Война против Турции 1787—1791 годов.

В 1774 году Суворов был вызван в Приволжье Петром Па­ниным, руководившим операциями против Пугачева. Приезд Суворова совпал с нанесением правительственными войсками тяжелого поражения Пугачеву (у Сальникова завода).

Вскоре выяснилось, что несколько приверженцев Емельяна Пугачева изменили ему и предали его в руки царских властей.

Как заявила однажды Екатерина II. говоря о кампании против Пугачева, Суворов тут участия не имел... и приехал по окончании драки и поимки злодея».

В начале 1776 года Суворова назначили командиром Пе­тербургской дивизии. Это назначение, сулившее спокойное жи­тье и быстрое служебное продвижение, было совершенно не по душе полководцу. Придворная жизнь с ее лицемерием и низкопоклонством претила ему. Суворов жил в деревне, де­монстративно ни разу не появившись в столице для командо­вания дивизией.

В 1782 году Суворова командировали на юг. Начальствуя над Кубанским корпусом, он выстроил оборонительную линию, простиравшуюся на 540 верст, от Тамани до Ставрополя.

Укрепления строились в боевых условиях, часто под огнем. Суворов лично выбрал все пункты для сооружения укреплений и лично руководил работами. Впоследствии он с гордостью указывал, что хотя укрепления строились «на носу» неприя­теля, но только один солдат погиб от вражеской пули.

Вслед за тем Суворов возглавил вооруженные силы в Крыму. Здесь также он соорудил сильную укрепленную линию, по­зволявшую оборонять побережье с незначительными силами. Эта линия состояла из 29 укреплении, в промежутках между которыми были разбросаны наблюдательные посты.

Турки, намеревавшиеся высадить в Крыму десант, не реши­лись штурмовать вновь сооруженные укрепления, и турецкий флот вернулся в Константинополь. Назревавшее в Крыму вос­стание местного населения также не произошло. «Осаждение крепостями здешнего края воспрепятствовало мятежу», — до­носил Суворов Румянцеву.

Из Крыма Суворова перевели в Астрахань, в связи с пред­полагавшимся походом в Персию. Однако поход не состоялся, и после двух лет томительного пребывания в Астрахани пол­ководец вновь оказался на Кубани.

Осенью 1786 г. он получил назначение в Екатерииославскую армию, которой командовал Г. А. Потемкин.

Суворов охотно поехал к Потемкину. Полководец уважал его больше других государственных деятелей. Он знал, что наряду с тяготением к показному, со склонностью к изнежен­ности и роскоши, с длительными периодами апатии и вытека­ющего отсюда безделья Лотемкин обладал выдающимися спо­собностями и проявлял подлинную заботу о солдатах. За это редкое свойство Суворов многое прощал фавориту царицы.

Вместо громоздкого великолепия прежних воинских нарядов Потемкин ввел новую, удобную форму. Реформы не ограничи­вались одеждой. Очи коснулись основ военного устройства. Предписывалось избегать телесных наказании, поощрять при­мерных солдат, обучать в первую очередь «скорому заряду и верному прикладу».

Беда была в том, что Потемкин, по свойственному ему не­постоянству, не очень следил за соблюдением новых порядков. 11о самый факт столь авторитетной поддержки их имел гро­мадное значение для всех передовых начинаний Суворова.

А реформы были существенно необходимы: с каждым днем отношения с Турцией обострялись. Турецкое правительство, подстрекаемое Англией и Пруссией, мечтал о реванше. С дру­гой стороны, и в Петербурге не считали возможным ограничиться достигнутым. Турция, запиравшая выход из Черного моря, препятствовала экономическому развитию русских чер­номорских областей и осваивавшегося русским правительст­вом Крыма. К тому же Турция держала себя вызывающе. Русскому посланнику Булгакову был предъявлен дерзкий ультиматум — возвратить Турции Крым и признать недействительными последние трактаты. Булгаков, разумеется, отказал. В ответ турки, в соответствии с усвоенной ими манерой начинать, войну, заключили посланника в темницу.

Война началась. Вскоре против Турции выступила и Австрия, рассчитывавшая на территориальные приобретения; с другой стороны, Швеция объявила воину России.

Суворов получил командование одним из пяти корпусов, входивших в состав Екатерннославской армии. Потемкин по­ручил ему самый опасный район — Херсоне-Кинбурнская, где ждали первого удара турок и где совсем не были готовы его отразить.

Когда были получены сведения, что турецкое командование готовит высадку десанта на Кинбурнской косе, Суворов тотчас отправился в Кинбурн и принялся укреплять косу.

