Огромное место в жизни Владимира Самуиловича Бенкина занимает медицина. Он уже более пятидесяти лет работает в одной и той же больнице. Будучи хирургом, прооперировал тысячи людей. Однако помимо этого ему удается быть наставником молодых, начинающих хирургов. Все его помнят и выражают благодарность за ту школу, которую он преподал. Одним из таких неофициальных учеников Бенкина является Евгений Сакеев. С Бенкиным он начал работать в 1980 году, являясь студентом интернатуры. Сегодня он – заместитель главного врача тольяттинской городской больницы №1. Евгений Сакеев вспоминает, о том, как благодаря Бенкину шло его становление в профессии хирурга.
– Евгений Петрович, известно, что о Владимире Самуиловиче вы услышали задолго до своего знакомства с ним. При каких обстоятельствах это случилось?
– О Бенкине я слышал от своих родителей с детства. Я родом из Хрящевки. Родители там прожили основную часть своей жизни. Оба медики. Отец, Петр Яковлевич, был хирургом. Мама, Валентина Андреевна, ей 84 года, заслуженный гражданин Ставропольского района, хирург-гинеколог. Все жители Хрящевки, которые родились с 1952 года, прошли через ее руки. Так всю жизнь и проработала. Дорог не было, на лошади из Ставрополя сорок с лишним километров по бездорожью. В город не наездишься. В селе был стационар на шестьдесят коек, по тем временам неплохой. Но и село было большое – пять тысяч жителей. Мать переехала туда в 50-х, хирургом начинала работать, потом отец приехал. Часто в нашу сельскую больницу вызывали из города Бенкина в помощь местным специалистам. Так мои родители и познакомились с ним.
– Почему его туда часто вызывали? За ним Хрящевка была как-то территориально закреплена или по какой-то другой причине? Почему ему приходилось бывать в Хрящевке?
– Нет, нельзя сказать, что была закреплена. Просто в те годы в сельских больницах не было достаточного количества узких специалистов. Сколько в Хрящевке было хирургов? Один или два. А ведь когда лечишь людей, приходится сталкиваться с разными случаями. Кто-то из медиков в одном хорош, кто-то в другом. Но все мы делаем одно дело – спасаем людей. Всегда существовало так называемое хирургическое братство: неформальное общение, обмен опытом, поддержка. Собственно поэтому Бенкин и приезжал в хрящевскую больницу. Его там уважали как специалиста, любили как отзывчивого и простого человека. Его имя очень часто звучало в нашем доме. Получилось так, что я тоже решил пойти по стопам своих родителей, стать медиком. Поступил в медицинский институт. Когда встал вопрос об интернатуре, за советом я обратился к отцу: какую больницу выбрать? Он посоветовал больницу, в которой работал Бенкин.
– После таких слов кто-то может подумать о протекции. Но я полагаю, что речь в данном случае шла не об этом…
– Конечно, нет. Петр Яковлевич был человеком не таким. Да и Бенкин не тот человек, чтобы устраивать какой-то блат. Нет. Все намного проще. Это был 1980 год, уже начала работать вазовская больница, работала Баныкинская больница, в Тольятти было достаточное количество больниц, где молодой выпускник мединститута мог бы начать делать неплохую карьеру. Но одно дело карьера, другое – стать высококлассным специалистом. Отец полагал, что если я начну работать с Бенкиным, то смогу многому от него научиться. Причем Бенкин обладал такой характерной особенностью, как способность создать атмосферу, чтобы любой начинающий специалист чувствовал себя уютно. К нему тянешься как к учителю. И он действительно учитель, под чьим неформальным присмотром воспитался как специалист не только я.
– Получается, что до прихода в первую горбольницу вы были знакомы с Бенкиным лишь заочно. То есть вы о нем знали, он о вас нет. Расскажите, как произошло ваше знакомство с ним.
– В том-то все и дело, что я шел в первую городскую на интернатуру абсолютно не будучи уверенным в том, что вот приду и сразу же меня там с распростертыми объятиями встретит Бенкин. Нет, все было по-другому. Конечно, я понимал, что в этой больнице мне обязательно придется встретиться с Владимиром Самуиловичем, получить возможность поработать с ним. Однако наша первая встреча случилась совсем не так, как я мог бы себе представить. Был конец августа 1980 года. Бенкин в это время обычно в отпуске – в горах. Я уже загрузился работой. Сижу, пишу истории болезней. Яркий солнечный день. И вдруг в кабинете, где я нахожусь, с улицы открывается окно, и в него вваливается какой-то бородатый тип. Я говорю: мужик, ты куда? Он мне: а ты кто такой? Я, говорю, интерн. А он в ответ: а я Бенкин.
