начала, ни конца строчки не вижу? – недоумевал Лёха.
– А боковое зрение тебе на что? – спросил Женька.
– Какое ещё боковое зрение?
– Очень простое. Сиди так и не оборачивайся. Говори, что я сейчас делаю? – Женька отбежал в сторону и начал махать руками.
– Ну руками машешь.
– Как же ты видишь, что я руками машу, если ты на меня не смотришь? – Женька посмотрел на Лёху с таким видом, словно он его в чём‑то уличил, и продолжил: – Вот и со страницей так. Тебе только кажется, что ты её не видишь, а на самом деле ты всё видишь, только боковым зрением.
– А что толку? Ведь прочитать я всё равно не могу. Я ж ничего не понял, – сказал Лёха.
– Это потому, что она у тебя сразу закодированная в мозг идёт. В журнале так и написано. Сначала ничего не понимаешь, зато потом поймёшь, – авторитетно заявил Женька.
Когда Лёха убедился, что обучение идёт по правилам, он немного успокоился, но червь сомнения всё‑таки глодал его.
– А вдруг я этот закодированный текст потом не вспомню?
– Так ты для верности его ещё взглядом сфотографируй, как разведчики. Сосредоточься и смотри на него минуту, а я время засеку, – предложил Женька.
– Скажешь тоже, минуту. Я и так на него уж сколько смотрел, – недоверчиво проворчал Лёха.
– Так это ты просто так глазел, а ты смотри пристально. Давай, засекаю!
Лёха вытаращил глаза и уставился на страницу учебника.
– Сфотографировал? – через минуту спросил Женька.
– По‑моему, не очень.
– Ничего, это мгновенное забывание. Про него тут тоже написано. Главное, не волнуйся. В критический момент у тебя всё само собой в памяти всплывёт и безо всяких усилий вспомнится, – пообещал Женька.
– Ты думаешь? – с сомнением спросил Лёха.
– Это не я думаю. Это передовая научная мысль.
С этого дня Лёха впервые почувствовал, что наука работает на его благо. Теперь он не засиживался за уроками, как раньше. Стоило ему просмотреть параграф сверху вниз и для верности сфотографировать взглядом, как он был свободен, а вечером честно рапортовал родителям, что уроки сделаны. Целых две недели он с наслаждением вкушал плоды науки, пока однажды не наступил критический момент.
Когда на уроке истории он услышал свою фамилию, то по старой привычке занервничал, но Женька ободряюще кивнул, и Лёха воспрянул духом. Он медленно вышел из‑за парты и очень медленно пошёл к доске, чтобы домашнему заданию было время вспомниться, но, к своему ужасу, понял, что ничего само собой в его голове не всплывает.
– Что же ты молчишь, Потапов? – спросила Нина Петровна.
– Это он сосредотачивается, – с места заступился за Лёху Женька.
Лёха с благодарностью посмотрел на друга. Тот жестами показывал: давай, давай. А чего там показывать? Лёха и сам с удовольствием выдал бы, если бы ему было что. Урок предательски не вспоминался. Когда Лёха понял, что ждать ему придётся слишком долго, пока всё всплывёт само собой, он стал про себя приговаривать: «Это критический момент. Момент критический». Но и это не помогло.
– Так, значит, урока ты сегодня не знаешь, – сказала Нина Петровна, и Лёха понял, что это последний шанс что‑нибудь ответить. И он ответил.
– Я учил, – сказал Лёха таким трагическим голосом, что Нина Петровна просто не могла не задать ему наводящие вопросы.
– Ну хорошо, – сказала она. – Кто командовал русским флотом во время русско‑турецкой войны?
И тут Лёха вспомнил. Сама собой, безо всяких усилий перед его мысленным взором всплыла картинка из учебника, на которой был изображён портрет адмирала с орденами и с подзорной трубой. Лёха так отчётливо представил себе эту страницу с портретом в верхнем левом углу, как будто видел перед собой фотографию, но весь ужас был в том, что на подпись под фотографией мысленного проявителя уже не хватило. Она так расплывалась, что разобрать её не было никакой возможности.
Лёха посмотрел на Женьку и сделал страшные глаза. Женька понял, что в их системе обучения произошла осечка. Надо было срочно выручать горемыку. И он показал на свои уши.
Лёха просиял. Ну конечно, теперь он и сам вспомнил, что фамилия этого адмирала была связана с ушами. Он ещё давно хотел ему для наглядности уши пририсовать, но не успел, потому что стал ультрарапидом и времени на то, чтобы засиживаться над уроками, у него не было.
Лёха бойко выпалил первую ушастую фамилию, которая сама собой, безо всяких усилий всплыла в его памяти:
– Адмирал Ушинский.
– Кто‑кто? – переспросила Нина Петровна таким тоном, что Лёха сразу понял, всплыло что‑то не то. Он в отчаянии взглянул на Женьку ещё раз. Женька с такой силой колотил себя по ушам, как будто хотел, чтобы они совсем отвалились.