Он ставил себе целью не просто отразить десантные войска, но нанести туркам тяжкое поражение, истребить их жи­вую силу.

С теми скромными средствами, которыми Суворов располагал, это был рискованный, смелый замысел; тем не менее он был полностью реализован.

12 октября 1787 года сильная неприятельская эскадра на­чала высадку десанта. Суворов позволил туркам беспрепятст­венно высалиться, а затем атаковал их и, после длившегося весь день чрезвычайно упорного боя, разбил их. Лишь десятая часть высадившихся добралась до кораблей. Свыше 4 ты­сяч турок было уничтожено. Кинбурнская победа имела тем большее значение, что она была первым серьезным успехом русских войск в неудачно протекавшей дотоле кампании.

Во время этой битвы Суворов, лично водивший солдат в штыковую атаку, был ранен картечью в грудь, а вскоре затем пулей в руку. Однако он остался в строю. Еще раз он под­вергся смертельной опасности, когда три турецких солдата внезапно бросились на него. Но оказавшийся поблизости гре­надер Новиков убил двух турок и обратил в бегство третьего.

Вскоре Суворов был вызван Потемкиным в осадный кор­пус, обложивший турецкую крепость Очаков Суворов рекомен­довал штурмовать крепость, так как пассивная осада не су­лила быстрого успеха, а русские войска несли большие потери от болезней. Потемкин не согласился с ним. и в конце концов Суворову пришлось уехать из-под Очакова. Впоследствии По­темкин убедился в правильности рекомендованного Суворовым образа действии: в декабре 1788 года состоялся штурм, и Очаков был взят.

Весной 1789 года Суворов был назначен в передовой кор­пус молдавской армии. С порученными ему войсками — 5 пехотных полков, 8 кавалерийских и 30 пушек — он занял по­зицию на стыке с союзной австрийской армией. Получив из­вестие о том, что сильная турецкая армия готовится атако­вать 18-тысячный австрийский корпус принца Фридриха Кобурга, он выступил на помощь союзникам. Пройдя за 28 ча­сов 50 верст, он соединился у Фокшан с австрийцами и взял в свои руки руководство. Действуя, как обычно, наступатель­но, он не стал дожидаться турецкой атаки, а сам атаковал врага. При этом удар его пришелся оттуда, откуда турки во­все не ждали нападения, потому что там тянулись болота. Су­воровские войска, проваливаясь в трясине, перебрались через болота и, обрушившись «как снег на голову» на противника, разгромили его.

В начале сентября того же 1789 года турки повторили попытку раздавить корпус Кобурга и таким образом выйти в тыл русской армии. Предвидевший этот маневр неприятеля Суворов держал свой отряд в боевой готовности. Узнав о при­ближении турок (на этот раз их было 102 тысячи), он, не теряя ни минуты, двинулся к местечку Рымник, где предстоя­ло разыграться сражению. Он вел с собою 7 тысяч человек. За двое суток было пройдено около 100 верст; утром 21 сентября русские полки примкнули к австрийцам.

И в этот раз Суворов основал свой план на том, чтобы перехватить у противника инициативу и внезапно атаковать его. Установив, что турецкая армия стоит тремя крупными от­рядами, отделенными один от другого лесами и оврагами, Су­воров предпринял 22 сентября атаку левофлангового турецко­го лагеря, затем обрушился на центр и, наконец, разгромил правофланговый лагерь. Огромная армия великого визиря Юсуф-паши перестала существовать как реальная военная си­ла. Всю тяжесть боя вынесла на себе семитысячная горсточка русских.

За эту победу Суворов получил титул графа Рымникского. Георгиевский орден 1-й степени и драгоценную шпагу.

Однако русское высшее командование не сумело использовать в должной мере Рымникскую победу и дало возмож­ность туркам оправиться. Опорным пунктом турок являлась расположенная в устье Дуная крепость Измаил. Стратегическое значение Измаила было чрезвычайно велико, поэтому турки укрепили его (под руководством французских и немец­ких инженеров) и сосредоточили в нем армию в 35 тысяч че­ловек.

В ноябре 1790 года русские войска в количестве 26 тысяч человек под начальством Гудовича и де-Рибаса обложили Из­маил. На активные операции никто не решался: шла слабая бомбардировка в надежде, что турки падут духом и выкинут белый флаг. Армия терпела лишения от холода, болезней и недостатка продовольствия. В начале декабря был созван во­енный совет, отправивший главнокомандующему на утвержде­ние свое решение — снять на зимнее время осаду и ограни­читься наблюдением за крепостью.