– Прямо так через окно и вошел?
– Ну да. Я думал, лезет какой-то черт, что ли, с бородой. Я же его в лицо не помню, не знаю. А он так потом на меня посмотрел внимательно и сказал: Сакеев, на отца… нет на мать похож. Вот так мы с ним и познакомились. Лет двадцать после этой встречи вместе с ним оперировали.
– И все же почему Бенкин вошел через окно? Что его заставило так поступить?
– У нас хирургическое отделение было двухэтажным зданием. Сейчас на этом месте уже четырехэтажный корпус стоит. На первом этаже в то время там находилась ординаторская. Окна выходили на улицу. Чтобы войти через вход, нужно было обойти весь корпус. Обходить было неохота. А окна низкие, раз в него – и ты внутри. Вот он нас и научил ходить в окно, а потом об этом узнала Нина Михайловна Шепелева – главврач. Дала нам всем за это нагоняй.
– Весело у вас было…
– Да, было время. Но на самом деле Бенкина я считаю достаточно строгим человеком, ответственным и очень требовательным. Все, кто с ним работал, это хорошо ощущали. Но именно поэтому с ним было приятно работать, интересно. Меня всегда в нем удивляла его физическая сила и выносливость. Ведь это он сейчас такой худенький стал после двух операций, он тяжело их перенес. Обычно хирург свои болячки плохо переносит. Но до этого он был очень мощным мужиком. Случай такой мне запомнился. Мы перевозили Владимира Георгиевича Орехова, нашего сотрудника, в новую квартиру. На седьмой этаж нужно было занести холодильник. Мы, еще молодые совсем, с Сережкой Шориным пытались кантовать этот тяжеленный «ЗИЛ». Бенкин подошел, глянул на наши мучения, коротко сказал: пошли вон. После этого обвязал холодильник стропой, загрузил себе на плечи и без всякой остановки, без одышки затащил его на седьмой этаж. Мы с Сережкой еще сзади шли и немного этот холодильник прижимали, чтобы Бенкину тяжелее было. Он не видел. Если бы увидел, побил бы, конечно. Ему тогда было пятьдесят лет. Я застал его в очень хорошей физической форме. После операции он похудел, наверное, килограммов на двадцать. Но внутренне он до сих пор такой же, как и раньше, энергичный, бодрый. Несмотря на то, что он перенес гибель сына, морально он не сдал. Сейчас-то уже ему восемьдесят исполняется, а все так же в работе. Не мыслит себя без нее.
– Как вы считаете, сложно ему продолжать работу в больнице?
– Для него работа словно двигатель какой-то. Это для него – жизнь. Мне не верится, что Бенкин может себе представить, что, например, завтра ему не надо идти на работу. Мне, скажем, будет шестьдесят лет и завтра не надо идти на работу – умру ведь. Мужики умирают от отсутствия дела. Женщины адаптируются к пенсионному возрасту легче. Мужики, если нет какого-нибудь хозяйства, где-нибудь ты не работаешь, то все – это конец. Очень хорошо, что он остался. Нашлось для него место, то есть оперировать, конечно, уже не надо, и он работает заведующим приемным покоем, организовывает службу. Это для опытного врача очень даже хорошо. Осматривает больных, кого-то куда-то отправляет, вызывает других. То есть это для него правильная работа, он очень опытный. Техническим исполнением пускай молодежь занимается. Ему это уже не нужно, он на своем месте. И вот сейчас, когда он ушел в отпуск (интервью записывалось первого августа. – Прим. авт.), мне реально не хватает его как заведующего в приемном покое.
– А как к Владимиру Самуиловичу относится руководство больницы?
– С руководством у него всегда отношения строились очень даже хорошо. У нас в отличие от других больниц отношения немного другие. Мы можем друг друга даже послать, причем без обиды. Уникальная у нас больница, и люди здесь работают уникальные. Тут просто легенда на легенде. Взять, к примеру, Виталия Александровича Гройсмана, нашего главного врача. Когда Гройсман приехал в Тольятти устраиваться на работу, то ему прямо в глаза сказали: нам одного мастера спорта достаточно, с гор не слазит, а тут ты еще будешь по соревнованиям ездить. С другой стороны, ничего в этом плохого нет. Наоборот, это очень даже хорошо, когда в больнице на ведущих позициях сразу два мастера спорта работают. Это очень здорово.
