До Эндрю донесся запах жареного мяса, и желудок заурчал, убеждая его поскорее согласиться.
– Но здесь много чужаков.
– Да, но ты из них самый странный, – отозвался мужчина. – Заходи, у нас много халвы, наверняка она придется тебе по вкусу.
Эндрю вошел в палатку, пол которой был сплошь устлан коврами, на стенах висели гобелены. Она походила на теплый и уютный кокон, защищающий от пустынного ветра. На костре закипала вода для чая. На ткани, расстеленной по полу, стояли тарелки с мясом и овощами. Несколько мужчин сидели вокруг на подушках, подогнув ноги, уплетая еду. Эндрю вспомнил, что старый Юсуф говорил ему: в этих краях принято принимать пищу правой рукой, поскольку левой совершаются различные нечистые дела. Поэтому он сел, не забыв тихо поблагодарить хозяина за доброту, и потянулся правой рукой за угощением. Пожилой хозяин каравана, увидев это, одобрительно кивнул.
За едой Эндрю увидел на другом конце стола молодого человека примерно своих лет или чуть моложе, сидевшего рядом с купцом. Надо же, попутчик его собственного возраста! Он дружелюбно улыбнулся юноше, но в ответ получил только угрюмую гримасу. Да, похоже, разделить с арабами пищу недостаточно для того, чтобы преодолеть культурные различия.
Той ночью Эндрю спал возле Чародея, смирно стоявшего поблизости. Холод пронизывал до костей и человека, и коня. Вода в меху смерзлась через два часа.
На следующий день он снова увидел молодого человека, но в ответ на свой вопросительный взгляд получил только презрительную гримасу. Значит, здесь друзей не завести. Затем один из госпитальеров, который немного говорил по‑английски, укорил юного оруженосца за то, что тот разделил пищу с «неверующими».
– А почему бы и нет? – спросил Эндрю. – Меня пригласили к столу в качестве гостя.
– Они не разделяют нашу веру и устои, – последовал ответ. – Ты должен стыдиться того, что, будучи христианином, вошел в палатку к язычникам!
– От них я получил больше, чем от вас! – бросил Эндрю. – Где же вчера было ваше христианское гостеприимство?
– Будь осторожнее, юнец, – прорычал рыцарь, – или мне придется вырезать из твоего рта чрезмерно быстрый язык и скормить его змеям!
Эндрю молча отвернулся. Этих псов в черных платьях было трое, и все огромные здоровяки с большими головами и толстыми бычьими шеями. Они добывали пропитание мечами и грабежом. Эндрю знал, что эти типы не задумавшись убьют неприветливого юнца, даже если он принадлежит к их собственной вере и культуре. Значит, здесь друзей тоже не завести.
Тем временем сэр Гондемар вышел из одного из огромных амбаров ранним зимним утром, и ему навстречу направился какой‑то юнец из Крессинга.
– Сэр, меня зовут Гарольд, я сын мясника.
– Сын… И тебе хватает наглости заговаривать с королевским рыцарем?!
– Сэр, прошу простить меня, но не соблаговолите ли вы меня выслушать? Вы ведь знаете, что урожай нынче выдался неудачный. Я лично считаю, что мальчик Хорки был околдован, и поэтому ветвь Хорки исполнилась зла…
Гондемар презрительно фыркнул:
– Парень, мне прекрасно известно, что ты и мой оруженосец – пара деревенских тупиц. Поберегись. Мое время ценится высоко.
Гарольд раздраженно выдохнул в морозный воздух, и облачко пара поднялось прямо к лицу рыцаря.
– Я знаю, где живет ведьма, – просто сказал он.
