История романа: античность и средневековье
Происхождение термина роман восходит к эпохе средневековья и определяется языком, на котором написано произведение. В 12–13 вв. н.э. наряду с пьесами, повестями, рассказами, написанными на латинском языке и бытующими преимущественно среди привилегированных сословий общества, стали появляться повести и рассказы, написанные на романских языках, востребованные преимущественно представителями демократических слоев общества, не знающих латинского языка. Так возникло особое название для повествовательных произведений. Романом стали называть произведение на любом языке, характерные особенности которого – большой объем, определенные особенности тематики, композиционного построения, развертывания сюжета и т. п.
Роман как самостоятельный жанр появился в конце 16 – начале 17 вв. Он в полной мере смог вобрать в себя характерные черты раннего периода Нового времени: идеологию среднего класса, стремление к разрешению религиозных и моральных вопросов, интерес к науке и философии, увлеченность разного рода исследованиями и открытиями.
В новое время, в особенности в 18–19 вв., роман стал ведущим жанром.
Возникновение русского романа
Русский роман как жанр начинает формироваться в эпоху петровских преобразований. К началу 18 в. нравоучительная, моралистическая повесть стала преобразовываться в мещанскую новеллу. Во второй половине 18 в. появляются авантюрные романы. Возникает нравоучительный роман приключений, сочетающий нравоучительный и сатирический элементы.
«Евгений Онегин» Пушкина и «Герой нашего времени» Лермонтова стали эталонами для грядущего поколения русских романистов и положили начало эпохе расцвета русской прозы 19 в.
КАРАМЗИН
И ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫХIХ в.
Роль Карамзина в истории русской литературы в силу ее
общепризнанности давно уже обрела статус установленной объективной истины. Он был если не вождем, то, во всяком случае, главой русского сентиментализма, который в значительной мере подготовил стремительный расцвет поэзии и прозы в России XIX в. Проза Карамзина соответствовала
потребностям своего времени: в ней есть раскрытие внутреннего
“я” человека, отображение “языка сердца”, раскрытие богатства
индивидуальности и ее внутреннего мира. Проза Карамзина также смогла пережить свое время, и, обретя историческое значение,стала достоянием вечности, вошла в золотой фонд русской литературной классики.
В его прозе звучит тема смирения перед неизбежностью законов сердца и природы. Карамзин создал образы, лишенные “боевого духа”, и обреченных на страдания героев. Карамзин верил в силу разума и в то, что человечество, часто блуждая, ошибаясь и даже возвращаясь вспять, в целом все же движется по пути прогресса. Причем это движение русский писатель связывал не столько с очевидными успехами наук и искусств, облегчавшими труд и быт людей, улучшавшими постепенно качество их жизни и добывавшими им новые знания, которыми никогда прежде человечество
не обладало, сколько с самим процессом нравственного совершенствования человека как вида. Карамзин был, безусловно, великим гуманистом в среде, резко враждебной гуманистическим идеям и ценностям. Нет ни малейших оснований сомневаться в объективности слов Герцена: «Влияние
Карамзина на литературу можно сравнить с влиянием Екатерины на общество: он сделал литературу гуманною».
Кроме того, и для истории литературы это не менее важно, Карамзин превратил русскую прозу в область непрестанных поисков новых эстетических идей. Он был выдающимся литературным экспериментатором, и русские писатели XIX в. это превосходно понимали и высоко ценили. Они очень хорошо знали тексты
Карамзина и буквально разобрали их на цитаты.
Влиение творчества Карамзина на произведения последователей
Пушкин мог и не подозревать, что неоднократно использовавшееся им слово «промышленность» впервые в русском языке
появилось в переводах Карамзина как понятие, эквивалентное
французскому и английскому понятию «индустрия». Но вот откуда взялся в его оде «Вольность» фразеологический оборот «друг человечества», юный «певец Руслана и Людмилы» не мог не знать, поскольку это фразеологическое единство было центральной категорией в мировоззрении Карамзина и потому весьма часто фигурировало в его сочинениях. Пушкинская проза впитала в себя многие находки, если и не всю традицию Карамзина-прозаика целиком.