Однако Потемкин, избегавший рискованных предприятий, на этот раз упорствовал. Взятие Измаила было необходимо не только по военным, но и по политическим соображениям.

Потемкин решил предпринять штурм Измаила. Был только один человек, который мог справиться с такой задачей; прав­да, светлейший князь предпочитал держать Суворова в тени. потому что слава его и без того начинала иногда звучать че­ресчур громко, но теперь приходилось подчиняться обстоя­тельствам.

11 декабря Суворов получил приказ поспешить к Измаилу и принять начальство над осадным корпусом.

Даже с теми подкреплениями, которые были подтянуты Суворовым, он располагал всего 30 тысячами человек. Осад­ной артиллерии почти не было, снарядов для полевой артил­лерии — только один боевой комплект.

«Обещать нельзя», — резюмировал Суворов в донесении Потемкину свои наблюдения и тотчас начал готовить штурм.

Военная история не знала прецедентов, когда бы подго­товка такого грандиозного предприятия заняла так мало вре­мени и вместе с тем была настолько тщательна и систематич­на. Войска обучались технике штурма, беспрерывно шло заго­товление фашин и лестниц. Суворов ежедневно появлялся среди солдат, наставляя их, ободряя, внушая каждому мысль о необходимости штурма, внедряя в каждого уверенность в успехе.

Суворов пришел к решению, что наиболее подходящая для штурма та сторона крепости, которая примыкает к Дунаю. Отсюда турки не ждали удара, и укрепления здесь были ме­нее значительны. В связи с этим главный удар Суворов решил направить в эту сторону. Задача остальных колонн сводилась к тому, чтобы вынудить турок рассредоточить свои силы на всем шестиверстном протяжении крепостного вала.

Штурм был назначен на 22 декабря.

Всего восемь дней прошли с момента появления Суворова в русском лагере, но за эти дни войска преобразились. Среди солдат и офицеров парили большой подъем и готовность к подвигу.

Весь день 21 декабря происходила усиленная бомбарди­ровка крепости; с русской стороны действовало почти 600 ору­дий. Турки энергично отвечали. К вечеру канонада затихла. Так как дело происходило в период самых коротких дней, ре­шено было начать штурм за два часа до рассвета, чтобы ус­петь до вечера подавить все очаги обороны.

В ночь перед штурмом никто не спал. Начальникам было предписано оставаться при своих частях, запрещено было вы­водить батальоны до сигнальной ракеты, «чтобы людей не утруждать медленном к приобретению славы».

Суворов лично обошел фронт, вспоминая историю каждого полка, прошлые битвы, запросто здороваясь с ветеранами и ободряя молодых. Потом он вернулся в свою палатку и при­лег. Он был необычно сосредоточен, весь ушел в себя. Полу­ченное им письмо от австрийского императора осталось нерас­печатанным; он прочел его только на следующий день.

В 3 часа ночи взвилась первая ракета, и войска выступили к назначенным местам. По второй ракете они подошли к сте­нам на 300 шагов. В половине шестого утра, по третьей ра­кете, колонны двинулись на приступ.

Турки узнали о дне штурма и были наготове. «Крепость казалась настоящим вулканом, извергавшим пламя,—вспо­минает в своих мемуарах Ланжерон. — Мужественно, в стройном порядке, решительно наступали колонны, живо подходи­ли ко рву, бросали в него свои фашины, по две в ряд, спуска­лись в ров и спешили к валу. У подошвы его ставили лестни­цы, лезли нп вал и, опираясь на штыки, взбирались наверх. Между тем стрелки оставались внизу и отсюда поражали за­щитников вала, узнавая их по огню их выстрелов».

Осажденные дрались отчаянно. Они производили много­численные вылазки, тесня и опрокидывая русские батальоны.

Бойцы смешались в предрассветной мгле. Крики «ура» и «ал-ла» беспрестанно сменялись, указывая, на чью сторону кло­нится успех. Начальники колонн Мекноб, Безбородко, Львов, Марков были ранены.

Суворов расположился на кургане, зорко следя за пери­петиями сражения и беспрестанно посылая ординарней с рас­поряжениями. Резервов у него было мало, но предназначен­ный для этой цели отряд казаков он использовал с максималь­ными результатами, неоднократно выручая попадавшие в тя­желое положение части.

В 8 часов утра внешний вал был взят. Битва перекинулась в город. Каждую улицу приходилось завоевывать, каждый дом представлял собой стойко защищаемую крепость. Русская полевая артиллерия открыла огонь вдоль улиц. К 11 часам дня исход сражения определился. Русские войска со всех сто­рон надвигались на центр города, сжимая турок в железное кольцо.