Гондемар изогнул бровь, услышав его слова. Это интересно. Похоже, дело тут не только в ссоре между деревенскими мальчишками. Рыцаря давно беспокоило присутствие неподалеку от деревни ведьмы и колдуна. Немногие отправлялись их искать, поскольку все знали, что в этом лесу обитают неупокойники и чудовища. Не то чтобы Гондемар их боялся, но рыцарю не пристало бродить меж деревьями в поисках колдунов. Посылать своих охранников и солдат смысла не было, они сбегут, стоит сломаться ветке под ногами. В бою с врагом им всем не занимать отваги, но одна мысль о колдовстве вселяла в их души священный ужас.
– Ведьма? И чародей?
– Они оба, сэр. Я могу привести жителей деревни к их хижине, и тогда мы избавимся от этой чумы.
– И ты сможешь убедить соседей отправиться на охоту за колдунами?
Гарольд с явным самодовольством ответил:
– Я уже не первый год обрабатываю их, сэр. Поскольку нынешней осенью урожай был совсем плох, многие голодают. Им нужен лишь повод выместить на ком‑то зло, чтобы начать действовать. Мне нужно только разрешение одного из наших лордов, поэтому я и подошел к вам.
Да, если обвинить колдуна в скудости урожая, люди и впрямь отважатся на многое…
– Ты его получил. Я побеседую с настоятелем монастыря и лордом деревни и улажу с ними этот вопрос.
Возможно, настоятель поставит под сомнение мудрость подобного деяния, но вот пожилой лорд Крессинга, назначенный королем и правящий местными крестьянами, а не рыцарями‑храмовниками, был близким другом сэра Гондемара.
– Принимайся за дело.
Гарольд вернулся к своим друзьям с хорошими новостями, которые привели их в крайнее возбуждение. Они чуть не прыгали от восторга при одной мысли об этом. Убить чародея! В головах юнцов царила настоящая неразбериха, подогретая алкоголем, пока они вкапывали в землю толстые столбы и собирали хворост и дрова для костров. Они сожгут чародея и его жену‑ведьму! Какими храбрецами они считали себя, отважившись на это великое деяние! Возможно, половина из них еще до полуночи превратится в жаб и змей, но в тот момент подобная перспектива никого не пугала – крепкая выпивка наделила юнцов львиной храбростью.
Вечером около сорока человек, несущих полыхающие факелы, двинулись в лес, возглавляемые Гарольдом. С бешено бьющимися сердцами они окружили хижину, в которой мирно спали Гриндель и Блодвин, и вытащили супругов из постелей, быстро заткнув им рты и связав руки и ноги, чтобы, не дай бог, колдуны не прокляли напавших и не начали плести черные заклинания.
Чародея и его жену поволокли к деревне, привязав к шестам, как убитых свиней.
Гарольд поджег факелом сухой хворост у них под ногами. Сэр Гондемар молча наблюдал за ним, его глаза отсвечивали алым в свете мгновенно занявшегося огня. В руке благородный рыцарь держал надушенный платок, готовый прижать его к носу, как только ночной воздух наполнится вонью горящей плоти. Треск пламени и шипение плавящейся кожи привело деревенщин к помешательству, и они, крича от безумного восторга, плясали вокруг костров, как дикари.
Глава 10
Караван в Антиохию
Караван шел по пустынным землям, изредка проезжая мимо источников воды, которые арабы называли «оазис». Эти их оазисы оказались довольно приятными местами, там даже росли какие‑то странные деревья, совершенно не похожие на английские. Они напоминали голые коричневые позвоночники скелетов, круто изогнутые, поднимающиеся к облакам. Крон не было, только широкие листья на самой верхушке, торчащие в стороны, как зонтик. Эндрю слышал рассказы о пальмах от монахов в Крессинге. Отец Ноттидж умел читать на языке Библии и упоминал эти странные деревья. Эндрю помнил его рассказ о том, как их широкими, дырявыми листьями устилали землю перед Иисусом, въезжавшим в город на осле. Но тогда он не придал ему особого значения. Пальмы были разными – на одних росли финики, на других – странные огромные орехи. Эндрю понравился вкус и тех и других.
