"Во время работы над «Другими мирами» он сказал мне: "Твой сценарий под угрозой." Другими словами, у актеров нет сомнений; когда они что-то говорят, они уже подумали об этом. Так что придется хорошенько подумать от строки к строке, от точки до точки. Он был первым человеком, который заговорил об этом. Мысли должны быть полностью сформированными; ты не можешь быть половинчатым.
Театр – это ирреальная атмосфера, это обостренная реальность. В нем происходит приостановка неверия [1]. Театр - это то, когда ты выводишь людей на сцену и удерживаешь их там. И тогда герои не могут выйти из некой эмоциональной потребности. Фокус в том, чтобы удерживать их в этом, подпитывать сюжет. Зачем же герои должны оставаться в этом замкнутом пространстве? Алан это понимал.
Жаль, что фильм про Эдварда Томаса так и не сняли. Сценарий к нему был написан в 1987 году, и мне заплатили за него, но это произошло примерно в то же самое время, когда Алан заигрывал с Голливудом, а затем согласился сниматься в «Крепком орешке».
- Однако я достаточно уравновешен, я не жажду взлётов и падений. Подозреваю, что Алан был бы очень хорош, если бы кто-то начал выходить из себя. Он политическое животное [2], и это его оправдывает.
"У него хорошо получилось бы управлять студией в Риверсайде; он бы ни в чем не уступил Совету. И мне кажется, он бы был внушительным, если бы пошел в политику. Однако я не знаю, будет ли он достаточно дипломатичен. Он недипломатичен, когда говорит о том, что думает. Он актер, он красуется", - поясняет Роберт. Он не был бы таким жёстким режиссером, как Джон Декстер, он бы заботился об актерах. По сути, он один из хороших парней. Он играет плохих только из-за своих комических способностей."
Старые добрые «Другие миры» снискали хорошие отзывы, но большинство из них были в духе суховатого предисловия «Daily Telegraph»: "Если вам когда-нибудь казалось, что вы не достаточно знаете о соперничестве рыбаков и фермеров на побережье Северного Йоркшира в конце восемнадцатого века, немедленно отправляйтесь в Royal Court Theatre."
Зритель правых взглядов считал ее "трехчасовым занудством", а трибуна левых - "длинной, размеренной и вдумчивой… держащей вас до последней минуты постановкой".
В лондонской «Evening Standart», Чарли Спенсер, сожалея об "озадачивающей и, в конечном итоге, раздражающей загадочности", всё же признавал, что в ней ощущается сострадание силе, а также слабости человеческой природы, стремлению простых людей к другим, лучшим мирам."
Но времени на размышления не было: Рикману на помощь пришел очередной успех на радио. Он возобновил связь с Питером Барнсом для работы над «клочковатой» адаптацией пьесы Джона Марстона "Голландская куртизанка", транслировавшейся на «Радио 3» 19 июня 1983 года.
В очередной раз Рикману досталась роль сексуального соблазнителя, его необычайно вкрадчивый голос идеально подошел на роль наглого танцора Кокльдемоя. Он обворовывает Роя Киннера[3] в роли трактирщика Маллигруба ради чистой забавы и вожделеет затем каждую женщину в пределах досягаемости, его распутство комически противопоставлено главной сюжетной линии, в которой обольстительная голландская куртизанка держит героя и его лучшего друга-пуританина в плену. Как всегда, Алан покидает спектакль, несмотря на то, что является частью сюжета.
У Кокльдемоя есть сводник, над которым он издевается и называет его "мой уважаемый духовой орг á н, мой драгоценный Купплерин [4], моё неизбежное проклятие" (они действительно знали, как проклинать в те времена).
Даже кашель Рикмана мгновенно узнаваем и очень наполнен смыслом, оповещая о коварном замысле Кокльдемоя. «Какие гладенькие чресла, а в ягодицах словно дьявол у неё», - говорит он об одной "дурёхе" (едко), напевая беззаботную песню своим мягким тенором.