Татарский хан Каплан-Гирсй предпринял отчаянную по­пытку отбросить русских. Во главе трехтысячного отряда он напал на черноморских казаков, порубил многих из них и прорвался в тыл русским полкам. Подоспевшие егери и гре­надеры ликвидировали прорыв, отряд Гирея был окружен и уничтожен.

Близилась развязка. Турок выбивали из горящих домов, из «ханов» (больших каменных строений). В одном из таких «ханов» погиб комендант крепости Айдос-Мехмед. Общий хаос увеличился оттого, что из конюшен вырвалось несколько тысяч лошадей и в бешенстве носилось по улицам.

К сумеркам сопротивление было окончательно сломлено.

В этом штурме участвовал, в качестве начальника одной из колонн, М. И. Кутузов. Суворов так отозвался о нем:

«...Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей; преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, взлез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный (в значении—превосходя­щий численностью. —К. О) неприятель принудил его остано­виться, он, служа примером мужества, удержал место, превоз­мог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов...»

Потери турок были очень велики. По приблизительному под­счету, в Измаиле было убито около 26 тысяч турок и взято в плен 9 тысяч.

Русские потеряли во время штурма около 10 тысяч чело­век. Из 650 офицеров 400 было убито или ранено.

Весть о падении Измаила произвела во всей Европе оше­ломляющее впечатление. Заседавшая в Систове враждебная России конференция держав прервала свои работы; турецкое правительство впало в уныние.

Суворов, проведший еще дней десять в Измаиле, был засыпан летевшими со всех концов поздравительными письмами.

Но екатерининская Россия еще раз зло посмеялась над ним. Ему было суждено почувствовать, что недовольство фа­ворита значит для царицы больше, чем любые подвиги полко­водца.

Явившись для личного рапорта к Потемкину, Суворов раз­говаривал с ним в независимом, гордом тоне и этим навлек на себя немилость всемогущего вельможи.

Как следствие этого, он не только не получил фельдмар­шальского жезла, на что надеялся, но вообще обидно.малую награду и в довершение был отозван с турецкого фрон­та и направлен в Финляндию для укрепления русско-шведской границы.

Снова в Польше.

В Финляндии Суворов пробыл до конца ноября 1792 года. то есть около полутора лет. За это время он создал превос­ходную систему крепостей. Затем он был переведен на юг России и назначен командующим войсками Екатеринославщины, Крыма и вновь присоединенного Очаковского района. И здесь он быстро привел в порядок инженерно-оборонительные сооружения. Но состояние духа его было очень тяжелым. За­вистники и недоброжелатели строили ему всяческие козни, клеветали на него, мешали в работе. Из создавшегося не­выносимого положения Суворов нашел выход в связи с новой войной.

В начале 1794 года русский гарнизон, размещенный в Варшаве для обеспечения прежних договоров с Польшей, под­вергся внезапному нападению. Это послужило сигналом к от­крытию новых военных действий между Польшей и Россией. На первых порах русские войска оказались бессильны спра­виться с поляками, которыми предводительствовал даровитый и решительный шляхтич Тадеуш Косцюшко.

Престарелый Румянцев, видя. что военные действия затя­гиваются, поручил — без согласования с Петербургом — Суворову взять укрепленный город Брест.

25 августа 1794 года Суворов выступил с 5-тысячным отрядом в Польшу. Нанеся поражения противнику при местеч­ке Дивин и при Крупчицком монастыре, он разбил 19 сен­тября 16-тысячный корпус Сераковского и занял Брест. Нане­ся еще поражение полякам у города Кобылки, Суворов подо­шел к Варшаве.

В начале ноября он взял штурмом Прагу (предместье Вар­шавы) и тем самым вынудил поляков к капитуляции.

Екатерина II произвела Суворова в фельдмаршалы; он был назначен военным правителем Польши. На этом посту он оставался год. Его обращение с поляками было чрезвычайно гуманным.

Суворов провел ряд весьма благоприятных для Польши мероприятий. Чтобы поднять курс польских денег, он велел уничтожить ставшие военной добычей кредитные билеты на сумму 768 тысяч злотых; он запретил сбор продовольствия для нужд армии под квитанции, а приказал расплачиваться наличными; строгими мерами поддерживал в войсках дисцип­лину, пресекал мародерство, охранял памятники культуры.