Однажды они остановились на ночлег не у оазиса, а у колодца, и Хасан, младший сын хозяина каравана, подвел к нему небольшое стадо коз. Чародей как раз пил из кожаного ведра, привязанного к железному крюку длинной веревкой, когда араб попытался его отобрать. Эндрю, разгневанный этой дерзостью, тут же встал между своим скакуном и грубым мальчишкой. Рука Хасана мгновенно легла на рукоять широкого, изогнутого кинжала, висевшего у него на поясе.
– Мои козы хотят пить! – воскликнул араб. – Ты – нежеланный гость нашей страны, пришелец, поэтому можешь подождать, пока напьются мои козы.
Англичанин схватился за рукоять своего меча.
– Нет, это ты подождешь, пока мой конь не утолит жажду! – прорычал он.
– Ты – неверный! – презрительно бросил парень. – Ты недолго пробудешь в Аравии. Великий Саладин выгонит вас всех отсюда, как бешеных собак! Уже сейчас он повелевает Дамаском и Халебом! Он промчится по всему Египту яростным ветром, и вы все окажетесь на дне моря! Эндрю, разумеется, слышал о Саладине, молодом предводителе сарацин. Он и впрямь успел одержать несколько важных побед и завоевать отдельные города. Даже лучшие христианские рыцари уважали этого курда[3], сумевшего объединить мусульман и поднять их на борьбу с христианами. Но опасным и грозным противником его делала даже не столько храбрость и воинская удаль, сколько умение проявить сочувствие, изрядно беспокоившее многих. Дикая ярость отличала обе стороны этого противостояния, и, как сказал однажды Томас, только великий и уверенный в себе человек способен подняться над жестокостью, а значит, с ним нельзя не считаться.
– Мне плевать на вашего Саладина. Я сам снесу ему голову с плеч.
Хасан широко открыл глаза, не веря, что кто‑то мог изрыгнуть такое богохульство.
– Я заставлю тебя подавиться этими словами! – крикнул он. – Ты умрешь на месте!..
Но внезапно на арабского юношу упала чья‑то тень. Она протянула руку и жестко схватила его за запястье, заставив бросить стальную джамбию, прежде чем та успела вонзиться в грудь англичанина.
– Этот рыцарь – наш гость, – произнес молодой человек, приструнивший Хасана. – Ты будешь уважать наши священные законы гостеприимства!
– Он наш враг! – прохрипел тот, обнаружив, что его держит за руку старший брат.
– Пока он в нашем лагере и помогает нам отбиваться от бандитов и воров, он наш друг!
– Я его ненавижу!
– Ты извинишься за свою неслыханную грубость, или я отведу тебя к отцу сейчас же. Скажи, что сожалеешь о своем дерзком поведении.
Хасан не был похож на мальчика, которого испугают побои, если, конечно, именно этим ему пригрозил брат, но он, видимо, не хотел вызвать неудовольствие отца. Отцы – грозные властители в семье, и их разочарование в детях зачастую ощущается последними острее, чем удары палкой, и причиняют больше боли.
Хасан, повесив голову, повернулся спиной к Эндрю и выдавил:
– Я… я сожалею о своем поведении.
Эндрю прекрасно понимал, что эти слова парень произнес с огромным усилием. Его собственный гнев растворился без следа. Ему стало жаль арабского юношу. В конце концов, как бы чувствовал себя он сам, если бы темнокожий мальчишка появился в его родной деревне и взял бы первое, что приглянулось, в саду, обнесенном стеной, не спросив разрешения? Эндрю понимал, что он был вне себя от ярости. Так неужели он не поймет, почему сердится Хасан?
– Я принимаю твое извинение, – произнес Эндрю. – Прошу тебя, возьми ведро теперь.
– Нет, – пробормотал Хасан. – Напейся первым.
– И я и мой конь утолили жажду. Твоя очередь.
С этими словами Эндрю увел Чародея прочь.
Тем вечером он, как последний глупец, побрел в пустыню, расстроенный своей ссорой с Хасаном. Ему, как никогда, хотелось домой, в свою деревню, к родным. Вспоминал он и об одной прекрасной девушке – Анжелике де Соннак.