– Как вы считаете, мог бы Бенкин стать, к примеру, главным врачом? А если нет, то почему?
– Он не занимал высоких административных должностей в больнице, так ему этого и не надо было. Он много времени отдавал своему главному увлечению – альпинизму. Он очень много времени проводил в горах. Быть, например, заведующим отделением и находиться много месяцев в горах – это нереально. Нужно быть или там, или здесь. Ему удавалось быть и там, и здесь. Не знаю как альпинизм, но больница, я думаю, от такого его совмещения только выигрывала. В конце концов, не всем же быть главными врачами и именно это расценивать для себя как основное достижение в жизни. Бенкина у нас в больнице, да и не только у нас, уважают не за должность, а за его личные качества.
– Что это за качества?
– Он очень прямой, иногда может быть даже слишком, но это нормально. Видимо, в этом отпечаток гор. Горы накладывают отпечаток, и работа хирурга тоже накладывает свой определенный отпечаток. Он честный, не подлый. Как он однажды в шутку сказал, я еврей, но я не жид. Это его выражение. В этом плане на Бенечкина (так Евгений любит называть Владимира Бенкина. – Прим. авт.) всегда можно положиться. Он никогда ни на кого не «стучал». Он никогда никому не врал. В последующем мне приходилось бывать в зарубежных клиниках. Меня убило отношение между собой хирургов на Западе, никто никого ничему не учит там вообще. Меня же Бенкин учил оперировать. Я молодой, зеленый – и он, хирург высшей категории, которого уже к тому времени знали в области. И если выдавалось дежурить с Бенкиным, то это была бесценная школа. С другой стороны, он никогда не прятался за своим авторитетом. Мог безо всякого поассистировать молодому хирургу, повисеть на крючках, подсказать, направить. Со мной такое часто случалось. И это мне очень помогло вырасти настоящим хирургом. Ведь для интерна важно не только получить практику, но и иметь рядом хорошего наставника. Конечно, каждого интерна закрепляют за определенным руководителем. У меня таким официальным руководителем был Александр Дмитриевич Турутин, он многое мне дал. Но это не мешает мне считать своим учителем Бенкина. От всего сердца говорю, Бенечкина я люблю как человека вот уже сколько лет. И слава богу, что он работает.
Записал
Павел Соколов,
главный редактор газеты «Хронограф»,
кандидат в мастера спорта по альпинизму
МАСТЕР СВОИХ ДЕЛ
В 1974 году после окончания 1-го ММИ я был направлен на работу в молодой город Тольятти, средний возраст жителей которого составлял двадцать восемь лет. Здесь мне посчастливилось познакомиться с Владимиром Самуиловичем Бенкиным, первым и самым авторитетным альпинистом области. Друзья его называли папой. Многим из них он действительно годился в отцы, но это почетное звание он носил не за возраст, а за поистине отеческое отношение к молодежи, которую тренировал.
Мне, интерну и начинающему хирургу, осваивая азы профессии, многому пришлось учиться, в том числе и у Бенкина. Дважды был в альпинистском лагере вместе с Владимиром Самуиловичем. Это незабываемо. Но в дальнейшем меня больше увлекала медицина, а наш папа на всю жизнь остался верен не только хирургии, но и альпинизму. И в этих областях человеческой деятельности он непревзойденный мастер: побывал на многих горных вершинах, имеет почетное звание «Снежный барс»; выполнял сложнейшие операции на органах брюшной полости, спасая человеческие жизни. В последние годы папа работает заведующим приемным покоем, профессионально диагностирует больных и продолжает обучать молодых хирургов.
Владимир Качанов,
заведующий хирургическим отделением
городской клинической больницы № 1,
кандидат медицинских наук,
Заслуженный врач РФ
ЖИЗНЬ ДАРУЮЩИЙ
Владимир Самуилович Бенкин для нашей семьи – божество. Расскажу, почему.
Мы приехали в Тольятти в 1968 году на строительство автозавода, одновременно с которым начали возводить городские кварталы, школы и детские сады. Сначала мы жили в разных общежитиях старого города: муж – в одном, я с детьми – в другом. Дочь пошла учиться в первый класс школы №16. Через год в новом городе были готовы к заселению семь первых домов, и мы получили первую квартиру – малосемейку. В августе 1970 родился третий ребенок, сын.
Все было хорошо, но неожиданно в мои тридцать пять навалилась масса болезней. И так как в новом городе больницы еще не было, меня с легочным кровотечением отправили на девять месяцев лечения в Федоровскую туберкулезную больницу.