Кокльдемой примеряет на себя множество личин, чтобы перехитрить господина Маллигруба; и спектр голосовых вариаций здесь показывает удивительную многогранность того, кого так часто считают актёром с одним и тем же голосом. Он начинает с местного шотландского акцента, прямиком из Монингсайда[5], когда он изображает шотландского парикмахера по имени Эндрю Шарк.
Потом он притворяется французским коробейником и томно обращается к Маллигрубу как к "мессьё". 'Дерьмо на палочке!" - бормочет он себе под нос, так описывая несчастного Маллигруба, когда планирует покуситься на его имущество. "Не грызёт меня совесть. Я считаю это законным, как стрижку овец; мне нужен ещё кубок вина".
Затем Рикман перевоплощается в крестьянина, говорящего на маммерсете [6], приложившись к вышеуказанному кубку, обманывая жену Маллигруба. И он даже щупает голландскую куртизанку: «Какая пухленькая бабенка! Целуй, маленькая шлюшка, целуй. Это тебе похвала, если ты идёшь в кровать. (hump 'em, plump 'em - * неприличные, непереводимые возгласы *). Присядь-ка. Я уйду».
Ещё более необузданный разврат начинается, когда мы слышим ещё более глубокий хохот Кокльдмоя, такое же непристойный, как смешки Лесли Филлипса в «Морском жаворонке»[7].
Он поет хмельную песню, притворяясь ночным сторожем. "Горничные мечтают о сладкой порке по спине. Я буду играть с ним, пока он не запердит", - добавляет он про Маллигруба. Кокльдемой возвращается к маммерсету, обещая ‘я устрою ему фееричное представление, прежде чем покончу с ним. Плутовство у меня только растет." Ещё одну маску Кокльдемой примеряет, когда очень правдоподобно выдаёт себя за ирландского сержанта у подножия виселицы, обчищая карманы несчастной жертвы. В конце концов, он проявляет себя мастером перевоплощений, Мориарти якобинской драмы.
“Все было сделано ради красного словца. Милости просим на веселую свадьбу и самые экстравагантные «потанцульки», - добавляет он, пригласив к себе на свадьбу. - И Рикман тоже вставит последнее слово, сказав, что нам можно посмеяться над таким тривиальным остроумием... но не могу надеяться на большее. Это виртуозное вокальное исполнение. Больше, чем что-либо другое, радио освободило Алана Рикмана от всех его зажатых комплексов, поскольку он дал своей инстинктивной чувственности полную свободу. Неудивительно, что Цезарь так повлиял на всех этих школьниц“.
Секс снова был движущей силой, когда в августе Алан снова вернулся в театр, чтобы сыграть бисексуального Кембриджского дона в пьесе своего старого друга Дасти Хьюза "Плохой язык" в театре Хэмпстеда.
Милтон Шульман писал в лондонской «Evening Standard»: "Сыгранный Аланом Рикманом он, как уставший от жизни циркач в клетке с резвыми животными, с осторожностью следит за [старшекурсниками], между тем подогревая литературные распри, потворствуя своим собственным амбициям и имея короткие романчики со студентами обоих полов. Короче говоря, тот самый аморальный соблазнитель, которому Рикман должен был обеспечить славу.
«Алан Рикман играет этого распутного негодяя с леденящей силой и пробирающей до дрожи отвращением... в своем рычащем самоуглублении, - писал Эрик Шортер в “Daily Telegraph”, очарованный, но сдержанный. Такой неоднозначный отклик мог бы стать общей реакцией.
"Алан Рикман наделяет [Боба] достаточным обаянием рептилии, чтобы раскрыть его интеллектуальное и сексуальное влияние на круг студентов", - был вердикт Розалинд Гейм в «The Guardian». Фрэнсис Кинг в «The Sunday Telegraph» был ехидным: это убедительно едкая работа Алана Рикмана в роли высокомерного, самонадеянного дона, у которого есть тайное влечение к его ученикам обоих полов."
Радио давало ему беспрецедентные возможности, но он все еще сталкивался с предвзятыми мнениями людей, которые не могли разглядеть его диковинное, необычное очарование.