– Думаю, – тихо сказал Эндрю сам себе, усевшись на вершину дюны, – тот худощавый парень в дурацкой бархатной шапке уже сумел хитростью или лестью завладеть ее сердцем.
Эндрю глубоко вздохнул, вспоминая, какой прелестной Анжелика была в тот день, когда он видел ее в последний раз. Он невидящим взором смотрел на чужие края, чувствуя, как в сердце закрадывается горечь. Сгущались сумерки, наполняя впадины и углы тьмой, укрывая пески покрывалом безграничной тени. Здесь, посреди пустыни, не было огней и света. В сердце закрался страх – Эндрю сообразил, что шел не глядя и не запомнил дороги. Сможет ли он вернуться в лагерь в темноте? Оруженосец поднялся на ноги, но тут же был вынужден снова сесть, ощутив сильнейшее головокружение. Перед глазами все поплыло. Кто сделал с ним это?.. Затем нахлынул жар, похожий на лихорадку, которая, возможно, была вызвана водой, выпитой из неизвестного источника.
– По воде бродили животные, – простонал он, хватаясь за живот, – и оставили свои грязные следы…
– Сядь, – произнес чей‑то голос. – Мне нужно поговорить с тобой.
Эндрю огляделся безумными, помутневшими от жара глазами.
В воздухе разлился легкий запах миндаля.
– Где ты?! – крикнул он. – Покажись!
Но кто мог бы спрятаться в пустыне? От дюны, на которую присел Эндрю, во все стороны тянулись ровные барашки песков, где не удалось бы притаиться ни одному существу. Затем случилось нечто еще более странное, и у юноши по коже побежали мурашки. Внезапно повсюду стали появляться скорпионы и мелкие змейки, первые деловито сновали по пескам, вторые, извиваясь, выползали из‑под камней. Вне всякого сомнения, это происки дьявола! Эндрю стало по‑настоящему страшно. И когда из ярко вспыхнувшего пламени и туманной дымки появилось странное существо, он преисполнился уверенности, что к нему явился демон.
– Кто ты?! – крикнул юноша. – Подойди ближе, трус, и встань передо мной, если посмеешь.
Незваный гость оказался невысоким, ростом около метра, если бы не сидел на песке, скрестив ноги, без одежды на теле и волос на голове. Уши тонкие, как лист дерева, остроконечные. Длинный нос напоминал острие меча. Миндалевидные глаза довольно узкие, тельце тщедушное и хрупкое на вид. Длинные тонкие пальцы венчали вытянутые ладони. Ступни столь же длинные, с кривыми пальцами. Но самым странным в облике этого существа, что окончательно привело Эндрю в ужас, была его кажущаяся бестелесность. Неизвестный оказался полупрозрачным с оттенком зеленого, как не очень чистая вода. Он сидел перед юношей на песке – и вместе с тем его там не было. Миг – и странное создание исчезнет, превратившись в зеленый дым или эфир. Эндрю изо всех сил протер глаза. Однако когда он вновь взглянул на дюны, незнакомец по‑прежнему сидел на месте, растянув широкий безгубый рот в ухмылке.
– Прошу тебя, – простонал Эндрю, – у меня нет вражды ни с кем в королевстве эльфов. Оставь меня в покое, я болен.
– Эльфов? Этих чужеземцев? Ты оскорбляешь меня. – Голос оказался хриплым, слова звучали резко и напряженно. – Господин, перед тобой джинн. Джинн, который является тем… А, но этого ты не знаешь, и я не тот, кто должен сказать тебе правду. Это тайна, видишь ли. Тайна, которую знаю я и которую должен открыть ты сам. Но сейчас это не играет роли. Я пришел предупредить тебя. Ты должен рано подняться с постели завтра. Встать до рассвета. Если ты этого не сделаешь, с востока хлынет смерть, и ты погибнешь, даже не успев выпутаться из одеяла. Земля под палатками окрасится алой кровью твоих спутников.