– Пьер Безухов, – отчеканил Лёха.
Что тут началось! Класс буквально взорвался от хохота. Все прямо животики надорвали, как будто им показывали три кинокомедии сразу. И что обиднее всего, вместе со всеми смеялся Женька.
Конечно, Лёха вспомнил, что Пьера Безухова он в кино про «Войну и мир» видел, и тот не только не был адмиралом, но вообще не был военным. Только теперь это было всё равно.
Вернувшись на своё место, Лёха открыл учебник. С верхнего левого угла страницы на него глядел портрет адмирала с орденами и с подзорной трубой, под которым было чётко напечатано: «Ф. Ф. Ушаков».
На этом Лёхины злоключения не кончились. В критический момент на литературе он вспомнил первую строчку стихотворения, а на русском языке рамочку, которой было обведено заданное на дом правило.
По дороге домой Женька успокаивал друга:
– Это оттого, что ты недостаточно натренировался. Вот позанимаешься по системе ещё пару недель, и всё чётко вспоминать будешь.
Но заниматься по системе Лёхе не дали. Теперь каждый день после работы папа не просто спрашивал: «Уроки выучил?»‑ а проверял, как он их выучил. А жаль. Ведь ещё немного, и Лёха мог бы стать человеком нового типа.
СЛАВА
Женщины существа бесчувственные. Женька понял это на собственном опыте. В последние дни Лена Синицына, которая нравилась ему уже целый месяц, смотрела на него вообще как на пустое место. Сначала Женька не придал этому значения и попробовал испытанные способы обратить на себя внимание: пулял в неё жёваной бумагой из трубки, дёргал за косу, но, вместо того чтобы в ответ стукнуть его книжкой или ещё как‑нибудь по‑человечески ответить на его душевные порывы, Синицына красноречиво повертела пальцем у виска и заявила:
– Дурак ты, Москвичёв. У тебя ума только на такие глупости хватает. Лучше бы делом занялся, как другие.
После этой тирады Женька понял, что у него есть соперник. Неспроста в последнее время Ленка то и дело трещала о Вадике Груздеве, с которым училась в музыкальной школе, что он талантливый и что будет учиться в консерватории. Стоило Женьке постичь истину, как он почувствовал непреодолимую неприязнь к юному дарованию. «Тоже мне, вундеркинд пузатый. Тюфяк занюханный», – сердито подумал Женька. По правде говоря, сам он тоже был далеко не культурист. Но понял главное: для Синицыной важна слава, а не человек.
За обедом Женька включил стоящий на столе приёмник. Кухня заполнилась звуками фортепьянной музыки. «И дома покоя нет», – мрачно подумал Женька, выключил радио и тут из окна увидел, как Синицына с огромной нотной папкой прошествовала в музыкальную школу. Казалось, все только и думали о том, чтобы лишить Женьку душевного покоя.
Выход был один – прославиться. Женькино воображение заработало. Особенно ярко представилось, как Ленка раскается, что предпочла ему толстяка Вадика, и будет просить прощения, а он даже не посмотрит в её сторону. Женька так чётко увидел сцену унижения Синицыной, будто это случилось наяву, но когда он попытался придумать хотя бы один способ стяжать себе славу, в голову ничего не приходило.
Пока Женька бился над этой нелёгкой задачей, ему на глаза попалась кипа рекламных проспектов и журналов, которые они с папой принесли с выставки компьютерной техники. Женька набрал всего, что давали. Он не слишком задумывался зачем, решив, что дома разберётся. Сейчас было самое время этим заняться. Женька бегло пролистывал буклеты, отбрасывая в сторону все, где не было картинок и описаний игр. Просмотрев очередной журнал, он уже собирался отбросить его в кучу другого бумажного мусора, как вдруг его внимание привлекла подпись под статьёй: Евгений Москвичёв.
«Надо же, тёзка», – подумал Женька, и в этот самый момент на него снизошло озарение. Вот она – слава! План начал обретать реальные черты. Женька попытался вникнуть в статью, но, ничего не поняв, решил, что это совсем не важно. Никто из класса и подавно не поймёт.
«Посмотрим, как Синицына запоёт, когда узнает, что я компьютерный гений», – с триумфом думал он. Чем больше Женька размышлял о задуманном, тем больше входил в роль. Наконец ему в самом деле стало казаться, что именно он автор умных статей для научных журналов.
На следующий день Женька явился в школу и с глубокомысленным видом уселся на своё место. Прямо перед ним заманчиво маячила коса Синицыной, будто просила за неё дёрнуть, но Женька не поддался искушению. Он глубоко вздохнул, чтобы обратить внимание на свою задумчивость, но Ленка и ухом не повела.
– Вот проблема! – сказал Женька, словно размышляя вслух, и опять вздохнул.
– Что ты там бормочешь? – обернувшись, спросила Синицына.
– Тебе не понять.
– Куда уж нам, серым, – усмехнулась Ленка.
– Да уж, это не для средних умов. Разрабатываю новую антивирусную прогр