Деятельность Суворова в Польше свидетельствует о том, что, будучи гениальным полководцем, он обладал и крупным дарованием политического деятеля. Его методы управления в Польше методы умного и вместе с тем гуманного прави­теля. Но образ действий Суворова шел вразрез с программой прусского, австрийского и русского правительств. Положение Суворова становилось все более сложным: его постепенно от­тирали на задний план, отстраняли от участия в разрешении серьезных вопросов, отменяли отданные им распоряжения.

В октябре 1795 года Суворова отозвали в Петербург. Его встретили с небывалым почетом; но любезности не могли скрыть глубокой трещины, столь резко проявившейся в течение последнего года. Впервые за все время, казалось, созрел почва для прочного примирения правящей верхушки с преста­релым фельдмаршалом: нельзя не. оценить его услуг, нельзя не считаться с популярностью его в армии и в Западной Евро­пе. Ничто не мешает, по-видимому, укреплению отношений императрицы с ее лучшим военачальником. Но тут-то обнаружи­вается органическая невозможность этого: Суворов по-иному мыслит, он не может попасть в тон екатерининского двора. Главное, он этого не хочет. Придворная карьера не прельщает его. Более того — он открыто высказывает презрение к нра­вам двора, к процветающим там неискренности, угодничеству и утомительному веселью. Его независимые суждения, его дея­тельная энергия служат олицетворенным укором праздным вельможам и чиновным карьеристам. Поэтому, когда проходит нужда в его поразительном таланте, становится лучше всего упрятать его куда-нибудь подальше.

Так было всегда, так случилось и на этот раз. Суворова назначили командующим одной из южных ар­мий. Весной 1796 года он выехал в город Тульчин, Подоль­ской губернии, где и устроил свою штаб-квартиру.

«Наука побеждать». Конфликт с Павлом I.

Снова, как когда-то в Новой Ладоге, Суворов с жаром отдался обучению войск.

«Всякий солдат к тому должен быть приведен, чтобы ска­зать ему можно было: теперь знать тебе больше ничего не остается, только бы выученного не забывать», — таков был лозунг Суворова в деле воспитания солдат.

Развивая мысль, высказанную еще Петром I (учить «яко и в самом деле»), Суворов всемерно старался придать вся­кому учению характер подлинного боя. Маневры происходили при непрестанной ружейной и артиллерийской стрельбе (холостыми зарядами), так что атакующие бывали густо окута­ны облаками порохового дыма.

В Тульчине окончательно оформилась и была записана знаменитая суворовская инструкция войскам: «Наука побеж­дать». Еще в Херсоне и затем на походе в Польшу Суворов приказывал обучать войска составленному им военному ка­техизису; большинство солдат знало это наставление наи­зусть. Теперь оно получило окончательную редакцию.

«Наука побеждать» представляет собою дальнейшее разви­тие и углубление «Полкового учреждения». Она построена на тех же принципах. В ней также выражена мысль о едино» связи между техническими приемами обучения и нравствен­ным, моральным воспитанием. Войскам прививаются те же идеи о необходимости порыва, энергии. Это свидетельствует о том, что сложившиеся у Суворова взгляды на воспитание и обучение поисковых кадров остались в существе споем неиз­менными. Но, разумеется, они получили гораздо более яркое и точное выражение. То, что в «Полковом учреждении» было лишь намечено, то в «Науке побеждать» обозначено со всей отчетливостью. Слог «Науки» также несравненно более ярок; но своей образности, почти афористичности он является под­линным шедевром, все и нем стремительно, легко: урви, лети, л;»ми, скачи», тяжелые раины именуются «ветрами» и т. д.

Основные положения «Науки побеждать» можно свести к следующему:

1. Огромную роль па войне играет моральное состояние поиск. Необходимо, чтобы все бойцы стремились к победе и понимали путь, которым их ведут к этой победе («Каждый во­ин должен понимать свой маневр»).

2. Победа достигается посредством наступления и разгро­ма главных сил противника.

3. Одним из важнейших условий победы является быстро­та, внезапность удара.

4. Решающую роль в сокрушений врага играет штыковая атака.

5.Обучать солдат следует только тому, что пригодится на войне. Все прочее, напрасно перегружающее солдата, надо отсечь; зато необходимому солдат должен обучиться в совершенстве («Тяжело в ученье — легко в походе»).

6. Командиры должны внимательно относиться к солдату и его нуждам.

7. Надо привить войскам внимательное, бережное отно­шение к мирному населению и пленным.

«Наука побеждать» не обременяла солдат ничем, что не вызывалось бы боевой надобностью, и в то же время давала им указания относительно всего, что могло встретиться в бою и в походе.