– Джинн?! – дико вскрикнул Эндрю. – Что такое джинн?
Существо тихо вздохнуло, закрыв лицо ладонями.
– Неужели ты не услышал ни слова из того, что я сказал?
– Да‑да, я должен встать до рассвета.
– Вот и хорошо. А теперь я тебя оставлю. Ищи огни костров, они приведут тебя в лагерь. Да иди к тем, которые ближе всего, ибо здесь есть другие, куда более враждебные.
С этими словами существо исчезло; благородные скорпионы и достойные змеи, окружившие человека, чтобы тот, чего доброго, не сбежал от джинна, стыдливо разбежались и расползлись в стороны, возвращаясь в свои дома.
Эндрю встал на вершину дюны, озираясь. К западу он заметил скопление ярких, теплых огней. К востоку, чуть дальше, обнаружились другие, менее гостеприимные, более враждебные. Еще один караван? Джинн, похоже, прав. Эндрю оказался в пустыне между двумя группами путешественников. Но что вообще такое этот джинн?
– Наверное, он из народа эльфов или фей, – решил Эндрю, бормоча себе под нос и кое‑как бредя вниз по склону дюны к своему лагерю, – которые водятся в этой странной арабской земле.
Но еще джинн сказал, что ему известна тайна. Интересно, речь шла о той же тайне, которую ему отказались открыть двое мертвецов? Или его сегодняшний посетитель говорил о каком‑то другом секрете, пока недоступном ему, Эндрю? Кто знает?
Юноша заснул, свернувшись клубочком на песке, и проснулся поздно ночью, чувствуя себя гораздо лучше.
Он никому не стал рассказывать о своей встрече с джинном, боялся, что над ним начнут смеяться или, еще хуже, примут за колдуна. Вместо этого он снова лег и поднялся незадолго до рассвета. При свете лампы молодой оруженосец выбрался из своей палатки, не зная, не примерещилась ли ему встреча с джинном, правдивым ли было полученное предсказание. Оглядевшись, юноша увидел, что стражи дремлют. В конце долгой ночи труднее всего бороться со сном. Сумерки вновь охватили землю, тени гонялись по пескам друг за другом. В таком неверном свете часто чудится, будто и неживые предметы способны двигаться. Эндрю взобрался повыше, вглядываясь в полутьму, и простоял так не меньше часа, думая, что ведет себя как последний глупец. Но стоило ему решить, что ничего страшного не случится, как на востоке появились люди. Эндрю бегом помчался в свою палатку, схватил меч и издал громкий крик, заставивший охранников подскочить и поднять тревогу.
На них напали на рассвете. Добрая сотня всадников в черных облачениях мчалась по пустыне на верблюдах и лошадях в лучах восходящего солнца. Они размахивали изогнутыми скимитарами, отражавшими неверный свет утра. По лагерю разнесся трубный клич рогов. Эндрю вскочил на неоседланного Чародея, стукнул его пятками в бока и, не раздумывая, бросился вперед на разбойников.
К нему подлетел грабитель, закутанный с головы до ног в развевающиеся черные одежды. Все, что Эндрю смог разглядеть, – узкие карие глаза. В следующий миг на молодого воина обрушился скимитар, едва не снесший ему голову. Встревоженный близостью хрипящего верблюда, Чародей подался назад, и Эндрю тоже промахнулся. Его противник воспользовался этим и пришпорил коня, подняв саблю для второго удара. Однако в тот же миг его пронзила стрела, прошившая грудь насквозь, так что кончик показался со спины. Разбойник мешком свалился с седла.
Эндрю обернулся и увидел стоявшего у него за спиной Хасана с луком в руках.