Большое чувство стиля Рикмана задало ритм «Соломенной вдове», над которой Алан начал работать сразу после “Плохого языка”. "Для роли Дэнниса на Алана сразу пал выбор, - сообщил Сноу Уилсон. – Он обладает гениальностью, чтобы сыграть всё и ничего, что я увидел, когда он играл в «Обязательствах» Дасти Хьюза. В «Соломенной вдове» его герой Дэннис пытается увязать всё вместе: он тихий, но это не значит, что он не склонен к авантюрам. В пьесе было мечтательное начало, которое, я думаю, у Алана получилось очень хорошо; это романтическая фантазия ленивого человека. " Премьерный спектакль в раз лихо сглазили, хотя было бы справедливо учесть, что Сноу сейчас не может припомнить, что постановка имела проблем больше, чем какая-либо другая. Однако был один особый момент, когда партнерша Алана по сцене Трейси Уллман, когда погас свет, повернулась к зрителям, и сказала: "По крайней мере, в этом есть что-то, что заставит вас смеяться."
Милтон Шульман в лондонской «Evening Standard» находил героев "... такими же странными, разобщенными и грубыми, как во сне наркомана". Но он был впечатлен тем, как "Алан Рикман с праздной легкостью лениво валяется среди всех этих сюрреалистических и шероховатых образов и болтовни".
Однако в 1984 году, в Royal Court был «Счастливый случай», который воссоединил его с подругой - актрисой Харриет Уолтер - и это непосредственно привело к роли, которая изменила движение его карьеры. Джулс Райт дала старт «Women's Playhouse Trust»[8] (позже дипломатично известной, как WPT, из-за неприятных телефонных звонков неровно дышащих), начав с одной редко видящей подмостки пьесы Афры Бен [9], драматурга эпохи Реставрации.
Алан был выбран на роль похотливого авантюриста по имени Кайман, такое имя, которое действительно не популярно на протяжении веков. Его ссоры с Джулс, которая должна была управлять Риверсайдом, продолжались еще девять лет; её атаковали только из-за её неожиданного выбора исполнителя главной роли.
"Мне говорили: “Почему вы выбираете Алана Рикмана на роль Каймана! Он такой спокойный и сдержанный”. Люди чересчур воспринимают Алана как человека, который сидит сложа руки, - говорит Джулс. - Но у него огромный диапазон, и ему не выпало такого шанса на сцене. Алан очень умный и чувственный человек. Он настоящий индивидуалист. У людей были стереотипные представления о нем, они не думали, что он может взять на себя роль главного и быть активным. Но я точно знала, что он сможет".
© Морин Пэтон. "Алан Рикман. Неофициальная биография", 2003.
Перевод – Е. Н.
[1] Приостановка неверия (suspension of disbelief) или намеренная приостановка неверия — понятие, введенное в 1817 г. поэтом и философом эстетики Сэмюэлом Кольриджем, который предположил, что если писатель может привнести в фантастическую историю «человеческий интерес и подобие истины», то читатель приостановит суждения относительно неправдоподобности повествования.
[2] Политическое животное - термин, введенный Аристотелем, для обозначения человека, неразрывно связанного с деятельностью государства, иными словами, гражданина своей страны.
[3] Рой Митчелл Киннер (8 января 1934 - 20 сентября 1988 года) был английским актером.
[4] То же самое, что и сводник.
[5] Монингсайд (Morningside) – район на юго-западе Эдинбурга (Шотландия).
[6] Маммерсет – вымышленный диалект, на котором разговаривают английские актёры, когда изображают стереотипичный акцент графств региона Уэст-Кантри, не относясь напрямую ни к одному из них. В частности, на маммерсете разговаривают некоторые герои в пьесе Шекспира «Король Лир».
[7] Радио-ситком на британском радио в 1959 году.
[8] «Women's Playhouse Trust» (WPT) – театральная компания с фенинистским уклоном, созданная Джулс Райт в 1984 году, занималась созданием рабочих мест для женщин в сфере театра.
[9] Афра Бен (Aphra Behn, 14 декабря 1640 -16 апреля 1689) – первая женщина- драматург в Англии, поэт, переводчик и писатель эпохи Реставрации.