Вскоре, однако, все изменилось, так как в ноябре 1796 г. умерла Екатерина II, и новый император. Павел I (сын Екатерины II и Петра III), стал проводить крайне реакцион­ный курс. Опасаясь проникновения из Франции «якобинской заразы» и стремясь при помощи военно-полицейской диктату­ры задушить в зародыше революционные идеи в России, Павел прибег к самым чрезвычайным мерам. Широко раски­нулись сети тайного политического сыска. Весь уклад жизни подвергался строгой регламентации. По самым ничтожным поводам людей хватали, сажали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, били кнутом.

Тяжелее всех чувствовала гнет павловского режима армия. Была восстановлена старая прусская форма: волосы солдат поливали квасом, посыпали мукою и давали засохнуть муч­ной корке на голове; сзади к голове привязывали железный прут в пол-аршина для устройства косы, на висках приделы­вали войлочные букли. В службе завелась назойливая, мерт-г.ящая мелочность. Оторванная пуговица у одного из солдат могла свести к нулю отлично проведенные маневры.

«Солдат есть простой механизм, артикулом предусмотрен­ный», — такова была установка Павла I.

Трудно было найти более резкие противоположности, бо­лее различные системы, чем те, которые насаждались Суво­ровым в Тульчине и Павлом в Петербурге. Сосуществование их было невозможно. Они неминуемо должны были столк­нуться.

Суворов сразу занял непримиримую позицию по отноше­нию к <прусским затеям». Реформы Румянцева, Потемкина, его собственная сорокалетняя деятельность — все шло на­смарку. Русская армия отбрасывалась на полстолетия назад, живой дух в ней подменялся мертвым, механическим послу­шанием; боевая подготовка — шагистикой; национальные осо­бенности — слепой подражательностью прусским образцам. Суворов по-прежнему обращал внимание не столько на мело­чи службы и плацпарадность, сколько на боевую выучку сол­дат и офицеров, на то, чтобы войска были тепло и удобно одеты и сытно накормлены. Павел полагал, что солдат не должен мыслить. Суворов пуще всего ненавидел слепое подчинение. Павел хотел внедрить прусские порядки — Суворов отстаивал жизненность и превосходство национальных русских военных обычаев. Павел относился к солдатам, как к своего рода без­душным манекенам, — Суворов уважал в каждом солдате его человеческое достоинство.

Найти общую почву тут было невозможно.

Деспотический император поступил в своей обычной мане­ре: он решил покарать и запугать непокорного фельдмаршала. В феврале 1797 г. Суворов был уволен в отставку и вскоре после этого сослан в принадлежавшее ему отдаленное по­местье Кончанское (Новгородской губернии), под надзор мест­ных властей. Там опальный фельдмаршал прожил два года. 20

Павел I всячески преследовал его. Имя Суворова вытравля­лось из армии; идеи его подвергались гонению.

Павел все ждал, что старый фельдмаршал принесет по­винную. При всем своем сумасбродстве он понимал, какое неблагоприятное впечатление производит ссылка Суворова не только в России, но и за границей. Видя вокруг лишь покор­ность и поклонение, Павел не сомневался, что и старик-фельд­маршал скоро уступит и если не присоединит прямо своего голоса к хору восхвалений, то выразит хотя бы согласие вер­нуться в ряды армии на вторые роли.

Но время шло, а Суворов не сдавался.

Передовые люди тогдашнего русского общества с восхи­щением следили за неравной борьбой опального фельдмарша­ла с деспотическим монархом. Г. Р. Державин писал по этому поводу:

Смотри, как в ясный день, как в буре

Суворов тверд, велик всегда.

Ступай за ним — небес в лазуре

Еще горит его звезда!

Хотя Павел I и держал Суворова в ссылке, но мнения кончанского отшельника живо его интересовали. Обдумывая план войны с Францией, он подослал к Суворову генерала Прево де-Люмиана, в упор поставившего вопрос о возможной войне с Францией. Суворов продиктовал в кратких чертах план кампании, суть которого сводилась к следующему: оста­вить два обсервационных корпуса у Страсбурга и Люксем­бурга, идти, сражаясь, к Парижу, не теряя времени и не раз­брасывая сил в осадах. Конечно, бесталанные военные со­ветники Павла I отвергали этот смелый, чисто суворовский план.

Бездеятельность и одиночество угнетали Суворова. К упад­ку духа присоединилось физическое недомогание. Сказывались полученные им шесть ран: в декабре 1798 года Суворов жало­вался, что «левая сторона, более изувеченная, уже пять дней немеет, а больше месяца назад был без движения во всем корпусе».