Но тут его снова атаковали. На сей раз он отбил удар противника, зазвенела сталь. Они сражались несколько минут, ни одному не удавалось ранить другого. Наконец меч Эндрю вгрызся в плечо разбойника, и крепкий, рослый мужчина вскрикнул от боли. Уронив скимитар, араб развернул коня и погнал его обратно в пустыню. Эндрю был слишком утомлен схваткой, чтобы гнаться за ним. Он пришпорил коня и снова бросился в гущу сражения, разя облаченных в черное разбойников. Следующие несколько минут царил хаос, наполненный свистом и звоном мечей, шипением стрел и громкими криками.
Всего через десять минут после первого сигнала об опасности последний всадник умчался прочь, подхлестывая коня, в рассветные лучи. Нападение удалось отбить, и разбойники сбежали, бросив раненых и убитых. Караванщики, мужественно сражавшиеся с негодяями, поздравляли друг друга с победой. Хозяин лично поблагодарил Эндрю за проявленную доблесть, сказав, что он стал настоящим мужчиной.
– Ты сражался без своих доспехов.
– У меня не было времени облачиться в них, – пояснил Эндрю, последними словами ругая себя за то, что не внял предостережению джинна.
Трое рыцарей‑госпитальеров наконец выбрались из своей палатки, заспанные, удивленно озираясь вокруг.
Один из них пробормотал что‑то о завтраке. Они ухитрились проспать битву. Остальные караванщики с отвращением уставились на них, неодобрительно качая головами. Презренные трусы! Они громко фыркали, глядя на зевающих вояк. Еще один рыцарь‑христианин, путешествующий с караваном, во всеуслышание заявил, что эти трое наверняка проспали бы и конец света, если бы он не разразился с оглушительным грохотом прямо над ними.
Схватка произвела на Эндрю сильное впечатление. Все произошло быстро, без малейшего предупреждения. Он действовал инстинктивно, но теперь, немного успокоившись и обдумав происшедшее, удивился, поняв, что был на волосок от смерти. Как и в Шервудском лесу, он обнаружил, что страх не заставляет его замереть на месте, не сковывает движения. Не думал Эндрю и о славе или почестях. Им мгновенно завладело всепоглощающее желание выжить. Да, он испытал прилив ужаса, когда остро наточенное, изогнутое оружие, которое сарацины предпочитали любому другому, взвилось над его головой. Если бы разбойник не промахнулся, Эндрю мог бы не досчитаться руки или ноги, а то и головы лишиться. Как быстро мирный, прекрасный рассвет превратился в яростное сражение! В одно мгновение ты любуешься восходом солнца, а уже в следующее разишь мечом зловещие черные силуэты, несущие смерть.
Позже, проглотив свою гордость, оруженосец сэра Гондемара отправился на поиски Хасана, помогавшего старшему брату навьючивать верблюдов.
– Хасан, – смиренно произнес Эндрю, – я благодарю тебя – ты спас мою жизнь.
Юный араб поднял голову от узла.
– Это не важно.
– Нет, важно – это поступок благородного человека, поскольку ты испытываешь ко мне ненависть. Ваш Саладин мог бы тобой гордиться.
Получив такой комплимент, Хасан выпрямился, и его глаза засияли от гордости. Он взглянул на своего брата, и тот кивнул, подтверждая слова Эндрю.
Тогда юноша снова повернулся к англичанину:
– Я тоже видел, как ты сражаешься. Ты очень храбр.
– Я все это время боялся.
– Как и все мы, – произнес брат Хасана. – Тот, кто не боится смерти, – глупец. Ты не глупец, рыцарь.
– Это еще одно заблуждение. Я не рыцарь. По крайней мере пока. Я всего лишь оруженосец. У меня есть только добрый конь и доспехи, но я не прошел посвящение.
– Но ты сражался как рыцарь.
Эндрю оставил братьев и вернулся к своему месту. Никто так и не понял, что это он поднял тревогу. Часовых разбудил его вопль, но, очевидно, те решили, что кричал кто‑то из них.