В романе Лермонтова «Вадим» также ощущается влияние поэтики Карамзина. Только, в отличие от Пушкина, автора этого романа мало интересовали просветительский рационализм и универсальная, всепоглощающая гуманность их общего учителя. Напротив, основное внимание Лермонтова привлекали как раз те случаи, когда сознание Карамзина утрачивало контроль не только над реальностью, но и над миром собственных ощущений и чувств.
Гораздо более сложные и даже противоречивые чувства к Карамзину испытывал Ф.М. Достоевский. Он явным образом питал к творчеству предшественника странную привязанность, поругивая за это и Карамзина, и самого себя. Первое же опубликованное произведение Достоевского, которое сразу принесло ему широкую известность, – эпистолярный роман «Бедные люди». «Бедная Лиза», «Бедные люди». Параллели напрашиваются
сами собой. И они совершенно закономерны. В определенном смысле роман Достоевского представляет собой пародию на культ чувствительности в литературе русских сентименталистов. Достоевский пришел к убеждению, что во всем, что действительно нравится массам, содержится хотя бы малая крупица той истинно народной мудрости, которая не всегда с легкостью давалась поэтам пушкинской школы. Карамзин реально воспринимался Достоевским как точка притяжения и отталкивания. Отнюдь не случайно Федор Михайлович семейству самых знаменитых – и одновременно самых
вызывающих крайне отрицательное отношение к себе, крайне неприятных своих персонажей – дал фамилию Карамазовы. По звучанию она довольно близка фамилии Карамзина. И нет никаких сомнений, с кем именно в сознании великого романиста ассоциировался Карамзин. Иван Карамазов в своих речах цитирует очень многих просветителей и рационалистов и как раз из «Писем русского путешественника» Карамзина он заимствовал сравнение,
ставшее благодаря ему в России крылатым выражением – насчет слезинки ребенка как цены за счастье человечества, для него не приемлемой.
«Рыцарь нашего времени»
При всем своем историческом оптимизме и вере в прогресс Карамзин был первым русским писателем, который серьезное внимание уделил негативным побочным эффектам наступающего «царства разума». Выяснилось, что высокая, почти божественная способность людей познавать окружающую реальность и свой собственный внутренний мир, с легкостью готова и даже склонна превращаться в инструмент, позволяющий вводить в заблуждение
не только окружающих, но и самих его владельцев. Разум слишком легко превращается в элементарную рассудочность, в расчетливость, в весьма низменную, приземленную привычку к прагматизму, который с готовностью обслуживает эгоистические интересы индивида, практически всегда оправдывая их, как и все его решения и действия. Именно этот процесс превращение Разума в элементарный здравый смысл, который сплошь и рядом оказывался отнюдь не здравым, а то и вовсе лишенным подлинного
смысла, Карамзин заметил в современной ему России и засвидетельствовал в «Рыцаре нашего времени». «Царство разума» почему-то всегда должно начинаться с разрушения всего того подлинно высокого и ценного, что было добыто человечеством в процессе своего долгого и трудного исторического развития. Каким образом могли мешать Просвещению и Прогрессу идеалы рыцарской доблести и справедливости, созданные этикой Средних веков? Факт тем не менее остается фактом: во времена Карамзина, как, впрочем, и в наши дни, всерьез говорить об идеалах рыцарского отношения к долгу, к чести, к женщине было уже невозможно. В повести «Рыцарь нашего времени» Карамзин и попытался воспроизвести процесс формирования личности в период перелома, в то время, когда по привычке декларируемые обществом и массовой литературой идеалы и ценности уже эпохально не соответствовали реальности общественного сознания и общественного
бытия. «Броуновское движение» судьбы малолетнего Леона и напоминает ломаный путь меченой молекулы, которая, испытывая всевозможные влияния и сталкиваясь с другими молекулами, невольно всякий раз меняет направление, в котором она продолжает двигаться.