Казалось, старый фельдмаршал уже сыграл свою роль на жизненной сцене.

Но вдруг в феврале 1799 года Суворов получил импера­торский рескрипт: Павел звал его в Италию — командовать русско-австрийскими армиями, действовавшими против фран­цузов.

На полях Италии.

В конце 1798 года Россия иступил;» п составившуюся антн-французскую коалицию (Англия, Австрия, Турция, Неаполи­танское королевство).

Русский флот под командой адмирала Ф. Ф. Ушакова от­плыл и Средиземное море и занял Ионические острой;). Одно­временно было приказано снарядить двадцатитысячный кор­пус под начальством генерала Розенберга и двинуть его и Вену для присоединения к авс1рннской армии.

Встал вопрос, кого назначить главнокомандующим соеди­ненными русско-австрийскими силами? Глава английского правительства Питт выдвинул кандидатуру Суворова. Ав­стрийцы поддержали это предложение и обратились к Павлу, прося послать полководца, «коего мужество и подвиги слу­жили бы ручательством в успехе великого дела».

Польщенный просьбой иностранных правительств, Павел I послал ссыльному фельдмаршалу упомянутый выше офици­альный рескрипт, приложив к нему частное письмо с прось­бой забыть обиду и принять предложение.

Суворов немедленно выехал в Петербург. Там он был «строчен с почетом императором и с энтузиазмом всей ар­мией. В начале марта он уже был на пути в Вену.

Павел I обещал, что над Суворовым не будет на этот раз никакой опеки. Престарелый полководец решил с самого на­чала отстаивать обещанную ему независимость в ведении военных операций. Приехав в Вену, он отказался сообщить австрийцам свой план кампании, а получив план австрийского командования, просто перечеркнул его. Он всячески подчерки­вал желание сохранить полную самостоятельность, игнорируя настойчивые поползновения австрийского командования на­вязать ему свой бездарный план.

Разработанный самим Суворовым план кампании против могущественного противника отличался исключительной глу­биной и целеустремленностью и может служить прекрасным образцом его стратегии. Австрийский император ставил перед ним задачу обезопасить австрийские владения в Италии и территорию самой Австрии. По Суворов смотрел на эту зада­чу иначе: как на необходимый нсргый этап борьбы, как на подготовку решительного удара, который должен перенести военные действия к берегам Сены. Суворов имел в виду в дальнейшем организовать общее наступление на Францию.

Наступление в Италии должно было отвлечь силы неприятеля из Швейцарии и из долины Рейна и тем содействовать актив­ности союзников на этих театрах войны.

Первое сражение с французской армией, во главе которой стоял генерал Шерер, произошло в конце апреля 1799 года на берегу реки Адды. Суворов, форсируя реку на широком фрон­те, приказал наводить мосты на флангах, а затем неожиданно для неприятеля были наведены мосты в центре, и, прежде чем французы, оттянувшие свои, силы на фланги, успели опо­мниться, русская конница форсировала реку.

К этому времени стало известно, что Шерер заменен фран­цузским генералом Моро. Противником Суворова оказался энергичный и талантливый полководец.

— Мало славы было бы разбить шарлатана, — сказал Суворов, имея в виду Шерера. — Лавры, которые мы похи­тим у Моро, будут лучше цвести и зеленеть.

Не давая времени Моро стянуть к месту главной перепра­вы русско-австрийских войск свои распыленные силы, Суво­ров вслед за конницей переправил на противоположный берег реки пехотные полки. Одновременно с этим по приказанию Суворова была начата переправа войск и на других участках. Это привело к тому, что французы не только вынуждены бы­ли отступить, но целая дивизия их была отрезана и сложила оружие. Армия Суворова заняла Турин и Милан.

В июне французы предприняли решительное контрнаступ­ление. Армия Макдональда шла к Модене, угрожая австрий­скому корпусу, осаждавшему Мантую. В Тортоне она долж­на была соединиться с другой армией, которой командовал Моро.

Обе эти армии насчитывали свыше 50 тысяч человек.

Суворов же мог использовать для активных действий все­го 25—27 тысяч, так как, несмотря на его требование, ав­стрийцы отказались снять хотя бы один полк из-под Мантуп. Неравенство сил Суворова не испугало. Стремясь разбить неприятельские армии поодиночке, он пошел навстречу Макдональду.