Эндрю не мог не удивляться своевременному появлению джинна, однако ему было о чем подумать и кроме этого, например, об изрядно потощавшем кошеле у пояса. Взяв с собой в Иерусалим Томаса, он потратил больше денег, чем следовало. И всего через несколько дней ему придется предстать перед своим хозяином и господином. Эндрю решил рассказать сэру Гондемару правду и надеялся, что рыцарь сможет его понять.
Через два дня, как раз перед прибытием в Антиохию, к англичанину подошел Хасан:
– У меня есть для тебя подарок, Эндрю.
Услышав это, юноша расстроился:
– Это я должен преподнести тебе ценный дар, ведь ты спас мне жизнь.
– Ты – гость в моем доме, – произнес Хасан, махнув в сторону палатки своего отца. – Значит, поступить так будет правильно и подобающе. К тому же часовые рассказали нам, что это ты предупредил всех остальных о нападении разбойников. Ты должен отужинать с нами, если тебя приглашают к столу.
– Если таков ваш обычай, я почту это за честь. А как вышло, что ты так хорошо говоришь по‑английски? Ты был в Англии?
– Нет, – с улыбкой произнес араб, – но меня обучил твоему языку мудрый наставник, который так же разъяснил мне магию алгебры, нашего собственного письма и английского алфавита, как и священных сутр Корана.
Эндрю пробормотал что‑то о том, что ему «буквы» тоже знакомы, и не стал развивать эту тему, чувствуя себя очень незначительным и глупым в присутствии образованного юноши.
Хасан сунул в руки Эндрю плоский и твердый, по всей видимости, металлический предмет, завернутый в кусок темно‑красной материи. Развернув ткань, юный оруженосец увидел толстый серебряный диск небольшого размера – с чайное блюдце – из нескольких тяжелых колец, вставленных друг в друга. Все они были украшены звездами, лунами и солнцем. Похоже, следовало поворачивать кольца и устанавливать звезды в нужном положении, глядя на небо. Или каким‑то образом пользоваться солнцем в центре странного предмета.
– Что это такое, Хасан? Игрушка?
Тот серьезно покачал головой:
– Это не игрушка, Эндрю. Это астролябия!
– И что это такое?
– Люди нашей веры пользуются ею, чтобы узнать, в каком направлении находится Мекка, поскольку все свои молитвы мы возносим в сторону Священного города.
– Ясно. – Эндрю подумал, что ему эта штуковина вряд ли пригодится, ведь он‑то сам христианин.
Но Хасан снова рассмеялся:
– Ты что, не понимаешь, Эндрю? Ее можно использовать, чтобы найти верный путь, если тебе случится заблудиться. Более того, это волшебная астролябия. Ты никогда впредь не собьешься с пути. Здесь вовсе не сложно забрести глубоко в пустыню или потеряться среди песчаной бури. Подожди, скоро начнется время великого самума! Это жаркий отравленный ветер, который несет смерть в своем дыхании. Если ему не удается выбить из тебя жизнь, он довольствуется тем, что разделяет людей, забрасывая их далеко в неизведанные, пустынные места. Но с этой волшебной астролябией тебе не придется бояться самума, ты больше никогда не собьешься с пути.
Эндрю с ужасом подумал о ценности этого удивительного предмета.
– Но, Хасан, мы ведь даже не друзья! Эта вещь, должно быть, стоит целое состояние!
– Мы не были друзьями. Но теперь мы друзья, связанные навсегда общей битвой против разбойников, теперь стали почти братьями. Мы должны забыть обо всех наших различиях.
– Что ж, я тоже так считаю, но это все‑таки не повод дарить мне вещь, за которую любой король выложил бы половину казны!
– Я уже беседовал об этом с братом. Ты должен принять дар, Эндрю, отказ нанесет страшное оскорбление мне и моей семье. Помимо этого ты должен присоединиться к нам за ужином, прежде чем мы ступим в Антиохию. У нас сегодня похлебка из овечьих глаз.
Эндрю криво ухмыльнулся.