В октябре 1973 года случилась вторая беда: я попала в инфекционную больницу Портпоселка с механической желтухой. Была желтая как лимон. Месяц лечения не дал положительных результатов, поэтому перевели в хирургическое отделение городской больницы №1. Семь человек в палате, другой лечащий врач.
При поступлении первым из хирургов подошел ко мне человек с мягким пронизывающим взглядом и чуткими тонкими пальцами. Пропальпировав живот, сказал:
– Где и сколько, не знаю, но визуально заметно, что у тебя много камней. Нужна операция.
Это был Бенкин. И в дальнейшем он никогда не проходил мимо нашей палаты. Сядет рядом, просветит словно рентгеном своим необычным взглядом, по которому я без слов прочитаю: дела серьезные. Чтобы поддержать, заходил даже после операций, каким бы уставшим ни был. Было много противопоказаний к моей операции, и он ничего не скрывал, говорил обо всем откровенно.
Что делать? Пошла к главврачу и говорю, что если я не подлежу операции, выписывайте домой, а если можно чем-то помочь, то я доверюсь только Бенкину. Главврач возмутился: у нас, мол, все доктора высокой квалификации. Ну, думаю, подвела человека, уволят из-за меня. Через несколько дней Владимир Самуилович рассказал подробно обо всех других препятствиях и назвал день операции. Спросила, кто будет ее делать, когда услышала, что он, на всю палату закричала, что теперь я спокойна, что буду жить.
Операция длилась пять часов. Те, кто ассистировал Бенкину, не выдерживали больше двух часов и менялись, а он не отошел от стола ни на миг, до последнего шва. Как потом я узнала, на самом деле никто из других хирургов не соглашался брать на себя ответственность, так как шансов выжить было у пациента только пятьдесят процентов, поэтому меня готовили к отправке в Самару. Не зная об этом, я разговаривала с главврачом. Полагаю, что вера во врача, как вера в Бога, помогает на все сто процентов. Итого у меня было сто пятьдесят!
Вскоре после операции я начала понемногу двигаться в постели, а потом вставать на пол и делать приседания. Когда это увидела медсестра, пришедшая для перевязки, то помчалась с жалобой к Владимиру Самуиловичу: что там творит эта Кузнецова! А он ответил, что запрещать ничего не нужно.
После выписки зимой я часто отправлялась в лес на лыжах. По три часа ходила, с упоением дышала сосновым воздухом, не хотелось возвращаться в город. До сорока выходов в лес за зиму мне было мало. Чувствую, как горят щеки, сияют глаза, в сердце живет образ моего спасителя Владимира Самуиловича.
Наши семьи подружились. Уже в мае мы открывали купальный сезон. Наши дачи под селом Переволоки. Как будто вчера было, вижу, как Бенкин, собрав своих и наших внучат, отправляется катать их на своей новой лодке. Поистине дед Мазай и зайцы!
Потом ведет всех к себе на блины, которые уже успела испечь его очаровательная супруга Тамара Сергеевна. Только успевает разбрасывать их по тарелкам. Хозяин с любовью и умилением смотрит на ребятню, уплетающую за обе щеки.
На работе он человек строгий, требовательный, а на природе – самый обычный, с хорошим юмором. Кто скажет, что это хирург, милостью божией дарующий людям жизнь? Вот и мне он подарил счастливую жизнь. Сейчас мне семьдесят. Когда возникает необходимость, звоню Владимиру Самуиловичу или еду к нему: он всегда поможет.
Людмила Ивановна,
пациентка
КНИГОЧЕЙ
Мне девяносто четыре года. Могла бы быть пациенткой Владимира Самуиловича, но бог миловал. Хорошо помню, как в старом Ставрополе в годы войны он мальчишкой бегал ко мне в библиотеку, где я работала, менял книги. Хорошим книгочеем был.
Семья Бенкиных во всех отношениях прекрасная. Мама Володи, Дора Наумовна – чудесной души человек, добрая, милая, с ней было очень легко и приятно общаться. Она часто приглашала меня в гости, но как-то не довелось побывать. Потом услышала, что скончалась она, царство ей небесное. Дора Наумовна намного старше меня была, но душой молода.
Далеко осталось то время. А хорошие люди не забываются. Пусть в семье юбиляра всегда царят мир и согласие.
Раиса Андреевна Камышова,
ветеран труда
Галактика
ГОРЫ