Однако еще до появления русских войск французы атако­вали авангардный австрийский отряд генерала Отта, распо­ложенный подле Сан-Джиовано. Несмотря на упорное сопро­тивление, отряд Отта находился на краю гибели.

Но в критический момент на поле боя примчался Суворов, приведший с собой четыре казачьих полка. Начался встречный бой (эта форма боя была дотоле неизвестна). Французы были оттеснены. За ночь подоспела русская пехота, сделав необыкновенный переход: 82 километра за 36 часов. Суворов расстроил планы Макдональда. В 10 часов утра 18 июня — на берегах высохшей речки Треббии — завязалось кровопро­литное сражение. Макдональд имел (считая подошедшие к нему 19 июня подкрепления) 35 тысяч человек. Суворов — около 22 тысяч. Был момент, когда даже такой бесстрашный генерал, как Багратион, докладывал, что держаться больше нельзя. Но Суворов сам примчался к угрожаемому пункту, и дрогнувшие войска снова устремились вперед.

К исходу третьего дня боя было получено сообщение, что армия Моро подходит с тыла и ее разъезды появились уже в близком тылу. По общему мнению, оставалось только уйти, пока кольцо еще не сомкнулось. Но Суворов заявил, что не уйдет. «Мы разобьем, — сказал он, — в конце концов Мак­дональда, а затем возьмемся за Моро». Он полагал, что Моро не успеет подойти во-время к армии Макдональда. Его расчет оправдался. Макдональд, не выдержав огромного напряжения трехдневной битвы, стал отступать. Отступление перешло в бегство и обошлось армии дороже, чем сражение: за один день отступления французы потеряли 12 тысяч человек.

Армия Макдональда как реальная военная сила перестала существовать. Суворов двинулся против Моро. Но тот, узнав, что ему придется сражаться один на один с Суворовым, не решился на это и также отступил.

В августе французы предприняли новое наступление. Не­приятельскими войсками командовал теперь генерал Жубер, яркий представитель наступательной тактики. На этот раз Суворов обладал численным превосходством.

В самом начале сражения Жубер был убит.

Русские повели атаки против неприятельского центра, что­бы заставить французов израсходовать последние резервы. Добившись этого, Суворов бросил на правое крыло неприя­теля свои резервы и опрокинул его. Моро пытался организо­ванно отвести свои войска, но было уже поздно — армия его оказалась разгромленной.

Победой у Нови кампания в Италии была окончена. И вот здесь-то, когда перед Суворовым открывалась перспектива перенесения войны на французскую территорию и он уже деятельно вел приготовления к походу на Париж (через Геную—Ниццу), вдруг прибыло извещение, что австрийцы договорились с Павлом I о переброске суворовской армии в Швейца­рию, а свои войска намерены вывести оттуда.

Последний поход.

В Швейцарии сложилась трудная обстановка. После эва­куации главных сил австрийцев там оставались 27-тысячный русский корпус Римского-Корсакова и три разбросанных австрийских группировки общей численностью до 22 тысяч, которым угрожала 80-тысячная армия французов, возглавляемая опытным и энергичным генералом Массена.

Для того чтобы спасти оставленные в Швейцарии войска, Суворову нужно было, дорожа каждым часом, перевалить через Альпийский хребет.

Между тем русская армия не была готова к трудному гор­ному походу, особенно тяжелому в связи с приближением осе­ни. Не было горной артиллерии, специальной обуви и снаряже­ния, не было даже хорошей карты нового театра действий.

Суворов избрал трудный, но кратчайший путь через высо­когорный перевал Сен-Готард. Он разделил свои войска, на­считывавшие всего 20 тысяч человек, на две колонны. Одна бы­ла направлена в обход, другая, при которой остался сам полководец, пошла прямо на Сен-Готард.

На вершине перевала Суворова встретили французы. Об­рывистые обледенелые скалы, глубокие пропасти — этот рельеф местности представлял значительные трудности даже для простого восхождения армии (с обозом и артиллерией). В условиях же яростного сопротивления противника, отлично изучившего местность и использовавшего каждую складку ее для обороны, — эта задача делалась неимоверно трудной.

Ценой героических усилий русские солдаты два раза вы­бивали противника с укрепленных рубежей, но всякий раз французы переходили на новую, еще более сильную позицию.

Неожиданно над головами французов появились батальо­ны Багратиона, посланные Суворовым в обход. Французы поспешно отступили. Победа досталась дорого, но вход в Швейцарию был открыт.

Суворов повел армию к Альторфу (город на берегу Люцернского озера). Теперь предстояло самое трудное: пробиться через Урзернское уще