– Ты ведь знаешь, что я их терпеть не могу. Они были на столе, когда я в прошлый раз был приглашен к вам на ужин. Никто не сказал мне, что это такое, пока я не проглотил один глаз, и, когда я услышал название блюда, меня чуть не стошнило.
– Я с удовольствием посмотрю, как ты угощаешься ими, – произнес его неумолимый новоиспеченный друг. – Ты корчишь такие странные рожи, пока пережевываешь их… Отказаться нельзя…
– Я понял. Потому что это будет оскорблением.
– Разумеется.
Оба юноши громко расхохотались.
Эндрю принял ценный дар и убрал его в седельную сумку, гадая, доведется ли ему когда‑нибудь им воспользоваться. Разумеется, даже не учитывая его основное предназначение, любой принц был бы рад заполучить такой изящный предмет. Ему, Эндрю из Крессинга, простому оруженосцу сэра Гондемара де Блуа, преподнесли в подарок замечательный инструмент, показывающий человеку путь по чужой, дикой земле! Волшебная астролябия! Эти слова были музыкой для его ушей, чудесной и экзотической. Интересно, ее сделал святой человек или колдун? И имеет ли значение, Божье творение указывает тебе путь к жизни или дьявольское? Нет, конечно, это имеет значение, но Эндрю решил не зацикливаться на подобных вещах. Это подарок от друга, и он будет хранить его всю оставшуюся жизнь.
Въехав в Антиохию, они повсюду слышали разговоры только об одном – о недавнем великом сражении между византийским императором, правителем славного Константинополя Мануилом Комнином и турками‑сельджуками под предводительством Кылыч‑Арслана, султана Рума. Битва произошла неподалеку от места под названием Мириокефал – слово оказалось таким длинным, что у Эндрю закружилась голова. Победа осталась за турками. Погибли тысячи христианских рыцарей, многие из которых венгры. Более того, Эндрю узнал от Гарета, что сэр Гондемар также принимал участие в сражении и был ранен.
– А ты сам сражался? – спросил Эндрю.
– Я нес щит сэра Гондемара! – с гордостью произнес Гарет. – Я был его оруженосцем.
– Но ты участвовал в сражении?
– Мне было сказано нести щит, и я послушался.
Если второй оруженосец ожидал, что юноша станет завидовать, его ждало разочарование. Тот и сам успел побывать в сражении, разумеется, не таком важном и значительном, как битва, которой Гарет был свидетелем, но, по крайней мере, Эндрю сам принял в ней участие, с мечом в руке. А Гарет всего‑навсего вручил хозяину щит, перед тем как благородный рыцарь присоединился к битве.
Антиохией правил Боэмунд III Заика, прозванный так по вполне очевидной причине. Господин Гарета и Эндрю остановился во дворце правителя, и его пользовал самый надежный и знающий врач‑иудей. У сэра Гондемара де Блуа повсюду имелись друзья из высших кругов, и его уважали как гордого и честного рыцаря, добавляя при этом, что ему недостает лишь чувства юмора. Он отправил Гарета за Эндрю и велел привести второго оруженосца немедля.
– Иди к нему, – произнес тот.
Гондемар полулежал на кушетке, утопая в шелковых подушках. Наконец представ перед своим господином, пройдя через изогнутую арку, Эндрю увидел, что над рыцарем склонился врач в долгополом облачении из дорогой ткани, осторожно разматывая повязку на правой руке пациента. В комнате было прохладно, большие окна, забранные сеткой, пропускали ветер со всех четырех сторон света. Стены украшены в арабском стиле, кое‑где – местными письменами, но большей частью просто вьющимися линиями.
– Ну, оруженосец, ты все подготовил в Иерусалиме к моему приезду?
– Да, сэр. Ваши покои в порядке.
– Хорошо.
Рыцарь осторожно поддержал больную руку второй, когда врач размотал бинты. Комната наполнилась ужасной, едкой вонью. Эндрю заметил, как иудей прищурился, исследуя поврежденную конечность. Плоть кое‑где почернела, рука была странной, неправильной формы.